Читать книгу Пазлы. Сборник рассказов и эссе - Берус Виталий - Страница 3

В далекой сибирской деревне, морозным ноябрьским утром выходного дня выпивали мама с дочкой. С утречка, водочку, под квашенную капустку, да в день народного единства. Ну и что, скажете вы, всякое бывает, тем более, взрослые же «девчонки», – одной за 60, другой – под 40. Да все вроде бы обычно, только дочка была не проста: подполковник полиции и кандидат педагогических наук, школа с медалью и университет с красным дипломом. Но жизнь у отличницы, кстати, еще и смазливой, как-то не сложилась. Работала она когда-то в вузе МВД, да попала под сокращение, не в последнюю очередь, видимо вследствие своего не уживчивого, со странностями характера. Легко могла «настучать» на коллегу, а потом, как ни в чем не бывало, обратиться к нему же за помощью: чего, мол, обижаться, «это же рабочие моменты». Как то тиснула в институтской газетенке «Служа народу» стишок о цветочках, лесочках и страданиях по России, а заканчивался он так: «…и мысли все о смысле бытия». Гуманитарная кафедра давилась смехом и печенюшками с чаем: ты глянь, она еще и с претензией на философское осмысление! При этом из пистолета стреляла как ковбой, а бегала на спортзачетах, как его лошадь. Наморщив аккуратненький носик и отклячив обтянутую форменной юбкой попку в «штурмовой» стойке, она неизменно всаживала свои четыре пули в мишень. Инструкторы из «огневой» кафедры, с трудом оторвав взгляды от ее зада, и глянув в монитор тирного компьютера, только плечами пожимали – откуда что берется, при ее-то сугубо гражданском образовании!? Опасались коллеги этакой непредсказуемости, вот и «помогли» ей «сократиться». Теперь она дотягивала до заветной «двадцатки» в районном отделе, вдали от областного центра. В личной жизни у нее тоже «не зер гуд» было. Мужики боялись этой «лапочки» как смерти, поскольку беспощадна была: ходила туманная и зловещая легенда о том, как сделавшись любовницей некоего чиновника, она лихо развела его на приличную сумму «откупных», пригрозив заявлением об изнасиловании, да «покаянным» письмом к жене.

Видимо что-то на этот счет ей мамаша, под хмельком, и высказала. Но «девочка» была крепко на жизнь озлоблена, дала мамане в лоб, однако и мамаша не плоха – ответила. Клубящийся паром, дерущийся, воющий и грызущийся бабий клубок выкатился из избы на улицу, видимо дома пространства и свежего воздуха уже не хватало.

На свою беду мимо проходил участковый, старший лейтенант Сорокопятов. Он же участковый, от слова, стало быть, участие, а может быть и участь. Он и поучаствовал, смело вошел во двор и сказал дерущимся бабам «брэк»! Та, которая дочка, спокойно развернулась, и четким ударом женского сапога, поразила промежность участкового. Хрипящий и обиженный участковый временно отступил, но рука его тянулась к мобильнику.

На удивление быстро прибыл наряд, патрульники, хоть и не спецназовцы, но крепкие все же парни. Вы думаете, они запросто повязали нашу героиню? Как бы ни так! Двоих она вогнала в растерянность точными и решительно нанесенными ударами все того же женского сапожка: если носком, да в голень, – то, знаете ли, больно! А когда ее все же взяли «под ручки», она, в яростном экстазе вырвалась, упала, разбив в кровь губы и лоб. Так ее и привезли в отдел, с перекошенным от злобы на весь «блядский мужицкий мир», окровавленным личиком. Между прочим, суровые сибирские менты очень даже осторожно выводили ее из машины, заляпанное кровью служебное удостоверение, дивясь и матерясь, разглядели.

