Читать книгу Языческий лорд - Бернард Корнуэлл - Страница 6

Мне нравятся дорога китов, высокие волны и ветер, бросающий в лицо брызги. Нравится, как нос корабля рассекает вздымающийся вал и как тот взрывается белой пеной, нравится соленая вода, оседающая на дереве и парусине. И то, как зеленое сердце моря колышется под кораблем, негодуя, угрожая. Вот закручивается разрезанный гребень, корма поднимается, и корпус устремляется вперед, а уходящая волна шипит, облизывая доски обшивки. Мне нравятся птицы, реющие над седой водой, ветер – враг и друг попеременно, мерные взмахи весел. Я люблю море. Я прожил долгую жизнь и познал ее превратности. Мне известен груз забот, гнетущих душу, и печали, обращающие волосы в серебро, а сердце в камень, но все это отступает прочь на дороге китов. Только море делает человека по-настоящему свободным.

Чтобы уладить дела в Лундене, нам потребовалось шесть дней. Самым сложным было найти место, где семьи моих воинов окажутся в безопасности. В Лундене у меня имелись друзья, и пусть христиане поклялись убить меня, Лунден – снисходительный город. Среди его улочек есть уголки, где чужак найдет себе приют, и хотя в нем случаются бунты, а попы проклинают других богов, по большей части его жители не суют нос в дела соседа. Я много лет провел там, командовал гарнизоном, отстроил римские стены старого города и завел друзей. Они-то и пообещали приглядеть за нашими детьми и женами. Сигунн хотела плыть со мной, но мы отправлялись туда, где по лезвиям стекает кровь, а это не место для женщин. Кроме того, раз я запретил воинам брать супруг, то не мог взять Сигунн, и ей пришлось остаться, получив мой кошель с золотом и обещание вернуться.

Мы закупили соленой рыбы и соленого мяса, заполнили бочонки элем и закатили их на борт «Полуночной» и только потом отправились вниз по реке. Для охраны семей я оставил двоих самых старших воинов, а четверо рабов-фризов, входивших некогда в команду потерпевшей крушение «Полуночной», присоединились ко мне, поэтому всего со мной шли тридцать пять человек. С отливом мы миновали широкие излучины, так хорошо мне знакомые, заиленные берега, где рос камыш и кричали птицы; Бемфлеот, где я одержал великую победу из тех, что воспеваются бардами, а канавы заставляют течь кровью, и затем вырвались навстречу вольному ветру и бесконечному морю.

Мы завели «Полуночную» в речку в Восточной Англии и потратили три дня, очищая корпус от водорослей и тины. Работали во время отлива: сначала ободрали один борт и проконопатили швы, потом, пользуясь приливом, сняли судно с мели, развернули и обнажили другой бок. Затем снова в море – выплыли из реки и, поставив парус, направили увенчанный драконом нос на север. Мы убрали весла, позволяя восточному ветру нести нас, и я ощутил то счастье, которое испытываю всегда, имея добрый корабль и попутный ветер.

Сына я поставил к рулевому веслу, давая ему время почувствовать лодку. Поначалу, разумеется, он загребал или толкал весло слишком сильно или подправлял курс слишком поздно, и «Полуночная» рыскала, теряя скорость, но на второй день я заметил, как Утред улыбается про себя, и понял, что парень ощутил, как дрожь длинного корпуса передается рулевому веслу. Он познал науку и обрел в этом радость.

Ночи мы проводили на берегу, притыкаясь носом где-нибудь в речушке или в пустынной бухточке, а с рассветом продолжали путь. Помимо рыбачьих лодок, которые при виде нашего высокого штевня лихорадочно выбирали сети и гребли к берегу, суда нам встречались редко. Мы шли мимо, не обращая внимания ни на кого. На третий день далеко на востоке я увидел мачту. Финан, зоркий как сокол, заметил ее одновременно со мной и раскрыл уже рот, но я сделал знак молчать, кивнув на Утреда. Финан ухмыльнулся. Большинство воинов тоже заметили корабль, но поняли, что я намерен держать язык за зубами. «Полуночная» мчалась вперед, и мой сын, длинные волосы которого ерошил ветер, как завороженный вглядывался в набегающие волны.

Далекий корабль приближался. Парус у него был серый, как низколетящие облака. Парус большой, высокий и широкий, прошитый для крепости пеньковыми канатами. Наверняка не «купец», а такой же, как наш, узкий и быстрый боевой драккар. Моя команда наблюдала за ним, ожидая, что на размытом горизонте вот-вот обрисуется корпус, но Утред хмуро глядел на заполаскивающую кромку нашего паруса.

– Не стоит ли выбрать втугую? – спросил он.

– Хорошая мысль, – отозвался я.

Парень улыбнулся, довольный моим одобрением, но ничего не предпринял.

– Командуй, проклятый болван! – воскликнул я тоном, живо убравшим улыбку с его лица. – Ты ведь кормчий.

Он отдал приказ, и двое из наших выбрали шкот так, что парус перестал полоскать. «Полуночная» нырнула в прогал, потом стала подниматься на зеленой волне. На гребне я посмотрел на восток и разглядел нос приближающегося судна. Его украшала голова зверя, высокая и свирепая. Затем незнакомец скрылся за пеленой вздымаемых ветром брызг.

– Каков первый долг кормчего? – спросил я у сына.

– Заботиться о безопасности корабля, – без запинки ответил тот.

– И что это значит?

Утред нахмурился. Он понимал, что в чем-то ошибся, но не мог понять в чем. Тут парень наконец заметил, что вся команда неотрывно смотрит на восток, и сам повернулся в ту сторону.

– Боже! – вырвалось у него.

– Ты беззаботный глупец, – рявкнул я. – Твой долг – глядеть в оба. – Я видел, что прилюдный выговор его разозлил, но он не сказал ни слова. – Это боевой корабль, заметивший нас уже давно. Он заинтересовался и намерен пощупать нас. Как мы поступим?

