Читать книгу Святая Жанна - Бернард Шоу - Страница 3

Замок Шинон в Турени. Часть тронного зала, отделенная занавесью. Дофина ожидают архиепископ Реймский – дородный князь церкви, у которого нет ничего духовного, кроме властной осанки, и лорд-канцлер – монсеньор де ла Тремуйль – заносчивое чудовище, не человек, а винная бочка. Справа от них обоих – дверь. Солнце давно перевалило за полдень 8 марта 1429 года. Архиепископ хранит величавое достоинство, а стоящий от него по левую руку Канцлер просто пышет яростью.

Ла Тремуйль. Какого черта дофин заставляет себя ждать? Ну и терпеньице же у вас – стоите как каменный истукан!

Архиепископ. Конечно. Я – архиепископ, а что такое архиепископ? В некотором роде истукан. Наше ремесло приучило нас к выдержке – ведь нам приходится имело дело с таким политическим дураком! Да к тому же, любезный мой канцлер, у дофина есть привилегия королей: заставлять себя ждать.

Ла Тремуйль. Будь он проклят, этот дофин, не при вас будь сказано! Знаете, сколько он мне должен?

Архиепископ. Видимо, куда больше, чем мне, – вы ведь богаче.

Ла Тремуйль. Двадцать семь тысяч он у меня вытянул напоследок. Двадцать семь тысяч чистоганом.

Архиепископ. Но куда все это девается? Ни разу не видел на нем костюма, который я решился бы кинуть последнему из моих служек.

Ла Тремуйль. За обедом он довольствуется цыпленком или обрезком баранины. (В дверях появляется Паж.) Наконец!

Паж. Увы, ваша светлость, это не его величество. Сюда идет господин де Рец.

Ла Тремуйль. Этот молокосос Синяя Борода? А почему ты нам докладываешь?

Паж. Кажется, что-то случилось. С ним капитан ла Гир.

Входит Жиль де Рец, молодой человек 25 лет, очень франтоватый и очень самоуверенный. Бросая вызов двору, где все гладко выбриты, он кичится своей вьющейся бородкой, выкрашенной в синий цвет. Ему во что бы то ни стало хочется быть приятным, но он не вызывает симпатий, поэтому одиннадцать лет спустя, когда Жиль де Рец попытается восстать против могущества церкви, его обвинят в том, что он получал удовольствие, совершая чудовищные жестокости, и повесят. Пока что виселица еще не бросила на него свою тень. Он весело приближается к Архиепископу. Паж выходит.

Синяя Борода. Ваш смиренный агнец, святейший. Добрый день, монсеньор. Знаете, что случилось с ла Гиром?

Ла Тремуйль. Наверно, так чертыхался, что потерял голову.

Синяя Борода. Наоборот. Франк-Сквернослов, единственный человек в Турени, который даст ему по этой части пять очков вперед, услышал от какого-то солдата, что человеку негоже сквернословить на краю могилы…

Архиепископ. И в других случаях тоже. Но разве Франк-Сквернослов надумал умереть?

Синяя Борода. Он только что свалился в колодезь и утонул. Ла Гир совсем обезумел от страха. (Входит капитан Ла Гир – старый вояка, который чувствует себя куда привольней на бивуаке, чем при дворе.) Я как раз говорю о тебе. Архиепископ тоже думает, что ты – человек пропащий.

Ла Гир (не глядя, шагает мимо Синей Бороды и останавливается между архиепископом и Ла Тремуйлем). Нечего шутить. Дело дрянь… То был совсем не солдат, а переодетый ангел.

Архиепископ, Ла Тремуйль, Синяя Борода (вместе). Ангел?!

Ла Гир. Самый настоящий ангел. Он пробился сюда из Шампани с горсточкой солдат мимо англичан, дезертиров, разбойников и еще невесть кого. Я знаю одного из его спутников – де Пуленгея. Он-то и говорит, что это – ангел. Будь я проклят на веки веков, если я еще хоть разок выругаюсь!

Архиепископ. Весьма благочестивое начало, капитан.

Синяя Борода и Ла Тремуйль смеются. Возвращается Паж.

Паж. Его величество.