Отдел в тот день проверял прокурорский. Видит, отдел как отдел, можно, конечно, по мелочам придраться, но, оно того стоит? Вздохнул, прикрыл свою папочку, и уходить собирался, не солоно хлебавши. Вдруг, видит, – из патрульной машины во дворе под руки вытягивают окровавленную, и вполне даже ничего себе, женщинку! Ни хрена себе! Да тут все налицо (вернее, на лице)! И грубость в работе с населением, и превышение полномочий, да мало ли еще чего можно «копнуть»! Он встрепенулся: «Ко мне ее, – кричит, – в кабинет!».

Вообще-то, это был ее шанс, да и его тоже. Но на почти нежно и трепетно произнесенный вопрос: «Вас обидели?», – она глянула мутным взглядом, и произвела прямой удар в прокурорский нос. И, опять же, удачно попала, аж сопли во все стороны полетели. Четыре удара, четыре попадания, – оценка за упражнение – «отлично»!

ПОЧЕМУ АНГЛИЧАНЕ ГОВОРЯТ ПО-АНГЛИЙСКИ

«Наш самолет следует по маршруту Санкт-Петербург – Новосибирск, высота полета…» – женский голос с легкой хрипотцой возвещал и успокаивал: летим господа-товарищи, полет нормальный.

Бузин прикрыл глаза в надежде заснуть, усталость отзывалась внутренней дрожью и легким звоном в ушах.

Круговерть последних дней его трехмесячного пребывания в Питере была такой, что к концу дня он еле передвигал ноги, а ночью вспоминалось недоделанное, какой тут сон. В спешке, забывались документы, пропадали из поля зрения нужные люди, даже компьютер найти в начале девяностых в чужом городе было проблемой (о существовании мобильных телефонов большинство тогда лишь слышало). И все это замешивалось на сомнениях в благополучном исходе, а еще, ему так хотелось вернуться домой к Новому году, вот никогда, наверное, больше так не хотелось… Ему казалось, что великолепный Питер медленно, с каменной неуступчивостью, вытягивает из него силы и способность радоваться. В голове вертелось: «Этот город создан не для живых, его строгая красота меня доконает».

Но получилось – диссертацию защитил, документы быстро собрал. Ученый секретарь, женщина с интеллигентской язвительностью во взгляде, усиленной диоптриями очков, на следующий день после защиты предупредила: «Вы, молодой человек, с бумагами не затягивайте. А то, знаете ли, на радостях…», – какая радость? На защите не улыбнулся ни разу. Председатель диссертационного совета, для которого все это давно стало рутиной, усмехаясь, молвил: «Вы, прямо-таки по-уральски суровы: его хвалят, а он даже не улыбнется». Помнится, в ответ хмуро буркнул: «Я из Сибири», – что неожиданно развеселило петербуржского мэтра.

Тридцатого декабря, в десять утра он уже отправлял в ВАК свое дело, а в одиннадцать из окошка авиакассы бледнощекая кассирша с герпесом на нижней губе ему ответила: «В Барнаул билетов нет, – но, глянув, на его обессилено умоляющую улыбку, предложила, – на завтра есть Новосибирск, оформлять?»

– А во сколько он прилетит?

– В семнадцать ноль ноль местного времени.

«Час-полтора от Толмачево до автовокзала или жэ-де…, а там, если в семь вечера выеду, к половине двенадцати буду…» – пронеслось в голове. О зыбко балансирующем «если», он старался не думать.

– Оформляйте!

Сзади раздался писклявый детский голос, пронзивший ровный гул самолета и больно отозвавшийся в голове.

– А что тетя говорит? – женский голос по-английски дублировал информацию о полете.

– Это она по-английски все повторяет. – Привычно монотонно отвечала ребенку мать.

– А зачем по-английски? – не унимался почемучка.

Бузин отчего-то представил себе мозглявого и ушастого мальчишку лет пяти и раздраженно подытожил: «Поспал!».

– Чтобы англичанам было понятно. – Отвечала мать.

– А кто это англичане? – не унимался почемучка.

– Люди, которые живут в Англии.

– А англичане тоже в Новосибирск летят? А почему?