Утред снова посмотрел на незнакомца. Его нос был уже хорошо различим, и вскоре нам откроется весь корпус.

– Судно крупнее нашего, – сказал сын.

– Скорее всего, да.

– Поэтому нам не следует ничего делать.

Это было верное решение, к которому я пришел через минуту после того, как заметил корабль на горизонте. Незнакомец любопытствует. Он взял курс на сближение, но вскоре убедился, что имеет дело с опасным противником. Мы не купеческое судно, груженное шкурами, горшками и прочим добром, которое можно украсть и продать, – мы воины, и, даже если их будет двое против одного нашего, потери они понесут такие, какие ни один корабль не может себе позволить.

– Идем прежним курсом, – велел я.

На север. На север, где старые боги еще не утратили силу; на север, где мир обрамлен льдом; на север, к Беббанбургу. Эта крепость нависала над грозным морем подобно обители некоего бога. Даны захватили всю Нортумбрию, их короли сидели в Эофервике, но им так и не удалось взять Беббанбург. Они этого хотели, сгорали от желания, как кобель, чующий текущую суку, но у этой суки имелись когти и клыки. Я же располагал всего одним маленьким кораблем, и при этом грезил завоевать твердыню, которую целые армии данов не смогли захватить.

– Корабль из Восточной Англии, – заявил Финан, стоявший рядом со мной.

Чужак изрядно приблизился. Его нос был нацелен вперед по нашему курсу, наперехват, а из-за больших размеров он шел быстрее «Полуночной».

– Там у него не дракон. – Финан кивнул в сторону корабля. – А та странная штука, которую король Эорик ставил на все свои суда, – лев.

Эорик умер, и Восточной Англии правил новый король, но символ, возможно, сохранился.

– И команда полная, – продолжил ирландец.

– Человек семьдесят? – предположил я.

– Около того.

Воины на чужаке были готовы к бою, в кольчугах и шлемах, но когда Финан спросил, стоит ли нам сделать то же самое, я покачал головой. Они видят, что мы не купцы, и могут попробовать взять числом, но я сомневался, что им придет в голову связываться с нами, а нет смысла облачаться в доспехи, если не хочешь драться.

Кораблем из Восточной Англии управляли умело. Судно подошло ближе, потом развернуло парус так, чтобы наш ход сравнялся.

– Вы кто? – окликнул нас на языке данов высокий человек.

– Вульф Ранулфсон! – крикнул я в ответ первое имя, что пришло в голову.

– Откуда?

– Из Хайтабу!

Хайтабу – город в Южном Данеланде, далеко от Восточной Англии.

– Что тут делаете?

– Сопровождали пару «купцов» до Лундена, – отозвался я. – Теперь идем домой. А ты кто такой?

Мой вопрос, похоже, изумил верзилу.

– Я Альдгер! – сообщил он после небольшой заминки. – Мы служим королю Редвальду!

– Да даруют ему боги долгую жизнь! – должным образом отозвался я.

– Если вы в Хайтабу, то сильно уклонились к западу, – проревел Альдгер.

Разумеется, он был прав. Направляйся мы в Южный Данеланд, то должны были бы пересечь море гораздо южнее, а далее следовать вдоль берега Фризии.

– Все этот ветер виноват!

Альдгер молчал. Он смотрел на нас некоторое время, потом отдал приказ выбирать шкоты, и большой корабль вырвался вперед.

– Кто такой Редвальд? – поинтересовался Финан.

– Правитель Восточной Англии, – ответил я. – И насколько наслышан, он стар, болен и толку от него не больше, чем от мерина в борделе.

– А слабый король накликает войну. Неудивительно, что Этельреду не терпится.

– Этельред – король Восточной Англии, – презрительно бросил я.

Но мой кузен определенно мечтает об этом титуле, а хочет или не хочет Этельреда Восточная Англия – дело другое. Странное королевство, одновременно языческое и христианское. Это порождает неразбериху, потому как большинство данов поклоняется моим богам, а саксы – распятому. Однако даны из Восточной Англии приняли христианство, став ни рыбой ни мясом. Это государство в союзе и с Уэссексом, и с Нортумбрией, но Уэссекс и Нортумбрия – непримиримые враги, а значит, восточные англы пытаются лизать зад одним, в то же время целуясь с другими. И они слабы. Король Эорик старался угодить северным данам, нападая на Уэссекс, и многие его крупные таны сложили головы в последовавшей резне. Эту резню учинил я. Моя битва… Память вновь налила меня обидой за предательство. Я часто сражался за христиан, убивал их врагов и оборонял их земли, а теперь они выплюнули меня, словно протухший хрящик.

Альдгер пересек наш курс. Он намеренно повернул свой большой корабль вблизи – хотел заставить нас уклониться в последний момент, но я велел Утреду лежать на старом курсе, и наш штевень рассек воду на расстоянии удара мечом от рулевого весла судна Альдгера. Мы прошли достаточно близко, чтобы уловить запах его корабля, хотя тот и находился с наветренной стороны. Я помахал верзиле, потом наблюдал, как тот снова направляет нос на север. Он шел на одинаковой с нами скорости, но мне подумалось, что ему просто скучно. Длинный корабль сопровождал нас час или полтора, потом повернулся кормой к ветру и устремился к отдаленному берегу.

Ту ночь мы провели в море. Земли не было видно, хотя я знал, что она лежит невдалеке к западу. Мы подобрали большой парус, и «Полуночная» неспешно шла на север, преодолевая короткие резкие волны, осыпавшие палубу холодными брызгами. Почти всю ночь на рулевом весле сидел я. Утред, согнувшись, пристроился рядом и слушал мою повесть о Гримнире – о Том, кто в маске.

– Это был сам Один, – поведал я ему. – Но когда бог собирается ходить среди людей, он надевает маску и берет другое имя.

– Иисус так сделал, – сказал сын.

– Надел маску?

– Ходил среди людей.

