Читать книгу История гангста-рэпа: от истоков до наших дней - Бен Вестхофф - Страница 3

Он грязно выражался и выглядел опасным, но именно он раскрутил образ парня из Комптона – жесткого, дерзкого, такого, кто никому не даст вытирать о себя ноги. И в итоге стал не просто популярен – он сумел по-настоящему все поменять. Из исполнителя с бодрыми треками превратился в действительно влиятельную фигуру, но не остановился на этом, а продолжил движение. Он жил на грани, да и строчки его были такими же – ничуть не менее острыми, чем жизнь. Он был сразу всем: охотником на телочек и семейным парнем, верным другом и заклятым врагом, – самым ярким воплощением жанра, который сам же и основал. В 1993-м он появился в Шоу Арсенио Холла[1], и именно в тот раз ведущий впервые произнес эти два слова:

– Встречайте, – крикнул он, – крестный отец гангста-рэпа!

Двенадцать подруг Эрика

А за восемь лет до того, в 1985-м, он был еще не Eazy-E, а всего лишь Эриком Райтом. Двадцать один год, полные карманы наличных и дури – просто еще один парень из плохого района. Единственное отличие: пока его сверстники из южного Комптона отсыпались после тусовок, Эрик просыпался пораньше. Листал Los Angeles Times, надевал белую футболку и белые носки (специально натягивал их повыше, чтобы лучше смотрелись с дорогими кроссовками). Ну и финальный штрих: темные очки фирмы Loc: солнце в те дни буквально выжигало Саус-Мюриэл-авеню – улицу, которую он называл своим домом. Соседями Райтов были небогатые семьи, но у них самих дела шли неплохо: отец работал на почте, мать в школе Монтессори. Только вот Эрик был на предков совсем не похож и впрягаться в работу не спешил.

Каждый раз, перед тем как выйти из дома, он запихивал в носок толстенную пачку купюр.

«Он вечно таскал тысячи по две прямо в носке, – говорит Арнольд «Бигг Эй» Уайт, друг детства Эрика. – Заначек у него была куча. Что-то хранил в родительском гараже, пару долларов носил в кармане джинсов Levi’s. Но главная заначка была в носке. Если бы к нему подошли на улице и достали нож, он запросто вывернул бы карманы: а чего? – там же только какая-то мелочь!»

Рэп в те годы набирал обороты. Иногда в голову Эрику приходили мысли, которыми он ни с кем не делился, держал их при себе. То, чем он занимался по вечерам, требовало сосредоточенности. Конечно, Эрик был не самым крупным дилером на районе, но дела шли неплохо. Крэк завоевывал Лос-Анджелес. Попробовать новинку хотелось всем: толстым теткам с детьми, старым хиппи со стеклянными глазами – всем. Люди толпами приезжали в Комптон издалека, лишь бы ухватить товар.

Очень скоро улицы просто утонут в крэке, но тогда все только начиналось. Растерялась даже полиция: совсем новая штука, без вкуса, без запаха, без предыстории. «Тебя могли застукать с пакетом, а в итоге просто погрозить пальцем и отпустить», – говорит Марк «Биг Мэн» Рукер, дилер и партнер Эрика.

Денег эта новая штука приносила не просто много, а очень много. Парни с улиц хвастались золотыми цепями и покупали себе крутые тачки. Но чем больше денег начинало крутиться, тем опаснее становился бизнес.

«Парни желали занять как можно больше территории, – рассказывает Винс Эдвардс, рэпер из Комптона, также известный как CPO Boss Hogg[2]. – Один квартал – мало, два квартала – мало, умерять аппетиты никто не собирался».

Сам Эрик не употреблял. Более того, даже не пил. Друзьям говорил, что ему не нравится привкус солода в виски, но на самом деле просто понимал, что трезвый ум дает ему преимущество. Росту он был невысокого и, разумеется, из кожи вон лез, чтобы, несмотря на это, люди воспринимали его всерьез. Деньги на шмотки у него были, но напоказ он ничего не выставлял, соблюдал осторожность.

«Тачки у него вечно скрипели, одевался черт знает как, ну и все такое», – говорит Лоренцо Паттерсон, сосед Эрика, который позже станет членом N.W.A. под псевдонимом MC Ren.

Эрик старался держаться в тени, особо светиться не желал. Сесть и поболтать с ним по душам у вас бы уж точно не вышло. За его темными очками прятались глаза без единого проблеска добродушия. Он был закрытый парень – вечно настороже. Так и жил – мало кому доверяя.

