Читать книгу Лиа. Жизнь не по нотам - Бекки Алберталли - Страница 5

– Это тебе, – говорит мама утром в четверг, когда я спускаюсь к завтраку.

Она передает мне письмо из университета Джорджии: я сразу узнаю адрес и эмблему. Конверт маленький, не такой, как те, в которых я отправляла документы. Просто обычный конверт, как раз подойдет для сообщения, что декан отзывает мою стипендию и отказывает мне в возможности учиться. Спешим сообщить, что в программу стипендиатов университета Джорджии вы были зачислены в результате технического сбоя. Согласно документам, наше отделение намеревалось принять другую Лиа Берк, у которой в жизни не такой бардак. Приносим извинения за возможные неудобства.

– Ты его откроешь или как? – спрашивает мама, облокотившись на стол. У нее накрашены глаза – она иногда красится на работу, – и это делает ее совершенно неотразимой. Глаза кажутся ярко-зелеными. Для протокола: когда твоя мама сексуальнее тебя, это отстой.

Я делаю глубокий вдох и вскрываю конверт. Мама изучает меня, пока я читаю письмо.

– Все нормально?

– Да, отлично. – Я понемногу расслабляюсь. – Просто сообщают мне о датах посещений и празднике для зачисленных студентов.

– Думаю, нам стоит сходить.

– Да зачем.

Все эти мероприятия на самом деле ни к чему. Моя мама, в отличие от мамы Саймона или Ника, не может просто взять и свалить с работы, чтобы съездить со мной в университет. Не могу ее представить во время такого визита. Я никогда не ездила на дни открытых дверей, но Саймон рассказывал, что обычно это выглядит так: родители задают вопросы, их дети сходят с ума от неловкости. Папа Саймона вообще умудрился спросить у сопровождающего их в университете Дьюка гида, не собираются ли они «подумать об обустройстве пространства для геев».

«Мне хотелось лечь и сдохнуть», – сказал тогда Саймон.

Окажись моя мама на дне открытых дверей, она сидела бы где-нибудь сзади и закатывала глаза, слушая остальных родителей. А сынок какого-нибудь богатея наверняка решил бы за ней приударить.

– Правда, не нужно никуда ехать.

– А вот мне кажется, что тебе стоит во всем этом поучаствовать, – улыбается мама в ответ. – Дай только я разберусь с работой, и поедем на весь день. Кстати, у Уэллса семья в Афинах, так что…

– Не хочу ехать с ним в университет, – говорю я с подозрением.

Она хлопает меня по руке.

– Обсудим это позже. Йогурт будешь?

– Ага. – Я зачесываю назад волосы. – И вообще я просто посмотрю, когда туда поедет Морган, и скажу, что я из Хиршей.

– Отличная мысль. И не забудь толстовку с эмблемой Технологического института, чтобы влиться в семью.

– Блестяще! После этого меня уж точно все полюбят.

Телефон жужжит. Сообщение от Саймона.

Моя. Жизнь. Отстой. Лиа. Боже мой.

– Так, мне пора, – говорит мама, оставляя на столе йогурт. – Не скучай.

Я прощаюсь с ней и снова возвращаюсь к телефону, чтобы напечатать: Вставай в очередь.

Ладно, это было смешно, – пишет Саймон, – но у меня проблема.

Что стряслось?

Три точки.

Потом: У меня голос срывается!

Чего?

Когда я пою.

Как мило.

Я ставлю смайлик с глазами-сердечками и принимаюсь за йогурт.

ЛИА, ЭТО НЕ МИЛО. ЗАВТРА ПРЕМЬЕРА. ПРОГОН ДЛЯ ШКОЛЫ ВОТ-ВОТ НАЧНЕТСЯ.

Кажется, ты нервничаешь.

ИЩЕ КАК.

*еще. Срань господня, поверить не могу, что опечатался. Да еще большими буквами, жесть, не говори Брэму АААААААААААРРРРРРГХ ОЙВСЕ

Саймон. Все будет зашибись.

