Читать книгу Месяц до Армагеддона - Берта Рокавилли - Страница 7

***

Молодой человек с вечно опущенными длинными ресницами и наполовину седой головой появлялся в галантерее раз в месяц – гэдээровские лезвия бывали только здесь. Что-то было в нем такое скромно-застенчивое, что наводило на мысли об иной эпохе. Он не принадлежал этому миру, этому грубому веку. Лариса, трепеща, подавала ему товар, а он, так же трепеща, брал. И если случалось, что их руки соприкасались, вздрагивали и краснели оба. Товарки смеялись. То, что она не вписывалась в мир торговли, это само собой, но что еще и покупатели такие бывают – вот это цирк! Лариса отнюдь не была ангелом, но по мере сил старалась не реагировать на этого парня. Может быть, хотела остаться верной Олегу, а может быть, боялась, что это увлечение, если дать ему волю, все сметет на своем пути. Кажется, правильно боялась. Когда наступило лето и Лариса увидела его без пальто, в сознании ее произошел переворот покруче того, что замутили большевики. Закончив в свое время художественную школу, она имела представление об идеальных пропорциях, но увидеть вживую!.. Древнегреческие боги показались бы рядом с ним жалкой массовкой.

Вот ведь как бывает у девочек с художественным вкусом. Они с малолетства придумывают себе прекрасного принца. Вернее, придумывают его все девочки, но девочки-художницы его еще и рисуют, и очень конкретно. Все у них продумано: и рост, и пропорции, и черты лица, цвет глаз и волос, и даже форма ноготка на левом мизинце. А потом они достигают необходимого возраста, начинают этот идеал искать, ошибаются, обижаются, отчаиваются, иногда даже выходят замуж. Потому что того, Единственного не существует. Мужа они выбирают не по сходству со своим идеалом, а по другим каким-то совершенно приземленным доводам. Потому что если ты несчастна, то плакать лучше в автомобиле, а не в трамвае. А потом оказывается, что Он есть. Существует. Ест, пьет, работает, учится, иногда даже бреется. И пропорции, и цвет глаз и волос, и форма ноготка на левом мизинце – все так, как она себе намечтала. И уж совсем чума, если он тоже проявляет свое расположение. Вот тогда хочется грызть зубами кирпичи.

«Господи, – в полном экстазе думала Лариса, – как он красив! Теперь понятны слова из Библии: по образу и подобию Божию».

Конечно, высокий, хорошо сложенный. Спортсмен, бегает по утрам. Темно-русые волосы с проседью, переходящие на висках в откровенно рыжий. Если будет когда-нибудь борода, то она будет сиять как солнце, а из ворота рубашки выглядывает абсолютно черный мех. Лицо правильное, классика, античность, но при этом брови с неприличной дорожкой на переносице. Глаза не голубые, не зеленые, не серые, не карие – невозможно сказать одним словом. Есть такой камень – тигровый глаз, вот такой цвет. Но Ларису так завораживал взгляд, что цвет она не могла идентифицировать. Когда он уходил, то так смотрел ей в глаза, как будто хотел унести часть её с собой.

Он видел интерес с ее стороны, она видела его волнение, но к знакомству они шли путями столь длинными и окольными, что прошел год, прежде чем она узнала его имя. Саша Иванов – как знаменитый пародист. Почему-то все уроды вели себя с Ларисой самоуверенно, а этот полубог колебался, стеснялся, темнил, краснел, как школьник. Ресницы на пол-лица, глазки-звездочки, мечта поэта. Студент института культуры, он подрабатывал извозом в аэропорту Шереметьево, возил новый класс бизнесменов и кооператоров на стареньких красных жигулях. Еще через месяц он решился подъехать к концу рабочего дня, чтобы пригласить ее в кооперативное кафе на Колхозной площади. А в следующий раз они гуляли по Чистопрудному бульвару и кормили уток батоном за 25 копеек. Они говорили о вкусах, которые совпали во всем: тут тебе и русская классика, и старое кино, и мода 50-х, и джаз, и нелюбовь к Красотке с ее Гиром. Еще через месяц, придя в магазин с огромным букетом алых роз и заставив тем самым замолчать шушукающихся товарок, он решился спросить у нее номер телефона. Лариса заколебалась.

