Читать книгу Орел стрелка Шарпа. Золото стрелка Шарпа - Бернард Корнуэлл - Страница 12

Время печали придет позже – время скорбеть о погибших, время подумать о том, что ты жив и не ранен, и более всего время пожалеть, что не смог остаться рядом с умирающим Ленноксом до конца. Шарп вынул из ножен палаш, в левую руку взял ружье и повернулся к ста семидесяти солдатам, выстроившимся в три шеренги поперек дороги:

– Вперед!

Пока они шли, Шарп мельком подумал о своем разговоре с Ленноксом. Удалось ли ему убедить умирающего капитана? Вероятно, да. Леннокс был настоящим солдатом, он прекрасно понимал, что у них очень мало времени; лейтенант Шарп не сомневался, что видел облегчение на лице шотландца. Сдержать обещание – это уже другое дело; сперва надо справиться с текущими проблемами.

Форрест шагал рядом, оба офицера шли немного впереди одинокого знамени, развевавшегося над небольшим отрядом. Майор явно нервничал.

– Как вы думаете, Шарп, у нас получится?

– Пока все идет прекрасно, майор. – Высокий стрелок ухмыльнулся. – Враг думает, что мы спятили.

Форрест настоял на том, чтобы участвовать в сражении, и ни за что не хотел оставаться с ранеными у моста. Он еще не совсем пришел в себя после удара по голове и отверг предложение Шарпа командовать отрядом во время следующего наступления французов.

– До сегодняшнего дня я не принимал участия в боях, Шарп, – сказал Форрест. – Если не считать того, что однажды мне довелось подавлять голодный бунт в Челмсфорде, – вряд ли это считается.

Шарп понимал, почему майор нервничает, и был благодарен за то, что Форрест поддержал его отчаянный, безумный замысел. Тем не менее чутье подсказывало Шарпу, что план сработает. Наблюдавшим за ними французам казалось, что небольшой британский отряд вознамерился совершить самоубийство, погибнуть геройской смертью, бросившись в абсолютно безнадежную атаку.

Форрест спросил жалобным голосом, почему враг продолжает сражаться, ведь они уже и так одержали достаточно серьезную победу. Однако французы наверняка знали, сколь малочисленна армия Уэлсли – всего лишь немногим больше двадцати тысяч человек. Если они смогут уничтожить Южный Эссекский, британская пехота лишится одной тридцатой части своих солдат, таким образом, французам будет легче разбить Уэлсли во время решающего сражения. Кроме того, сейчас Шарп давал им возможность захватить второй британский флаг, который можно будет показать французским солдатам, чтобы убедить их в слабости нового противника.

– Уже пора, Шарп? – с беспокойством спросил Форрест.

– Нет, сэр, нет. Еще минута.

Они шли прямо по дороге навстречу пушке, находящейся в трехстах ярдах впереди. План Шарпа основывался на двух условиях – и враг в обоих случаях благородно пошел ему навстречу.

Во-первых, французы подвели легкую пушку максимально близко к британским позициям. Они не собирались стрелять по пехоте ядрами, пушка будет заряжена картечью – смесью из мушкетных пуль и кусочков железа, которая разлетается в разные стороны, сея повсюду смерть. Французы явно предполагали, что британские солдаты залягут на берегу, спрятавшись среди обломков моста, – картечь настигла бы их и там. Однако британцы шли прямо на пушку, точно овцы под нож мясника, так что французам требовалось сделать не больше пары выстрелов, внести в ряды противника панику и дать возможность кавалерии покончить с теми, кто останется жив.

Вторая идея Шарпа была связана с конницей. Он почувствовал огромное облегчение, когда всадники сосредоточились с правого фланга британского отряда. Шарп надеялся, что так и будет; если бы французы отошли на левый фланг, замысел стрелка провалился бы и им не оставалось бы ничего иного, как умереть у развалин моста. Земля справа была усеяна телами, но их было немного, зато с левого фланга британцев прикрывали многочисленные трупы людей и лошадей, и Шарп предполагал, что французский полковник, рассчитывая на поддержку пушки, захочет иметь свободу маневра для своих всадников, с нетерпением ждавших, когда пушка откроет огонь.

