Читать книгу Рейдер «Атлантис». Самый результативный корабль германского ВМФ. 1939-1941 - Бернгард Рогге - Страница 2

В конце июля 1939 года я принял командование учебным судном «Альберт Лео Шлагетер» с экипажем из старшин-курсантов для плавания по Балтике. К тому моменту не прошло и месяца после того, как я вернулся из обычного рейса в Южную Америку. Оказавшись в Германии, сразу ощутил, сколь напряжена атмосфера. Люди были взбудоражены носившимися в воздухе слухами о войне, однако все мы чувствовали, что настоящая война станет преступным безумием, и только по этой причине верили, что это когда-либо случится.

Тем не менее из предосторожности я кое-что разузнал о своем возможном назначении в случае начала военных действий. Чиновник в отделе должностей офицерского состава сверился с мобилизационным списком и, подмигнув, произнес с очевидной завистью:

– Если что-то и произойдет, вас ожидает теплое местечко. Вот, сами убедитесь!

На карточке имелась следующая запись: «Рогге, Бернгард, капитан 3-го ранга. В случае войны назначить капитаном на «SHK-11».

– Буквы SHK – это кодовое наименование вспомогательного крейсера с тяжелым вооружением, – объяснил чиновник. – Лучше работы не найти. «Волк», «Чайка», «Морской орел» – торговые морские коммуникации, коралловые пляжи, пальмы – ну, вы знаете, как все это бывает.

Три корабля, о которых он упомянул, были знаменитыми рейдерами[1] времен Первой мировой войны. Я тепло поблагодарил его и в хорошем настроении отправился в плавание по Балтике с моим молодым экипажем, однако с каждым днем во мне все больше росла уверенность в том, что вскоре меня ждет расставание не только с моим любимым кораблем, его хорошо выскобленными палубами из тикового дерева, высокими мачтами и гладкими реями, но и с безмятежной и приятной жизнью.

Поэтому я не был особенно удивлен, когда получил приказ прервать плавание и немедленно вернуться в Киль «в связи с тем, что на Балтике замечены вражеские субмарины». На календаре было 25 августа 1939 года. Ситуация обострилась, мы горячо обсуждали возможность мирного соглашения с Польшей, но 1 сентября из приемника послышался вой сирен, вслед за которым знакомый голос фюрера объявил, что в 6 часов утра мы ответим на вражеский огонь. Два дня спустя Англия объявила нам войну, и то, что было местной карательной полицейской акцией, приобрело масштабы нового мирового конфликта.

Я немедленно связался по телефону с военно-морскими властями в Бремене, ответственными за оснащение вспомогательного крейсера, и получил обескураживающий ответ о том, что им ничего не известно ни о моем корабле, ни о моем назначении. Я решил отправиться в Бремен и на месте выяснить, что там произошло. Недоразумение вскоре разрешилось, я нашел свое судно и распорядился, чтобы его перевели на верфь. Я был одет в штатское, поскольку секретность стояла на первом месте.

Следующим моим шагом был визит в недавно созданный военно-морской отдел набора экипажей. Там мне показали стопку идентификационных картин экипажа «тяжелого вспомогательного крейсера 11» – так было четкими буквами напечатано на каждой карте, хотя предполагалось, что никто даже не подозревает о существовании такого крейсера. Из соображений секретности все, кто имел подобные документы, были переведены на казарменное положение в школу старшин в Бремерхафене, где мы постепенно собрали экипаж с назначением на корабль с ничего не значащим названием «Судно 16». Я поселился в отеле «Колумбус» в Бремене, где ко мне присоединились больше двадцати офицеров, которые должны были служить под моим началом. Я подумал, что чем скорей они познакомятся со мной и друг с другом, тем будет лучше. Только при тесном общении с ними я мог надеяться выявить и удалить тех, с кем было нежелательно выходить в море.