Ведь был Олег. Начинать роман, не закончив отношений с женихом, у которого есть даже свои ключи, она никак не могла. Она попросила повременить, ничего не объясняя, но для себя решила, что в ближайшие дни разрубит сложный узел. Иванов принял это желание безропотно. Именно такой он ее и видел – барышней, досконально знающей этикет, а не пэтэушницей, уступающей на первом свидании. Но они целовались на скамейке, обращенной к пруду, и тогда Лариса мысленно окрестила его мой Ромео. Конечно, было сожаление, что они не встретились тогда, раньше, до Олега. И сама же отвечала: потому что были молодыми придурками, натворили бы дел, наговорили бы друг другу глупостей и грубостей и расстались бы по причине несходства характеров. Это ведь такой вздор о несходстве! Нужна только любовь, и немножко мудрости, чтобы ее уберечь. А характеры ни у кого не сходятся, так вообще не бывает.

Олег пришел в бешенство. Лариса прямо сидела на обновленном стуле с инвентарным номером и на все вопросы отвечала «нет». Наверное, человек уверенный мог бы ее переубедить, но Олег и сам не знал, что для них лучше: расстаться сейчас же или переждать, пока ее поэтическая влюбленность пройдет, и она спустится с небес на землю. Олег выругался, отдал ключи и ушел.

Снова и снова вопрос коллег или соседки: «Чему ты так улыбаешься?» Мысленно она была не здесь, а там, в светлом и счастливом будущем, с любимым. Она с ним говорила, читала ему свои бесконечные восторженные оды, она его целовала и дрожащими пальцами расстегивала пуговицы на его рубашке… Но как же это происходило раньше, без желания с тем, другим? Или то смутное влечение к особи другого пола принималось ею за желание, а сравнить было не с чем? Ах, как этого мало! Ведь это и есть то самое убожество жизни, которого она так тщательно стремилась избежать. Лишь теперь она понимала тех, кто так и остался один, на всю жизнь, не найдя свой идеал, и не захотел размениваться на пустое, на «жизнь как у всех». Ведь это так важно, чтобы каждая черточка соответствовала представлениям об идеале.

Тетки, узнавшие о расторжении помолвки буквально на другой же день (коммуналка!), со знанием дела заявили:

– Дура! Был один лох, и того прогнала! Ты никогда замуж не выйдешь. Ты посмотри на себя – мышь белая, заморыш. Думаешь, принц на белом коне за тобой приедет?

Принца не было, но Иванов на красных «Жигулях» за ней приезжал, и они все так же невинно гуляли по облупленному центру Москвы. Она уже давно решила дать ему телефон, но во время прогулок они были так поглощены беседой, что все забывалось. А расставшись с ним у подъезда и поднявшись к себе, она вспоминала, но было уже поздно, потому что его телефона у нее тоже не было. Так и продолжал он ее встречать в семь часов у выхода из магазина, на углу бульвара и Сретенки. Загородные прогулки были исключены, даже на малейший укус комарика у нее была страшная аллергия. Так и ходили они по колдобинам городского асфальта, избегая насекомых. Но однажды он ее не встретил.

Накануне было жарко, +33, и Лариса, как и подобает барышне, не в состоянии была идти на работу. Позвонила, отпросилась. А на другой день пришла, полная надежд на новую встречу. В подсобке из мусорного бака торчали увядшие чайные розы, это ее несколько насторожило, но коллеги сказали, что это к Ирке покинутый муж приходил мириться, да только еще больше разругались. Лариса успокоилась. В двадцать лет мы все так доверчивы!

Но и на другой день Ромео не приехал. И на третий. Она стояла у окна и смотрела на Крупскую, а товарки усмехались и говорили: «Ассоль-то наша алых парусов ждет».

