Читать книгу Напутствие: 9 уроков для замечательной жизни - Бенджамин Ференц - Страница 6
Предисловие
ОглавлениеЯ часто спрашиваю Бена Ференца, как ему удается сохранять такое прекрасное расположение духа.
– Если душа рыдает – улыбайся, а иначе рискуешь утонуть в море слез, – отвечает он.
Раньше я думала, что дух истории сохранился лишь в книгах и черно-белых фильмах, которые нам показывают в школах. Картины войны, разрушения и возрождения сегодня кажутся такими далекими. Но главные герои, которые помогли сформировать этот мир, не всегда похожи на причудливых персонажей из давно ушедшей эпохи, эпохи, когда добро еще не победило зло.
О Бене я узнала совершенно случайно. Как-то вечером смотрела американские новости и увидела на экране телевизора цитату из его интервью. В те дни я работала репортером «Гардиан» в Лондоне, и его слова привлекли мое внимание. Но когда я осознала, какую роль он сыграл в истории и какими знаниями обладает, моему удивлению не было предела.
На кадрах кинохроники из главного зала судебных заседаний частично восстановленного Дворца правосудия в Нюрнберге, где нацисты проводили свои ежегодные съезды, Бен, энергичный и решительный двадцатисемилетний прокурор, чей невысокий рост скрывала деревянная кафедра, открыл самый громкий процесс об убийстве в истории человечества. Со скамьи подсудимых на него смотрели двадцать два члена айнзацгрупп[2], нацистских эскадронов смерти, уничтоживших более миллиона евреев и представителей других национальностей.
Не знаю почему, но внезапно мне захотелось поднять трубку и позвонить этому человеку. Возможно, оттого что семьдесят лет назад во время процессов Нюрнбергского трибунала[3] он был моим ровесником. Возможно, причина крылась в характере новостей. Голосование по выходу Британии из Евросоюза, избрание звезды реалити-шоу 45-ым президентом США и гражданские войны, полыхающие на Ближнем Востоке, создавали впечатление, что мир стремительно погружается в бездну хаоса. А возможно, всему виной было то, что незадолго до этого я пережила болезненное расставание и нуждалась в напоминании, что перед лицом такого великого зла, как война и террор, мои личные проблемы не имеют ровным счетом никакого значения.
Я нашла телефон Бена и договорилась о звонке. Признаюсь, меня немного пугала перспектива услышать в трубке серьезный и мрачный голос. Но первое, что я для себя отметила, были обаяние и чуткость моего собеседника. В свои сто лет он сохраняет ясность ума и, несмотря на все ужасы, свидетелем которых стал, не против и пошутить.
Спустя несколько минут стало ясно, что у него талант вдохновлять людей. Наша беседа проходила в формате интервью для особой секции «Гардиан». В день публикации статья привлекла к себе огромное внимание, и что удивительно в наше время, люди действительно дочитывали ее до конца. За пять лет работы репортером столь позитивный отклик я получила впервые. Читатели всех возрастов из разных уголков планеты писали о том, как их тронули слова Бена.
В основу этой книги легли наши с ним беседы, продолжавшиеся несколько месяцев. Я могла бы сказать, что мною двигало желание донести его слова до большего количества людей. Отчасти так оно и есть, но если говорить начистоту, я поддерживала с ним контакт из сугубо эгоистических соображений: он невероятно очаровательный, забавный и дает отличные советы.
Порой я говорю ему:
– Бенни, грустный сегодня выдался день…
– Дорогая, уверен, это не самый мрачный день в твоей жизни, – отвечает он.
Бен наделен невероятной способностью вспоминать мельчайшие детали и забавные случаи из прошлого, от полных имен тех, с кем ему довелось общаться, до того, какая погода стояла в тот или иной день. Он не сразу согласился превратить наши беседы в книгу.
– Ты даже не представляешь, как я занят, – повторял он. – Я так занят, что времени не хватает даже на то, чтобы понять, как у меня идут дела. Я так занят, что нет времени даже умереть.
Мы топтались на месте: он настаивал на своей занятости, а я уверяла, что много времени это не займет.
– Дорогая, такими темпами ты уморишь своего собеседника, – усмехнулся он через 45 минут уговоров.