Артиллеристы не торопились – в этом не было никакой необходимости. Они поглядывали на британский отряд, который сам шел к ним в руки. Пушка была направлена прямо на Шарпа. Он уже мог разглядеть грязно-зеленый лафет и темное закопченное дуло. Опытные артиллеристы ловко повернули пушку так, что теперь она смотрела на дорогу, – а ведь орудие весило не менее трех четвертей тонны. Затем пушкарь в синем мундире засунул сумку с черным порохом в дуло. Второй принялся проталкивать ее внутрь шомполом, третий через специальное отверстие проткнул сумку, чтобы порох немного высыпался, для запала. Еще один пушкарь принес заряд картечи. Пушка будет готова к стрельбе через несколько секунд. Шарп поднял ружье и выстрелил.

Все сто семьдесят солдат, не обращая внимания на разбитые сапоги, побежали. У каждого из них было три заряженных мушкета, два на плече и один в руках. Они бежали неровной цепью, – если кавалерия начнет наступать, британцы успеют в единую долю секунды сомкнуть ряды и образовать непреодолимую стену, ощетинившуюся штыками.

Французские артиллеристы услышали ружейный выстрел и застыли на своих местах, во все глаза глядя на врага, бегущего навстречу смерти, а потом начали ухмыляться. Их развеселила глупость людей, бросившихся в атаку на легкую пушку. И тут ситуация неожиданно изменилась.

В течение двадцати минут после встречи Шарпа с капитаном французских стрелков британцы продолжали собирать раненых. Шарп не сомневался, что французы не обратили внимания на солдат, сгруппировавшихся возле того места, где были сложены тела погибших и где незадолго до этого Шарп и Харпер отбили полковое знамя. За эти двадцать минут Шарп сумел спрятать тридцать живых солдат среди мертвых – десять стрелков, временно одетых в красную форму, и двадцать человек из Южного Эссекского лежали, вжимаясь в землю. У каждого стрелка было по два ружья, а у остальных – по три заряженных мушкета. Французы в их сторону даже не смотрели. Они навели дуло своей пушки на цель и не интересовались тем, что происходило справа, всего в ста шагах от их позиции. Времени заняться мертвецами, посмотреть, чем тут можно поживиться, у них будет сколько угодно; сначала надо уничтожить наглецов-англичан, которые бегут навстречу смерти.

Харпер весь взмок в красном, взятом напрокат мундире, который был ему мал. Сержант разорвал мундир на рукавах по шву, но все равно чувствовал, как по спине стекают ручейки пота. Красные мундиры были важной частью плана. Французы уже привыкли к виду мертвых тел на земле; и если среди них вдруг появятся десять зеленых курток, враг обязательно заподозрит неладное. Больше всего Харпер боялся, что французы решат походить среди трупов и посмотреть, что можно прибрать к рукам, но пока неприятель не обращал на них внимания.

Тут Шарп, который находился примерно в двухстах пятидесяти ярдах, вдруг поднял в воздух свое ружье. Лейтенант Ноулз вздохнул с облегчением. Номинально командовал этими тридцатью солдатами он, но Харпер знал, что неопытный лейтенант не станет ничего предпринимать, не посоветовавшись сначала с ним. Шарп вполне определенно объяснил ему, что все решения должен принимать Харпер.

Над полем разнесся звук выстрела. Харпер с удовольствием потянулся и встал на колени:

– Давайте, ребята, стреляйте как следует. Только не спешите.