Вот только в смысле телочек ограничивать себя не собирался. Его девушка Дарнеттра родила мальчика, которого назвали тоже Эриком, в честь отца. Потом она забеременела еще раз, и ровно тогда же Эрик завел себе еще одну подружку. Ее звали Линда, и она тоже очень быстро ему родила. «У меня гарем, ведь я Eazy-E, – позже зачитает он в одном из треков. – Думаешь, у тебя много телочек? У меня их больше в разы»[3].

Еще некоторое время спустя он стал встречаться с Джойс. Ребенок родился и у нее (уже четвертый по счету), мальчика назвали Дерек. К моменту его рождения Эрику было двадцать три. Джойс пыталась приучить его хранить верность, но выходило не очень. Она так часто заставала Эрика с иными девушками, что стала называть его член «общественным». Даже как-то раз в разгар ссоры швырнула ему в голову ланч-бокс.

Позже он станет встречаться с Трейси Джернагин. И все повторилось: к моменту, когда она забеременеет, выяснится, что ребенка от Эрика ждет еще одна его подружка. Трейси была в ярости. «Я буквально от всех слышала: как же так? Парень вроде твой, а ребенка от него ждет какая-то телка», – вспоминает она.

Со своим давним приятелем Марком Рукером Эрик устроил что-то вроде марафонского забега: а вот сколько девушек родят тебе по ребенку? Победа в итоге ему и досталась: десять девушек, больше дюжины детей.

Эрик покупал Трейси дорогие подарки: часы Gucci, новая тачка Acura Legend. Как-то она пришла домой, а Эрика нет. Было ясно, что прямо сейчас он где-то ей изменяет. Трейси вышла из дому, села за руль. Идея состояла в том, чтобы как следует разогнаться и въехать в бок тут же припаркованной новой тачки Эрика – BMW 750iL. «Пусть это будет первое, что этот сукин сын увидит, когда вернется!» – орала Трейси.

План был яркий, но провалился. Пока Трейси сдавала задним ходом, машину стало немного заносить, а тут еще повыскакивали соседи, да и перед глазами все плыло. В общем, Трейси сама позвонила сестре Эрика и попросила ее забрать.

Истоки

Детей Эрик Райт баловал: регулярно возил их в Диснейленд или обедать в Chuck & Cheese’s, где стояла куча игровых автоматов. «Когда мы отправлялись вместе провести выходные, то ехали обязательно все дети, – вспоминает Эрик Райт-младший. – Народу набиралась целая куча, и для нас это была лучшая тусовка, которую только можно вообразить».

Веселиться Эрик любил. Мог налить в мышиную норку на заднем дворе смесь для розжига барбекю, а потом щелкнуть зажигалкой и хохотать, глядя, как бегают горящие грызуны. Или распихать по карманам пакеты крэка и дразнить местных наркоманов: «Эй, смотрите, что у меня есть! На что вы готовы, чтобы я с вами поделился?» Он смотрел на них и смеялся в своей странной манере, почти не открывая рта. Это было и смешно и страшно одновременно. «Лично мне его голос всегда казался безумным, – говорит MC Ren. – Вроде бы всего лишь зовет кого-то: “Слыыыышшшшь, чувакккк!” – да только голос был таким низким, что по спине сразу начинали бегать мурашки».

Перед тем как начать продавать, Эрик пробовал поработать, числился на бесперспективных должностях. Например, на почте, как его старик-отец. Даже прошел там все необходимые тесты. Однако эта жизнь была не для него. «Ненавижу работать на чужого дядю», – повторял он. Его семья не была богатой, но и в полную нищету они уж точно никогда не проваливались. Родители всегда учили его быть активным и предприимчивым. Вряд ли они предполагали, что он выберет карьеру продавца наркотиков.

Он знал, чего хочет, и в методах не стеснялся. Поэтому, когда дело дошло до торговли наркотиками, не облажался. Работал только с теми, кого знал лично. По утрам заглядывал в тайник с кокаином в гараже. Затем залезал в свою Chevy Caprice – бордовую, с белой крышей, длиной с хороший катер. Салон он украсил зеркалами и называл машину «хрустальным замком». Тачка была не единственной: за следующие годы у него появились еще и большой Nissan с кузовом, розовый Suzuki Jeep и Volkswagen Käfer[4], у которого на заднем стекле было написано The Freaks Come Out At Night[5], – так называлась одна из самых известных песен Whodini.