Придворные небрежно принимают приличествующие позы. Раздвинув занавес, входит дофин, держа в руках бумагу. Ему 26 лет, и по существу, после смерти отца, он король Карл VII, хотя еще и не коронован. По внешности это довольно жалкое существо, и последняя мода – бриться наголо и прятать как мужчинам, так и женщинам все до последнего волоска под головным убором – отнюдь не делает его красивее. У него небольшие, близко посаженные узкие глазки, длинный нос, который уныло свешивается на вздернутую толстую губу, и выражение лица щенка, привыкшего к тому, что его пинают, но упрямого и трудновоспитуемого. Однако он не глуп и не вульгарен, а задорный юмор дает ему перевес в словесных поединках. Сейчас он взволнован как дитя, получившее новую игрушку. Он подходит к Архиепископу слева. Синяя Борода и Ла Гир отступают к занавеси.

Карл. Архиепископ, знаете, что Роберт де Бодрикур прислал мне из Вокулёра?

Архиепископ (презрительно). Меня давно не забавляют ваши новые игрушки.

Карл (с негодованием). Это совсем не игрушка!

Архиепископ. Ваше высочество напрасно обижается.

Ла Тремуйль (грубо). Хватит ворчать. Что тут у вас?

Карл. А вам какое дело?

Ла Тремуйль. Мое дело знать, какие у вас связи с гарнизоном в Вокулёре. (Выхватив бумагу из рук дофина, не без труда принимается ее читать, водя пальцем по строчкам и разбирая письмо по слогам.)

Карл (чувствуя свое унижение). Вы считаете, что можете обращаться со мной как вам вздумается, потому что я ваш должник и не умею драться. Но в моих жилах течет королевская кровь.

Архиепископ. Ваше высочество, люди сомневаются даже и в этом. В вас так трудно узнать внука Карла Мудрого…

Карл. Я не желаю больше слышать о моем деде! Он был так мудр, что на него пошла мудрость пяти поколений его потомков. Вот я и родился жалким дурнем, которым помыкает, кто хочет.

Архиепископ. Возьмите себя в руки, ваше величество. Такие ребяческие вспышки недостойны вашего сана.

Карл. Снова проповедь? Хоть вы и архиепископ, к вам в гости не приезжают ни святые, ни ангелы.

Архиепископ. О чем вы говорите?

Карл. Ага! Спросите вон этого мужлана. (Показывает на Ла Тремуйля.)

Ла Тремуйль (с яростью). А ну-ка помалкивайте! Понятно?

Карл. Еще бы! И нечего кричать… на весь замок. Лучше бы вы кричали на англичан. И побили бы их для разнообразия.

Ла Тремуйль (подняв кулак). Ах ты, ничто…

Карл (прячась за спину архиепископа). Не смейте поднимать на меня руку! Это измена родине!

Ла Гир. Спокойно, герцог! Спокойно!

Архиепископ (решительно). Послушайте, нельзя же так! Лорд-канцлер, помилуйте, прошу вас! Надо же соблюдать хоть какие-то приличия! (Дофину.) А если вы, ваше величество, не можете владеть королевством, постарайтесь владеть хоть самим собой.

Карл. Опять проповедь?

Ла Тремуйль (передавая бумагу архиепископу). Нате, прочтите мне эту проклятую писанину. У меня вся кровь бросилась в голову, не различаю букв.

Карл (подходя и заглядывая ему через плечо). Дайте я прочту. Я-то умею читать.

Ла Тремуйль (нисколько не уязвленный этой шпилькой, с величайшим презрением). Ну да, больше вы ни на что и не способны.

Архиепископ. Вот не ждал, что у де Бодрикура так мало здравого смысла. Он посылает сюда какую-то деревенскую юродивую…

Карл (прерывая его). Нет, святую, ангела! И она едет ко мне, к королю, а не к вам, архиепископ, при всей вашей святости. Она знает, в ком течет королевская кровь. А вот вы – нет. (Надменно прогуливается вдоль занавеси.)

Архиепископ. Нельзя позволять, чтобы вы увиделись с этой безумной мужичкой.

Карл (оборачиваясь к нему). Но я – король, и такова моя воля.

Ла Тремуйль (грубо). А мы ее не пустим, вот и все.

Карл. Я настаиваю…

Синяя Борода (смеясь над ним). Ай-ай-ай, как нехорошо! Что скажет ваш премудрый дедушка?

Карл. Вот и видно, какой вы невежда. У деда была своя святая; она, бывало, парила по воздуху, когда молилась и рассказывала деду все, что он хотел знать. У несчастного отца было целых две святых: Мария из Майе и Гасконка Авиньонская. У нас это наследственное. Имейте в виду, что бы вы ни говорили, и я заведу себе святую.

Архиепископ. Да она совсем не святая. И даже не носит юбки. Одевается как солдат и скачет верхом с солдатами. Неужели вы думаете, что подобная особа может быть допущена ко двору вашего высочества?