Я выкидываю банку из-под йогурта и отправляю грязную ложку в раковину. Восемь пятнадцать. Пора бежать на автобусную остановку. Плевать, что на улице холодрыга. Мои бедные пальчики, печатающие сообщения, меня проклянут.

Он ни разу не слышал, как я пою, и теперь точно меня бросит.

Я не могу удержаться от смеха. Брэм бросит тебя, когда услышит, как ты поешь?

Ага, – отвечает Саймон. Так и вижу, как он нервно расхаживает за кулисами, наполовину переодетый в костюм. Школьные прогоны – это всего лишь очередные репетиции, только в костюмах, но абсолютно все пропускают занятия, чтобы на это посмотреть. Старшеклассникам даже можно не отмечаться на первом уроке. Я хотела приехать пораньше, чтобы занять место в первых рядах, откуда удобно наблюдать за Саймоном и Ником, но нужный автобус, естественно, опаздывает. Впрочем, такое случается всякий раз, когда холодает.

Он что, правда никогда не слышал, как ты поешь?

Я НЕ ПОЮ.

И тут же следом: Кроме шуток, что, если я так и буду хрипеть и меня закидают помидорами и стащат со сцены огромным кривым крюком, как в старые добрые времена??

Если это случится, – обещаю я, – непременно сниму все на телефон.

Когда я выхожу из автобуса, Нора уже поджидает меня на остановке.

– Слава богу, ты пришла. Занята? – Она нервно приглаживает свои кудри. Ни разу не видела ее такой встревоженной – даже когда одиннадцатилетний Саймон испек брауни в форме какашек и торжественно съел их у нас на глазах.

– В чем дело?

– Мартин Эддисон заболел, – медленно отвечает она, будто не веря собственным словам, и часто моргает.

– Ладно, не буду с ним сегодня целоваться.

По-моему, она меня даже не слушает.

– Поэтому сегодня он остался дома, чтобы завтра быть в форме. Это значит, у нас нет Рубена, а прогон начинается… прямо сейчас. Так что я подумала…

– Я не смогу сыграть Рубена.

– Да неужто. – Она поджимает губы.

– Нора, я отвратительно пою, и ты об этом знаешь.

– Да знаю я. Я и не предлагаю… ох. – У нее вырывается нервный смешок. – Вместо Мартина на сцену выйдет Кэл, я займу его место, а ты должна стать мной.

– Стать тобой?

– Занять место ассистента режиссера.

– Ладно. – Я выдерживаю паузу. – И что нужно делать?

Она срывается с места так, что догонять ее мне приходится почти бегом.

– Хм, смотри, я беру на себя гарнитуру, буду давать указания, – говорит она. – Тебе нужно будет следить за актерами – чтобы они находились там, где нужно, – помогать двигать декорации и вообще везде успевать. Ты же справишься, правда? Просто кричи на них. У тебя получится.

– Ты на что намекаешь?

– Только… – Она замирает на месте, чтобы окинуть меня оценивающим взглядом. – Черт. Что-нибудь черное у тебя есть? Или темно-синее? Толстовка какая-нибудь?

– Ну… с собой нет. – Я смотрю вниз, на свой сегодняшний наряд: мятно-зеленое платье без рукавов, темно-зеленый кардиган, серые колготки и золотистые берцы. На дворе День святого Патрика, что еще я могла надеть?

– Ладно. – Нора потирает щеку в задумчивости. – Ладно. Я что-нибудь придумаю. Пока иди за кулисы, кто-нибудь поможет тебе подготовиться. Огромное спасибо, что согласилась помочь.

Не припомню, чтобы я соглашалась, но Нора уже убегает по коридору прочь, а я обнаруживаю себя у дверей за кулисы. Значит, ассистент режиссера. Деваться некуда.

Внутри царит жуткий хаос. Кажется, Кэл – тайный тиран и диктатор, потому что стоило ему отлучиться, как все тут же пошло вразнос. Девятиклассники возятся с пастушьими посохами на столе с реквизитом – и посохи эти выглядят один в один как те кривые крюки из кошмаров Саймона. Двое Заросших Исмаилитов обнимаются за занавесом, Тейлор сидит на полу, закрыв глаза. Похоже, она медитирует.