Спешка могла испортить все дело. Стрелки старательно прицеливались, разминали затекшие руки и ноги – первые выстрелы будут самыми важными. Хэгмен, как и предполагал Харпер, был готов раньше остальных. Сержант с довольным видом наблюдал за тем, как чеширский браконьер что-то проворчал и нажал на курок. Солдат у пушки – он как раз занимался запалом – отлетел от дула и упал на землю. В следующие две секунды восемь пуль настигли еще троих артиллеристов, а четверо оставшихся в живых бросились врассыпную, пытаясь спрятаться за лафетом и колесами пушки, которая оказалась совершенно обезвреженной, – выстрелить из нее стало невозможно. Картечь так и не успели зарядить, Харпер видел, что она лежит рядом с убитым стрелком, упавшим возле закопченного дула. Любой, кто попытается подобраться ближе, будет сражен метким огнем смертоносных британских штуцеров. Французы отказались от нарезного оружия на поле боя, поскольку на его перезарядку требовалось много времени, однако французские артиллеристы сегодня получили урок – неудобные винтовки имеют вполне определенные преимущества перед быстродействующими мушкетами, стреляющими не очень точно, особенно на расстоянии ста шагов.

– Прекратить огонь! – Стрелки посмотрели на Харпера. – Хэгмен!

– Сержант!

– Займись-ка ими! Гэтейкер, Симс, Харви! – (Трое стрелков ждали приказа.) – Будете заряжать для Хэгмена. Остальным целиться в офицеров-кавалеристов.

К Харперу подбежал лейтенант Ноулз и присел рядом:

– Мы можем еще что-нибудь сделать?

– Пока нет, сэр. Начнем движение через минуту.

Ноулз и двадцать солдат с мушкетами должны были защищать стрелков, когда французская кавалерия пойдет на них в атаку. Харпер посмотрел на всадников. Они удивились новому повороту событий не меньше самих артиллеристов и теперь сидели на своих конях и с изумлением таращились на тела солдат возле пушки, словно не могли поверить глазам. Французы предполагали, что пушка разнесет британскую пехоту в клочья, теперь же до них начало постепенно доходить, что они лишились пушки и, следовательно, легкой победы.

Харпер поднял ружье и прицелился, прикинув, что всадники находятся примерно в ста ярдах. Расстояние большое, но попасть можно, а французы заметно облегчили стрелкам дело, выставив старших офицеров вперед. Нажав на курок, Харпер услышал еще выстрелы, увидел, что группа офицеров распалась, на землю рухнули лошадь и два офицера – с такого расстояния было невозможно определить, ранены они или убиты. Временно французы лишились командиров. Инициатива, как и планировал Шарп, полностью перешла к британцам.

Харпер поднялся.

– Хэгмен и ребята, продолжайте стрелять! Остальные… за мной!

Он помчался к пушке, стараясь не мешать Хэгмену. Первоначальный план заключался в том, что стрелки должны уничтожить артиллеристов, а отряд Шарпа захватит пушку, но сержант видел, что Шарп находится еще довольно далеко, – они и предположить не могли, что французы поставят пушку так близко от засевших в засаде британцев. Ноулз удивился изменению плана, однако ирландский сержант заразил его своим возбуждением, и он принялся покрикивать на солдат в красных мундирах, которые, прячась за телами погибших товарищей, мчались прямо к вражескому орудию. Оставшимся в живых французским канонирам было достаточно одного взгляда на восставших из мертвых британцев, чтобы броситься наутек. Когда Харпер оказался в нескольких ярдах от пушки, он заметил, что Хэгмен перестал стрелять, а еще через несколько мгновений уже стоял, вцепившись руками в дуло, окруженный своими товарищами.

– Сэр?

– Сержант? – Ноулз тяжело дышал.

– В две шеренги между пушкой и кавалерией?

Слова Харпера звучали как предложение, однако Ноулз кивнул, точно получил приказ.

