Читать книгу Новый курс или кривая дорожка? Как экономическая политика Ф. Рузвельта продлила Великую депрессию - Бертон Фолсом - Страница 6

Верно ли, что Новый курс, вместо того чтобы покончить с Великой депрессией, на самом деле ее продлил? Важно задуматься над этим вопросом. Почти все историки этого периода оценивают Рузвельта как очень хорошего или великого президента, а программы Нового курса – как движение в правильном направлении. За немногими исключениями историки щедро расхваливают Рузвельта как эффективного новатора, а Новый курс – как программу, в которой отчаянно нуждалась находившаяся в депрессии страна и которая ей очень помогла.

Примеры столь восторженной оценки находим у двух наиболее выдающихся американских историков XX в., Генри Стила Коммаджера и Ричарда Морриса. Коммаджер за время своей впечатляющей карьеры в Колумбийском университете и колледже Эмхерста, написал более сорока книг, став, возможно, самым популярным историком столетия. С первого года правления Рузвельта Коммаджер читал лекции и писал статьи в защиту Нового курса. Его младший коллега по Колумбийскому университету Ричард Моррис был плодовитым писателем и президентом Американской исторической ассоциации. Вот как оценивали Рузвельта и Новый курс Коммаджер и Моррис:

«Характер республиканского правления в 1920-е годы был абсолютно негативным; характер Нового курса был в высшей степени позитивным. „Страна просит действий, причем немедленных“, – сказал Рузвельт в первой инаугурационной речи и попросил „широких властных полномочий для борьбы с чрезвычайной ситуацией“…

Это материал для добротного исторического повествования: энергичное и динамичное лидерство; обширная программа, направленная на то, чтобы помочь государству вернуть потерянное поколение и решить массу скопившихся вокруг него проблем; народ стал обретать решительность и уверенность в себе; страна осознала свою ответственность и потенциал. Какая драматургия! Над разоренным полем восходит солнце; новый лидер поднимает стяг и дерзко размахивает им перед неприятелем; вокруг него собираются последователи, из тени появляются армии новобранцев и образуют сплоченные ряды; играет оркестр, развеваются флаги, армия движется вперед, и вскоре издалека доносятся шум сражения и крики победы. По прошествии времени мы понимаем, что события развивались несколько иначе, но в то время это выглядело именно так»[18].

В оценке Коммаджера и Морриса можно выделить четыре основных пункта защиты Рузвельта и Нового курса, которые были приняты большинством историков в последние 70 лет: во-первых, 1920-е годы были эпохой экономического бедствия; во-вторых, программы Нового курса исправили ошибки 1920-х годов и стали шагом в правильном направлении; в-третьих, Рузвельт (и Новый курс) были очень популярны; в-четвертых, Рузвельт был хорошим администратором и моральным лидером.

Эти четыре пункта легли в основу того, что многие историки называют «легендой о Рузвельте». Ниже я буду часто цитировать сочинения Артура Шлезингера-мл. и Уильяма Лехтенберга, поскольку они сыграли ключевую роль в формировании и конкретизации этого мнения о Рузвельте. Шлезингер дважды становился лауреатом Пулитцеровской премии и был, вероятно, самым известным историком в Америке. Его три тома о взлете Рузвельта и о начале Нового курса стали классикой жанра. Профессор Колумбийского университета и университета Северной Каролины Лехтенберг написал классический однотомник об истории Нового курса. Лехтенберг учился и написал диссертацию под руководством Коммаджера. Маститый Коммаджер был рад такой преданности Лехтенберга Рузвельту и предоставил Лехтенбергу возможность написать историю Нового курса для престижной серии «New American Nation». За свою карьеру Лехтенберг подготовил множество историков Нового курса, которые позднее писали книги и большие статьи об этом периоде американской истории. Никто и никогда не подготовил и, возможно, уже не подготовит больше историков Нового курса, чем Уильям Лехтенберг[19]. Ниже мы более подробно рассмотрим четыре мифа, которые выпестовали Коммаджер, Моррис, Шлезингер, Лехтенберг и большинство историков.

Первый миф. Как писали Коммаджер и Моррис, «характер республиканского правления в 1920-е годы был абсолютно негативным; характер Нового курса был в высшей степени позитивным». Иными словами, 1920-е годы были сплошной экономической катастрофой, приведшей к Великой депрессии, а Новый курс Рузвельта предложил полезные инструменты для смягчения ситуации, частичного восстановления и реформирования американской экономики.

