Читать книгу О чем молчат ангелы - Бекка Фитцпатрик - Страница 3

Глава первая

Оглавление

Колдуотер, штат Мэн

Наши дни


Я зашла в кабинет биологии, и у меня отвисла челюсть. К доске непонятным образом были прикреплены куклы Барби и Кена. Их руки были соединены вместе, одежды на телах не было, за исключением нескольких искусственных листиков, прилепленных в традиционных местах. Над головами розовым мелом было жирно написано:


Добро пожаловать в систему репродукции человека (секс)


Ви Скай, стоявшая рядом со мной, сказала:

– Именно поэтому в школе запрещены телефоны с камерами. Фото вот этого в интернет-журнале стало бы для министерства образования доказательством, что биологию нужно запретить. И тогда мы смогли бы потратить этот час на что-нибудь продуктивное – например, на индивидуальное практическое обучение у симпатичных старшеклассников.

– Неужели, Ви? – отозвалась я. – Могу поклясться, что ты весь семестр ждала этой темы.

Ви опустила ресницы и лукаво улыбнулась.

– На этом уроке мне не расскажут ничего такого, чего я еще не знаю.

– Ви? Сама невинность.

– Не так громко, – подмигнула она, тут же прозвенел звонок, и мы сели на свои места за одной партой.

Тренер МакКонахи дунул в свисток, висевший у него на шее:

– По местам, команда!

Обучение десятого класса биологии он рассматривал как своего рода побочную обязанность в работе школьного баскетбольного тренера, и все мы это знали.

– Вам, может, не приходило в голову, детишки, что секс – это больше, чем пятнадцатиминутная поездка на заднем сиденье машины. Это наука. А наука – это что?

– Это скучно! – крикнул кто-то с задней парты.

– То, по чему у меня отвратные оценки, – добавил другой.

Тренер провел взглядом по первому ряду, остановившись на мне:

– Нора?

– Изучение чего-либо, – ответила я.

Он подошел и ткнул указательным пальцем в парту передо мной.

– Что еще?

– Знание, полученное путем экспериментов и наблюдений.

Замечательно. Звучало так, будто я собиралась записывать аудиоверсию нашего учебника.

– Своими словами.

Я дотронулась до верхней губы кончиком языка и попыталась найти синоним.

– Наука – это исследование, – произнесла я так, что это прозвучало больше как вопрос.

– Да, наука – это исследование, – повторил тренер, потирая руки. – Наука превращает нас в шпионов.

Если смотреть на это так, то наука кажется почти интересной. Но я достаточно долго училась у тренера, чтобы не начинать надеяться.

– Хорошая слежка требует практики, – продолжил он.

– Как и секс, – донесся еще один комментарий с задней парты.

Мы приглушенно засмеялись, а тренер предупреждающе погрозил комментатору пальцем.

– Этого я вам сегодня на дом не задам. – Затем он снова повернулся ко мне. – Нора, вы с Ви сидите вместе с начала года. – Я кивнула, опасаясь того, что последует дальше. – Вы вместе пишете в школьный журнал. – Снова кивнула. – Готов поспорить, вы многое друг о друге знаете.

Ви пнула меня под столом. Я поняла, что она хотела этим сказать. Он даже представить не мог, как много мы знаем друг о друге. И я имею в виду не только секреты, которые обычно поверяют дневнику. Ви – мой близнец наоборот. У нее зеленые глаза, светлые волосы и несколько фунтов лишнего веса. У меня глаза серые, а волосы темные и настолько кудрявые, что бессилен любой выпрямитель. А еще ноги у меня точь-в-точь, как у барного стула. Но есть невидимая нить, которая связывает нас, – мы обе можем поклясться, что она существовала еще до нашего рождения. И мы обе можем поклясться, что она будет держать нас вместе до конца жизни.

– На самом деле, готов поспорить, что каждый из вас хорошо знает соседа по парте. Вы ведь не просто так места выбирали, правда? Близость. Какая незадача, ведь хорошие разведчики избегают близости. Она притупляет исследовательский инстинкт. Поэтому сегодня мы будем рассаживаться по новой схеме.

Я открыла рот, чтобы возразить, но Ви опередила меня:

– Что за бред? Сейчас апрель. Почти конец года. Вы не можете такое устраивать.

Тренер слегка улыбнулся.

– Я могу устраивать такое до последнего дня семестра. А если ты не сдашь экзамен, то в следующем году снова окажешься здесь и я опять буду устраивать такое.

Ви сердито посмотрела на него. Она славилась этим своим взглядом – настолько сердитым, что разве что вслух не шипит. Но у тренера, видимо, был к нему иммунитет, потому что он снова дунул в свисток и стал объяснять.

– Каждый, кто сидит слева, двигается на одну парту вперед. Те, кто сидят на первых партах, – да, в том числе и ты, Ви, – садятся назад.