Офицеры, представленные мне, имели различную квалификацию и опыт. Некоторые из них, например лейтенант Кюн и артиллерийский офицер лейтенант Кэш, были кадровыми офицерами; другие, не менее компетентные, вроде штурмана капитана Каменца, прежде служили в торговом флоте. Кроме него, было немало пришедших из торгового флота офицеров, имевших сертификаты помощников капитана или капитана, которые носили звания младших лейтенантов военно-морского флота. Им в конечном счете неизбежно предстояло командовать призовыми (трофейными) судами, которые мы надеялись захватить. Я немало потрудился, чтобы подобрать людей, подходящих для подобных дел. Для того чтобы привести призовой корабль к родным берегам через неприятельские воды с небольшой командой и, возможно, с пленными, за которыми нужен глаз да глаз, требуются немалая сила воли, высочайшее мужество и мастерство.

К счастью, я поддерживал прекрасные дружеские отношения с капитаном 3-го ранга Винтером из отдела должностей офицерского состава в Вильгельмсхафене. Пусть он и хмурился при всякой встрече со мной, но всегда старался удовлетворить мои требования.

– Мне необходим новый помощник, – сообщил я ему однажды. – Историк по искусству, которого ты мне прислал, прекрасный человек, но совершенно беспомощный. Ты мог бы отправить его в какой-нибудь порт, где имеется множество картин. Мне же нужен помощник совершенно другого типа, и я знаю такого человека.

Винтер застонал, но я был неумолим.

– Я прекрасно понимаю, что у вас не хватает офицеров-новобранцев, – заявил я. – У меня есть на примете офицеры, о которых никому не известно. Можешь забрать их и моего нынешнего помощника в обмен на нового.

Вот так младший лейтенант Мор пришел на «Судно 16» с плавбазы, где чувствовал себя совершенно не на месте. Он был офицером запаса и имел ученую степень по химии. Знающий специалист с волевым характером, он говорил на нескольких языках и выглядел старше своих лет.

Мой командир административно-хозяйственной части, офицер Лорензен, тоже был резервистом и в мирной жизни владел текстильной фабрикой. Наверное, он был рожден для этой работы, так как обладал непринужденной манерой поведения и умением работать с людьми. Судовой врач, доктор Рель, офицер на действительной военной службе, в прошлом служил под моим началом на двух учебных кораблях, и мне пришлось немало потрудиться, чтобы вытащить его из штата медицинской службы флота, но я сделал это, так как у меня имелось много веских причин, чтобы настаивать на его назначении. Невзирая на его неизменно веселое настроение и неистощимый запас анекдотов для кают-компании, этого человека нельзя было не принимать всерьез. За веселой беззаботностью скрывалась зрелая и цельная натура, делавшая его незаменимым в улаживании разногласий и споров, неизбежно возникавших в таком неоднородном коллективе. Оставалось убедиться, насколько помощник судового врача доктор Шпрунг и офицер метеослужбы доктор Кольмэн оправдают возложенные на них надежды; их профессиональное умение не вызывало сомнений, и первое впечатление о них сложилось самое благоприятное.

Трудности в переостнастке корабля казались почти непреодолимыми. Если бы требовались хоть какие-нибудь доказательства того, насколько военно-морской флот Германии был не подготовлен к ведению боевых действий против самого мощного флота Европы, достаточно было понаблюдать за тем, как идет переоборудование торгового судна. Все работники компании «Везер» в Бремене, от управляющего до рабочего, оказывали мне всяческую поддержку, но факты говорят о том, что результатом недальновидности Штаба военно-морских сил Германии явилось полное отсутствие планов по переоборудованию торговых судов в рейдеры. Моим офицерам и мне после консультации с инженерами верфи приходилось самим решать каждую возникающую проблему; наши решения переносились на бумагу и потом служили рабочими чертежами.

Дважды я посетил капитана 3-го ранга Нергера, который командовал знаменитым рейдером «Волк» в Первой мировой войне и установил рекорд пребывания его в море без захода в порт – 450 дней. От него я получил немало ценных советов, которые отчасти компенсировали отсутствие или недоступность документации той великой войны. К примеру, камуфляжные борта, скрывавшие орудия «Волка», откидывались вниз – весьма непрактичная система, потому что при работе они не только производили много шума, но и были не в состоянии обеспечить надежную защиту в бурном море. Мы сделали так, чтобы борта открывались вверх с помощью системы противовесов.