Ее охватило медленное безумие. Редко когда крыша съезжает с большим и ярким выбросом энергии. Обычно никто не замечает, как сходят с ума. Тихая домохозяйка может часами сидеть вышивать узоры, а внутри нее будут проноситься смерчи и бури, завывать вьюги и бушевать шторма. А когда она сорвется, ее благоверному покажется, что это произошло на ровном месте, из-за ничего. Но это копится неделями, месяцами, годами. Лариса узоров не вышивала – она писала стихи о своих алых парусах. Когда прошло три месяца, она забеспокоилась. Как всякий человек, не имеющий телевизора и радио, она только в конце года, после переименования ее родных улиц и исчезновения Железного Феликса с площади узнала, что летом был какой-то путч, что обаятельный генсек уже не у власти, да и Советского Союза больше нет. И что были какие-то беспорядки, что в Москве были танки (!) и что погибли три очень молодых человека, студенты. Ах, как стало страшно!

Однажды на выходе из магазина ее встретил Олег. Просил, умолял, убеждал, требовал – в общем, прилагал усилия, чтобы ее вернуть. Женщинам ведь это так льстит. А ей было так грустно, так одиноко. От полосы неудач она начинала терять почву под ногами. Она уже не была так уверена в себе. Ей было очень страшно: «А вдруг пройдут годы прежде, чем мы встретимся? Я молюсь на него, как язычница. А он? Думает ли он обо мне? Помнит ли? Боже праведный! Тот, в котором я всегда сомневаюсь! В пространстве Ты или в моей душе! Подскажи! Дай мне знамение! Не позволь мне жить и любить напрасно. Это только для стихов неразделенная любовь – благо, а для жизни это очень плохо. Очень». Дома ее ждал только кот, обняв которого она непременно начинала плакать. И вдруг – бывший с цветами и шампанским. Институт закончил, приличную работу получил. Короче, убедил. И стали они пробовать начать все сначала. Но за то время, что они не виделись, оба очень переменились. Лариса не перестала ждать своего Ромео. На работе продавщицы предпенсионного возраста позволяли себе расслабиться с трехлитровой банкой молдавского вина – в смутное время этого добра было хоть залейся. Называлось это «освежиться сочком», и иногда к ним стала присоединяться Лариса. Она приходила домой с блуждающей улыбкой на губах. И, похоже, была счастлива своим ежедневным ожиданием. Это поздно вечером, когда ждать было уже бесполезно, она становилась несчастной… И стихи продолжались. И Олег случайно их прочел.

– Я думал, мы поженимся, детей заведем, дачу купим, ты работать не будешь! А ты мало того, что дура, так еще и лживая, распутная, эгоистичная! – это Лариса-то, которая максимум что себе позволила, невиннейший поцелуй на скамейке.

Дальше, конечно, были слова о том, что он все простит, если она одумается, даст ему слово, что больше никогда и ни за что ничего подобного и т. д. И как аргумент приводил почему-то размер своей зарплаты. Или он надеялся переубедить ее с помощью денег? Нашел, чем убеждать! Эка невидаль – деньги. Лариса сказала, что не может сейчас отказаться от своей жизни. Он презрительно отозвался о галантерейщицах вообще и ее работе в частности и сказал:

– Неужели тебе это дороже, чем семья?

– Неужели ты подумал, что я живу этой работой?! – в тон ему ответила Лариса.

– А чем же?

– Собой.

Сказала и сама удивилась, как же это верно! Да, она жила только собой, могла сидеть и копаться в своей душе, и даже в своей тоске – и эти моменты были ее жизнь, ее счастье, как бы пафосно это ни звучало; именно тогда рождались стихи. Она себя нашла и вовсе не хотела терять. Почему-то она верила в свою звезду.