Чтобы отстоять этот взгляд, и Шлезингер, и Лехтенберг поддерживают тезис недопотребления, согласно которому Великая депрессия ускорилась потому, что у рабочих не было адекватной покупательной способности в 1920-е годы, чтобы покупать продукцию индустриальной Америки. По Шлезингеру, «намерение руководства [в 1920-х годах] поддерживать цены на определенном уровне… означало, что рабочие и фермеры были лишены преимуществ от роста их собственной производительности труда. Следствием стал относительный спад массовой покупательной способности». Президент Калвин Кулидж и его министр финансов Эндрю Меллон способствовали резкому расслоению в уровне доходов, понизив налоги на богатых. «Налоговая политика Меллона, – пишет Шлезингер, – делавшая акцент на послаблениях для миллионеров, а не для потребителей, лишь усугубила искажения в распределении доходов и накопление избыточных сбережений». Лехтенберг развивает ту же мысль: «Коль скоро мы признаём теорию, что недопотребление объясняет Великую депрессию, а я именно так и считаю, то можно сказать, что вина лежит на президентах 1920-х годов…»[20]

Второй миф: «Характер Нового курса был в высшей степени позитивным». Его намерения были прекрасны, а результаты, как правило, положительные. В поддержку этой точки зрения историки цитируют статистику: в 1933 г., в первый год правления Рузвельта, уровень безработицы составлял 25 %, а потом он стал постепенно снижаться и к концу первого президентского срока, в начале 1937 г., составлял около 15 %. Получается, что Новый курс хоть и не положил конец Великой депрессии, но был шагом в правильном направлении. Уильям Лехтенберг пишет: «Новый курс помог создать более справедливое общество, признав группы, которые не имели широкого представительства, – фермеров, выращивающих основные сельхозкультуры, промышленных рабочих, отдельные этнические группы и новый интеллектуально-административный класс». Ему вторит многолетний профессор Гарвардского университета Сэмюэл Элиот Морисон: «Новый курс был именно тем, что подразумевало его название, – новой сдачей старой колоды[21], которую больше не будут тасовать против простого человека». Авторы учебников часто затрагивают эту тему. Историк Джозеф Конлин заключает: «Величайшим положительным достижением Нового курса было облегчение экономических тягот миллионов американцев…»[22]

Третий миф. Рузвельт был популярным и любимым президентом. Он получал беспрецедентное количество писем от поклонников и переизбрался на второй срок с сокрушительным перевесом 523 к 8 в коллегии выборщиков, а после этого был переизбран еще на два срока. Его «беседы у камина» подняли дух американцев и сплотили их вокруг его Нового курса. «Он достучался до людей, – писал Шлезингер, – потому что они чувствовали – и не ошиблись, – что он их любит и заботится о них». Конлин пишет: «Если Тедди [Рузвельт] нравился и вызывал симпатию, то ФДР любили и превозносили». Были, конечно, и очаги оппозиции Рузвельту, особенно среди некоторых эгоистичных и жадных бизнесменов, которые отвергали регулирование и налоги программ Нового курса. «Рузвельт, – пишет Лехтенберг, – был также полон решимости регулировать крупные финансовые операции, что неизбежно стоило ему поддержки бизнеса». Однако большинство американцев горячо поддерживали президента. На самом деле на первых промежуточных выборах 1934 г. его партия увеличила количество мест и в палате представителей, и в сенате, чего за период с 1902 по 1998 г. удалось достичь только Рузвельту. К 1936 г. демократы имели имели в конгрессе больше мест, чем любая партия за последние 150 лет[23].