Он садился за руль и доезжал до перекрестка Атлантик-Драйв с Ист-Колдуэлл-стрит – всего в миле от дома. Район контролировала банда Atlantic Drive Compton Crisps, а соседние кварталы – Neighborhood Crips, Kelly Park Crips и Southside Crips. И всем им хотелось развивать свой крэк-бизнес. «Это была настоящая пороховая бочка», – вспоминает CPO Boss Hogg.

Банда The Crips[6] была основана в 1969-м. У истоков стояли два приятеля: Рэймонд Вашингтон и Стэнли «Туки» Уильямс. Сперва план состоял в том, чтобы всего-навсего выжить в районе, который контролировало местное хулиганье. «Мне казалось, что я могу очистить местность от всех этих, ну, вы знаете, мелких шакалов, – говорил Уильямс. – Но вышло все, разумеется, наоборот. Слишком уж быстро мы сами превратились в тех, кому собирались противостоять». В 1979-м Уильямс был обвинен в убийстве и приговорен к смертной казни. А Вашингтона в том же году застрелили прямо на улице. Один из его знакомых вспоминал: «Пушки он не любил, а подраться никогда не отказывался. Так любил это дело, что мог стянуть с себя рубашку и весь день до вечера махать кулаками».

Выбрав синий в качестве «своего» цвета, в начале 1970-х банда попытались расширить влияние до самого Комптона. Но везде хватало и собственных крепких ребят. Парни, живущие в кварталах вокруг школы на Пайру-стрит, объединились, чтобы дать отпор чужакам, и создали свою банду. Во главе встали Сильвестер Скотт и Бенсон Оуэнс – считается, что они и основали банду The Bloods. Своим цветом выбрали красный – чтобы было похоже на кровь, в полном соответствии с названием.

Обе банды росли, занимали новые территории – или, наоборот, теряли, разделялись на более мелкие группировки, а главное – без конца враждовали. Это была по-настоящему жестокая война, и кровь лилась без пауз.

К моменту, когда Эрик немного подрос, Комптон был поделен на зоны между отдельными кланами The Crips и The Bloods, плюс имелось еще и несколько мелких латиноамериканских группировок. И конца у этой истории не предвиделось. Работы в городе все равно не было, дети росли без отцов, мир за порогом дома казался смертельно опасным. Так что единственный способ найти себе применение как раз и состоял в том, чтобы вступить в банду. Которая взамен давала тебе деньги, друзей, чувство локтя, приключения, смысл жизни, ну и вообще все, что нужно для того, чтобы считать, будто живешь правильно. Подростки валили в банды толпами. В 1984-м среди членов группировок было зарегистрировано двести убийств, три года спустя уже пятьсот; а всего к началу 1990-х в США в бандах состояло больше ста тысяч человек.

Сложно сказать, к какой конкретно группировке The Crips принадлежал Эрик. Отношения он поддерживал с парнями, которые контролировали самые разные районы. Кокаин через него поступал бесперебойно, цена устраивала. Реальным членом банды он так и не стал. Как и все на районе носил синее, но на стрелки не ездил, и отношения со всеми старался выстраивать ровные. Война была не его стихией: Эрик желал всего лишь торговать. Его, если что по-настоящему и волновало, то лишь бабки.

Здание, возле которого работал Эрик, называлось так же, как улица: Атлантик-Драйв. Типичный многоквартирный дом, но чтобы толкать дурь – лучше и не придумаешь. Улица из двора отлично просматривалась. Неожиданно выскочить копам было просто неоткуда. Так что ассортимент тут был чуть ли не лучший на районе: от крэка до банальной марихуаны. Делали все тихо: подошел – заплатил – получил – исчез. Употреблять на месте не разрешалось: торговля не должна была мешать людям, у которых в этом здании квартиры. В общем, идеальная торговая точка.

В этом бизнесе были свои правила – точно так же, как в любом другом. Невозможно было торговать и не быть связанным с бандами. «Все были связаны со всеми, – рассказывал рэпер J-Dee, который торговал в том же Комптоне, но чуть дальше, на Пуансеттиа-авеню. – Чтобы созваниваться, таскали такие, помните, огромные телефоны, которые весили, как кирпич. Ты суешь телефон в задний карман джинсов, а он такой тяжеленный, что джинсы начинают медленно сползать с задницы».