Аккуратно выглянув из-за занавеса, я вижу в зале толпу полусонных школьников всех возрастов. Моя команда заняла первый ряд: Брэм, Гаррет, Морган и Анна. Пустое место в середине явно ждет меня, и это неожиданно трогательно.

– Эй! – окликает меня невесть откуда взявшаяся Нора. В руках у нее бесформенная куча ткани. – Держи. Это Гаррета, так что большую часть твоего платья она скроет. Прости за запах.

Я осторожно разворачиваю ткань, держа ее на вытянутых руках. Это темно-синяя толстовка, на груди вышита крошечная желтая куртка – эмблема чертового Технологического института Джорджии. Несмотря на это, она мне в самый раз, потому что Гаррет высокий и мускулистый. И да, она пахнет – дезодорантом «Олд Спайс», как и сам Гаррет. Теперь я чувствую себя как чирлидерша годов этак 1950-х, надевшая спортивную куртку своего парня. Как если бы кто-то заявил на меня права.

Впрочем, я стараюсь об этом не думать, а следую за Норой, которая лавирует среди всего этого балагана, на глазах превращаясь из милой девочки в генерала, который не берет пленных. Обычно она такая конфетка, а сейчас… ничего себе! Уничижительные взгляды и перекличка актеров действуют как магия: постепенно все собираются с мыслями. Нора заканчивает свой маршрут за режиссерским пультом Кэла: надевает наушники с микрофоном и начинает листать его блокнот. Какое-то время я наблюдаю за ней, потом ухожу к столу с реквизитом, где царит страшный бардак. Кругом валяются наручники и солнечные очки, на полу тоже разбросаны вещи. Собрав их, я навожу порядок.

– Внимание, пять минут до начала, – говорит мисс Олбрайт, выглядывая из-за занавеса.

Ко мне пробирается Саймон.

– Лиа, почему на тебе толстовка Технологички?

– Это Гаррета. – Когда он делает большие глаза, я спешу прояснить ситуацию: – Ты сейчас все неправильно понял, ясно? Твоя сестра настояла, чтобы я ее надела.

– Ты меня запутала.

– Забей, – улыбаюсь я. – Тебе полегчало?

– Не-а.

– Ну же…

Он поднимает глаза.

– Ты выступишь лучше всех!

Пару секунд он таращится на меня, как будто не может поверить услышанному. Господи, я что, правда такая свинья? Он же должен понимать, что я его обожаю! Да, я говорю об этом не слишком часто, но вот как-то нет у меня привычки расхаживать по школе и со всей возможной теплотой и искренностью вещать о том, насколько я ценю своих друзей. Я не Эбби. Но мне всегда казалось, Саймон знает, как я им восхищаюсь. Как это можно не заметить? Я же сохла по нему всю среднюю школу. Да-да. А что касается тех футболок с волками… Да, они стремные, но есть в них что-то сексуальное.

Он моргает, поправляет очки и внезапно расплывается в одной из своих фирменных улыбок.

– Люблю тебя, Лиа.

– Ага, ну да.

– «Я тебя тоже люблю, Саймон», – добавляет он, пародируя мой голос.

– Я тебя тоже люблю, Саймон, – послушно повторяю я, закатывая глаза.

– Симеон, – поправляет он, и в такт его словам звучит первая нота увертюры.

Кэл Прайс настолько плох как актер, что у меня нет слов.

Он помнит все реплики, но Рубен в его исполнении похож на исключительно учтивого дедушку-бухгалтера. Поет он тоже отвратительно, просто до смешного плохо, но несмотря на это держится настолько уверенно и забавно, что хочется потрепать его по щеке. Примерно такое же чувство вызывают малыши на детском утреннике. Два с минусом за талант, пять с плюсом за очарование.

Остальные актеры тоже отстают, но не все так плохо. Тейлор поет великолепно, у Саймона не срывается голос, и не совру, если скажу, что Ник возмутительно хорош в плаще снов Иосифа.