Ла Гир. Обождите! (Подходит к архиепископу.) Вы говорите, что эта девушка носит латы, как солдат?

Архиепископ. Так пишет де Бодрикур.

Ла Гир. Клянусь всеми исчадиями ада – Господь милостивый, прости мне мое богохульство! Клянусь Пресвятой Девой и всеми святыми, что это и есть тот ангел, который поразил насмерть Франка-Сквернослова.

Карл (с торжеством). Видите! Это чудо.

Ла Гир. Она нас всех может отправить на тот свет. Берегитесь!

Архиепископ (строго). Глупости! Никто никого не отправлял на тот свет. Пьяный негодяй, которого тысячу раз попрекали тем, что он сквернословит, свалился в колодец и утонул. Простое совпадение.

Ла Гир. Не знаю, что такое совпадение. Знаю, что парень умер, а она предупреждала его, что он умрет.

Архиепископ. Все мы умрем, капитан.

Ла Гир (крестясь). Надеюсь, не все. (Смолкает, не желая дольше участвовать в разговоре.)

Синяя Борода. Совсем не трудно узнать, ангел она или нет. Когда она придет, давайте сделаем вид, будто дофин – это я.

Карл. Согласен. Если она не поймет, в ком течет королевская кровь, я не буду иметь с ней дело.

Архиепископ. Только церковь производит в святые. Это решать не Бодрикуру. Говорю вам, девица не будет сюда допущена.

Синяя Борода. Но…

Архиепископ (сурово). Я говорю от имени церкви. (Карлу.) Посмейте только ослушаться…

Карл (испуганно, но с недовольством). Если грозите мне отлучением – что я могу сказать? Но вы не дочитали письмо. Де Бодрикур пишет, что она снимет осаду с Орлеана и побьет англичан.

Ла Тремуйль. Белиберда!

Карл. А вы можете спасти Орлеан? При всем вашем хамстве?

Ла Тремуйль (в бешенстве). Вы мне не суйте в нос этот Орлеан! Я больше воевал на своем веку, чем вам и во сне приснится. Но я не могу поспеть повсюду.

Карл. Слава богу хоть за это.

Синяя Борода (становясь между архиепископом и Карлом). В Орлеане во главе войск – Жак Дюнуа, смелый Дюнуа, обольстительный Дюнуа, изумительный, непобедимый Дюнуа, любимец женщин, незаконнорожденный Дюнуа. Неужели какая-то деревенщина совершит то, чего не может он?

Карл. А почему же он не снимет осаду с Орлеана?

Ла Гир. Ветер дует не в ту сторону.

Синяя Борода. Причем тут ветер? Там суша, а не море.

Ла Гир. Крепость стоит на Луаре, а англичане держат мост. Чтобы зайти врагу в тыл, Дюнуа надо переправить войска через реку выше по течению. Он не может побороть и течение, и ветер, а этот дьявол дует в другую сторону. Дюнуа надоело платить священникам за молебны о западном ветре. Ему может помочь только чудо. Вы говорите, что девушка не сотворила с Франком-Сквернословом никакого чуда? Но ведь она его прикончила, правда? Если она пошлет западный ветер, может, и это не будет чудом, но Дюнуа прикончит англичан.

Архиепископ (дочитав письмо). Де Бодрикур и в самом деле весьма воодушевлен…

Ла Гир. Де Бодрикур – страшный осел, но он – солдат, и если он считает, что девица может побить англичан, вся армия будет думать так же.

Ла Тремуйль (архиепископу, который уже колеблется). Пусть будет по-ихнему. Что бы Дюнуа ни делал, его войска отступят, если кто-нибудь не придаст им духу.

Архиепископ. Святая церковь должна проверить девицу, прежде чем принять какое бы то ни было решение. Однако, если его высочество этого желает, допустите ее ко двору.

Ла Гир. Сейчас я ее разыщу. (Выходит.)

Карл. Пойдем, Синяя Борода. Давай-ка сделаем так, чтобы она меня не узнала. (Выходит за занавес.)

Синяя Борода. Мне представиться таким ничтожеством!.. Пресвятая Богородица! (Идет вслед за дофином.)

Ла Тремуйль. Интересно, отгадает она или нет!

Архиепископ. Конечно, отгадает.

Ла Тремуйль. Как? Почем она будет знать?

Архиепископ. Разве она не знает того, что знают все в Шиноне? Что дофин самый невзрачный и хуже всех одетый человек при дворе, а что синюю бороду носит Жиль де Рец?

Ла Тремуйль. Черт, я об этом не подумал.

Архиепископ. Я больше привык к чудесам, чем вы. Она входят в мое ремесло.

