Читать книгу Завтрашний день кошки - Бернар Вербер - Страница 7

День занялся, я только задремала, как вдруг в мои чувствительные уши, опушенные длинными шерстинками, ввинтился буравчиком пронзительный вопль.

Натали нашла в постели мой подарок.

Ликования в диком крике я почему-то не уловила. Вопреки ожиданиям, домоправительница принялась повторять мое имя с упреком и жалобой. Я как ни в чем не бывало вернулась в спальню. Мышка еще сладостно билась в агонии, любой на месте Натали бросился бы играть с ней, однако домоправительница вооружилась веником, совком и выбросила несчастную в мусорное ведро, не дав мне добить ее и съесть. Возмущенная черной неблагодарностью, я угрожающе зашипела.

Натали ничуть не смутилась и как-то порывисто насыпала мне в миску сухой корм. Осмелюсь предположить, что так она хотя бы попыталась отблагодарить меня за прекрасную мышку.

Я решила, что домоправительница неадекватна из-за дурного влияния телевизора, который показывает ей террористов, войны и заставляет плакать навзрыд. Как все-таки приятно, что я узнала истинный смысл происходящего благодаря премудрому соседу Пифагору!

Потом Натали оделась и ушла. Я опять осталась дома одна и наконец-то с облегчением уснула, сытая и довольная. Больше всего на свете мне нравится спать.

А приснилось мне, что я ем.

Проснулась, как обычно, после полудня, когда лучик солнца пощекотал правое веко. От души потянулась, так что затрещали позвонки, широко зевнула.

Над растяжкой нужно поработать как следует, чтобы никогда-никогда, ни за что не повторилось вчерашнее позорное падение. Я несколько раз выпустила и спрятала когти, тренируя быстроту реакции.

Тщательно вылизала шкурку. Обожаю вылизываться (мама всегда говорила: «Вылижешься пораньше, уйдешь подальше»). За мытьем обдумала планы на сегодня. Хотя нам, кошкам, постоянно приходится действовать спонтанно, импровизировать. Хорошо бы, конечно, еще побеседовать с тем сиамским соседом, но ведь он вовсе не нуждается в моем обществе, а я слишком горда, чтобы навязываться кому бы то ни было (тем более задаваке-самцу). И я решила продолжить эксперименты по межвидовому общению самостоятельно. Пожалуй, начну с простейшего объекта: на кухне в аквариуме у нас плавала золотая рыбка.

Подошла поближе, принялась гипнотизировать ее сквозь стекло. Рыбка, видимо, застеснялась, шарахнулась, отплыла от меня как можно дальше.

– Здравствуйте, милая рыбка!

Я прижала к стеклу подушечку лапы, зажмурилась, настроилась на телепатическое внушение. Замурлыкала.

Натали назвала рыбку Посейдоном. Наверное, рыбка запомнила свое имя, услышав его столько раз, и поймет меня лучше, если я мысленно произнесу его как можно отчетливей.

– Здравствуйте, Посейдон.

Оранжевый малыш с подвижными широкими плавниками спрятался среди декоративных камней, слился с ними – не разглядишь! Кто бы мог подумать, что застенчивость станет помехой нашему общению…

Продолжая мурлыкать, я опять настроилась на его волну.

Как его успокоить? Сказать: «Не бойтесь». Нет, так он решит, что опасность и впрямь велика. Нужно по-другому. Придумала! Попробуем передать следующее:

– Я готова общаться с вами на равных, пусть вы всего лишь рыбешка.

Дипломатичное послание, но рыбку оно отнюдь не утешило.

В ответ Посейдон совсем зарылся в песок, даже хвостика не видать… Обидно, что все усилия пропали даром.

Я уже тогда отчетливо осознавала, что задумала нечто неимоверно трудное, однако сдаваться не собиралась. Поднялась на задние лапы, передними уперлась в прозрачную стенку, налегла всем весом и, наконец, накренила аквариум, так что вода, разделявшая нас, слегка отступила. Я была уверена, что для полноценного диалога необходим визуальный контакт.