Когда спектакль заканчивается, я ловлю Саймона за рукав и крепко обнимаю. Он явно удивлен.

– Ты сыграл лучше всех, – говорю я, и он краснеет. Потом ловит мои руки, складывает их ладонями и с минуту молча смотрит на меня с улыбкой.

– Ты замечательная подруга, – сообщает он наконец.

Это заявление застает меня врасплох, настолько искренне и тепло звучат его слова.

Вереница актеров тянется в гримерки: обедать в костюмах запрещено, поэтому им нужно переодеться. Все, кроме Кэла – тот направляется к Норе. Она снимает наушники и обнимает его, по-настоящему, так что их тела соприкасаются, а Кэл шепчет что-то ей на ухо. Они так и стоят вместе, вряд ли замечая мой взгляд, но стоит Кэлу уйти в гримерку, как я оказываюсь у ее стола.

– Итак… Вы с Кэлом?..

– Молчи.

– Это было офигенно мило.

– Ничего не было. Между нами ничего нет.

– Охотно верю. Вот только у меня все встало, пока я на вас смотрела.

– Лиа!

– Просто делюсь наблюдением.

Она неразборчиво бурчит и прячет лицо в ладонях, но я замечаю улыбку.

– Привет. – Кто-то легонько бьет меня по пятке. Обернувшись, я вижу Брэма. – Мы хотим съездить куда-нибудь на обед. Хотите с нами?

Нора качает головой.

– Мне нельзя уходить. Через сорок пять минут начинается следующий спектакль.

– А, окей.

– А кто едет?

– Только я, Гаррет, Морган и Анна.

– Иди с ними, Лиа, – говорит Нора.

– Не хочу вас бросать тут одних.

– Мы справимся, – улыбается она в ответ. – Кэла разжаловали обратно в помощники режиссера.

– Ничего себе. А кто тогда будет играть Рубена?

– Мисс Олбрайт.

– Уверена, ей пойдет борода.

Брэм следит за нашим диалогом с полуулыбкой.

– Так ты едешь?

– Похоже на то. – Я невозмутимо скрещиваю руки, потому что снова кажусь себе очень маленькой и хрупкой в огромной толстовке Гаррета. Наверное, это чувство знакомо всем девушкам, у которых есть бойфренд; мне не доводилось проверить на собственном опыте, но, полагаю, я права. Возникает ощущение, что ты нечто крохотное, бесценное и кому-то жизненно необходимое. Не могу решить, бесит меня это или я просто считаю, что это должно меня бесить.

Саймон и остальные разбежались по гримеркам, поэтому, попрощавшись с Норой, мы с Брэмом идем через атриум. Анна сидит на бортике возле выезда, Гаррет, бурно жестикулируя, рассказывает что-то Морган. Поймав мой взгляд, он улыбается, а стоит нам подойти ближе, ловит за рукав:

– Вижу, ты теперь поклонница Технологички?

– Да иди ты. – Я улыбаюсь в ответ, внезапно осознав, что могла бы уже давно снять его толстовку. – Полагаю, ты хочешь получить свою кофту обратно.

– Но у тебя такой уютный вид.

– Э-э?..

На его щеках проступает легкий румянец.

– Я неправильно выразился. Не уютный. – Он нервно сглатывает. – Она тебе идет.

– Мне идет? – прищуриваюсь я.

– Ну да.

Я стягиваю толстовку, комкаю и сую ему в руки.

– Засранец ты, Гаррет.

Он ловит толстовку, с улыбкой морща нос, и я понимаю, что он вообще-то довольно милый: светлые волосы, ярко-голубые глаза, россыпь веснушек на носу. У меня все щеки усыпаны, а у него их немного, и выглядят они мило, и нежно, и забавно. Внезапно я вспоминаю, что Гаррет играет на фортепиано, хотя пальцы у него совсем не похожи на пальцы музыканта: длинные, да, но мясистые. Сейчас он сжимает ими толстовку так крепко, будто пытается удушить.

– На что ты смотришь?