– Боги могут творить, что им вздумается, – отозвался я, – но и нам отныне тоже следует носить маски. Ты не должен упоминать моего или своего имени. Меня зовут Вульф Ранулфсон, а тебя – Ранулф Вульфсон.

– Куда мы направляемся? – спросил он.

– Ты и сам знаешь.

– Беббанбург. – Название прозвучало без выражения.

– Который принадлежит нам, – продолжил я. – Помнишь Беокку?

– Разумеется.

– Он дал мне хартии.

Дорогой отец Беокка, такой уродливый, такой искалеченный, такой честный. Он был моим учителем, другом короля Альфреда и просто хорошим человеком. Священник умер недавно, и его искривленные кости похоронили в соборе Винтанкестера, рядом с гробницей его любезного Альфреда. Перед смертью он переслал мне грамоты, доказывающие мои права на Беббанбург, хотя никому из живущих не требуются документы, чтобы признать во мне законного владельца крепости. Мой отец погиб, когда я был маленьким, и дядя захватил Беббанбург, и никаким количеством чернил и пергаментов его оттуда не выкуришь. Тут нужны мечи и копья, а у меня имелись «Полуночная» и горстка воинов.

– Мы происходим от Одина, – сообщил я Утреду.

– Знаю, отец, – терпеливо кивнул он.

Я сто раз говорил ему о наших предках, но христианские попы заставили его усомниться в моих притязаниях.

– В наших жилах течет кровь богов, – продолжал я. – Когда Один был Гримниром, он возлег с женщиной, и мы происходим от нее. И когда достигнем Беббанбурга, будем сражаться как боги.

На мысль о Гримнире меня навела Гримесби. Гримесби – это деревушка, лежащая близ моря на южном берегу Хамбра. Легенда утверждает, что Один построил там дом. Хотя с какой стати богу строить дом на этом продуваемом всеми ветрами участке болот – не понимаю. Однако когда шторм волнует море за пределами широкого речного устья, у поселения можно найти удобную якорную стоянку.

Гримесби – нортумбрийская деревня. Было время, когда короли Мерсии правили по всему течению Хамбра и Гримесби являлась одним из самых северных их владений, но те дни остались далеко позади. Теперь она принадлежала данам, хотя, подобно всем морским портам мира, гостеприимно встречала любого путешественника, будь то дан, сакс, фриз или даже шотландец. Заходить в небольшую гавань рискованно, потому как дядю, вне всяких сомнений, заинтересуют сведения о моем продвижении на север, а в Гримесби у него наверняка есть люди, которые за плату передадут весточку в Беббанбург. Но я тоже нуждался в новостях, поэтому заглянуть в Гримесби стоило, ведь порт посещают моряки, а кому-нибудь из них обязательно известно, что происходит за толстыми стенами Беббанбурга. Риск можно уменьшить, последовав примеру Гримнира. Я надену маску и стану Вульфом Ранулфсоном из Хайтабу.

Я передал рулевое весло сыну.

– Нам стоит взять к западу? – спросил он.

– Зачем?

– Земли ведь не видно. – Утред пожал плечами. – Как мы найдем Гримесби?

– Это просто, – ответил я.

– Как?

– Когда увидишь два или три корабля, поймешь.

Гримесби лежит на Хамбре, а эта река послужила дорогой в сердце Британии для тысяч данов. Я не сомневался, что мы увидим корабли, и не ошибся. Не прошло и часа, с тех пор как Утред задал свой вопрос, а мы уже заметили шесть судов, плывущих под парусом к западу, и два, гребущих на восток. Их присутствие указало мне на близость нужного места, морского пути из Фризии и Данеланда к Хамбру.

– Шесть! – удивленно воскликнул Финан.

Только вот удивляться было особо нечему. Все шесть судов, идущих в Британию, оказались военными, и я подозревал, что все шесть полны воинов. Люди перебирались через море, потому как пронесся слух насчет возможной добычи или их призвал Кнут.

– Миру скоро конец, – пробормотал я.

– Саксы будут умолять тебя вернуться, – заметил Финан.

– Сначала пусть расцелуют мою языческую задницу.

Ирландец хмыкнул, потом с любопытством уставился на меня.

– Вульф Ранулфсон… – протянул он. – Откуда взялось это имя?

– А почему нет? – Я пожал плечами. – Нужно было назвать какое-нибудь, так почему не это?

– Кнут Ранулфсон? – предположил Финан. – А Вульф? Мне показалось странным, что ты выбрал такое имя.

– Взял не думая, – отмахнулся я.

– Или думал о нем, – сказал ирландец. – И по-твоему, Кнут выступает на юг?

– Скоро выступит, – угрюмо обронил я.

– И саксы расцелуют твою языческую задницу. Что, если леди Этельфлэд позовет тебя?

Я улыбнулся, но ничего не ответил. Уже показалась земля, серая полоса на сером море, и я принял от Утреда рулевое весло. Мне очень часто доводилось плавать по Хамбру, но в Гримесби я еще никогда не заходил. Мы по-прежнему шли под парусом. Войдя в устье с востока, «Полуночная» обогнула длинную песчаную косу, которая называлась Вороний Клюв. Море на отмели казалось белым, и на нем четко выделялись черные остовы разбитых кораблей, но, едва мы миновали острие Клюва, волны ослабели и нас встретила река. Она была большой – ширь серой воды под серым ветреным небом. Гримесби лежала на южном берегу. Мы спустили парус, люди заворчали, продвигая в отверстия в бортах весла. Они всегда ворчат – я еще не встречал команды, которая не ворчала бы, когда надо грести. Однако парни с охотой налегли на вальки, и «Полуночная» заскользила между нагими ивами, словно вехи выраставшими из скрытых водой заиленных отмелей, где таились в переплетении черных сетей верши[2], и вот мы уже входили в гавань Гримесби, в которой расположилось с пару десятков рыбачьих лодок и с полдюжины судов побольше. Два из них напоминали «Полуночную» – боевые корабли, остальные были торговыми посудинами, и каждое пришвартовалось к длинному причалу из почерневшего бруса.