К сожалению, я не рассчитала силы удара, и внезапно аквариум опрокинулся… Хорошо хоть, успела в последний момент отскочить в сторону, иначе промокла бы насквозь! Выливаясь, вода вынесла Посейдона наружу из укрытия.

Вот он на скатерти передо мной. Весь извивался, будто плясал. Похоже, я совершила важное научное открытие: именно так общаются рыбки. Посейдон, изящно изгибаясь, подпрыгивал раз за разом, непрерывно открывал и закрывал рот без единого звука. Жабры, органы водного дыхания, стремительно сокращались, ярко-красные блестящие жаберные щели расширялись и сужались.

– Все-таки мы с вами смогли побеседовать, Посейдон!

Я ощущала волны, исходящие от него, но не могла понять, что он хочет сказать мне.

Посейдон трепетал все сильнее, подкатился к самому краю стола. Чтобы глупец не свалился вниз, пришлось прижать его лапой, от этого его рот вдруг задвигался быстрей.

Предельно сосредоточилась, настроилась на прием.

– Вы, должно быть, проголодались?

Гордясь своей проницательностью, перевернула рядом с ним банку с мотылем, которым Натали его кормила.

Он к червякам и не притронулся.

Подождала, оценила отсутствие реакции, надавила подушечкой посильнее, вонзила в него один коготь и промурлыкала:

– Полноте, успокойтесь!

На мгновение он перестал трепыхаться, замер, будто послушался. Потом жаберные щели вновь стали конвульсивно сокращаться. Никакого успокоения. В который раз мои послания поняты превратно. Вопреки неудаче, я не теряла надежды встретить существо, способное общаться со мной без помех. Пока что восприимчивее всех оказалась моя домоправительница, нужно отдать ей должное: мурлыканье на низкой частоте шло ей на пользу.

Тут как раз хлопнула входная дверь: домоправительница вернулась. Принесла плетеную корзинку, откуда доносились душераздирающие вопли. Еще один странный подарок! Что же там такое?

Натали стремительно сняла крышку, из корзинки выскочил… кот!

Вчера вечером я так славно убаюкала и утешила ее, что глупышка решила завести побольше кошек, коль они помогают ей расслабиться…

На ковре передо мной чистопородный ангорский кот. Какая гадость! Домоправительница смотрела на меня, рот до ушей, на седьмом небе от счастья, что познакомила с идиотским клубком шерсти. Она повторяла: «Феликс, Феликс…» Видимо, его имя.

Опять ее подарок совершенно бесполезен.

Кот явно глуповат. Вместо того чтобы приблизиться и смиренно опустить голову в знак того, что он на моей территории и признает мое превосходство, пришелец вылупился на меня желтыми глазами.

Не зря ненавижу породистых. К тому же окрас у него унылый. Весь белый с головы до пят. Да, я тоже беленькая, но моя шкурка самым приятным образом пестрит повсюду небольшими очаровательными черными пятнышками.

Неинтересный, занудный, блеклый тип. Густая, длинная, сальная шерсть. Неужели у домоправительницы вкус настолько скверный, что она выбрала для меня белого ангорского самца, вдобавок желтоглазого?

Выражая полнейшее презрение, повернулась к нему задом и резко вздернула хвост. Придурок не так меня понял. Решил, что я жажду соития, а не стремлюсь его унизить…

Полюбуйтесь, до чего умны чистопородные!

Пришлось влепить ему пощечину, выпустив когти на треть. Пусть знает, кто здесь решает, чему быть, а чему не бывать.

Между тем Натали умильно ворковала над нами, словно не сомневалась в моей готовности поделиться всем и вся с непрошеным гостем, назойливым чужаком. Поневоле наградила его еще одной пощечиной и отчетливо произнесла:

– Ты мне не нравишься! Убирайся!

Вот теперь он выглядел почтительным и смиренным. Все равно не потерплю, чтобы мне навязывали чье-то общество.

В это время мой домашний человек обнаружил Посейдона в весьма плачевном состоянии, поэтому я покинула кухню и поспешила на третий этаж. Не позволю донимать меня упреками, сажать на крючок вины. Безмозглая рыбешка сама виновата. Ничего бы с ней не случилось, если бы только она отважилась поговорить со мной по душам.