Но больше всего меня поразило, что, несмотря на разделяющий нас океан и семидесятилетнюю разницу в возрасте, у нас с Беном много общего. Детьми мы оба эмигрировали и, зависнув между культурами и континентами, выросли в неблагополучных районах. Мы оба учили язык через общение с друзьями и субтитры к фильмам. Мы оба были прилежными детьми, но часто нарушали правила. Мы – первые из всей семьи поступили в университет, где быстро поняли: чтобы не выбыть из гонки, придется долго и упорно работать. Мы оба изучали юриспруденцию, любим плавать и находим смешное в несмешном. Даже родились мы в один день, и каждый раз, стоит мне напомнить ему об этом, он говорит:
– Милая, не натвори чего-нибудь, не испорть мне день рождения.
На фотографиях для статьи «Гардиан» Бен в синих шортах с подтяжками позирует перед своим домом в Делрей-Бич, штат Флорида. Уперев руки в боки, он с улыбкой смотрит на нас, а над головой у него сияет солнце. Для обычного прохожего он просто милый старичок, живущий по соседству, дедушка, которого навещают по выходным и праздникам. А в саду у него частенько крякают утки.
Но назвать Бена обычным язык не повернется. Фату Бенсуда, главный прокурор Международного уголовного суда, назвала его «иконой мирового уголовного правосудия»; Алан Дершовиц, известный адвокат и борец за гражданские права, представлявший в суде интересы О. Джей Симпсона и президента Дональда Трампа, назвал его «воплощением международного благодетеля»; а Барри Аврич, режиссер документального фильма от Нетфликс «Преследование зла: Необычайный мир Бена Ференца», в котором освещены все достижения Бена на поприще закона и права, сказал, что этот человек – настоящая икона нашего времени.
В этой книге нашло отражение лишь немногое из того, что Бен узнал за свою поистине удивительную жизнь, поэтому сейчас я постараюсь кратко изложить его биографию. Он участвовал в высадке в Нормандии, прорывал немецкую оборону на линиях Мажино и Зигфрид, форсировал Рейн у города Ремаген и сражался в «битве за выступ» в ходе наступления немцев под Арденнами. Пентагон наградил его пятью боевыми звездами.
В 1944 году, после перевода в третью армию генерала Паттона, Бену было поручено создать подразделение по расследованию военных преступлений. Собирая доказательства нацистских зверств, Бен своими глазами видел освобождение Бухенвальда, Маутхаузена, Флоссенбюрга и Эбензее. Порой ему приходилось голыми руками разрывать неглубокие могилы и доставать оттуда тела убитых. Он стал свидетелем неподдельного ужаса, который преследует его и по сей день.
Когда США вступили в войну во Вьетнаме, Бен решил оставить частную практику и посвятил себя укреплению мира. Он написал несколько книг, в которых изложил свои идеи по созданию международного судебного органа. Впоследствии они легли в основу создания Международного уголовного суда. Он боролся за возвращение жертвам Холокоста их собственности и участвовал в переговорах по репарациям между Израилем и ФРГ.
Карьера Бена продлилась больше семидесяти лет, и на своем веку он повидал многое. Это классическая история «из грязи в князи». Появившись на свет в семье трансильванских евреев, в возрасте девяти месяцев он вместе с родителями приехал в Нью-Йорк, где жил в районе под названием Адская кухня и, прежде чем выиграть стипендию на обучение в Гарварде, усердно трудился, чтобы вылезти из нищеты.
Его деятельность была отмечена множеством наград, среди которых президентская медаль свободы в 2014-ом. За год до Бена эту награду вручили Нельсону Манделе. И по сей день он использует свое положение во благо общества, жертвуя миллионы долларов Центру предотвращения геноцида при Мемориальном музее Холокоста. Его неустанный труд по установлению общемировых правовых норм в борьбе с геноцидом, военными преступлениями и преступлениями против человечности восхищает.
– Мне не нужна слава, мне не нужно наследие, мне не нужны деньги, я все бы отдал. Я пришел в этот мир бедняком, всю молодость прожил в бедности, а теперь возвращаю свой долг, – говорит он.
И Бен не знает покоя. Когда он собирался ехать в Лос-Анджелес для рекламной кампании документального фильма от Нетфликс, я спросила, не хочет ли он поменяться со мной местами:
– Ты отправляешься в солнечный Голливуд, а я сижу в дождливом Лондоне, – проворчала я.
Он как всегда весело рассмеялся и сказал, что сделал бы это не задумываясь.