Товар дилеры хранили в специальном тайнике. Присматривали за ним специально нанятые наркоманы. Платили им непосредственно товаром – в среднем грамм крэка в день. «Мы их называли хранителями очага, – вспоминает J-Dee. Никаких мук совести по поводу того, чем занимался, он не испытывает: – С какой стати? Никто же не заставлял этих ребят у нас покупать».

Известен J-Dee стал как участник Da Lench Mob, – группы Айс Кьюба[7]. А так вообще-то был просто уличным барыгой. Продажа была непосредственно из рук в руки, а все, что заработал, прятал под стельку кроссовки («Кто станет там искать?»). Он с удовольствием вспоминает, как заработал однажды тысячу баксов: «Я умудрился донести до дома всю сумму и, несмотря ни на что, остался жив».

Эрик работал совсем иначе. Дел с кем попало он не имел. Продавал партиями и только клиентам, с которыми был знаком. Вы отправляли ему на пейджер свой номер телефона. И если номер казался Эрику знакомым, то он перезванивал с рабочего телефона. Каждый покупатель должен был знать коды. Например, чтобы купить самую мелкую партию, на пейджер нужно было отправить цифру «8». Смысл в том, что такой пакет содержал как раз одну восьмую часть унции. Правда, чтобы получить половину унции, отправить нужно было уже цифру «12», и вряд ли кто-нибудь сможет объяснить вам почему.

Если что-то шло не так, больше дел с этим человеком Эрик не имел. Одна ошибка, и все. Любая поблажка могла обрушить всю отлаженную систему. Парни, которые торговали в Комптоне, дурака не валяли. Эрик прекрасно помнил, что случилось с Хорасом Батлером.

Открытие Эльдорадо

Хорас Батлер был старшим кузеном Эрика. Выглядел он так, что на нечеткой фотке можно было спутать с Buffy из The Fat Boys[8]. В школе за лишний вес его постоянно дразнили. «Ну, и ему просто пришлось стать суровым, – рассказывает его друг Марк Рукер. – Если ты толкнул его или, там, поставил подножку, то в ответ он не улыбался, а лупил тебя со всей дури».

Жил Хорас неподалеку, на Пуансеттиа, и был для Эрика чем-то вроде наставника. Он был жестким и несговорчивым, но на тех, кого Хорас считал «своими», это не распространялось. Эрику он помогал с самого начала. Еще подростком тот бегал по его поручениям: Батлер обо всем договаривался, а Эрик отвозил товар.

Из старшей школы Эрик к тому времени ушел, но о наркотиках не знал почти ничего. Куда больше его интересовали ворованные тачки. Ну и вообще кражи со взломом. Таскал он с приятелями в основном цветные телевизоры и видеомагнитофоны. «Один такой украденный телек даже пытался подарить маме», – смеясь, вспоминает Бигг-Эй. Но в торговле дурью Эрик не разбирался совершенно. Так что здорово удивился, когда весной 1984-го Батлер пригласил его прокатиться.

Тачка у кузена была что надо: яркий GMC-пикап с кучей хромированных деталей и внедорожными шинами. На самом деле хозяином числился не сам Батлер, а другой парень, только к тому времени он уже сел в тюрьму. Некоторое время бесхозная тачка просто пылилась на перекрестке. Красть ее никто не пожелал: салон был битком набит пакетиками с травой – тормознут за превышение скорости, и сразу отправишься за решетку по обвинению в хранении в особо крупных. Но Батлеру было на это плевать. Вместе с Эриком они некоторое время петляли по городу, а потом, убедившись, что лишних глаз нет, Хорас тормознул у брошенного здания. Из-под стены вытащил пакет из продуктового магазина. Внутри лежала куча наличности. Толстые пачки долларов, туго перетянутых резинками. «Пригляди за ними ради меня», – сказал Батлер. К чему этот разговор, Эрик не понял, но, разумеется, согласился.

В те дни Батлер вообще вел себя странно. Рукер рассказывает, что на той же неделе совсем рядом с их точкой на Гленсой-стрит у себя в гараже повесился их общий приятель Эмиль Мозес. Пока полиция и парамедики осматривали тело, толпа молча наблюдала. Батлер с Рукером тоже смотрели, а когда труп унесли, просто вернулись к делам.

– Ты как вообще? В порядке? – спросил напоследок Рукер.

– Не, – ответил Батлер, щурясь по сторонам. – Не в порядке.