Ла Тремуйль (недоумевая). Но какое же тогда это чудо?

Архиепископ. А почему бы и нет?

Ла Тремуйль. Послушайте, что такое чудо?

Архиепископ. Чудо, друг мой, это такое событие, которое укрепляет веру. В этом цель и смысл всяких чудес. Они кажутся необыкновенными тем, кто их видит, и незамысловатыми – тем, кто их совершает. И все же это настоящие чудеса!

Ла Тремуйль. Даже если это жульничество?

Архиепископ. Жульничество обманывает. Явление, которое укрепляет веру, не может обманывать, значит, это не жульничество, а чудо.

Ла Тремуйль (почесывая затылок). Ну что ж, вы ведь архиепископ – вам лучше знать. Мне лично все это кажется делом темным.

Архиепископ. Вы хоть и не священник, но зато – человек государственный, воин. Разве заставишь обывателя платить военные налоги или солдата – жертвовать жизнью, если скажешь им правду?

Ла Тремуйль. Конечно, нет, клянусь Богом! Сразу дым пойдет коромыслом.

Архиепископ. А разве так трудно сказать им правду?

Ла Тремуйль. Господи помилуй, да они вам все равно не поверят.

Архиепископ. Именно. Что ж, церковь правит людьми для блага духовного, вы же правите ими для блага телесного. И путь у нас один: крепить веру при помощи поэтического вымысла.

Ла Тремуйль. Вымысла? Вернее сказать, обмана.

Архиепископ. Неверно, друг мой. Притча – не ложь, хоть и рассказывает о событии, которого не было. Чудо не жульничество, хоть оно порою – не скажу, что всегда, – простое и невинное средство, которым пастырь поддерживает веру своей паствы. Когда эта девушка отыщет среди вас дофина, это не будет чудом, ибо я буду знать, как оно произошло, и, следовательно, вера моя не станет сильнее. Что же до остальных, то если они почувствуют восторг, увидят нечто необыкновенное, – значит, воистину произошло чудо, и слава ему! И вы увидите: девушка будет тронута им больше кого бы то ни было. Она позабудет, что просто отгадала дофина. Может, забудете и вы тоже.

Ла Тремуйль. Не могу понять, чего в вас больше – слуги Божьего или самой хитрой лисы в Турени. Пойдемте, не то мы опоздаем на представление, а я желаю на него поглазеть, все равно, чудо – это или не чудо.

Архиепископ (удерживая его). Вы только не думайте, что я любитель нечестной игры. Будь я простым монахом, которому не надо править людьми, я искал бы утешения у Аристотеля и Пифагора, а не у святых со всеми их чудесами.

Ла Тремуйль. А кто такой, черт побери, этот Пифагор?

Архиепископ. Мудрец, утверждавший, что Земля кругла и вращается вокруг Солнца.

Ла Тремуйль. Вот идиот! Или он был слепой и ничего не видел?

Выходят, откинув занавес, который вскоре совсем раздвигается, открывая тронный зал, где собрался весь двор. Справа на возвышении двойной трон; рядом, красуясь, стоит Синяя Борода; он изображает дофина. И он, и придворные явно увлечены этой забавой. Позади трона – завешенная арка, но главный вход, который охраняют часовые, находится в другом конце зала. От трона к двери открыт проход, по обе стороны которого стоят придворные. Среди них – Карл. Справа от него Ла Гир, слева Архиепископ; он стоит у края возвышения. По другую сторону трона – Ла Тремуйль.

Герцогиня де Ла Тремуйль, представляющаяся королевой, сидит на троне, предназначенном для супруги короля. Ее окружают несколько придворных дам.

Придворные, болтая, подняли такой шум, что никто не замечает появления Пажа.

Паж. Герцог… (Никто его не слушает.) Герцог… (Шум не стихает. Негодуя, что он не может овладеть вниманием придворных, паж выхватывает у ближайшего стражника алебарду и ударяет ею об пол. Болтовня прекращается, и все молча на него смотрят.) Внимание! (Возвращает алебарду стражнику.) Герцог Вандомский просит разрешения представить его величеству Деву Жанну.

Карл (прижимая палец к губам). Тсс! (Прячется за спиной соседа, но выглядывает оттуда с любопытством.)

Синяя Борода (величественно). Пусть приблизится к трону.

Жанну в солдатской одежде, с коротко остриженными волосами, густо обрамляющими ее лицо, смущенно и молча ведет за руку придворный. Она отдергивает руку и нетерпеливо ищет глазами дофина.

