Читать книгу Как я родила чужого. Реальная история - Белла Луговская - Страница 6

Очнувшись в реанимации, я как будто проснулась от обычного сна. В голове ясность. Не успев порадоваться, что никаких галлюцинаций нет, я чувствую невероятно сильную боль, которая завладевает всем телом буквально в считанные секунды. Живот как будто жгут паяльником, мышцы пресса непроизвольно сокращаются, усугубляя ситуацию. Боль сильными пульсирующими волнами отдает мне в спину, что очень напоминает схватки. Хочется кричать, но трубка аппарата ИВЛ не дает такой возможности. Поэтому я лежу и тупо смотрю как работает этот нашумевший из за КОВИД-19 аппарат. Раньше ведь мы и знать не знали про их существование. Не могу сказать сколько это продолжается, кажется бесконечно долго. Ко мне периодически подходят сотрудники реанимации, то просят сжать руку, то поднять голову. К моему большому сожалению, голову мне никак не удается поднять, а вот руки им сжимаю изо всех сил.

В итоге, на четвёртый раз, собрав всю силу воли, мне удается оторвать голову от злосчастной подушки, что вызывает очередной приступ дикой боли. Но трубку из горла мне таки убирают. Я, наконец, могу прошептать, что мне очень больно. И тогда, о чудо, получаю укол обезболивающего в ногу. Засыпаю почти мгновенно.

Ночь в реанимации так и проходит: пробуждение, боль, заветный укол и снова короткий сон.

Команда реанимации оказывается на удивление молодой и задорной. С шести утра ребята резвятся: хлопают дверьми, пьют чай и дружно бегают на перекур. Возможно, это восприятие больного воображения рисует мне такие картины, но все это кажется настолько громко, что с шести утра я не смыкаю глаз. В любом случае, я благодарю их за то, что по первому требованию, ко мне кто то подходит и делает укол. К утру на обеих ногах вырастают шишки. Поскольку уснуть больше не представляется возможным, я рассматриваю своих соседей по палате. Нас четверо, я и трое мужчин, которые также стонут и жалуются медсёстрам.

Постепенно, время приближается к полудню. Ко всем по очереди приходят их лечащие врачи. Своего доктора, в реанимации я не увидела.

Перед посещением врачей нас обтирают, перестилают белье. Любые прикосновения к телу вызывают боль и отвращение, хочется покоя. Мои соседи жалуются чуть больше обычного. Но вот приходит время и нас развозят по палатам. Моих друзей по несчастью кантуют первыми на каталки. Стеная и охая, они перебираются в позиции крабов, что могло бы быть смешно, учитывая, что все мы голые, но в тот момент нам было не до смеха. Затем пришла и моя очередь. Думаю, что я тот еще крабик)

Ощутив все стыки и неровности пола в полной мере, я оказываюсь в палате. Соседки встречают дружно, поздравляя с пробуждением от наркоза. Впереди меня ждет долгий период восстановления…

Где то через два часа, действие обезболивающих заканчивается, и адская боль вступает в свои права. Я ощущаю, как будто бы во мне разгорается пламя. Тысячи иголок вонзаются и боль не отпускает ни на секунду. В палате стоит шум. Ни о какой тишине и покое и речи быть не может. Медсестры носятся, ставят капельницы, меняют дренаж и тому подобное. Ко всему добавляется удушливый запах крови, пота, лекарств. В палате около тридцати градусов жары, но это меньшее из бед, свалившихся на меня. Я терплю сколько есть сил. С трудом, оторвав голову от подушки, прошу слабым голосом позвать Наташу, мою соседку из предыдущей палаты.

– Ну что ты, как?, – спрашивает она, едва увидев меня.

– Да так себе, если честно. Очень больно!

– Ну а что делать, надо терпеть.

– Да, я понимаю, терплю вот, только уже совсем не терпимо, – жалуюсь ей.

– Что у тебя на голове, птичье гнездо? Сегодня только первый день лежишь, как же ты будешь дальше?, – ругает меня, как маленькую.

– Да, ужас, – соглашаюсь я

– Давай я заплету тебе волосы, – решает она. Заплетает мне наверху маленькую косичку, избавив тем самым от назойливых и жарких волос, которые и в самом деле, уже запутались.

Через пару часов, я умоляю Наташу сходить к моему врачу, позвать ее ко мне. И вот, около трех часов дня, мне кажется, что я жду уже целую вечность, она приходит, замученная, выглядит не многим лучше моего, проведя несколько операций. Стоя у изголовья постели, рассказывает подробности моей операции.

Я совершенно не соображаю от боли, мне абсолютно все равно что именно и откуда у меня удалили. Ведь удалили же? Ну и пусть. Я зациклена на боли и умоляю ее дать мне обезболивающее. Она относится с пониманием и кидает мне спасательный круг в виде еще трех дней тех самых препаратов, которые я уже смогла оценить, находясь в реанимации.

О, вот и она! Ко мне подходит медсестра и делает спасительный укол. Почти сразу наступает облегчение. Из за шума и яркого света все же заснуть не получается. Чувствую себя уставшей и немного прибалдевшей от наркотика, как бы чуть чуть навеселе. Общаюсь с соседками, изучаю свое тело. Обнаруживаю у себя 4 трубки. Две из них торчат в боку, а еще мочевой катетер и трубка из носа в желудке, самая неприятная, надо отметить. Она скребет в носу и в горле при каждом вдохе и глотке воды. Пью только воду, по чуть-чуть, маленькими глотками. Понятное дело, больше ничего нельзя, да и не хочется. Помимо всего прочего, у меня есть шейный катетер для капельниц, что я успеваю оценить. В первый же день мне вводят через него кучу лекарств. Я насчитываю около шести препаратов. По идее, с таким катетером можно спать во время капельницы, но, увы, со сном у меня напряжёнка. Первый день завершается двойной порцией обезболивания, видимо, чтобы ночью не беспокоить медсестер.