– Пристань-то сгнила, – заметил Финан.

– Вполне вероятно, – отозвался я.

За причалом лежала деревушка, бревенчатые дома которой были такими же черными, как пристань. Струйки дыма над илистым берегом выдавали места, где коптилась рыба или вываривалась соль. Между двумя большими кораблями имелся зазор – достаточный, чтобы пришвартовать «Полуночную».

– Ты ни за что не втиснешься в эту дыру, – сказал Финан.

– Неужели?

– Не ударив ни одно из этих судов.

– Плевое дело, – заявил я.

Финан рассмеялся, я же замедлил частоту гребков веслами настолько, чтобы «Полуночная» едва ползла по воде.

– Два саксонских шиллинга, что ты не сможешь причалить, не задев ни одну из тех лодок, – предложил ирландец.

– Принято.

Я подставил ладонь, Финан ударил по ней. Я приказал втянуть весла, чтобы «Полуночная» тихим ходом вошла в проем между судами. На берегу виднелись только мальчишки, отпугивающие чаек от сохнущих рыболовных сетей, но я знал, что за нами наблюдают. Удивительно, до чего хотелось показать свое мореходное искусство! Нас оценивали, хотя мы не могли видеть зрителей. «Полуночная» скользила, ее весла были подняты, так что лопасти покачивались на фоне серого неба, а нос нацеливался на корму длинного военного корабля.

– Сейчас ты его ударишь, – возликовал Финан.

Я опустил рулевое весло, с силой налег на него. Если расчет верный, мы обогнем соседа и набранного хода хватит, чтобы «Полуночная» нырнула в прогал. Если я ошибся, мы либо закачаемся на волнах, не дойдя до пристани, либо врежемся в нее под треск обшивки. «Полуночная» впорхнула в свободное пространство с изяществом, которым восхитился бы любой моряк, и едва двигалась, когда первый из воинов спрыгнул на доски пристани и поймал брошенный кормовой швартов. За ним поспешил другой, с носовым, и борт «Полуночной» поцеловал одну из свай так нежно, что корпус почти не вздрогнул. Я отпустил рулевое весло, ухмыльнулся и протянул руку:

– Два шиллинга, ирландский ублюдок!

– Просто повезло, – буркнул Финан, выуживая из кошеля монеты.

Команда покатывалась со смеху.

– Меня зовут Вульф Ранулфсон, – предупредил я своих. – Из Хайтабу. Если никогда не бывали в Хайтабу, говорите, что я нанял вас в Лундене. – Потом я указал на сына. – Это Ранулф Вульфсон. Здесь мы хотим запастись провизией перед дальним морским переходом.

По шаткому настилу, перекинутому от берега к пристани через полосу ила, шли двое. Оба закутаны в плащи, с мечами на боку. Я перебрался на доски причала и направился навстречу. Настроены оба были миролюбиво.

– Еще один дождливый денек! – обратился ко мне один.

– Неужели? – удивился я. Дождя не было, хотя по небу плыли тучи.

– Будет!

– Он думает, что его кости умеют предсказывать погоду, – заявил другой.

– Льет и будет лить, – сказал первый. – Меня зовут Рульф, я городской рив, и если твоя лодка будет стоять здесь, то плати мне деньги!

– Сколько?

– Лучше всего все, какие у тебя есть, но сойдемся на серебряном пенни за день.

Выходит, то были честные парни. Я дал им два куска серебра, отрезанных от браслета, и Рульф сунул их в кошель.

– Кто ваш лорд? – спросил я.

– Ярл Зигурд.

– Зигурд Торрсон?

– Он самый. Хороший человек.

– Слыхал о таком, – сказал я.

Я не просто о нем слышал, но и убил его сына в последней большой битве между саксами и данами. Зигурд меня ненавидел и был ближайшим другом и союзником Кнута.

– И наверняка ничего плохого, осмелюсь предположить? – поинтересовался Рульф. Взгляд его обратился на «Полуночную». Он посчитал людей, подметил щиты и мечи, сложенные в середине корабля. – А как тебя зовут?

– Вульф Ранулфсон, – сообщил я. – Из Лундена, возвращаюсь домой в Хайтабу.

– Приключений не ищешь?

– Приключениям мы всегда рады, – отозвался я. – Но удовольствуемся элем и ужином.

Рив усмехнулся:

– Тебе известны правила, Вульф Ранулфсон. Никакого оружия в городе. – Он мотнул головой в направлении длинного низкого строения с кровлей из почерневшего камыша. – Вот таверна. Эти два – корабли из Фризии, постарайся не драться с их моряками.

– Я сюда не драться пришел, – заверил я.

– В противном случае ярл Зигурд тебя найдет и ты этому не обрадуешься.

Таверна была большой, а городок маленьким. Гримесби не имел стен, только вонючая канава окружала сгрудившиеся в кучу домишки. Это был рыбачий поселок, и большинство мужчин, как я подозревал, находятся на богатых рыбой океанских отмелях. Их хижины стояли впритык, словно защищая друг друга от бурь, налетающих с моря. Самые крупные здания представляли собой склады, полные товаров. Тут имелись пеньковые канаты, копченая рыба, соленое мясо, просушенное дерево, выструганные весла, ножи для потрошения рыбы, крюки, уключины, конский волос для конопачения – все для корабля, укрывшегося от непогоды и нуждающегося в починке или пополнении припасов. То был не просто рыболовецкий порт, но приют путешественников – убежище для судов, идущих вдоль берега. Вот почему я и зашел сюда.

Мне требовались новости. Я рассчитывал найти их здесь, у команды какого-нибудь из заглянувших кораблей, а это означало долгий день в таверне. «Полуночную» оставил на Осберта, велев отпускать наших на берег по нескольку человек.