В выходные Олег повез ее на воздух. В подмосковный дом отдыха «Романтика». Ночное шоссе, искристый снег, никаких комаров, музыка в машине. Около полуночи ввалились в номер. Добросовестный и какой-то насквозь семейный секс, за которым последовал черный провал забытья. А после снится ей сон: она и Ромео сидят на земле, прислонившись спиной к заборчику, плачут. Он уезжает надолго за границу работать по контракту. Она его не удерживает, но ей очень плохо. Из ее кольца, подаренного Олегом, выпадает камень – прямо на землю. И она не подбирает, не пытается найти, вставить обратно: ей безразлично.

И вот уикэнд, природа, кони, шашлыки, новые друзья Олега, невиданная роскошь. И она думает только о Ромео. Вернется ли он? Лариса иногда задумывалась о том, как круто переменилась жизнь. Не внешние атрибуты, а сама позиция. Будто переклинило. Она ведь была очень деятельная, стремилась все успеть сделать. А теперь – только почувствовать. Больше не хотелось ничего делать, предпочтительнее думать, мечтать, фантазировать, анализировать. Главное – что внутри.

У Драйзера в скучном многотомном романе одна девочка живет собой, любуется. Лариса не была столь самовлюбленной, но все-таки себя она очень ценила как личность и хотела жить в любви. Ведь только в любви может проявиться все богатство натуры: «Я ведь не только свою прекрасную плоть хочу подарить возлюбленному, но и свою созерцательную душу. Но вершина тщеславия – пойти с моим ненаглядным на пляж. Я, как правильно заметил Олег, эгоистка и эстетка. Я поменяла образ жизни на более созерцательный, чтобы любить себя. И, полюбив себя, обратила внимание на него. Потому что он – достойный. Ведь невозможно так любить, когда надежды совсем нет. Значит, что-то маячит впереди. Как можно найти половинку себя, потрогать, а на другой день потерять?! Конечно, проблемы мирового масштаба никогда меня не волновали. Для меня нет ничего важнее моей эмоциональной жизни. Ромео – это мой наркотик, и потому так важно все, что с ним связано. Еще меня волнует дом, моя раковина, панцирь, потому что это арена для моей жизни. Я стараюсь, чтобы декорации были хороши, под стать действу. Я отгорожена от внешнего мира. И некто, которого я совсем не люблю, хочет отобрать у меня мою раковину, заполнить хлопотами, совершенно мне чуждыми. Чего ради? Разве я не вправе строить свою жизнь так, чтобы можно было жить? Я ненавидела детский сад, но ходила туда. Ненавидела школу, но ходила. Пионерский лагерь, родственники, работа – все не по душе, но надо. Я достигла самостоятельности! Если я от вас не завишу, как смеете вы мне диктовать условия жизни?! А когда же будет моя жизнь?!»

Олег надеялся, что это блажь, пройдет. Приручал. Они ужинали в ресторане, он покупал ей подарки. Каждая его трата была как вся Ларисина зарплата. И тем не менее она ждала, когда же он уйдет. Вел он себя как один неприятный персонаж из сказки Филатова:

И Лариса лишь удивлялась, как раньше не замечала в своем кавалере отсутствия такта. Словно в вознаграждение за дневные страдания воспаленное воображение посылало ей цветные сны каждую ночь. И она их прилежно толковала. Вот, к примеру, цветущий сад, красивый дворец, трава в росе, и она босиком, а в руках две пары туфель. Растолковала: это ее мужчины, и она ни с одним из них. Один – рядом, но не нужен, другой нужен, но не рядом.

Когда они с Олегом только познакомились, он ей жутко понравился. В ту пору она узнала о чудотворном кустике, который растет у святого источника в Новом Иерусалиме. Лариса хотела поехать к этому источнику и загадать желание. Но не поехала – обстоятельства помешали. Господь умнее нас. В глубине души она не была уверена, что исполнение этого желания – как раз то, что нужно. А потом, спустя время, она попала-таки к этому источнику. Слова про Олега давно были заготовлены, но Лариса их не произнесла. Поняла, что совсем не хочет того. А хочет Другого, Суженого.