Я слышу напряжение в его голосе и поднимаю взгляд.

– Ни на что.

Брэм прочищает горло.

– Так, ребята, как насчет «Рио Браво»?

– О да, детка, – тут же соглашается Гаррет, потом замолкает и косится на меня. – А ты туда хочешь?

– Отличная идея.

– Поехали уже. Вперед, я за рулем. – Морган подхватывает меня под руку. Я в свою очередь ловлю под руку Анну и в этот момент чувствую себя абсолютно счастливой. Саймона и Ника я люблю всем сердцем – как и остальных ребят, но Морган и Анна – это что-то. Мы с ними на одной волне. Это не означает, что нужно всегда и во всем друг с другом соглашаться; например, Морган любит смотреть аниме в дубляже (еретичка!), а Анна считает Мамору Чиба[5] «не особо привлекательным». Но все остальное время мы как будто мысли читаем. Если Тейлор опять строит из себя диву на репетиции, нам даже не нужно смотреть друг на друга: синхронно мысленно закатывать глаза у нас получается и без этого. В седьмом классе мы неделю пытались убедить всех, что на самом деле сестры – и это несмотря на то, что Анна наполовину китаянка, Морган – еврейка, а я одна в обхвате больше их двоих вместе взятых.

Но самое главное – я всегда могу на них положиться. Как и они на меня. Когда в прошлом году Анна подцепила желудочный грипп, мы с Морган разыграли для нее потасовку в столовой, которую она пропустила. В седьмом классе Морган устраивала акцию протеста против расистской пьесы на День благодарения, и я нарисовала для нее пятьдесят шесть плакатов. Сейчас, когда Ник и Саймон отправились в далекую и загадочную Страну Отношений, мы с Морган и Анной прикалываемся над ними. И плевать, что им нравится Journey, они все равно мои самые лучшие подруги.

– Где твой рюкзак? – неожиданно спрашивает Морган.

– В шкафчике, а что?

– Пойдешь забирать?

– А мы что, не будем потом возвращаться сюда?

Вот вам еще одна страшная правда: я ни разу не прогуливала школу. В прошлом году, пока мы с Саймоном и Ником были в ссоре, я просидела пару уроков в кладовой музыкальной комнаты, но из здания-то я при этом не выходила. Не поймите меня неправильно: все вокруг прогуливают, и ладно, просто лично меня эта идея заставляет нервничать. Отчасти потому, что я не хочу подвергать риску свою стипендию, отчасти… Трудно сказать. Может, я просто альфа-ботан.

– Лиа, не волнуйся, – убеждает меня Морган. – Я уже делала так. Даже Брэм прогуливал уроки.

Покосившись на Брэма, я вижу, что он смущенно улыбается.

Если я собираюсь ступить на путь прогульщика, сегодня идеальный для этого день. Учителя решат, что я пропускаю третий и четвертый уроки, потому что смотрю репетицию мюзикла. Если подумать, я бы все равно отсутствовала до конца дня, потому что пришлось бы подменять Нору – никто же не знает, что актерская карьера Кэла закончилась, не начавшись.

– Так что? – спрашивает Морган.

– По рукам. Едем, – киваю я.

Машина Морган – блестящая модная «Джетта» – даже пахнет так, будто только что из салона. Родители подарили ее на восемнадцатый день рождения Морган, так что тут есть GPS, спутниковое радио и даже небольшой экран, который показывает, не рискуешь ли ты задеть что-нибудь на задней передаче. И новая она или нет, но на заднем стекле уже красуется наклейка с логотипом университета Джорджии.

Я занимаю место рядом с водителем, не сомневаясь, что Гаррет с высоты своих шести футов двух дюймов[6] меня проклянет. Но он невозмутимо усаживается посередине заднего сиденья, наклонившись вперед и положив руки на подголовники. В результате я то и дело задеваю волосами его пальцы. Иногда мне кажется, Гаррет заранее прикидывает, как бы так сесть или встать, чтобы заставить окружающих чувствовать себя неловко, – а потом занимает именно это положение.