Юный лейтенант отчаянно нервничал. Он видел, как его батальон был уничтожен кавалерией, видел, с каким позором покинуло поле боя королевское знамя; он сражался, зажав в руке саблю, купленную ему отцом за пятнадцать гиней в Бирмингеме, видел, как Шарп и сержант Харпер вернули знамя полка, и был потрясен их отвагой. Теперь он хотел доказать стрелкам, что солдаты Южного Эссекского тоже умеют сражаться.

Лейтенант построил своих людей и бросил взгляд на кавалерию, которая наконец сдвинулась с места. Ему показалось, что в сторону пушки направляется около ста всадников, остальные решили заняться Шарпом. Ноулз вспомнил разящие французские клинки и запах страха и еще сильнее сжал рукоять сабли, дав самому себе клятву, что не подведет. Ноулз помнил, что сказал ему Шарп напоследок, как сжал его плечо, вспомнил жесткие глаза, заглянувшие в самые глубины души юного лейтенанта. «Подпустите их шагов на сорок, а потом начинайте стрелять! Ждите, ждите, ждите!» – сказал тогда Шарп.

Ноулзу было трудно осознать, что у них с Шарпом одинаковый чин, он не сомневался, что никогда не сможет командовать людьми так же легко, уверенно и естественно, как высокий темноволосый стрелок. Французы наводили на Ноулза ужас, они ведь завоевали Европу, а Шарп относился к ним как к самым обычным людям, которых можно перехитрить и победить. Ноулз отчаянно мечтал обрести такую же уверенность в себе. Однако сейчас он нервничал. Ему страшно хотелось начать стрелять, остановить французских всадников, пока они не подъехали совсем близко, однако он справился со страхом и теперь терпеливо наблюдал за тем, как французы приближаются, как клинки взметнулись вверх и засияли в лучах вечернего солнца.

К нему подошел Харпер и встал рядом.

– Мы приготовили этим ублюдкам подарочек, сэр.

Сержант казался таким веселым!.. Ноулз с трудом сглотнул, опустил саблю. «Подожди», – приказал он самому себе и с удивлением обнаружил, что произнес эти слова вслух и что его голос звучал совершенно спокойно. Лейтенант взглянул на своих солдат. Они ему верят!

– Отлично, сэр. Вы позволите? – тихонько спросил Харпер, и Ноулз кивнул, не совсем понимая, что происходит.

– Взвод! – Харпер оказался впереди небольшой шеренги британцев. Он показал на десять человек справа. – В сторону, четыре шага. Шагом марш!

Затем последовал такой же приказ для тех, кто стоял слева:

– Взвод! Назад. Марш!

Ноулз отступил вместе со всеми, глядя на французов, пустивших лошадей рысью, и тут он все понял. Пока он стоял и наблюдал за французами, стрелки передвинули пушку! Теперь ее дуло было наведено на французскую кавалерию; ее зарядили, и картечь, которая должна была разбросать в разные стороны британцев – так хозяйка выметает тараканов из дома, – теперь угрожала французским гусарам.

Харпер стоял позади пушки. Французские канониры сделали почти всю работу, стрелки только зарядили картечь и нашли запальный фитиль. Запал находился внутри – тростник, заполненный порохом; Харпер поднесет к нему огонь, он мгновенно вспыхнет, помчится по тростниковой трубке, и заряд пороха загорится.

– Не стрелять! – крикнул Харпер, который боялся, что неопытные солдаты Южного Эссекского могут открыть огонь в тот момент, когда выстрелит пушка. – Не стрелять!

Французские всадники находились уже в семидесяти ярдах, подгоняя своих лошадей. Они перешли на галоп, в первом ряду скакало десять всадников. Харпер догадался, что пятьдесят человек бросили, чтобы разобраться с крошечным отрядом возле пушки, и еще пятьдесят оставлено в резерве.