Феликс возомнил, будто я собираюсь показать ему свои владения, и радостно, хвост трубой, засеменил за мной следом.

Вновь попытался предложить романтические отношения, но тогда я выгнула спинку и зашипела ему в лицо. Теперь-то он сообразил, с какой грозной дамой связался. Почтительность и смирение обозначились явственней. Он больше не решался смотреть мне в глаза, лишь тихонько мяукал, сжавшись в комок. Уши врозь, голову скромно втянул в плечи, хвост прижал к задним лапам. Шерсть как-то сразу свалялась и потускнела.

Таковы все самцы! Воображают о себе невесть что, а на деле пугливы, слабы, особенно если их поставила на место самка, которая знает, чего хочет и, главное, чего не хочет.

Я воспользовалась тем, что он пригнулся, и написала ему прямо в морду. Желтая шерсть идеально оттенила желтизну глаз. Здесь мои правила, мой закон!

Он что-то пролепетал, я особо не вслушивалась. Затем я сообщила жалкому дурачине, чтобы не смел приближаться к моей миске и ел всегда после меня.

Также я запретила ему писать и какать в мой лоток. Если Натали заблаговременно не купила ему персональный, пусть справляет нужду на улице, а пока что терпит.

Сообщила ему, что из окна на третьем этаже прекрасно видна улица. Кстати, обратила внимание, что начальная школа напротив по-прежнему закрыта. Хотя тротуары не перегорожены больше желтыми лентами, а люди в белых комбинезонах не собирали что-то в металлические коробочки. Зато к дверям школы принесли массу цветов, перед фотографиями детенышей зажгли свечи. Декорации переменились, пока я спала.

Феликс глянул вниз на сцену трагических событий и спросил, что там произошло. Я не удостоила его ответом: терроризм – слишком сложное понятие для такого тупицы. К тому же я начисто лишена педагогического таланта Пифагора.

Чтобы сменить тему, сказала, что кроме окна есть еще балкон, откуда можно перепрыгнуть на крыши соседних домов, однако следует быть осторожным: кровельный желоб шатается.

Мы как раз подходили к спальне Натали, тут я заявила, что ему строго-настрого запрещено переступать порог. Пусть не мечтает нежиться в постели моей домоправительницы. Свои слова я подкрепила новым ударом, когтистой лапой проведя глубокие борозды на его подбородке. Запретную зону пометила каплями пахучей мочи для пущей убедительности. Если у чистокровных ангорских котов существует хотя бы намек на сообразительность, пусть догадается сам: бить его не станут лишь там, где пометы отсутствуют.

Мы спустились в гостиную, и я показала Феликсу кресло с бархатной красной подушкой, тоже помеченной мной. Показала мою, опять-таки помеченную, корзину над обогревателем. Ни подушку, ни корзину ему лучше не трогать.

В конце концов он забился в угол прихожей, свернулся неопрятным бледным клубком и замер.

Вечером я заметила оживление возле входной двери. Сейчас же бросилась туда, чтобы проверить, что происходит. К моей домоправительнице явился в гости какой-то самец. Она все твердила: «Тома, Тома». Так себе имечко.

Ростом повыше нее, шерсть на голове светлая, глаза зеленые, запах мускуса, то есть пота. Передние и задние лапы крупные, притащил ей букет цветов. Он мне сразу не понравился, даже издалека.

В отличие от меня, Натали при виде него не задрожала от отвращения, а, наоборот, потянулась к нему ртом, пока их губы не склеились. Эти странные человеческие повадки никогда мне не нравились. Зачем-то он стал хватать ее за грудь и ягодицы.

И она его не оттолкнула, а радостно захихикала, мол, продолжай в том же духе.

Потом они угомонились и мирно сидели себе в гостиной. Принесли еду на подносе, уставились в настенный светильник, в свой телевизор. Внезапно заволновались, стали часто-часто дышать. Там показывали обезглавленных людей, а кругом все кричали дружно одно и то же, потрясая кулаками. Натали и Тома поразила эта картина. Теперь я научилась лучше различать детали и голоса, поэтому пришла к выводу, что толпа вопит примерно одинаково на футболе и на войне, подбадривая лучших игроков.