– Проезжаем охрану, – говорит он. – Улыбаемся и машем. Пусть думают, что нам можно покидать территорию школы.

– Гаррет, старшеклассникам и так можно это делать.

– Что, серьезно? – Вид у него удивленный.

Морган ползет к воротам. Она водит так, будто прилетела к нам с другой планеты и до сих пор не может оправиться от ужаса, так что мы движемся со скоростью улитки, так резко останавливаясь под знаками и на светофорах, будто они появляются из ниоткуда. Я включаю музыку: мрачноватый фолк, песню я не знаю, но она мне скорее нравится. Да, нравится: она милая, но при этом выворачивает наизнанку душу, а солистка поет так, будто ей знакомо это чувство.

– Чья это песня? – спрашиваю я.

Морган тормозит перед очередным красным светофором.

– Ребекка Лоэб. Обожаю ее.

Вчера она обожала Don’t Stop Believin’, так что это без преувеличения прорыв в ее личной музыкальной истории.

– Морган, ты официально помилована.

Мы доползаем до «Рио Браво», вываливаемся из машины и торопимся внутрь. Я расправляю плечи и стараюсь держать спину прямо. Вряд ли кто-то вообще заметит, но мне не хочется выглядеть подростком, который прогуливает школу, пускай даже так и есть. Администратор проводит нас в большую кабинку в конце зала, официант сразу же приносит кукурузные чипсы, и мы заказываем напитки.

Гаррет наклоняется ко мне.

– Дай угадаю: ты будешь колу.

– Возможно, – улыбаюсь я.

Брэм и Анна переглядываются.

– Она будет колу, – говорит Гаррет.

– Прости, но я и сама справлюсь. – Я широко улыбаюсь официанту и прошу: – Колу, пожалуйста.

Я не шучу, но остальные смеются. Даже Гаррет.

– А ты забавная, Берк, – говорит он.

Покраснев, я поворачиваюсь к Морган.

– Слушай, хотела спросить: а ты поедешь на день открытых дверей и встречу абитуриентов?

– Я собиралась спросить тебя о том же. – Морган расплывается в улыбке. – Мы уже обсуждали это с Эбби, решили, можно было бы съездить туда втроем на весенних каникулах. Она с тобой уже советовалась?

Хм. Эбби. Так вот о чем она хотела поговорить. Я прочищаю горло:

– Уверена, твои родители тоже захотят поехать.

– Точно захотят. Но я съезжу два раза, мне все равно.

– Вы двое – и Эбби? – удивляется Анна. – С каких пор вы друзья?

– Мы всегда дружили, – удивляется Морган.

– Да, но не так близко, чтобы организовать совместную поездку на весенние каникулы. – Анна поджимает губы, и я начинаю неловко ерзать на стуле. Она всегда странно себя ведет, когда речь заходит о колледже, и я теряюсь, не знаю, что сказать. С одной стороны, все понятно: она не с нами. С другой – сомневаюсь, что она стала бы даже пытаться подавать документы в университет Джорджии – у нее только Дьюк на уме, еще с десятого класса.

– Анна-Банана, – дразнюсь я. – Мы же не пытаемся заменить тебя ею.

Она в ответ морщит нос.

– У нее даже букв в имени столько же.

– Да, но она все равно не ты. – Морган обнимает ее за плечи.

И это правда. Эбби никогда не войдет в наш круг. Когда-то, давным-давно, я думала иначе: после ее переезда сюда мы много времени проводили вместе.

И когда я говорю «много», я действительно имею в виду много. Настолько, что моя мама уже начала задавать вопросы, весело поблескивая глазами. Разумеется, ни о чем таком речи не было. Эбби возмутительно гетеросексуальна. Она из тех людей, кто смотрит «Сейлор Мун» в святой уверенности, что Харука и Мичиру не больше чем близкие подруги, а песни Троя Сивана[7] посвящены девушкам.

Впрочем, сейчас не время думать об Эбби. Я некоторое время задумчиво таращусь на миску с чипсами, потом меняю тему:

– И что мы будем делать дальше?