– Никаких драк! – предупредил я, а затем мы с Финаном пошли по причалу за Рульфом и его спутником.

Рульф, парень дружелюбный, заметил нас и задержался.

– Припасы нужны? – спросил он.

– Свежий эль, можно немного хлеба.

– В таверне полно и того и другого. Если я понадоблюсь тебе зачем-то, найдешь меня в доме рядом с церковью.

– Церковью? – удивился я.

– У нее к щипцу крест прибит, так что не ошибешься.

– Ярл Зигурд терпит тут эту ерунду?

– Ему плевать. К нам заходит много христианских судов, их командам нравится молиться. А раз они тратят денежки в городе, то почему бы не принять их? А священник платит ярлу оброк за здание.

– Он и тебе проповедует?

– Поп знает, что, если он осмелится, я приколочу его за уши к его собственному кресту! – Рульф расхохотался.

Посыпал дождь – косой пронизывающий дождь, налетевший с моря. Мы с Финаном шли по городу вдоль канавы. В южной стороне ее пересекала дамба, на другом конце которой со столба свисал скелет.

– Вор небось, – предположил Финан.

Я вглядывался в набухшую от дождя болотистую равнину – запечатлевал в памяти место, потому как никогда не знаешь, где предстоит сражаться. Впрочем, я надеялся, что тут сражаться не придется. То было унылое, сырое место, однако оно давало кораблям приют от штормов, которые превращали море в бело-серый хаос.

Мы расположились в таверне, где эль был кислым, а хлеб черствым как камень, зато рыбный суп оказался наваристым и свежим. Длинная просторная комната с низким потолком обогревалась исполинских размеров плавником – выброшенными на берег обломками дерева. Они горели в главном очаге. Полдень еще не наступил, но народу уже было много. Здесь сидели даны, фризы и саксы. Люди горланили песни, а шлюхи шныряли вдоль столов, отлавливая мужчин и увлекая по лестнице на чердак, устроенный над одним из торцов здания. Когда доски наверху начинали прыгать и в кружки с элем сыпались опилки, народ разражался глумливыми криками. Я прислушивался к разговорам, но не вычислил никого, кто шел к югу вдоль побережья Нортумбрии. Я искал человека, который побывал в Беббанбурге, и готов был ждать сколько угодно, лишь бы найти его.

Но он сам нашел меня. Вскоре после полудня священник – видимо, тот самый, который снимал дом под церковь в центре поселка, – вошел в таверну и отряхнул мокрый плащ. С ним явились двое здоровяков – они следовали за попом, переходившим от стола к столу. Священник был старый, морщинистый и седой, в потрепанной черной рясе, на которой виднелись пятна, похожие на блевотину. Борода его свисала клоками, да и волосы он давно не расчесывал, но лицо было улыбчивое, а взгляд умный. Он глянул в нашу сторону, заметил висящий на шее у Финана крест и стал пробираться к нашему столу, расположенному у лестницы, которой пользовались шлюхи.

– Меня зовут отец Бирньольф, – представился поп Финану. – А тебя как?

Ирландец не назвался, просто улыбнулся, глядя священнику прямо в глаза, и промолчал.

– Отец Бирньольф, – торопливо повторил священник, будто и не спрашивал имени Финана. – А ты только что прибыл в наш городок, сын мой?

– Проездом, отец, проездом.

– Тогда, быть может, ты будешь так добр и пожалуешь монетку на распространение слова Божия в здешних краях? – сказал поп и протянул чашу для подаяний.

Двое его спутников, пугающего облика парни в кожаных куртках-безрукавках, с заткнутыми за широкий кушак длинными ножами, встали по обе стороны от него. Никто из них не улыбался.

– А если я предпочту отказаться? – спросил ирландец.

– Да благословит тебя Господь и в этом случае, – ответил отец Бирньольф.

Он был даном, и это меня покоробило. Мне до сих пор трудно поверить, что какой-нибудь дан может сделаться христианином, тем более священником. Взгляд попа упал на висящий у меня на шее молот, и Бирньольф отступил на шаг.

– Я никого не хочу обидеть, – смиренно промолвил поп. – Просто служу Всевышнему.

– Как и они, – заметил я, взглядом указав на ходившие ходуном и скрипевшие доски у нас над головой.

Священник рассмеялся, потом снова посмотрел на Финана:

– Если можешь помочь Церкви, сын мой, Господь возблагодарит тебя.

Финан сунул руку в кошель, и поп осенил себя крестом. Было очевидно, что он подходит только к путешественникам-христианам, а двое помощников нужны, чтобы защитить его в случае, если вмешается кто-то из язычников.

– Какой оброк платишь ты ярлу Зигурду? – полюбопытствовал я в надежде, что Зигурд сдирает с него непомерно большую плату.

– Я, хвала Господу, оброка не плачу. Это делает господин Эльфрик. Я собираю милостыню для бедных.

– Господин Эльфрик? – переспросил я, стараясь не выдать изумления.

Священник протянул руку за монетой Финана.

– Эльфрик из Берниции, – пояснил он. – Это наш покровитель, причем щедрый. Я недавно был у него.

Тут поп указал на пятна на рясе, словно они имели отношение к встрече с Эльфриком.

Эльфрик из Берниции! Некогда существовало королевство, называвшееся Берницией, и королями в нем были мои предки. Но государство это давно исчезло, поглощенное Нортумбрией, и уцелели от него лишь крепость Беббанбург да прилегающие к ней земли. Но моему дяде нравилось величать себя Эльфриком из Берниции. Удивительно, как ему не пришло в голову присвоить королевский титул?

– И что же делает Эльфрик? – поинтересовался я. – Швыряет вам объедки с кухни?

– Меня всегда тошнит в море, – с улыбкой заявил поп. – Боже милосердный, как я ненавижу корабли! Они качаются, понимаешь? То вверх, то вниз! Все вверх и вниз, пока желудок не сдается и ты не скармливаешь добрый обед рыбам. Но лорду Эльфрику угодно, чтобы я посещал его трижды в год, и мне приходится терпеть эту пытку. – Монетка упала в чашу, и священник повернулся к Финану. – Благодарствую, сын мой.