В составлении списков на припасы и снаряжение у лейтенанта Кюна не было примера, которому он мог бы следовать; и ему приходилось полагаться на собственный опыт в отношении того, что нам следует взять с собой – но чего-чего, а недостатка опыта он не испытывал. Кюн начинал юнгой в имперском флоте, за тридцать лет службы поднялся до ранга лейтенанта и был весьма сведущ во флотских методах получения чего бы то ни было общепринятыми или иными способами. Он всегда знал, где и когда с какого корабля списывают команду, осталось ли на нем что-нибудь полезное для рейдера и как лучше всего это официально реквизировать или неофициально «увести». В результате кое-что нужное для нашего корабля было добыто на тех морских складах, на которых, как все полагали, не существовало ничего, кроме крыс и всякого хлама.

Все это для Кюна не представляло серьезной проблемы, потому что ему, как и мне, было ясно, что, если упустить что-нибудь сейчас, в море уже ничем не компенсируешь.

Планируя размещение личного состава, я решил, что каждому члену экипажа следует поселиться поближе к своему посту по боевому расписанию и что у большинства должна быть своя койка. Каждый офицер имел отдельную каюту; главстаршины жили в каютах на одного человека или на двоих; старшины селились в кубриках на четверых или восьмерых; матросы жили в кубриках от 18 до 50 человек в каждом. Торпедисты спали рядом с торпедными аппаратами, артиллеристы – рядом с орудиями и так далее. Персонал верфи смог обеспечить койками всех, за исключением 50 членов команды, которые спали в гамаках. Деревянные койки безусловно увеличивали опасность возникновения пожара во время боевых действий, но я считал, что благополучие экипажа важнее.

Помимо того что занимался всеми проблемами, связанными с рабочими чертежами и снабжением, я много времени проводил в разъездах. Посетил верфи «Блом Фисс» в Гамбурге, чтобы обменяться мнениями с другими командирами рейдов, а затем отправился в Берлин для получения инструкций от Штаба военно-морского флота и высшего командования вооруженных сил. Между тем мой экипаж проходил подготовку в Бремерхафене. Из первоначального списка осталось всего несколько человек. Отдел набора экипажей, похоже, находился под впечатлением, что может спихнуть мне все свои отбросы – бывших осужденных, убежденных бездельников и тех, кто оказался никчемными в любом другом деле. Я очень критично отнесся к этим людям и при первом же сборе на казарменном плацу внимательно изучил биографию каждого человека. В качестве командира я собирался провести с этими людьми год, а может быть, и дальше, поэтому сейчас было самое время избавиться от балласта.

Из 214 человек я забраковал 104 и на следующий день заявил ответственному за набор экипажей, что не смогу использовать почти 50 процентов из тех, кого он мне выделил. Я объяснил ему, что мне нужна отборная судовая команда здоровых умелых матросов, так как высокие боевые качества экипажа должны были компенсировать слабое вооружение моего корабля. В частности, на «Шлагетере» служили двенадцать старшин, в которых я нуждался. Офицер пришел в ужас при одном упоминании о «Шлагетере».

– Он базируется на Балтике! – воскликнул он. – Вы знаете так же хорошо, как и я, что легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем перевести человека с Балтики в Северное море!

Тем не менее я добился своего, и через две недели 104 матроса с первоклассными аттестациями, возглавляемые двенадцатью старшинами из моей старой команды на Балтике, вступили на борт «Судна 16».