– Я работаю над проектом, – отвечает Брэм.

– Над каким?

Он краснеет и пытается сдержать улыбку.

– Над приглашением на выпускной.

Спустя полтора часа Анна, Гаррет и Морган смотрят аниме у нее в гостиной, а мы с Брэмом сидим на кухне, поглощая приготовленные в микроволновке сморы[8].

– Это ты натолкнула меня на эту идею, – рассказывает Брэм.

– Я?

Он кивает на мой телефон.

– То фото, что ты мне показала…

– Ты придумал приглашение, стилизованное под бат-мицву Морган? Если да, то идея шикарная!

– Хорошая попытка, но нет, – усмехается он. – Если честно, я еще и сам не знаю. И поэтому мне нужен твой совет.

– Какой именно?

– Вспомни все самые неловкие моменты Саймона. – Он откусывает от своего смора, и маленький кусочек зефира прилипает к его губе.

– Ты же понимаешь, что тогда мы тут останемся до завтра?

– Я готов, – смеется он в ответ.

– Еще один вопрос, не по теме, но я должна выяснить: ты в детстве называл «печенье Грэма»…[9]

– «Печеньем Брэма»? – Он снова улыбается. – Вероятно. Совершенно точно.

– Прекрасно!

– Я сделаю себе еще один. Ты будешь?

– Разумеется. – Я пощипываю подбородок. – Ладно, значит, Саймон.

– Саймон.

От того, как Брэм произносит это имя – каждый его слог, – у меня в груди что-то сжимается. Как будто он дорожит каждой буквой. Это очень мило и все такое, но я ловлю себя на том, что иногда завидую: не только Саймону и Брэму – парочкам вообще. И дело не в поцелуях и прочем. Просто – представьте себя на месте Саймона. Представьте, что проживаете каждый день, точно зная, что кто-то дорожит вами. Это, наверное, лучшее во влюбленности: чувство, что вам есть место в мыслях другого человека.

Я гоню от себя эту мысль.

– Так. Фото в джинсовых шортах ты видел?

– То, где он на каминной полке? – Брэм возится на другом конце кухни, но я все равно вижу его улыбку.

– Ага. Ладно, а тот случай, когда его стошнило в восковую руку?

– Он сам мне об этом рассказал.

– Полагаю, этой историей он даже гордится. – Я прикусываю губу. – Ничего себе. Я-то думала, неловких ситуаций с участием Саймона будет море.

– Неловко вышло, да? – отшучивается Брэм. Таймер микроволновки пищит, сообщая о готовности, и какое-то время я наблюдаю, как он аккуратно собирает сморы. Не знаю больше никого, кто смог бы так бережно запечатать двумя печеньями гигантскую, вздувшуюся от жара зефирину. Когда все готово, он раскладывает их на тарелке и возвращается с ней к столу. Я уже потянулась было за новой порцией, но тут меня озаряет:

– Погоди, а ты знаешь про Саймона и «Реальную любовь»?

– Знаю, что родители заставляют его смотреть этот фильм каждое Рождество и он его ненавидит.

– Ха. Не ненавидит он его. – Я откусываю огромный кусок смора и смотрю поверх остатков на Брэма, стараясь сделать самые что ни на есть честные глаза.

– Похоже, с этим связана какая-то история, – ухмыляется Брэм.

– О да, история. История, которую написал Саймон.

Брэм уже собирается мне что-то ответить, но тут Гаррет оборачивается к нам, привставая так, что его голова показывается над спинкой дивана:

– Эй, Берк, есть вопрос. Я пытаюсь решить, что мы делаем завтра.

– Завтра?

– Мюзикл, – напоминает из своего кресла Морган.

– Да, точно.

– Ты идешь? – интересуется Гаррет.

– Да, собиралась.

Брэм и Гаррет переглядываются, хотя я не понимаю почему.

– Хочешь пойти с нами? – спрашивает Брэм. – Мы придем рано и займем лучшие места.

– Другими словами, Гринфелд не хочет, чтобы чей-то затылок заслонял задницу его парня.