– Против морской болезни есть верное лекарство, отец, – сказал мой товарищ с улыбкой.

– Боже мой, неужели? – Бирньольф с мольбой воззрился на ирландца. – Скажи, сын мой!

– Сидеть под деревом.

– Ты насмехаешься надо мной, сын мой! Насмехаешься!

Поп вздохнул. Потом лицо его вытянулось, и неудивительно – я постучал по столу золотой монетой.

– Садись и глотни эля, – предложил я ему.

Он заколебался. Язычники внушали ему беспокойство, но золото манило.

– Хвала Господу, – изрек поп и опустился на скамью напротив.

Я посмотрел на двоих парней. Это были настоящие верзилы, с руками в пятнах от смолы, которой покрывают рыболовные сети. У одного вид был воистину пугающий: расплющенный нос на обветренном лице и кулаки как боевые молоты.

– Я вашего священника не убью, – обратился я к ним. – Так что нет смысла торчать тут, словно пара телков. Ступайте и раздобудьте себе эля.

Один поглядел на отца Бирньольфа. Тот кивнул, и детины удалились на другой конец комнаты.

– Добрые души, – сказал священник. – И следят за тем, чтобы тело мое пребывало в целости.

– Рыбаки?

– Рыбаки, как и ученики Господа нашего.

Мне стало интересно, имелся ли среди учеников распятого Бога такой же вот малый с расплющенным носом, шрамами на щеках и мутным взглядом. Возможно: рыбаки – народ суровый. Я проследил, как те двое уселись за стол, затем крутанул прямо перед священником монету. Блеснуло золото, потом кругляш забренчал, теряя скорость вращения. На миг он заплясал, потом лег. Я слегка подтолкнул его к попу. Финан потребовал принести еще одну кружку и плеснул в нее эля из кувшина.

– До меня дошел слух, – начал я, – что лорд Эльфрик нанимает воинов.

– Что именно ты слышал? – Взгляд священника не отрывался от монеты.

– Что Беббанбург – настоящая крепость и к ней не подступиться, но у Эльфрика нет собственных кораблей.

– Два – есть, – ответил отец Бирньольф осторожно.

– Чтобы нести дозор вдоль берега?

– Отгонять пиратов. И еще – да, иногда лорд нанимает корабли. Двух не всегда хватает.

– Я вот подумываю, – продолжил я, подняв монету и снова закрутив ее на столе, – что нам имеет смысл заглянуть в Беббанбург. Эльфрик дружелюбно относится к тем, кто не из христиан?

– Он дружелюбен, да… – Священник замялся, потом поправился: – Ну, быть может, не дружелюбен, но справедлив. С народом обращается хорошо.

– Расскажи мне о нем, – попросил я.

Монета играла на свету, отбрасывая блики.

– Лорд хворает, – сообщил отец Бирньольф. – Но его сын – человек способный.

– А как зовут сына? – Ответ, разумеется, был мне известен. Эльфрик, приходившийся мне дядей, украл Беббанбург, и его сын носил имя Утред.

– Утредом, – сказал поп. – У него есть сын того же имени. Замечательный мальчик! Всего десяти лет от роду, но такой крепкий и отважный – отличный парнишка!

– Тоже Утред?

– Это их родовое имя.

– Всего один сын? – уточнил я.

– У него было три, но два умерли во младенчестве. – Отец Бирньольф перекрестился. – Но старший выжил, хвала Господу.

«Вот ублюдок!» – подумал я, имея в виду Эльфрика. Назвал сына Утредом, а тот дал это имя своему первенцу, потому как Утреды всегда были владетелями Беббанбурга. Но Утред – это я, и Беббанбург только мой! Эльфрик, назвав так своего наследника, заявил всему миру, что крепость потеряна для меня и теперь до конца времен принадлежит его роду.

– Так как попасть туда? – спросил я. – Гавань там имеется?

Завороженный блеском золота, отец Бирньольф поведал мне многое, о чем я уже знал, и кое-что, о чем я не ведал. Сказал, что нам следует воспользоваться узким проливом к северу от крепости и через него провести «Полуночную» в мелкую гавань, лежащую под защитой могучей скалы, на которой стоит Беббанбург. Нам позволят сойти на берег, заверил священник, но чтобы попасть в большой зал лорда Эльфрика, нужно подняться по тропе до ворот, которые называют Нижними. Они огромные, заверил он, и укреплены каменными стенами. А далее – обширное пространство, где располагаются кузница и конюшни. Затем предстоит добраться по крутой дороге до Верхних ворот, за которыми расположены дом лорда Эльфрика, жилые постройки, хранилище оружия и дозорная башня.

– Тоже камень? – поинтересовался я.

– Да, лорд Эльфрик и там построил каменную стену. Никто не пройдет.

– А воины у него есть?

– Сорок или пятьдесят живут в крепости. Есть у него и другие воины, конечно, но они пашут его землю или живут в собственных домах.

Об этом мне тоже было известно: дядя мог созвать внушительное число дружинников, но бо́льшая их часть обитала на отдельно стоящих фермах. Потребуется день или два, чтобы собрать эти сотни, поэтому мне придется иметь дело с четырьмя или пятью десятками телохранителей, испытанных бойцов, задачей которых было не дать кошмару Эльфрика стать явью. Этим кошмаром был я.

– Так ты вскоре отправляешься на север? – спросил отец Бирньольф.

Я ответил вопросом на вопрос:

– Значит, лорду Эльфрику нужны корабли, чтобы охранять своих купцов?

– Шерсть, ячмень, пушнина, – заявил поп. – Купцы везут товары в Лунден, а то и через море, во Фризию, поэтому да, им нужна защита.

– И он хорошо платит?