Теперь же, спасая от будничной тоски, подсознание развлекало ее красочными остросюжетными видениями. Однажды приснился настолько натуралистичный живой сюжет, что по пробуждении Лариса не сразу себя нашла. В том сне она гуляла с Олегом по парку Речного вокзала. Заходили в цветочные палатки, смотрели кактусы, ждали последнего экспресса. Осталось еще много времени, зашли в кафе. Она посмотрела на часы, и оказалось, что почти опаздывает. Она побежала, пока он расплачивался, не стала его ждать. Через парк, было уже темно и сыро, был октябрь, но на автобус она не успела. И увидела другой экспресс: Водный стадион – Голопятницкое шоссе. Где же это такое шоссе? Между Головинским и Пятницким? Недолго думая, Лариса прыгает и едет. Одна. Поняла свою ошибку где-то на МКАДе и попросила ее выпустить. Ей вернули деньги за проезд и высадили. Было это где-то между Химками и Митинским кладбищем, какая-то деревня, кучи желтых листьев и тут же кучи снега. Вдали светится МКАД – автобус съехал в сторону. На пути Ларисы КПП, шлагбаум, воинская часть или еще что-то. Но она туда прошла. Когда поняла, что там делать нечего, развернулась и пошла обратно. Но в эти ворота пьяный конюх ведет в поводу сильного, злого, рыжего, брыкающегося коня, который смотрит на эту субтильную девушку человеческими (злыми) глазами. И деться ей некуда, и только шепот:

– Он же меня убьет! – и провал.

Когда проснулась, не могла вспомнить, на чем же доехала до дома, ведь автобус был последний. Поймала тачку? На какие шиши? И что это за КПП? И который час? И не сразу поняла, что было сном: то, как она вернулась к Олегу, или то, как она от него сбежала. И кто это рядом? Потом, включив свет, поняв, что находится у себя, с Олегом, Лариса немного забеспокоилась о своем рассудке. Но в течение дня кое-как растолковала: пока Олег строит свои планы, Лариса сбегает. Не на конкретный автобус, а так, наугад, в сторону Химок, где за неким загадочным КПП находится рыжий обозленный конь, в неволе, в тупике. Ужас пробуждения высветил еще одну мысль: что ни мужа нет, ни любовника, что любимый где-то за КПП, что она совсем одна!

И решение было принято. Когда очень плохо, надо сделать еще хуже.

– Олег, мы должны расстаться. Ничего у нас не получается, не люблю я тебя.

Откуда такой фатализм? Римское спокойствие. Она почему-то была абсолютно уверена, что придет Ромео, что выгодное место на какой-нибудь новой работе предложат именно ей, что она скоро расстанется с начальством, которое окончательно достало, и милыми соседями, которые достали еще больше. Откуда такая наглость? Неужели Вселенная – для нее одной? Для всего есть другие кандидатуры, и для любви, и для работы, и для получения новой квартиры. Но что-то внутри нас заставляет думать, что именно мы – пуп Земли. Когда-то в юности ей приснилось, что она столкнула Олега с поезда. Тогда она проснулась в слезах. И вот теперь, когда это случилось наяву почти буквально, она не плакала – лишь хотела, чтобы он не донимал ее вопросами, а просто ушел. Между тем собака-Павлов отпустил цены, вопрос выживания встал еще острее, чем в годы Михаила Меченого. Олег почему-то чувствовал себя виноватым, уходя, оставляя ее одну. Он постарался доделать всякие бытовые мелочи.

– Что это ты обо мне так заботишься?

– Приведешь своего красавца, какого-нибудь голубого, а он гвоздя не сможет забить. Как ты будешь без меня жить?

Как жить? Не было в ней страха. Не боялась Лариса остаться одна. А ведь это такая неженственная черта! Как у Мюссе: «Будучи с ранних лет наделен независимостью, я стал ее боготворить. Я воздвиг ей алтарь в своем сердце». Чего ей было бояться? Одиночества? Бедности? Всё уже случалось, и она привыкла к этому. Ведь у нее есть суженый, она будет его ждать. Или даже лучше – она решила сама найти Иванова.