Ви сунула тетрадь в рюкзак и застегнула молнию. Я прикусила губу и помахала рукой на прощание. Потом слегка обернулась, окинув взглядом класс позади. Я знала имена всех одноклассников… кроме одного. Новичка. Тренер никогда его не вызывал, и ему, кажется, такое положение вещей нравилось. Он сидел, ссутулившись, за партой позади меня, холодные черные глаза пристально смотрели вперед. Как всегда. Но мне совсем не казалось, что он сидит здесь день за днем, просто пялясь в пространство. Он о чем-то думал, однако интуиция подсказывала мне, что я едва ли хочу знать, о чем.

Он положил учебник на стол и опустился на бывший стул Ви.

– Привет. Я – Нора, – улыбнулась я.

Взгляд его черных глаз впился в меня, уголки губ чуть приподнялись. Сердце неуверенно стукнуло у меня в груди, и в это же мгновение меня словно окутала непроглядная тьма. Ощущение тут же исчезло, но я все еще пялилась на него. Улыбка его не была дружелюбной. Эта улыбка говорила о неприятностях. Сулила их.

Я сосредоточила внимание на доске. Барби и Кен смотрели на меня в ответ с неуместно веселыми лицами.

Тренер начал:

– Размножение человека может быть изматывающим…

– Фууу! – завыл класс хором.

– …предметом. Оно требует опытного подхода. Как и в любой другой науке, исследование здесь – лучший способ познакомиться с предметом. Оставшуюся часть урока мы посвятим практике – узнайте как можно больше о своем новом соседе. Завтра вы должны принести отчет в письменном виде, и поверьте мне, всю информацию я проверю на подлинность. Это биология, а не литература, так что даже не думайте ничего сочинять. Я хочу увидеть сотрудничество и командный дух.

Невысказанное «…а не то…» повисло в воздухе.

Я сидела совершенно неподвижно. Мяч был на его стороне поля – я улыбнулась, и посмотрите, что из этого вышло. Я наморщила нос, пытаясь понять, чем от него пахнет. Это не сигареты. Запах более глубокий и сильный.

Сигары.

Посмотрела на стенные часы и постучала карандашом в такт секундной стрелке. Потом поставила локоть на стол и оперлась подбородком о кулак. Затем вздохнула.

Прекрасно. Это задание я точно провалю.

Я смотрела прямо перед собой, но слышала мягкое шуршание его ручки. Он что-то писал, и мне хотелось знать что. Те десять минут, которые мы просидели за одной партой, едва ли могли дать ему возможность сделать обо мне какие-то выводы. Бросив взгляд в его сторону, я увидела, что он написал уже несколько строк и продолжал писать.

– Что ты пишешь? – спросила я.

– И она говорит по-английски, – сказал он, тут же записав это. Каждое движение его руки умудрялось быть одновременно ленивым и быстрым.

Я наклонилась к нему так близко, как только посмела, в попытке прочесть, что еще он обо мне написал, но он сложил лист вдвое, скрыв написанное.

– Что ты написал? – настаивала я.

Он потянулся за моим чистым листком, подтащил его к себе, смял в комок и, прежде чем я успела возмутиться, бросил в мусорную корзину за столом тренера. И попал.

Мгновение я смотрела на корзину, разрываясь между изумлением и гневом. Потом раскрыла тетрадь на чистой странице.

– Как тебя зовут? – спросила я, приготовившись писать.

Я подняла взгляд как раз вовремя, чтобы успеть увидеть еще одну мрачную ухмылку. Эта, казалось, подбивала меня попытаться выудить из него хоть что-то.

– Зовут тебя как? – повторила я, надеясь, что мне только показалось, будто мой голос задрожал.

– Зови меня Патч. Серьезно. Так и зови.

Он подмигнул, произнося это, и я была совершенно уверена, что он надо мной издевается.

– Чем занимаешься в свободное время? – спросила я.

– У меня нет свободного времени.

– Я думаю, за это задание будут ставить оценки, так что уж окажи любезность.

Он откинулся на спинку стула, заведя руки за голову.

– Какую любезность?

Он определенно меня провоцировал, и я стала отчаянно искать возможность сменить тему.

– В свободное время, – задумчиво повторил он, – я собираю кадры.

Я записала в тетради печатными буквами слово «фотография».

– Я не закончил, – сказал он. – Например, очень интересный экземпляр – автор школьного журнала, которая ратует за то, что истина – в натуральной пище, втайне пишет стихи и содрогается от мысли, что придется выбирать между Стэнфордом, Йелем и… как называется тот, большой, на «Г»?

Мгновение я глазела на него, потрясенная тем, что он попал в точку. Это не было похоже на удачную догадку. Он знал. И я хотела знать откуда – сейчас же.

– Но в итоге ты не попадешь ни в один.

– Почему? – спросила я, не успев подумать.

Он взялся за сиденье моего стула и притянул меня ближе к себе. Так и не решив, должна ли я сбежать и показать страх или же ничего не делать и изображать скуку, я выбрала последнее.

– Хоть ты и преуспела бы в любом из них, ты отвергнешь их все из-за того, что это штамп, символизирующий жизненные достижения. Принципиальность – твоя третья самая большая слабость.