Четвертый миф. Рузвельт был замечательным руководителем и моральным лидером. Шлезингер, как и все историки, признает, что Рузвельт «допускал ошибки и в экономике, и в политике», но все равно был великим президентом. «Рузвельт обладал превосходными лидерскими качествами, великолепной способностью отбирать энергичных подчиненных и управлять ими, огромным мастерством общественного просветителя и колоссальной способностью поднимать дух республики и мобилизовать национальную энергию». По мнению Морисона, «Рузвельт вновь утвердил президентское лидерство, позиции которого были подорваны тремя его предшественниками, и способствовал росту федеральной власти, который затормозился со времен Первой мировой войны». Лехтенберг заключает, что «если тестом на хорошего администратора является не выверенная организационная структура, а творчество, то Рузвельта необходимо увековечить не просто как хорошего администратора, но и как изобретательного новатора». Более того, «Франклин Рузвельт воссоздал современный институт президентства. Он занял эту должность, которая за предыдущие 12 лет во многом утратила свою престижность и влиятельность, и придал ей… значимость…» Моральное лидерство важно, и Лехтенберг пишет, что «по сути он [Рузвельт] был моралистом, который хотел добиться нравственных изменений и научить нацию принципам правления». «Президентство, – сказал однажды сам Рузвельт, – это не просто административная должность… Это преимущественно место нравственного лидерства»[24].

Эти четыре элемента легенды о Рузвельте дали сильный кумулятивный эффект, так что историки регулярно называют Рузвельта одним из трех лучших президентов в истории США. А согласно самому последнему опросу Шлезингера (1996 г.), величайшими президентами за всю историю США американцы называют Рузвельта и Линкольна. Рузвельт и его Новый курс стали американскими идолами. Как пишет Конлин, «с того момента, когда Ф.Д.Р. произнес свою звонкую инаугурационную речь, – тучи над Вашингтоном расступились в нужный момент, и показалось мартовское солнце, и всем стало очевидно, что он прирожденный лидер». Еще до смерти Рузвельта Конлин отмечал: «…историки считали его величайшим руководителем… Ни одно последующее поколение судей не понизило его в звании». Лехтенберг заключает: «Немногие будут отрицать, что Франклин Делано Рузвельт продолжает задавать стандарт, по которому оценивали и, возможно, будут оценивать каждого его преемника»[25].

Конечно, историки часто бывают занудами, и все, кто занимался Рузвельтом и его президентством, выражают недовольство. Интересно, что большинство жалоб сводится к тому, что Рузвельт должен был сделать больше, чем он сделал, а не меньше. «Когда Рузвельт пришел к власти, кругом царила такая разруха, – утверждает Лехтенберг, – что даже беспрецедентных мер Нового курса не хватало, чтобы восполнить ущерб». Таким образом, по мнению Лехтенберга и других, Новый курс был лишь «первой половиной революции», которая должна была пойти дальше. Некоторые историки говорят, что во время рецессии 1937 г. Рузвельт должен был сделать дефицитное финансирование государственных расходов более масштабным; другие критикуют его за то, что он недостаточно решительно отстаивал гражданские права; третьи указывают на злоупотребления или коррупцию в некоторых программах; есть и такие, кто считает, что он должен был сделать больше для перераспределения богатства. Большинство историков заключают, что Новый курс был консервативной революцией, которая помогла спасти капитализм и сохранить существующий порядок. Некоторые историки, писавшие о Новом курсе в 1980-х, 1990-х и 2000-х годах – и получившие общее расплывчатое название «школа ограничений», – утверждают, что Новый курс действительно инициировал много необходимых перемен, но Рузвельт при этом располагал ограниченной свободой действий, а следовательно, провел столько реформ, сколько позволили обстоятельства[26].

Эта недавняя критика Рузвельта и Нового курса слегка видоизменяет, но не подрывает легенду о Рузвельте. Названные четыре пункта защиты остаются нетронутыми и обычно обнаруживаются в большинстве исторических работ о Новом курсе и фактически во всех сегодняшних учебниках по истории Америки.

Сказанное можно проиллюстрировать двумя примерами. Дэвид Кеннеди и Джордж Макджимси, которых с той или иной мерой условности можно отнести к «школе ограничений», недавно написали книги об эпохе Рузвельта. Книга Кеннеди получила Пулитцеровскую премию по истории, а книга Макджимси вошла в знаменитую серию, посвященную американским президентам. Кеннеди прославляет «замечательное поколение ученых», которые выступили «первопроходцами в деле изучения эпохи Нового курса». Цитируя Лехтенберга, Шлезингера и четырех других похожих историков, он пишет: «Хотя я порой и не соглашаюсь с их акцентами и оценками, они заложили основу, на которой базируется все дальнейшее изучение этого периода, включая мое собственное». Кеннеди, как и его предшественники, приходит к выводу: «Новый курс Рузвельта был гостеприимным особняком со множеством комнат, местом, в котором миллионы его сограждан могли найти по крайней мере некую толику… безопасности…». Макджимси, как и его предшественники, хвалит Рузвельта: «Ни один президент в нашей истории не был столь мужественен, прозорлив и стоек в решении труднейших проблем, как Рузвельт». Макджимси заключает, что «одно из крупнейших достижений Рузвельта состояло в создании институциональной структуры для современного государства благосостояния… Последующие президенты, – одобрительно замечает Макджимси, – свободнее, чем прежде, использовали государство в творческих целях».[27]

