Читать книгу Горячий отпуск для булочки - Бетти Алая - Страница 3

Маша

Просыпаюсь с первыми петухами. Вернее, с единственным петухом Виолы Гавриловны, который определенно взял на себя задачу перебудить всю деревню за час до рассвета.

– Да что ж ты так орешь-то… – бормочу, стекая с постели.

Чувствую себя паршивенько после вчерашних потрясений. Измена Ваньки, мой побег.

– Ну вот, теперь квартиру искать, – тяну, лезу в свой чемодан, достаю летний желтый сарафан в цветочек.

Бывший всегда его ненавидел. Называл колхозным. Надеваю наряд, открываю дверь бабушкиного шкафа и внимательно рассматриваю свое отражение.

Легкие складки струятся вдоль тела, добавляя образу легкость и воздушность. Бутончики и листочки вместе образуют изящный рисунок. Ярко-желтые, зеленые, бледно-розовые и голубые оттенки сочетаются очень естественно.

Сарафан не вульгарный, хотя он выгодно подчеркивает мою пышную грудь. Закрываю дверь и подхожу к окну.

Стою и наблюдаю, как новый день проникает в комнату первыми робкими лучами солнца. Рассвет окрашивает небо нежными розовато-золотистыми оттенками.

Сквозь прозрачную тюль я замечаю знакомую фигуру возле забора соседского участка.

Сначала вижу лишь силуэт, проходящий мимо густых зарослей сирени, увешанной сочными фиолетовыми гроздьями.

Затем все яснее вырисовывается его профиль: высокий рост, широкие плечи, крепко сжатые руки держат тяжёлый топор.

Низ живота обдает волной жара. Он же хамло! Испортил вчера мое платье! Облизываю губы, не переставая смотреть.

Нормального секса у меня не было больше года. Жалкие потуги Ивана не в счет. Там оргазм, как правило, был лишь в мечтах. Кончала я потом, от собственных пальцев, когда бывший уходил в душ.

Мощные плечи напрягаются каждый раз, когда тяжёлый топор взлетает вверх и стремительно обрушивается на полено, раскалывая его на две части. Глаза невольно следят за движениями его мускулов, играющих под загорелой кожей.

Сама не замечаю, как возбуждаюсь.

Сердце бешено колотится, кровь пульсирует в висках, ладони становятся влажными. Дыхание перехватывает, живот стягивает приятным спазмом.

Сама не замечаю, как пальцы мягко касаются набухших грудей сквозь тонкую ткань платья. Нежное касание усиливает желание ещё больше.

Мысли начинают кружиться, воображение рисует сцены нашей встречи совсем иного характера…

И хоть мозг усердно подает сигналы SOS, напоминая, что сосед – наглый и неотесанный мажор без манер и уважения к окружающим, я продолжаю смотреть. И пальчики уже шаловливо подбираются к трусикам…

– МАШЕНЬКА! – слышу скрипучий голос соседки за дверью. – Машуня!

– Да, Виола Гавриловна? – спускаюсь со второго этажа и распахиваю дверь. – Доброе утро!

– Здравствуй, – она прищуривается, – а ты чегой-то такая взмыленная? Щеки красные все… видела, как Гордеюшка дрова рубит?

Ничего себе бабулька-сканер!

– Нет, конечно! Он вчера мне платье испортил, я такого не прощаю, – откидываю волосы.

– Так пусть это… оплатит тебе чистку. Заодно вместе в город скатаетесь!

– Да я к нему в машину в жизни не сяду! – таращусь на нее.

– Ладно, – хихикает, – я вперед забежала. Вас еще познакомить надобно. Я там вареничков наделала с домашним творогом! Ты в своем мега-простигосподи-полисе не питаешься нормально! Вон, схуднула-то как! Как детей рожать с такими бедрами?

– Так от кого рожать-то, Виола Гавриловна? – опираюсь на косяк. – Не знаю, неловко как-то вас объедать.

Она всплескивает руками.

– Ты чего? Я одна живу, внучка моя уже сколько не приезжала! Давай, умойся и приходи на варенички! Поболтаем заодно про жизнь. Отказ не принимается!

И захлопывает мою же дверь.

Стойте! А как она вообще пробралась на мой участок?!

Спустя десять минут я уже ковыляю к ней в гости. Поправляю свой летний сарафанчик.

Первое, что я вижу, войдя внутрь, – это чистенькую, уютную прихожую с массивной дубовой скамьей, под которой разложены тапочки разных размеров. Потрескивающий огонь в печи освещает комнату мягким теплым светом. Под потолком висят пучки сушеных трав, испускающие легкий пряный аромат.

– Проходи, Машенька, – бабушка Виола хлопочет у стола.

Кухня маленькая, но домашняя и гостеприимная. Огромный стол, накрытый льняной скатертью, старый буфет с расписанными вручную тарелками и чашками, полки, заставленные баночками варенья и солений.

Повсюду горшочки с комнатными растениями, добавляющие интерьеру уюта и сочности.

Сажусь на стул. На столе три тарелки.

– Пойду за Гордеюшкой сбегаю. А то заработался совсем. Ты пока располагайся, вон в самоварчике водичка. Чай в шкафу.

Она уходит. Я расставляю большие чашки, беру чайные пакетики. Сахарницу располагаю на столе.

Спустя минут пять слышу причитания Виолы Гавриловны за дверью. Затем дверь распахивается, и в прихожую вваливается массивная фигура моего нового соседа.

Шумно сглатываю. Ну хоть футболку надел, и на том спасибо.

– Вот, Гордеюшка, это Машуня! Ты ее и искал, как выяснилось, – щебечет бабулька.

В смысле искал?! Ой… это из-за моей вчерашней шутки?!

Мажор стоит напротив, наши глаза встречаются, и внутри вспыхивает непередаваемое ощущение, будто ток пробежал по всей коже. В воздухе рождается напряжение.

Всё исчезает, кроме его глубоких карих глаз, мягких линий полных губ и легкой щетины, придающей образу особую мужественность. Время останавливается, пока мы смотрим друг другу в глаза, не отводя взгляда.

Я пытаюсь скрыть своё смущение, но сердце бешено колотится, словно хочет вырваться наружу. Наконец, мажор первым отворачивается, возвращая меня в реальный мир.

Стараюсь восстановить дыхание, чувствуя лёгкое головокружение.

Ну почему? Почему именно этот невоспитанный хам вызывает во мне такие яркие эмоции?

И тут он выдает то, что окончательно сбивает меня с толку…