– Как-то раз я участвовал в рекламном туре Музея Холокоста, – продолжил Бен. – Мы начали в Нью-Йорке, оттуда отправились в Вашингтон, Лос-Анджелес, Сан-Диего, а потом в Чикаго, где со мной случился обморок. Очнулся я уже в больничной палате, но сразу понял, что волноваться не о чем, потому что на стене той маленькой комнатки висело большое распятие, под которым красовалась надпись «Чикагское общество Воскресения». Следуя логике вещей, я предположил, что умер, а теперь меня воскресили. Я провел там две недели.
Но мысли о смерти не покидают его.
– Вряд ли я мог бы чувствовать себя лучше. Знаешь почему? Потому что я знаю, как бывает, – всякий раз отвечает он на мой вопрос.
В мире не осталось никого, кто видел бы то же, что видел Бен. И у последнего прокурора Нюрнбергского трибунала есть девиз для всех, кто хочет, чтобы здравый смысл восторжествовал над убийством: «Закон, не война». Он часто повторяет эту фразу. Потому-то его и прозвали «совесть мира», которая изо дня в день сражается за справедливость. Как говорит сын Бена Дональд, даже семейные обеды начинаются со слов: «Что вы сегодня сделали для человечества?»
– Я стараюсь не забывать, как мне повезло. – говорит Бен. – Я родился в бедной семье. Участвовал в больших сражениях и прошел через ужасы войны. Встретил чудесную женщину. Вырастил и дал образование четырем детям. И я чертовски здоров. О чем еще можно мечтать? Каждый раз, переступая порог своего дома, я благодарю Бога за ту жизнь, что он подарил мне.
Как редактор новостей, я каждый день сталкиваюсь с пугающими заголовками. Кажется, будто мир шаг за шагом приближается к неминуемой катастрофе. Волна национализма не ослабевает; лидеры так называемого свободного мира исповедуют односторонний подход, окружая себя советниками, которые неустанно бьют в барабаны войны; кровавые протесты захлестнули улицы городов от Бейрута до Гонконга и Парижа. Общество превратилось в поле битвы разгорающихся культурных войн, ведь подход «либо мы их, либо они нас» убивает сочувствие и стремление найти компромисс еще в зародыше. И все это происходит по мере того, как сложившиеся экономические системы порождают неравенство и коррупцию, а автократы натравливают меньшинства друг на друга и атакуют конституционные рамки и институты. Справедливость и великодушие – ценности и идеалы, которые прежде считались незыблемыми, сегодня подвергаются все большей опасности. Поэтому нам необходимо слышать голоса таких людей, как Бен.
Но порой я так глубоко погружаюсь во все эти проблемы, что я не успеваю или же попросту забываю позвонить другу, живущему в другом часовом поясе.
– Пропавшая Надя, – дразнит он меня, когда я наконец-то слышу его голос, – звонишь, чтобы проверить, помню ли я тебя?
Но Бен не сердится, потому что и сам постоянно смотрит новости. Он понимает, как высоки ставки, ведь, по его мнению, следующая война будет последней. Он вмешивается, если считает это уместным: когда США и Иран оказались на грани конфликта, Бен отправил письмо в редакцию «Нью-Йорк Таймс».
– Спектакль продолжается. Жизнь ничему их не научила, – говорит Бен.
Он выступает в школах и университетах, а еще разбирает целые горы писем от поклонников, любовных писем, как я их называю, которые приходят ему каждый день и на которые он иногда отвечает.
Циники постараются убедить вас, что обстоятельства рождения, раса, религия и конфессии разделяют людей; что беженцы представляют собой угрозу для процветания государства и его культуры. Все истории о лагерях мигрантов, незаконном пересечении Ла-Манша и центрах временного содержания способствуют дегуманизации неизвестного. Сами того не осознавая, мы присваиваем эти истории и теряем веру в то, что кто-то или же мы сами способны сиять и творить добро. Но у Бена есть то воображение, трудолюбие и гордость, которые я не смогла разглядеть в самой себе. У него мы можем научиться стойкости даже перед лицом тяжелейших невзгод. Мы можем осознать, что не важно, откуда мы и чем занимаемся, у нас друг с другом куда больше общего, чем мы думаем, и вместе мы сильнее.
2
Нем. Einsatzgruppe – оперативная группа (прим. ред.).
3
Здесь и далее речь пойдет о так называемых последующих или малых Нюрнбергских процессах, которые проходили с 1946 по 1949 год уже после завершения главного Нюрнбергского процесса.