«Судно 16» принадлежало компании «Ганза» и представляло собой 7860-тоннажное грузовое судно «Гольденфельс», имевшее длину 150 метров, ширину 18 метров, обладавшее осадкой 8 метров и развивавшее скорость до 17,5 узла. Четырнадцать долгих недель потребовалось верфи, чтобы превратить его во вспомогательный крейсер; временами казалось, что эта работа нескончаема и что судно никогда не будет готово. Но настал день, когда корабль предстал перед нами в законченном виде; его вооружение – шесть 150-миллиметровых, одно 75-миллиметровое орудие для предупредительных выстрелов, два спаренных 37-миллиметровых зенитных орудия и четыре 20-миллиметровых пулемета – было совершенно незаметно под маскировкой. В средней части судна ниже ватерлинии располагались торпедные аппараты, по одному с каждого борта, а в минном отсеке хранились 92 мины. Трюм номер 2 был переоборудован в ангар для самолета-разведчика. Нам предоставили один полностью собранный «Хейнкель-114» и запасную машину по частям, я просил еще один готовый самолет, но мою просьбу отклонили на основании того, что самолетов такого типа не хватает. Как показали дальнейшие события, моя просьба имела все основания.

19 декабря 1939 года мой корабль был полностью подготовлен к плаванию и официально именовался «Атлантис». Восемьдесят процентов экипажа было уже на борту, и через два дня мы шли вниз по реке Везер, проходя приемные испытания. Затем мы стали на якорь неподалеку от устья Эльбы, и наша камуфляжная команда смогла опробовать различные приспособления.

Просто удивительно, до какой степени они умудрялись изменить внешний вид судна. Ложную трубу корабля можно было установить или снять в любое время; мачты были телескопическими, как стойки штатива фотоаппарата; на судне имелись ложные деревянные орудия, ложные орудийные платформы, большие ящики, изображавшие палубный груз, и множество других приспособлений. Когда корабль, расталкивая по ходу плавучие льдины, возвращался из устья Эльбы в Кильский канал, я был уверен, что никому не удалось бы распознать прежнюю «Золотую скалу» в обличье двухтрубного тральщика.

В это время секретность имела большое значение. Когда 31 января командующий военно-морским флотом, в сопровождении нескольких приближенных лиц, посетил нас с инспекторской проверкой, я поставил дело так, что он проскользнул на корабль незамеченным и покинул судно без лишнего шума. Подобным образом мы поступали и тогда, когда у нашего борта швартовались лихтеры, груженные минами или амуницией. Мы приступали к разгрузке только после того, как отчалит буксир.

В конце концов наступил март, предвещавший праздник Пасхи, и я смог доложить в Штаб военно-морского флота о том, что «Атлантис» укомплектован личным составом и готов к выходу в море. Прежде чем отправиться в Берлин за последними инструкциями, я приказал, чтобы приготовления к Пасхе шли своим чередом; одновременно я потребовал сразу же после Пасхи установить мишени и все, что потребуется, неподалеку от Пилау для проведения последних пробных боевых стрельб. Мы поступили таким образом с тем, чтобы ввести в заблуждение возможных иностранных разведчиков.

Вернувшись из Берлина, я тотчас же вышел в море. Через полчаса после отплытия я списал одного человека, уличенного в неповиновении, и высадил его со всеми пожитками на пристань; ему нашли замену в ближайших казармах. Мы не пошли в Пилау, как было объявлено, но направились к шлюзу Холтенау, где стали на стоянку за кормой старого корабля-мишени «Эссен», который использовали в качестве ледокола. Мы прошли Кильский канал в компании с «Судном 36» («Орион») и «Судном 21» («Таран»). Это тоже были рейдеры, и командовали ими соответственно капитаны 1-го ранга Вейгер и фон Руктшелл. Все три корабля в качестве дополнительного камуфляжа несли на себе отличительные знаки тральщиков. «Атлантис» и «Орион» несли одинаковое вооружение. Потом наши пути разошлись.

Под флагом Норвегии «Атлантис» вошел в Зюдерпип, небольшой залив на западном побережье земли Шлезвиг-Гольштейн, к северу от устья Эльбы. Здесь мы бросили якорь и стали ждать приказа выйти в море.

Нашей целью был Атлантический океан.