– Его щедрость известна всем.

– Ты очень помог, отец, – сказал я и катнул монету через стол.

– Господь да пребудет с тобой, сын мой, – пробормотал священник, нагнувшись за упавшим на пол золотым.

Он завладел добычей и поинтересовался:

– А как тебя зовут?

– Вульф Ранулфсон.

– Доброго тебе пути на север, Вульф Ранулфсон.

– Да мы, может, и не пойдем не север, – сказал я, когда поп встал. – Ходят слухи, что на юге назревает заваруха.

– Не дай бог, – настороженно отозвался он. – Заваруха?

– В Лундене поговаривают, будто лорд Этельред считает Восточную Англию легкой добычей.

Отец Бирньольф перекрестился:

– Молюсь, чтобы этого не случилось.

– Где заваруха, там выгода, – заявил я. – Поэтому я молюсь о войне.

Поп ничего не ответил, но поспешил уйти. Я сидел к нему спиной.

– Что он делает? – поинтересовался я у Финана.

– Разговаривает со своими парнями. Смотрит на нас.

Я отрезал кусок сыра.

– Зачем Эльфрику содержать попа в Гримесби?

– Потому что он добрый христианин? – уныло предположил ирландец.

– Эльфрик – коварный, подлый слизняк, – возразил я.

Финан глянул в сторону священника, потом посмотрел на меня:

– Отец Бирньольф берет у твоего дяди серебро.

– А взамен, – добавил я, – сообщает Эльфрику про всех, кто бывает в Гримесби. Кто приходит, кто уходит.

– И кто расспрашивает про Беббанбург.

– И я это только что сделал.

– Верно. – Финан кивнул. – И ты заплатил ублюдку слишком щедро и задал слишком много вопросов про укрепления. С таким же успехом ты мог назвать свое настоящее имя.

Я нахмурился, но Финан был прав. Мне слишком хотелось добыть сведения, и отец Бирньольф наверняка более чем насторожился.

– Так как он сообщит новости Эльфрику? – спросил я.

– Рыбаки?

– При таком ветре плавание займет дня два, – предположил я, глянув на рвущиеся с петель ставни. – Или полтора, если использовать судно размеров «Полуночной».

– Три, если пойдут берегом.

– Можно ли ублюдку верить? – подумал я вслух.

– Насчет гарнизона твоего дяди? – Финан пальцем нарисовал дорожку из пролитого на стол эля. – Звучит вполне правдоподобно. – Он криво улыбнулся. – Пятьдесят воинов? Если мы сможем проникнуть в крепость, мы наверняка сумеем перебить мерзавцев.

– Если удастся пробраться. – Я отвернулся, сделав вид, будто разглядываю большой очаг, пламя в котором прыгало навстречу каплям дождя, падавшим через дымовое отверстие в крыше. Отец Бирньольф оживленно беседовал с двумя своими верзилами, но прямо у меня на глазах они поспешили к выходу из таверны.

– Что у нас с приливом? – спросил я у Финана, продолжая наблюдать за попом.

– Ночью растет, к рассвету начнется отлив.

– Тогда уходим с рассветом.

Потому что «Полуночная» отправлялась на охоту.

* * *

Мы вышли в море с отливом. Мир был серо-стальным, как клинок. Серое море, серое небо, серый туман. «Полуночная» кралась через эту серость подобно хищному, опасному зверю. Мы пустили в ход лишь двадцать весел, и они поднимались и опадали почти бесшумно, лишь изредка скрип уключины или плеск лопасти нарушали тишину. Черный с серебром след стелился за нами, расширяясь и замирая, пока «Полуночная» скользила между обрамляющими русло реки ивами. Отлив сам нес нас к морю. Туман густел, но течение влекло нас бережно, и, лишь почувствовав, как нос стал подпрыгивать на крупных волнах, я взял курс на север. Гребли мы медленно. Я слышал, как прибой с грохотом бьется о Вороний Клюв, и уводил корабль, пока рокот не стих. К этому времени пелена сделалась более плотной, но белесой. Дождь прекратился. Море было спокойным, ласковым. Невысокие волны – этот отзвук непогоды – лениво плескались о борта, но я чувствовал, что ветер снова поднимется, и распорядился держать отсыревший парус наготове.

Ветер пришел по-прежнему с востока. Парус вздулся пузырем, мы убрали весла, и «Полуночная» устремилась к северу. Туман рассеялся, и стало возможно разглядеть державшиеся ближе к берегу рыбачьи лодки, но я не обращал на них внимания и вел судно на север. Боги не оставили меня, и когда солнце проглянуло через прорехи в тучах, ветер зашел немного к югу. Морские птицы кричали вокруг.

Мы шли хорошо, и к исходу дня в виду показались меловые утесы Фланебурга. Знакомая примета. Как часто проплывал я мимо этого большого мыса, скалистые берега которого изрыты прибоем! Я смотрел, как волны разбиваются о скалы, обращаясь в белую пену, а когда подошли ближе, услышал рев врывающейся в пещеры воды.

– Фланебург, – сказал я сыну. – Запомни это место!

Утред смотрел на схватку моря и камня:

– Такое трудно забыть.

– И обходи его стороной, – продолжил я. – Течение близ утесов очень сильное, но вдали от берега слабеет. И если убегаешь от шторма с севера, не ищи защиты на южной стороне мыса.

– Почему?

– Мелко, – пояснил я, указывая на черные ребра кораблей, выглядывающие из толчеи волны. – Фланебург забирает суда и людей, держись от него подальше.

Начался прилив, и течение теперь обернулось против нас. «Полуночная» сражалась с волнами, я приказал спустить парус и взяться за весла. Море стремилось оттащить нас к югу, но мне требовалось укрыться на северной стороне Фланебурга, где глубины больше и ни одна идущая с юга лодка не могла заметить нас. Я переложил руль ближе к утесам. Над мачтой кружили бакланы, а тупики стригли хребты волн. Прибой разбивался о камни и заливал уступы, чтобы отпрянуть в сутолоке бурлящей пены. Сверху, где на вершине утесов открывалась взору полоска полегшей под ветром травы, на нас смотрели двое. Они ждали, не пристанем ли мы к берегу, но я никогда не причаливал в крошечной бухте на северной стороне Фланебурга и не собирался испытывать судьбу.