– Не в порядке?

– Ложусь на дно. Хочу взять перерыв.

– С чего это?

– Дела сейчас принимают не тот оборот.

Они должны были встретиться на похоронах Эмиля. Рукеру предстояло нести гроб, и ради этого он даже взял напрокат костюм. Но Батлер не пришел.

Несколько дней спустя Хорас ехал по шоссе № 10 в сторону центра Лос-Анджелеса. Дело было ночью, рядом с ним в салоне сидел пассажир. Когда машина остановилась на светофоре, пассажир семь раз выстрелил в водителя, а затем выпрыгнул из машины.

Батлер умер мгновенно. Пикап начал медленно сдавать назад и остановился, лишь когда уперся в столб. Кем был пассажир? Почему он решил убить Хораса? Из-за денег? Из-за машины? Из-за наркотиков? Всего через несколько дней после похорон Мозеса по улицам Комптона прошагала следующая похоронная процессия. И по Эрику смерть Батлера ударила сильно.

«Мы проводили вместе почти все время, – рассказывает он. – Только той ночью мне пришлось уехать, чтобы помочь матери. Лишь поэтому я с ним и не был. А так, скорее всего, лежал бы мертвый рядом».

Дальше все завертелось быстро. Эрик еще раз сходил к тайнику кузена. Деньги были на месте, а еще в тайнике лежал кокаин. Весь запас, аккуратно завернутый в целлофан. Это было эльдорадо. Кокаина тут было на десятки тысяч. Оставалось только сообразить, что со всем этим делать.

И он засучил рукава. Когда Рукер в следующий раз заскочил к Эрику, то обнаружил его сидящим перед плитой и пытающимся приготовить крэк.

– Мужик, откуда у тебя все это? – спросил Марк.

– Я ездил за деньгами и нашел кокс.

Рукер видел, что Эрик ни черта не смыслит в делах. Он подцеплял кончиком ножа немного порошка и спрашивал:

– Это же где-то на двадцатку, да?

– Нет, черт возьми! Это не меньше, чем баксов на шестьдесят.

Рукеру пришлось учить его самым банальным вещам. И скоро он сам стал закупаться у Эрика. Цены были великолепны: тысяча за унцию (у остальных унция стоила не меньше полторашки). Кроме того, Эрик мог дать немного товара в долг: на первых порах он совсем не жадничал, ведь кокаин достался ему по наследству, совсем-совсем даром.

Это был 1985 год. Дела у Эрика неожиданно пошли в гору. Теперь у него была куча денег – ни шмотки, ни тачки, ни телочки проблемой больше не были. И все же он не был доволен. В глубине души Эрик знал, что эта жизнь не для него. Поэтому деньги он решил потратить совсем не так, как все предполагали.

История опасного города

Серые будни Комптона не были похожи на ту гангстерскую жизнь, что показывал Голливуд. В светлое время суток в середине 1980-х город, лежащий примерно в десяти милях южнее центра Лос-Анджелеса, мало отличался от типичного района для среднего класса. Комфортные, выкрашенные в веселенькие цвета одноэтажные домики с решетками на окнах, просторным двором и тяжелыми железными заборами. Подростки на великах, все опрятно одеты, грязной работой занимаются только черные (или на худой конец коричневые). Когда темнело, молодежь на своих пикапах Suzuki устраивала гонки с денежным призом. Черта с два вы догадаетесь, что перед вами «горячая точка».

Но она была именно горячей. Проблемы, будто удав, сжимали городу горло. Отсутствие работы. Растущая бедность. Нечем платить за систему здравоохранения, а значит, люди умирают раньше и чаще. Как итог: процветали в Комптоне только банды. В 1970-х Никсон подписал Закон о комплексной занятости. Благодаря этому закону люди, оставшиеся без средств, могли рассчитывать на участие в благоустройстве района и первое время получать хоть какие-то деньги. Но в 1982-м Рейган отменил закон, и для местных начались по-настоящему тяжелые времена.

Рассчитывать на полицию тоже не приходилось. В Комптоне было собственное управление, позже, в 2000-м, его расформируют. Поговаривали, что оно было одним из самых коррумпированных в стране. В городе с населением 93 тысячи человек в 1986-м было совершено шестьдесят шесть убийств, а в следующем 1987-м уже восемьдесят пять. В пересчете на душу населения это почти в три раза больше, чем в соседнем Лос-Анджелесе, который даже и в те времена считался опасным местом. Там в год случалось больше трех тысяч убийств, связанных с бандитскими разборками. И стоит ли говорить, что черных тут убивали в шесть раз чаще, чем белых.