Сержант поднес огонь к тростнику. Послышалось шипение, появилось облачко дыма, а потом – взрыв! Из дула вырвался бело-серый дым; пушка откатилась назад, чуть приподнялась в воздух и, опустившись, оставила на земле глубокий след. Картечь вылетела из дула и смела кавалерию с поля боя. Первые три ряда были полностью уничтожены, два других не могли перебраться через окровавленные тела погибших и раненых товарищей; кое-кто из них пытался подняться на ноги, они не понимали, что произошло.

Харпер услышал, как Ноулз кричит:

– Не стрелять! Не стрелять!

«А парень молодец», – подумал ирландец.

Первый отряд кавалерии разделился на две небольшие группы, к ним на помощь уже спешил резерв, однако всадники, казалось, никак не могли прийти в себя после столь неожиданного нападения. Они по-прежнему двигались в сторону пушки, но старались держаться не на линии огня.

Ноулз наблюдал за приближающимися всадниками. Он ждал, ждал до тех пор, пока те не пришпорили коней, и только тогда взмахнул саблей:

– Огонь!

Последовал мушкетный залп, поле боя окутали клубы дыма. Первые ряды лошадей оказались на земле, преградив путь тем, кто был сзади.

– Заменить мушкеты! – Ноулз почувствовал себя увереннее, он вдруг понял, что у него все получится. – Огонь!

Второй залп покончил с теми всадниками, что пытались обойти пушку с флангов. Снова падали лошади и люди; руки, ноги, шашки и ножны – все перемешалось. Однако французы продолжали наступать, обошли пушку сзади, и опять заговорили мушкеты. Вот еще несколько лошадей рухнуло на землю. Неожиданно Ноулз с изумлением обнаружил, что перед пушкой нет ни одного всадника. Он развернул своих людей, приказал пустить в дело третий мушкет, и над головами опустившихся на одно колено стрелков пронесся последний залп.

– Спасибо, сэр!

Харпер радостно улыбнулся лейтенанту. Кавалерия была уничтожена картечью и пулями солдат Южного Эссекского и не смогла причинить никакого вреда пехоте из-за возникшего барьера мертвых тел. Харпер посмотрел на Ноулза, который приказал своим солдатам перезарядить мушкеты, и отвернулся к пушке. Нужно столько всего не забыть! Почистить, закрыть отверстие – он приказал стрелкам перезарядить захваченное у врага орудие.

Шарп видел, как выстрелила пушка, видел, что атака всадников захлебнулась, теперь пришла пора заняться французскими стрелками, идущими навстречу его собственному маленькому отряду. Когда кавалеристы приблизились, Шарп развернул три шеренги лицом к французам; последняя шеренга должна была заняться теми, кто попытается обойти отряд британцев с флангов.

Всадников охватила ярость. У них отняли легкую победу, захватили пушку, к тому же над небольшим отрядом британских пехотинцев нахально развевался полковой штандарт. Они пришпорили коней, забыв о дисциплине, мечтая о мести. Теперь французами двигало только одно желание – раздавить этот крошечный отряд, растоптать, словно ядовитого скорпиона.

Шарп наблюдал за тем, как приближается неприятель. Форрест опасливо на него взглянул и откашлялся, но Шарп покачал головой:

– Подождите, майор, нужно уметь ждать!

Они с Форрестом стояли под знаменем, бросившим французским кавалеристам вызов, оно дразнило и манило неприятеля. Французы подгоняли своих коней; заиграла труба, гусары воинственно завопили, выхватили сабли и помчались навстречу смерти.

Шарп позволил им приблизиться на сорок ярдов, а потом выстрелы уничтожили первый ряд атакующих. Второй ряд вонзил шпоры в бока своих скакунов. Они не сомневались в победе. Разве британцы не произвели выстрела? Французы перескочили через остатки первого ряда и с ужасом увидели, что солдаты в красных мундирах спокойно прицеливаются, держа в руках готовые к бою мушкеты, а не спешат зарядить оружие. Кое-кто натянул поводья, но было уже слишком поздно.