– А вторая? – спросила я с тихой яростью. Кто он такой? Это что, неудачная шутка?

– Ты не умеешь доверять. Нет, не так. Ты доверяешь, но совсем не тем людям.

– А первая?

– Ты держишь жизнь на коротком поводке.

– Это что еще такое?

– Ты боишься всего, чего не можешь контролировать.

Волосы у меня на затылке встали дыбом, а в классе как будто вдруг сильно похолодало. В другой раз я бы просто подошла к столу тренера и попросила пересадить меня. Но я не могла дать понять Патчу, что ему удалось взволновать или напугать меня. Я почувствовала необъяснимое желание защититься и тут же решила, что не сдамся раньше него.

– Ты спишь голая? – спросил он.

Моя челюсть пригрозила отвалиться, но мне удалось ее удержать.

– Вот уж тебе я едва ли об этом скажу.

– Ходила когда-нибудь к психиатру?

– Нет, – солгала я. На самом деле я консультировалась у школьного психолога, доктора Хендриксона. Это был не мой выбор, и говорить об этом мне не хотелось.

– Нарушала закон?

– Нет. – Превышение скорости время от времени не считается. Не для него. – Почему ты не спросишь у меня что-нибудь нормальное? Хотя бы… какая музыка мне нравится?

– Я не буду спрашивать о том, что могу угадать.

– Ты не знаешь, какую музыку я слушаю.

– Барокко. У тебя все по порядку, все под контролем. Спорим, ты играешь… на виолончели? – добавил он таким тоном, словно это предположение висело в воздухе.

– Нет, – снова солгала я, но в этот раз покрылась мурашками. Кто он все-таки такой? Если знает, что я играю на виолончели, что еще он знает?

– Что это? – Патч указал ручкой на мое запястье. Я инстинктивно убрала руку.

– Родимое пятно.

– Похоже на шрам. Пыталась покончить с собой, Нора? – Его взгляд встретился с моим, и я почувствовала его насмешку. – Родители женаты или развелись?

– Я живу с мамой.

– Где отец?

– Его не стало в прошлом году.

– Как он умер?

Я вздрогнула.

– Его… убили. Уж прости, но это личное.

Настала тишина, и выражение глаз Патча словно чуть смягчилось.

– Должно быть, это очень тяжело, – его голос звучал искренне.

Когда прозвенел звонок, Патч поднялся и пошел к выходу.

– Постой, – позвала я. Он не обернулся. – Послушай! – Он уже был на пути к двери. – Патч! Я ничего не узнала о тебе.

Он развернулся и подошел ко мне. Взяв мою ладонь, он что-то написал на ней, прежде чем я додумалась ее отдернуть.

Я посмотрела на семь цифр, красной ручкой написанных на моей ладони, и сжала ее в кулак. Мне хотелось сказать ему, что его телефон сегодня определенно не зазвонит. Мне хотелось сказать, что это он виноват в том, что потратил все время, задавая вопросы мне. Мне много чего хотелось сказать, но я стояла с таким видом, словно не умею открывать рот. В конце концов я выдавила из себя:

– Я сегодня занята.

– Я тоже, – ухмыльнулся он и исчез.

Я стояла, словно приклеенная, переваривая то, что только что произошло. Неужели он потратил все время, спрашивая меня, специально? Чтобы я получила «неуд.»? Неужели он думал, что одна мимолетная улыбка его оправдает? Да, подумала я. Да, так он и думал.

– Я не позвоню! – крикнула я ему вслед. – Ни за что!

– Ты закончила статью для завтрашнего выпуска журнала? – спросила Ви. Она встала рядом, как всегда записывая что-то в блокнот. – Я думаю о том, чтобы написать о несправедливости парных заданий. Мне пришлось сидеть с девчонкой, которая только сегодня закончила курс лечения от вшей.

– Мой новый сосед, – пропустила я ее слова, показывая в коридор, на спину Патча. У него была раздражающе уверенная походка, какую обычно сопровождают линялая футболка и ковбойская шляпа. Патч не носил ни того, ни другого. Он был из парней а-ля темные джинсы – темная водолазка – темные туфли.

– Второгодник? Наверное, не особенно учился в первый раз. Или во второй, – она многозначительно посмотрела на меня. – Бог любит троицу.

– Он меня пугает. Он знает, какую музыку я слушаю. Без единой подсказки сказал «барокко», – я безуспешно попыталась изобразить его низкий голос.

– Повезло?

– Он знал… и другое.

– Например?

Я вздохнула. Он знал то, что мне и обсуждать было некомфортно.

– Как вывести меня из равновесия, – ответила я наконец. – Скажу тренеру, чтобы пересадил нас обратно.

– Давай. А я бы об этом следующую статью написала. «Десятиклассница дает отпор» или даже «Деспотия учителей получает пощечину». А что, мне нравится.

Но в конце дня пощечину получила я сама. Тренер отказался выполнить мое требование и пересадить нас. По-видимому, я застряла с Патчем.

Пока что.

О чем молчат ангелы

Подняться наверх