Предки Эрика Райта перебрались в Калифорнию с берегов Миссисипи. Тогда Лос-Анджелес давал кучу шансов. Именно через этот город во время Второй мировой на фронт шли части американской армии. После войны стали развиваться наукоемкие индустрии: самолеты, космос, компьютеры. Так что рабочих мест тут хватало. В Комптоне родители Эрика были одной из первых черных семей. Прежде это был почти полностью белый город. Хоть и не очень долго, но в 1940-х тут жили Джордж и Барбара Буш.

Об этом было не принято говорить вслух, но на черных в Комптоне поглядывали косо. Верховный суд запретил расовую сегрегацию еще в 1917-м, но в реальной жизни цвет кожи свою роль все равно играл. Агент по недвижимости, которому вздумалось бы поселить черную семью в белый квартал, сперва потерял бы клиентов, а потом и лицензию. И в Комптоне это было заметнее, чем в любой другой части Лос-Анджелеса. Активные горожане не давали черным семьям селиться в центре: «Для негров район к северу от 130-й улицы». Марвин Кинси, чернокожий уроженец Комптона, один из первых членов банды с Пиру-стрит, родился в 1950-м и хорошо помнит, как взрослые предупреждали его: с наступлением сумерек по Вилмингтон-авеню ходить нельзя, а не то встретишь «чистильщиков». Когда ему было девять, он как-то увидел «форд», в котором сидели белые мужчины. Они заблудились и остановились спросить дорогу. Марвин подошел поближе, чтобы помочь, но те в ответ закидали его гнилыми фруктами и мусором.

В 1948-м новые решения Верховного суда сделали расовую дискриминацию практически неосуществимой. Жилищные ограничения были ослаблены. Семья Райт смогла поселиться в Комптоне, где Эрик в 1964-м и родился. И вскоре все поменялось. Предприятия массово закрывались, белые семьи стали съезжать из города. Дом, в котором когда-то жили Буши, теперь был захвачен торговцами дурью и дешевыми проститутками. За Комптоном крепко закрепилась репутация чуть ли не самого опасного города в Штатах.

Ко времени, когда президентом стал Рейган, со всего Лос-Анджелеса по своей воле сюда ездили лишь те, кто желал накуриться чуть ли не задарма. К их услугам в Южном Комптоне был круглосуточный нарко-маркет, известный под названием Track. Располагался он на 84-й улице, ровно между билдингами Hoover и Vermont.

Первое время тут торговали марихуаной, но очень быстро на улицах появился крэк. Так в 1980-х стали называть переработанный кокаин, который не вдыхали через трубочку, а курили. Нюхать кокаин можно ведь только до момента, пока из носу у тебя рекой не хлынет кровь. А крэк – кури хоть круглые сутки. «Люди стали выгорать просто на глазах, – рассказывает Айс Кьюб. – Ты видел приличную женщину, чью-то жену, мать нескольких детей, имеющую работу в больнице, но теперь она готова была прямо на улице отсосать у любого, лишь бы получить пару баксов на новую дозу».

Первое время крэк приносил продавцам не так много прибыли. Но парни быстро догадались разводить порошок обычной пищевой содой и свое все равно получали. Кроме того, они заботились об удобстве покупателей. Например, дилер Рик Росс по кличке «Фривэй» первым стал доставлять «камни» с подростками на мопедах. Доставка осуществлялась максимально быстро и в любую удобную вам точку. К середине 1980-х через него проходили тонны кокаина.

Марвин Кинси собственными глазами видел, во что крэк превращал Комптон. Как-то он встретил на улице довольно известного горожанина, уважаемого человека. Еще недавно тот владел магазинами и автомойкой. А теперь питался отбросами из помойных баков и все свое имущество возил в тележке из супермаркета. «Парень буквально прокурил свою империю».

Вряд ли кто-то из этих людей осознавал, что является спонсором важной правительственной программы по борьбе с коммунизмом. Как раз в те годы левые стали приходить к власти по всей Центральной Америке: вслед за Кубой – Никарагуа и Сальвадор… потом еще и Гватемала. В открытую помогать тем, кто боролся с леваками, власти США не могли, поэтому искали обходные пути. И торговцы крэком оказались тут очень кстати. Утверждали даже, будто ЦРУ принимало участие в поставках крэка в Комптон. Трудно сказать наверняка – так это или нет, но то, что спецслужбы закрывали глаза на выгодную им торговлю, это точно.