– Поменять мушкеты!

Последняя шеренга выстрелила – один раз, потом второй. Шарп повернулся, чтобы проверить, как идут дела, но опытные сержанты прекрасно справлялись со своими обязанностями. Теперь британских солдат окружало кольцо лошадей, убитых и умирающих, а ошалевшие от неожиданности раненые французы пытались выбраться из переплетения тел и снаряжения; те, кому это удалось, устремились на открытое пространство. Ряды врага расстроились, французы были не в состоянии атаковать.

– Налево! И вперед!

Шарп побежал. Он видел Харпера и Ноулза. Молодой лейтенант казался совершенно спокойным, а тела мертвых французских солдат указывали на то, что он сумел дождаться подходящего момента, чтобы начать стрельбу. Пушка выстрелила снова, окутав небольшой отряд клубами дыма, и Шарп, посмотрев направо, заметил, что французы, готовившиеся к новой атаке, попадали на землю. Еще несколько всадников оставалось в седлах, они кружили рядом со своими поверженными товарищами; Шарп остановился на одно короткое мгновение, и залп из двадцати мушкетов отогнал шесть французских стрелков, подбиравшихся к отряду с фланга.

И вот его солдаты уже подбежали к пушке. Шарп подскочил к Харперу, весело хлопнул сержанта по спине, улыбнулся великану-ирландцу, а потом повернулся к Ноулзу, чтобы поздравить его. План сработал! Они захватили пушку, заставили кавалерию отступить, французы понесли тяжелые потери – погибло множество людей и лошадей, – и при этом никто из британцев не получил даже царапины.

Вот так-то. Шарп знал, что французы ни за что не осмелятся атаковать их снова, ведь теперь у британцев была пушка. Он видел, как они кружат вне пределов ее досягаемости, а британские солдаты в это время построились в каре. Форрест ликовал, он стал ужасно похож на епископа, который только что провел невероятно успешную конфирмацию.

– У нас получилось, Шарп! Получилось!

Шарп посмотрел на знамя в самом центре небольшого каре. Им удалось немного оправдаться, совсем чуть-чуть. Но все равно их честь запятнана. Они захватили французскую пушку, наголову разбили их кавалерию, часть солдат Южного Эссекского поняла, что значит сражаться по-настоящему. Однако этого недостаточно.

На лафете захваченной пушки были закреплены связки веревок. Длинные, надежные французские веревки пригодятся, когда они станут перебираться на другой берег; пушку не придется тащить вверх по крутому склону. Теперь есть веревки и дерево – все необходимое, чтобы начать переправлять раненых.

Леннокс, лежавший у моста, видел, как французский офицер направил свою лошадь к британскому каре. Новые переговоры; впрочем, он уже не узнает, чем они закончатся. Его знобило, тело онемело, боль прошла – теперь осталось совсем немного. Леннокс сжал в руке саблю, какой-то древний, но почему-то немного знакомый голос шепнул, что он отправляется в иной мир; может быть, там его ждет жена. Ему стало хорошо и очень спокойно, совсем не хотелось шевелиться. Он видел, как Шарп безрассудно и бесстрашно пошел навстречу французскому офицеру. Капитан пытался понять, что же задумал отважный лейтенант, потом услышал треск выстрелов, увидел, как к пушке побежали маленькие фигурки французских солдат и натолкнулись на ружья британской пехоты. Вот теперь бой окончен. Французы соберут своих раненых и уйдут, а Шарп вернется к мосту. И сдержит данное обещание, Леннокс в этом не сомневался; человек, который может спланировать захват пушки, достаточно храбр и решителен, чтобы сделать то, о чем его попросил Леннокс. Тогда позор будет смыт.

Леннокс больше не думал о королевском знамени в руках французов. Солнце стояло высоко в небе, но ему было невыносимо холодно. Он сжал рукоять сабли и закрыл глаза.