Натали задрожала, опять заплакала. Не успела я вскочить к ней на колени и лизнуть в щеку, как наглый самец вновь впился ей в губы, взял за руку и увел в спальню. Дверь они за собой закрыли и заперли.

По звукам и запахам я поняла, что между ними происходит соитие: акт продолжения рода. Таков, думается, инстинкт их вида: как только слишком много людей умирает, они стремятся восполнить потерю, размножиться.

Я пожалела, что была излишне жестока к Феликсу, и пригласила его в подвал. В темноте, сладко пахнувшей мышиным пометом и пылью, я поведала ему о моей главной цели в жизни: стремлении наладить межвидовое телепатическое общение. Я ведь мечтала и о практическом применении моих способностей: когда-нибудь я смогу, просто мяукая, отдавать людям внятные приказы, которые нельзя исказить и не выполнить.

Но в желтых глазах не отразилось ни единой мысли. Феликс заявил, что люди совершенно его не интересуют и общаться с ними он не намерен. Тупой ограниченный болван!

Самое ужасное, он был вполне счастлив и так, без честолюбия, без возвышенных целей. Чистокровный ангорский кот, довольный своим жалким крошечным мирком и абсолютно равнодушный ко всему вокруг.

Пифагор был прав: многие из нас довольствуются убогим тесным пространством дома. Убаюканные собственным невежеством, панически боятся всех любознательных и смелых. Хотят, чтобы новый день ничем не отличался от предыдущего, чтобы вчера походило на сегодня, чтобы все повторялось без конца.

Увы, просвещать Феликса бессмысленно, осуществить великие планы он мне не поможет.

Однако кое-какая польза от него была: я разрешила ему доставить мне физическое наслаждение, чтобы снять стресс. Упрашивать его не пришлось. Он мигом взобрался на меня и вошел. Острый, будто спикула, член вонзился в мою вагину. Больно! Я сжала зубы. Феликс завозился, затрясся. Весьма посредственный любовник. Ни страсти, ни воображения. Даже холку мне не закусил, хотя я обожаю, когда крепкие острые клыки вонзаются в затылок.

Я бы не кончила, если бы меня не вдохновило воспоминание о Пифагоре.

Все-таки сексуальная жизнь кошек принципиально отличается от человеческой. Для нас важны чувства, любовь, тогда как для людей секс – продолжение рода или средство от нервного напряжения.

Феликс мгновенно возбудился и набросился на меня с неукротимым желанием. Пока что он не умел сдерживаться и учитывать мои пожелания. Меня раздражала его возня, и я громко мяукнула. Он принял это за крик оргазма. Сейчас же слез. Акт длился недолго. Всего десять секунд, не более.

Обычно после соития я люблю поболтать, но теперь мне захотелось остаться одной, и я велела ему проваливать. К счастью, он не стал спорить.

Я вновь размышляла о Пифагоре, похоже, я в него влюбилась. Мне весь вечер не давала покоя мысль: почему он ученый, а я невежда? Поднялась на третий этаж, выскользнула на балкон, вскочила на перила, с надеждой посмотрела на соседний дом. Сиамского кота не было, и я замяукала, позвала его. Мне показалось, что там, за шторой, промелькнул силуэт. Вдруг это он?

Дверь на его балкон приоткрыта, но он так и не вышел. Уверена, что он меня услышал, а если не откликнулся, спрятался за шторой, притаился, то исключительно из-за того, что не захотел больше со мной разговаривать…

Жалел, наверное, что сообщил о людях столько ценного.

Или просто застеснялся?

А я мечтала услышать вновь его рассуждения о терроризме, о войне, которая вот-вот нагрянет, но пока только грозит нам картинками в телевизоре.

В конце концов я перестала звать, спустилась вниз и позволила Феликсу вновь меня удовлетворить, желая хоть немного расслабиться.

Погоди, Пифагор! Однажды ты станешь моим, я уверена! Решительная кошка ни перед чем не остановится, вот увидишь.

Я не потерплю, чтобы мной пренебрегали!