Бузин усмехнулся: «Действительно, с чего бы это им?»

– К папе на Новый год? Как мы? – не унимался малыш.

Почему-то представилось, что невидимая мама вздохнула.

– В гости, в гости.

– А почему англичане говорят по-английски? – Бузин прислушался: интересно, что она ответит?

– Прекрати баловаться с печеньем! Весь в крошках! Сядь спокойно, извертелся весь! – Голос матери сделался таким же высокочастотным, как и у сынульки.

«Получил, – с некоторой долей злорадства подумал Бузин, – сейчас будет обрыв коммуникации, и они успокоятся». Но, перед тем, как действительно примолкнуть, ребенок громко прокричал: «Долльчики, черртовски хороши!» – и звонко рассмеялся.

Лица, звуки, слова, – все тонуло вязкой и потливой дремоте, откуда-то выплыло выражение – «звучащие видения», нет, вдруг ставшие видимыми слова.

Бузину приснился пьяный шофер из поезда, на котором три месяца назад он ехал в Санкт-Петербург. В замызганном спортивном костюме, поджарый, кадыкастый и скуластый, с почерневшим от пьянства лицом, он пробирался по проходу плацкартного вагона к проводникам за очередной бутылкой водки. Его нещадно мотало, колотило о твердые углы, при этом, с таинственной ловкостью он избегал столкновений с людьми, беспрестанно бормоча себе под нос: «Дольчики, чертовски хороши!»

Ночь до Новосибирска ехал в плацкарте один. А в Новосибе подсели эти: примерно одного с ним возраста, веселые, общительные. Выпили за дорожку, разговорились. Оказалось, они едут в Питер, чтобы обратно своим ходом перегнать на продажу машины, кажется какие-то грузовые. Он удивился, что они не боятся пить, на что тот шофер ответил: «Шеф нам сказал, пейте в поезде, а на месте рты проволокой закручу». В застольном разговоре Бузин опрометчиво ляпнул, что едет защищать диссертацию по философии.

На следующий день они продолжили, поочередно мотаясь к проводнику за водкой. Бузин наотрез отказался, уткнувшись в книжку. Но время от времени, этот, с «дольчиками», приставал, дыша водочными парами:

– Вот, скажи, ну, защитил, ты диссертацию, так? Значит, вроде как права получил? Нет, ну так? – оборачивался он к своим пьяным компаньонам, которые кивали, и согласно мычали: «м-м-ну-да». – Только у меня права шофера, по ним я могу ездить, а у тебя, получается, права философа, по ним…, что ты можешь по ним?

– Преподавать философию, – фальшиво улыбаясь, отвечал Бузин.

– Вот! Тогда скажи, в чем смысл жизни? Этому же философы преподают.

«Так и знал! – с досадою на самого себя, думал Бузин, – хорошо было наставникам в буддийских монастырях, отваживавших особо докучливых ответами типа: „…это хлопок одной ладонью“ или: „Будда – это дырка в клозете“. Но здесь такой номер не пройдет, надо что-то вроде…».

Перед глазами плыло и пылало, волнообразно дрожа это худое, черное, скуластое, с движущимся острым кадыком и черными глазами-щелочками лицо, из запекшихся губ которого вылетает, растягиваясь во времени: «в че-е-м смы-ы-с-ы-л жи-и-ззз-ни-и-и…, чер-р-р-товски хоррро-ш-и-и…». Вдруг, он спускается по лестнице, вот видит ступеньку, наступает, и…, проваливается…, словно сквозь вату в ушах слышится короткий вскрик.