Герцогиня (ближайшей придворной даме). Милочка! Поглядите на ее прическу!

Дамы разражаются безудержным хохотом.

Синяя Борода (сдерживая смех и помахивая рукой в знак недовольства их неуместным весельем). Тсс-с! Дамы! Дамы!

Жанна (нисколько не смутившись). Я ношу такую прическу потому, что я – солдат. А где дофин?

Идет к возвышению. По рядам проносится легкий смешок.

Синяя Борода (снисходительно). Вы находитесь в присутствии дофина.

Жанна мгновение смотрит на него недоверчиво, разглядывая его с головы до ног, чтобы не ошибиться. Мертвая тишина. Все глаза следят за ней. На лице ее медленно расплывается улыбка.

Жанна. Ну-ну, Синяя Борода! Ты меня не проведешь. Где дофин?

Взрыв хохота, и Жиль, пожав плечами, присоединяется к общему смеху. Спрыгнув с возвышения, он становится рядом с Ла Тремуйлем.

Жанна, осклабившись во весь рот, поворачивается и, внезапно нырнув в толпу придворных, вытаскивает оттуда за руку Карла.

Жанна (отпуская его и слегка присев в знак приветствия). Добрый мой маленький дофин! Меня послали к тебе, чтобы я прогнала англичан из Орлеана, а потом из Франции, и короновала тебя в Реймском соборе, где коронуют всех истинных королей Франции.

Карл (с торжеством, обращаясь ко всем придворным). Видите? Она сразу узнала, в ком течет королевская кровь. Кто посмеет теперь сказать, что я – не сын своего отца! (Жанне.) Но если ты хочешь короновать меня в Реймсе, договорись об этом с архиепископом. Вон он стоит. (Показывает на архиепископа, стоящего позади Жанны.)

Жанна (поспешно оборачиваясь, вне себя от волнения). Ваше преосвященство! (Падает перед ним на колени, опускает голову, не решаясь взглянуть ему в лицо.) Ваше преосвященство, я всего-навсего бедная деревенская девушка, а вы исполнены благостью Божьей, и вас осеняет слава Господня. Прикоснитесь ко мне и дайте мне свое благословение!

Синяя Борода (шепотом, Ла Тремуйлю). Старая лиса покраснел.

Ла Тремуйль. Вот это чудо!

Архиепископ (растроганно, положив руку ей на голову). Дитя мое, сердце твое отдано церкви.

Жанна (в изумлении подняв на него глаза). Вы думаете? А разве это плохо?

Архиепископ. Это совсем не плохо, дитя. Но это опасно.

Жанна (поднимаясь, с лицом, озаренным отвагой и счастьем). Опасности ждут нас повсюду, покуда мы на земле. Ах, преосвященный, вы вселили в меня такое мужество! Как, наверно, чудесно быть архиепископом!

Придворные не скрывают улыбок, кое-кто из них даже фыркнул.

Архиепископ (почувствовав это, выпрямился). Господа, ваше суесловие посрамлено верой этой девы. И я, видит Бог, – тварь недостойная, но ваши насмешки – смертный грех.

Лица вытягиваются. Мертвая тишина.

Синяя Борода. Ваше преосвященство, мы ведь смеемся над ней, а не над вами.

Архиепископ. Что? Вы смеялись не над моим несовершенством, а над ее верой? Жиль де Рец! Дева уже раз предсказала, что богохульник потонет в грехе своем…

Жанна (с большим огорчением). Нет, что вы!

Архиепископ (заставляет ее замолчать движением руки). А я предсказываю вам, что ежели вы не поймете, когда можно смеяться, а когда должно возносить молитвы Богу, вас повесят.

Синяя Борода. Ваше преосвященство, простите меня. Но если вы предрекаете, что меня все равно повесят – увы! – я никогда больше не смогу противиться искушению. Ведь семь бед – один ответ.

Придворные чуточку ободрились. Слышно, как они перешептываются.

Жанна (с возмущением). И бездельник же ты, Синяя Борода! Ну не срам ли так разговаривать с архиепископом?

Ла Гир (радостно ухмыльнувшись). Молодец, девка. Ловко отбрила.

Жанна (нетерпеливо, архиепископу). Ваше преосвященство, неужели вы не можете отослать все это дурачье, чтобы я могла поговорить с дофином наедине?

Ла Гир (добродушно). Намек ясен. (Отдает честь, поворачивается кругом и выходит.)

Архиепископ. Пойдемте, господа. Дева прибыла сюда с благословения Божьего, ей нужно оказывать помощь.

Придворные выходят, кто через арку, кто через двери, напротив.