Вместо этого мы развернулись носом к течению и удерживали судно на месте при помощи весел. Когда мы прибыли, близ огромной меловой головы качалось пять рыбачьих лодок. Две располагались к востоку от утесов, а три – к северу, но с нашим приближением все они удрали. Появился волк, а овцы знают свое место, и поэтому, когда тени удлинились, мы остались одни в море. Ветер стих, но на буйстве волн это не сказалось. Течение усиливалось, и моим людям приходилось налегать на весла, чтобы «Полуночную» не снесло. Сумерки сгущались, море из серого стало почти черным, и этот мрак обрамляла белопенная полоса прибоя. В небе угасал тусклый свет.

– Быть может, они не появятся сегодня, – сказал Финан – он присоединился ко мне у рулевого весла.

– По суше они не пойдут, – возразил я. – И им нужно спешить.

– А почему не по суше? – спросил сын.

– Не задавай глупых вопросов, – огрызнулся я.

Парень посмотрел с обидой.

– Они ведь даны, – с нажимом произнес он. – Разве не ты сказал, что священник – дан? – Ответа Утред дожидаться не стал. – Те двое рыбаков могут быть христианами и саксами, но ярл Зигурд снисходительно относится к их религии. Никто не помешает им ехать через Нортумбрию.

– Он прав, – заявил Финан.

– Ошибается, – не уступал я. – Путь верхом займет слишком много времени.

Я надеялся, что прав. Наверняка отец Бирньольф предпочел бы отправиться в Беббанбург на лошади, но срочность новостей заставит его преодолеть страх перед морской болезнью. Моя догадка заключалась в том, что рыбаки и священник пойдут близ берега: появись бродячий корабль с северянами, можно укрыться в ближайшей бухте, а если таковой не подвернется, просто выброситься на отмель. Плыть по морю на мелкосидящей лодке, держась у берега, гораздо безопаснее, чем скакать по долгим северным дорогам.

Я посмотрел на запад. Между темными облаками проглядывали первые звезды. Ночь почти уже наступила, всходила луна.

– Они знают, что мы вышли из Гримесби, – напомнил сын, – и должны опасаться засады с нашей стороны.

– С чего им опасаться? – спросил я.

– С того, что ты расспрашивал про Беббанбург, – сухо заметил Финан.

– Поп умеет считать и знает, что нас всего тридцать шесть, – ответил я. – Что могут тридцать шесть воинов сделать с Беббанбургом?

– Они думают, что ничего, – согласился Финан. – И вероятно, поверят в твою историю. Может статься, отец Бирньольф и не станет посылать предупреждение?

Ночь почти уже опустилась. Луна освещала море, но берег оставался темным. Где-то далеко горел костер, но все остальное было погружено во тьму – даже меловые утесы казались черными. Море укутывала мгла, ее рассекали серебристые, серые и белые полосы. Мы отвели «Полуночную» на несколько корпусов севернее, подальше от скал. Ни одно идущее по морю судно не могло разглядеть нас на фоне земли. Волк спрятался.

И тут, почти неожиданно, объявилась добыча.

Оно показалось на юге – крошечное суденышко с квадратным парусом, и именно этот темный парус я разглядел сначала. Лодка была, похоже, в полумиле от восточной оконечности Фланебурга. Не задумываясь, что делаю, я толкнул рулевое весло, а Финан отдал приказ налечь на весла, и «Полуночная» тенью выскользнула из укрытия.

– Греби во всю! – прорычал я Финану.

– Навались! – скомандовал тот.

Волна разбилась о нос, брызги полетели на палубу. Парни налегли на вальки, весла гнулись, корабль летел стрелой.

– Быстрее! – покрикивал Финан, отбивая ногой ритм.

– Откуда ты знаешь, что это они? – спросил Утред.

– Не знаю.

Нас заметили. Быть может, виноваты были пенные следы лопастей или звук опадающих тяжелых весел, но я увидел, как короткий корпус чуть повернул, а один из моряков выбрал шкот, туже натягивая парус, но потом они поняли, что сбежать не получится, поэтому направили лодку на нас.

– Он собирается сблизиться с нами, а затем, изменив в последний момент курс, поломать нам весла с одного из бортов, – сказал я. – Этот малый не глуп.

– Но какого именно из бортов?

– Кабы я знал… – начал я, но не договорил.

В приближающемся к нам суденышке было больше одного гребца. Двое? Трое? То была рыбачья лодка: широкая, устойчивая и тихоходная, но достаточно тяжелая, чтобы разбить нам весла в щепы.

– Он пойдет в ту сторону. – Я кивнул на юг. Утред, лицо которого казалось бледным в свете луны, поглядел на меня. – Смотри, рулевой стоит сбоку от весла. Ему мало места для размаха, чтобы подгребать к себе, поэтому он будет отталкивать весло.

– Гребите, ублюдки! – орал Финан.

Сто шагов, пятьдесят. Шаланда держала курс прямо на наш нос. Теперь было видно, что на борту трое. Корабль подходил все ближе, пока наш высокий штевень не загородил от меня корпус лодки, и я мог видеть только вырастающий темный парус. Я взял рулевое весло на себя, налегая изо всех сил, и заметил, как рыбаки в последний момент повернули. Но я опередил их, и они легли на тот самый курс, как и ожидалось. Наш увенчанный головой зверя штевень врезался в их низкий борт. «Полуночная» вздрогнула, раздался вопль, треск дерева, мачта с парусом исчезли. Потом наши весла снова ударили по воде, что-то проскребло под килем, и море усеяли обломки.