Один из поставщиков Росса, никарагуанец Оскар Данило Бландон, получил неприкосновенность от ЦРУ сразу, как только согласился направить всю прибыль от продажи наркотиков отрядам контрас, которые как раз в те годы сражались с коммунистическим правительством Никарагуа. История, впрочем, вскоре всплыла, Бландон был арестован, и всю свою сеть розничных торговцев ему пришлось сдать. В итоге Росс сел и провел за решеткой тридцать лет.

До того как на улицы хлынули реки наркотиков, банды были просто компаниями крепких парней. Никакой выгоды членство в группировках не подразумевало. Зато теперь все раз и навсегда изменилось. «Парни поняли, что через дурь смогут позволить себе крутые тачки, большие дома, роскошные шмотки, – рассказывал Фривэй. – Теперь все вертелось вокруг дури – только вокруг дури».

Какое-то время полиция не могла понять, что происходит. Они по-прежнему думали, что опасность представляет химия, с которой были знакомы еще со времен хиппи. Но к 1986-му нормативы для вынесения приговора были, наконец, изменены: крэк признали более опасной штукой, чем кокаин. С новым препаратом бороться начали всерьез, а главным врагом государства с этого времени стали считаться черные банды. Вряд ли черные употребляли чаще белых, но для хорошего полицейского отчета накрыть группу уличных дилеров уж точно было повыгоднее, чем отслеживать тех, кто употребляет у себя в дорогих особняках в Беверли-Хиллз.

За дело полицейские взялись всерьез. В рамках операции «Молот» специальные отряды буквально зачистили Южный Централ. Гребли всех без разбору, под арест попали тысячи участников группировок. Отправляясь на задание, члены полицейских отрядов брали с собой дополнительный пистолет – если не хватало оснований для задержания, ствол просто подбрасывали. А уж подсыпать порошка, если не хватало нескольких граммов для ареста, могли и совсем запросто.

В январе 1988-го молодая и симпатичная Кэрен Тошима была убита в Вествуде, случайно угодив в бандитскую перестрелку. Стрельба, разборки и трупы бандитов давно не были для Лос-Анджелеса экзотикой. Но гибель 27-летней девушки в благоприятном районе все-таки заставила мэра Тома Брэдли и Городской совет договориться и выделить, наконец, средства на финансирование полицейских патрулей. И те принялись наводить порядок железной рукой. «О каких нарушениях вы говорите? – возмущался один из копов. – Они несут на улицы смерть, а мы всего лишь немного избиваем их при задержании. Никаких законных прав у этих людей быть не может. Так что, может, действуем мы и жестко, но уж так вот боремся с этой чумой».

В 1982-м президент Рональд Рейган объявил о масштабной войне с наркотиками. Одним из ключевых ее участников стал шеф полиции Дэрел Гейтс. Средств у его управления было немного, штаты оставались недоукомплектованными, зато он сам отличался крайне жесткой позицией. Даже по отношению к тем, кто просто употребляет. На слушаниях в 1990-м он прямо заявил: «Даже те, кто дует хотя бы время от времени, вполне заслуживают полицейской пули». На улицы он отправлял не просто патрули, а «спецтехнику» вроде бронемашины с тараном под шесть тонн. С ее помощью он предполагал вышибать двери, за которыми могли бы скрываться дилеры. Эта история вдохновила Тодди Ти, рэпера из Комптона, на хит Bateterram, и на записи, между прочим, можно услышать голос совсем молодого Dr. Dre.

В апреле 1989 года Нэнси Рейган (только-только переставшая быть первой леди и переехавшая вместе с мужем в Калифорнию) натянула ветровку полиции и отправилась лично посмотреть на облаву. Брали в тот раз наркопритон на углу Мэйн-стрит и 51-й. По команде Гейтса копы вышибли двери и ворвались внутрь. Миссис Рейган дождалась, пока все уляжется, и тоже вошла. Простенький домишко, мебели внутри почти нет. Подъехавшим телевизионщикам она сказала, что «находит обстановку довольно угнетающей». И не стала комментировать тот факт, что внутри было найдено всего полграмма крэка, зато арестовать удалось целых четырнадцать человек. В вечерних новостях отрапортовали, что пораженная увиденным бывшая первая леди решила еще до конца года открыть в Сан-Франциско центр реабилитации наркозависимых. Впрочем, в итоге так и не открыла. Год спустя ее представитель объяснил Los Angeles Times, что средств собрать не удалось, потому что «Фонд Рейганов и так тащит на себе слишком много всего».