Брэм только с улыбкой качает головой.

– Может, мы заранее заедем за едой, – продолжает Гаррет.

– Хорошая мысль.

– Всего лишь «хорошая»? Ах, Лиа, Лиа.

Я заставляю себя широко улыбнуться.

– Боже мой! Дождаться не могу!

– Уже лучше, – бросает он перед тем, как плюхнуться обратно на диван.

Но тем вечером мои мысли заняты не мюзиклом. Вернувшись домой, я падаю на диван с колой, и меня одолевает беспокойство. Мыслями я то и дело возвращаюсь к разговору с Морган в «Рио Браво». Эбби хочет поехать в университет Джорджии вместе с нами. Не могу сказать, что это стало для меня полной неожиданностью. Теоретически мы дружим, но из нашего потока около сотни учеников подали туда документы, и Эбби дружит с большинством из них. Она со всеми дружит. Поэтому я удивлена, что ехать на день открытых дверей она хочет с нами.

На столе вибрирует телефон, и у меня сжимается сердце.

Но это Гаррет.

Я рад, что ты завтра идешь на мюзикл, мы отлично проведем время.

Свернувшись клубочком на диване, я некоторое время смотрю на экран. Гаррет так иногда делает: присылает мне сообщения, на которые и не ответишь толком, потому что это не вопрос, а утверждение. И я никогда не знаю, как поступить. Подозреваю, я ему нравлюсь. Может, я все это выдумываю, а Гаррет просто сам по себе чудной, но бывает ужасно интересно, права ли я.

Я тоже! – начинаю набирать я, но понимаю, что между строк слишком легко прочитать что-то вроде: «БОЖЕЧКИ ГАРРЕТ ЛюблЮ ТЕБЯ ПОЦЕЛУЙ МЕНЯ ПЛИЗ». Стираю, снова тупо смотрю в экран, печатаю то же, но уже без восклицательного знака, стираю снова, сдаюсь и включаю «Корзинку фруктов»[10]. Все, что нужно знать о моем состоянии прямо сейчас: я даже сообщение парню написать не могу, не придумав себе с три короба. И это он мне даже не слишком нравится. Если бы нравился, я бы прямо тут и умерла. Покойся с миром, Лиа Берк, что скончалась от передоза неловкости.

Мне нужно отвлечься, и одним аниме тут не обойтись. Порывшись в телефоне, я нахожу какой-то фанфик и отправляюсь к себе в комнату, потому что слэшные фанфики с Драрри[11] я в гостиной не читаю. Даже когда мамы нет дома. Драрри – только в спальне. Плевать, как это звучит.

Сосредоточиться на чтении тоже не получается, и дело даже не в фике. Он-то как раз отлично написан, а Драко автору удался достаточно мерзким – и это радует; ненавижу, когда его делают сладким котиком. Простите, ребята, но он та еще сучка, что есть, то есть. И пускай в глубине души он добрый и заботливый, в случае с Драко эту заботу сначала нужно заслужить.

Именно это мне и импонирует.

Итак, отвлечься на историю не удалось, так что я закрываю файл и ставлю телефон на зарядку, а потом еще минуту шаманю, чтобы убедить его заряжаться. Кусок дерьма, а не телефон. Запустив спотифай, захожу в свой аккаунт на тамблере и просматриваю архивы. Нужно бы выложить что-то новое – или хотя бы что-то из старого поприличнее. Все они уже отсняты на телефон: я шипперю Инеж и Нину[12], Персабет[13] – поэтому на моих артах они целуются. Есть и несколько оригинальных персонажей. Пара портретов друзей, хотя эти я точно никому не покажу. Уже показала однажды – и это было ошибкой.

Я листаю фотографии, пока не нахожу карандашный набросок Беллатрисы Лестрейндж. Не самый вылизанный рисунок, но мне нравится, как схвачено выражение ее лица. А что арт небрежный – пусть, все равно у меня анонимный аккаунт. Если люди считают меня фиговым художником, так тому и быть. Они же все равно не знают, что я – это я.