На устойчивый характер популярности Рузвельта среди историков обратил внимание Артур Шлезингер-мл., которого самого критиковали за его книги о Рузвельте. В 1988 г. Шлезингер заметил, что стремительно растущее ученое сообщество скорее отполировало, нежели замарало легенду о Рузвельте. В 1988 г., почти 30 лет спустя после того, как были опубликованы фундаментальные труды Шлезингера о Рузвельте, он, проанализировав поток последних книг о Новом курсе, заключил, что «появилось немало серьезной литературы о самых разных аспектах эпохи Рузвельта. Я не считаю, что лавина научных книг, монографий и статей меняет основное направление истории, рассказанной в трехтомнике, но в некоторых есть оригинальные теории, а другие добавляют ценные штрихи»[28].

После своего опроса о президентах, проведенного в 1996 г., Шлезингер поверил в Рузвельта больше, чем когда-либо. Из тридцати двух опрошенных экспертов тридцать один поставил его на первое место, назвав «великим», а один – на второе (титул «почти великий»). «Долгие годы лидерство ФДР в опросах приводило в ярость многих оппонентов его Нового курса, – писал Шлезингер. – но теперь, когда даже Ньют Гингрич называет ФДР величайшим президентом столетия, консерваторы относятся к лидерству ФДР со стоическим спокойствием». Ему вторит историк Дэвид Хэмилтон, редактор сборника статей о Новом курсе: «В последние годы консервативная критика [Нового курса] привлекает меньше внимания…» Иными словами, согласно Шлезингеру и многим историкам, споры окончены, ибо легенда Рузвельта признана даже консервативными историками[29].

Историческая литература скорее подтверждает вывод Шлезингера. Однако сейчас так много книг и статей о Рузвельте и Новом курсе, что прочесть их все практически невозможно. Из современных ученых ближе всех подошел к освоению литературы о Новом курсе историк Энтони Бэджер, и его книга «Новый курс: годы депрессии, 1933–1940» является незаменимым пособием для современного историка, пытающегося разобраться во всем, что написано по теме. Бэджер по-доброму пишет о Шлезингере и Лехтенберге, двух ключевых историках, сформировавших исторический дискурс в отношении Нового курса: «В эпоху, когда специальные монографии можно было пересчитать по пальцам, оба автора [Шлезингер и Лехтенберг] в высшей степени точно охарактеризовали критические проблемы, стоявшие на повестке дня в самых разнообразных аспектах реализации Нового курса. Оба прекрасно ориентировались в обширном архивном материале. Никто и никогда не сравнится со Шлезингером в мастерстве драматического рассказчика. Никто и никогда не напишет однотомник о Новом курсе лучше, чем это сделал Лехтенберг»[30].

Таким образом, легенда Рузвельта выглядит нетронутой. А пока она остается нетронутой, в американской политике будут по-прежнему преобладать принципы государственной политики, заимствованные из Нового курса. Как заметил историк Рэй Биллингтон, Новый курс «навсегда установил принцип положительных действий правительства для реабилитации и сохранения человеческих ресурсов страны»[31]. С другой стороны, как мы видели, имеется ворчливое наблюдение Генри Моргентау, министра финансов, друга Рузвельта и человека, который находился в самом эпицентре событий. С глубокой грустью он признавался: «Мы расходуем больше, чем когда-либо, но это не работает… Мы так и не выполнили своих обещаний…»

Поскольку уровень безработицы в стране в минувшем апреле 1939 г. составлял 20,7 %, в признании Моргентау имеется зерно истины.

Возможно ли, что легенда о Рузвельте на самом деле миф?