Вряд ли после всего этого стоит винить обычных жителей Лос-Анджелеса, что полиции они боялись чуть ли не сильнее, чем бандитов. «Они стреляли людям в спины, – говорит MC Ren. – Не было нужды искать причину, чтобы надрать тебе задницу, – копы сделают это за просто так».

Рэпер Грег Мак (он умер в 2018-м) рассказывал о своей жизни: звуки перестрелок, полицейские сирены, зависающие в воздухе вертолеты с мощными прожекторами, постоянные проверки на улице. «Моя жена была латиноамериканкой, а сам я чернокожий. Когда я шел один, копы подозревали, что я торгую. А когда с женой – они сразу понимали, что я сутенер». Почти каждый чернокожий из Лос-Анджелеса, интервью с которым я записывал, имел в запасе историю типа этой. Тебя останавливают на улице. Иногда из-за какой-нибудь ерунды. Порой и вовсе без причины. Тебя оскорбляют и смеются в лицо, когда ты пытаешься протестовать. Хорошо, если тебя не увозят в участок, потому что там с тобой может произойти и вовсе что угодно. И так продолжается изо дня в день на протяжении многих лет.

Хип-хоп-сцена Лос-Анджелеса выросла именно среди всего этого хаоса. Первое время это была довольно дружелюбная, радостная музыка. Местные исполнители просто читали под танцевальные биты. Диджеи ставили записи рэперов в клубах или на домашних вечеринках, а брейкдансеры с пляжей в Венис красиво под них танцевали. Бывало и так, что кто-то из наркодилеров вкладывался в местные таланты, типа уроженца Комптона миксмастера Спейда. Диджеить тот учился, пока ходил в школу в Нью-Йорке, а когда вернулся домой, помогал вставать на ноги King Tee, Toddy Tee, Coolio, DJ Pooh и прочим исполнителям из Лос-Анджелеса. Для него все закончилось в 1987-м, когда полицейские остановили парня на улице и, обыскав, вытащили из кармана какое-то количество порошка.

Но еще за год до ареста Спейда произошло знаменитое побоище во время хип-хоп шоу на Long Beach Arena. Хедлайнерами там были Run-D.M.C, но выйти на сцену им так и не удалось. Трансляцию для радиостанции KDAY вел Грег Мак. Он рассказывал, что обернулся на крик и увидел, как прямо во время выступления человека выкинули с балкона, а на толпу бросились парни, каждый из которых держал в руках по отломанной ножке от стула. Охрана не могла ничего сделать и едва успела бежать, травмы тогда получили десятки слушателей. «Члены черной банды с Лонг-Бич отобрали кошелек у какой-то мексиканки, – вспоминает популярный диджей Роджер Клейтон, присутствовавший на шоу. – Поэтому мексиканцы собрались все вместе, поднялись наверх и без разговоров бросились в драку. Черных парней лупили метлами, швабрами, палками, всем, что нашли. И тогда все члены черных банд, кто был на шоу, объединились и в ответ бросились бить вообще каждого мексиканца, ну и заодно всех белых, кого отыскали. Они не просто надирали им зад, а забивали палками и кидали со второго этажа. Странно, что никто в тот раз так и не погиб».

Журнал People после этого писал: «Согласно мнению большинства критиков, новая музыка «рэп» сама по себе содержит подсознательное послание, утверждающее, что бить людей – это в целом нормально». Однако слушатели с этим вряд ли согласились бы. Хип-хоп для них был просто музыкой, которую они слушали, которую просто любили. Вокруг и правда царили хаос и насилие, но именно хип-хоп позволял порой разорвать этот порочный круг. Алонсо Уильямс вспоминал: «Я как-то выступал в восточной части Лос-Анджелеса. Это была просто вечеринка во дворе, но тут две латиноамериканские банды решили выяснить отношения. Все шло к тому, что вот сейчас они начнут палить. И тут вдруг кто-то из них говорит: “А давайте отпустим диджея. Он-то тут точно ни при чем”. И представь: парни из обеих банд в тот момент на минутку забыли о стрельбе и даже помогли мне погрузить аппаратуру в машину».