Проснулся с бьющимся где-то под самым сознанием сердцем и испариной на лбу. Оказывается, самолет ухнул в воздушную яму, и теперь его трясло и болтало так, что по всему салону слышался скрип, стук и треск, казалось, что снаружи по обшивке барабанит крупный град. На световом табло горело «пристегните ремни», пассажиры сидели тихо, хотя слева впереди кто-то, наклонившись вперед, содрогался всей спиной, видимо тошнило. «Вот тебе бабушка и турбулентность! – подумал Бузин. – Сколько летал, никогда такого не было». Самолет начал плавно крениться вправо. «Ой, ой, ой!!!» – запричитала в хвосте какая-то гражданка. «Ну не падаем же!? Не так же падают!? Наверное, зону обходят, или как это у них, небесных „сталкеров“ называется!» – вились и прыгали в голове тревожные мысли, вот-вот готовые раствориться в животном страхе. Но через несколько минут лайнер выровнялся, болтанка исчезла, люди расслабились, уже шутили и смеялись, обтряхивались, утирались влажными салфетками, в проходе появились стюардессы, милое «личико» авиалиний. Сзади снова ожил «ультраписклявый» голосок.

– Мама, а это мы падали, а теперь не падаем?

– Нет, это мы в воздушную яму попали.

– А почему…

– Тихо, помолчи! – вскрикнула мамаша, оборвав своего почемучку.

Салон заполнил устало-равнодушный баритон командира экипажа: «Уважаемые пассажиры, по метеоусловиям, посадка будет произведена на запасном аэродроме, в аэропорту имени Германа Титова города Барнаула».

– Вот теперь точно яма! – не без юмора, хотя и черного, высказалась мама почемучки. Мальчишка благоразумно помалкивал.

Словно оглушенные, люди несколько секунд молчали, затем по салону прокатился приглушенный ропот недовольства. Самолет должен был приземлиться где-то около шести часов вечера, но до родного города им останется преодолеть еще более двухсот километров…, тридцать первого декабря…, теперь им.

Бузин закрыл ладонями лицо, чтобы скрыть радостно-глуповатую улыбку, непроизвольно растягивающую губы. Он давно не верил в чудеса, даже в раннем детстве, кажется, никогда не верил в Деда Мороза. С другой стороны, наверное, все-таки втайне верил, раз поперся тридцать первого декабря, даже не представляя, как будет добираться до своего города, имея в кармане, да практически ничего не имея. «Значит, чудеса случаются, только вот, почему-то, чтобы чудо явилось ко мне, сотне человек должна была „прилететь“ неприятность. Даже радость выказать неприлично. В конце концов, не катастрофа же, ну…, новогоднее приключение у людей, сейчас им паскудно, потом будет, что вспомнить…, даже посмеяться», – вроде бы уже и оправдывался он.

В небольшом зале «родного» аэропорта он, наконец, разглядел «звонкого» мальчишку и его маму, – в самолете оборачиваться было неудобно. Мальчик оказался вовсе даже не мозглявый, а весьма упитанный и розовощекий, ушей под кроличьей шапкой не было видно. Так что тут воображение Бузина промахнулось. А мама оказалась стройной молодой сероглазой женщиной, ей очень шло приталенное пальто с капюшоном, прямо-таки «брыльска-надя» из «Иронии судьбы», или это уже фантазия Бузина навела на нее свою новогоднюю оптику. Она держала сына за руку, растерянно оглядываясь, и ее растерянность тоже показалась по- новогоднему милой и трогательной. Хотелось их как-то поддержать, подбодрить, но он лишь спросил у нее: «Телефон ищете?»

– Да, подскажите.

Бузин кивком указал направление, и подмигнул пацану, удивленно вытаращившему мамины серые глазенки. Отчего-то ему безусловно верилось, что они встретят новый год вместе со своим папой.

В темно-сером зимнем вечернем небе «Барнеаполя», подсвеченные огнями аэропорта, кружились, лениво гоняясь друг за другом искрящиеся снежинки. На остановке уже ждал «под парами» автобус в город, такой «родной» номер сто десятый. Бузину вдруг вспомнился сон из самолета, казавшийся теперь не страшным, а смешным: «Как дети, ей-богу, в чем смысл жизни? Почему англичане говорят по-английски? Да потому-что!»

Улыбаясь, он заскочил в автобус.