Читать книгу Скиталец. Начало пути - Бэзил - Страница 4

– Даня, Даня, – услышал он голос матери. Данька возвращал к реальности.

Открыл глаза. Все, как обычно. Письменный стол, компьютер на нем, тумбочка возле кровати. Утренний свет льется сквозь окно. Но чего-то не хватало. У ребенка отняли игрушку. Утро прокралось в комнату, кода тьма еще только убиралась восвояси, лучиком солнца, как рукой, скользнуло под подушку и украло волшебство. Все по-прежнему, только нет того волшебного сна, в котором только что жил мальчишка по имени Данька… Он с грустью понял, что не сможет вернуться на «Скиталец», не вернется в мир моря и парусов. Не увидит капитана Свена. Сон растаял. Его похитили. Даньке было больно от пустоты в душе, что появилась на месте похищенного сна. Ему хотелось остаться на краткий миг в мире грез.

– Да, мама, сейчас встаю, – крикнул он.

Встал, нехотя оделся и пошел умываться. Серый мир его будней. Потом прошел на кухню. Яркий цвет занавесок и цветы на окне померкли. Мать разложила в тарелки овсяную кашу. Данька сел за стол. На столе стояла масленка с настоявшим сливочным маслом, а не обычная коробка со спрэдом. Мать разлила в чашки ароматный чай. Присела рядом.

– Кушай, Даня. Давай, кушай. Я еще сыр купила, – каждая мать хочет накормить своего ребенка вкусненьким. – Здорово, мам, – Данька мало обращал внимания на то, что подавалось к столу. В его подсознании жили заветы прошлых поколений. Стол – это божья длань. Что дал Господь, то и ешь. Будет день и будет пища.

– Замечательная жизнь у нас начинается, сынок, – Мария Петровна пыталась растормошить сына. – Мы живем сейчас, как богатые люди.

Сколь не воздержанны в словах своих женщины. Боги слышат вас, смертные. Бойтесь, что услышаны будете. В ночь эту жизнь ваша изменилась.

Мария Петровна улыбалась. Она твердо верила, что так живут самые богатые люди на земле. Таков удел нищих.

– Да, – Даня улыбнулся ей в ответ. – А мне сегодня такой удивительный сон приснился.

Ходики на стене громко щелкнули, пружинки закрутились, любопытная кукушка высунула клюв из часовых створок.

Даньке очень хотелось рассказать о том, что привиделось нынешней ночью.

– Какой сон, сын? Ты что, как старая бабка в сны веришь? – Мария интуитивно сама верила в сны, но не хотела признаться в этом.

– Не, мам, ты что. Такой яркий сон, такой удивительный. – Пережитое ночью не выходило из головы. Образы были яркими. От них не избавишься в одночасье.

По оживлению сына Мария Петровна видела, выслушать стоит. Он все равно не отстанет.

– Расскажи. Расскажи, – мать кивала головой.

И Данька увлечено начал рассказывать:

– Мне снилось, будто просыпаюсь на берегу моря. На песке. На воде сидят чайки. Яркое солнце, вокруг песок и синее море. Я встал, смотрю, невдалеке город. Зурбаган.

– Зурбаган, в самом деле? – Рассмеялась Мария Петровна.

– Ну, конечно, мам. Я пошел посмотреть, что это за город. Такие удивительные люди и дома. Дома одноэтажные, двухэтажные. Люди одеты не так, как мы. Женщины в таких платьях, подол до земли. Есть, кто победнее одет, а кто побогаче одет. Такие пышные юбки. Мужчины, кто, то же, как одеты. Одни в холщевых штанах, рубахи на выпуск. Есть нарядные. У них шляпы широкополые. Кто-то при шпагах, – Данька размахивал руками, показывая, как висит шпага на боку. – Я там еще на рынок зашел.

– На рынок? – В ее представлении город мечты не место для рынка.

– Ага. Такой хороший, большой рынок. Но я не об этом. Когда я шел по улице, познакомился с капитаном Свеном.

Даня пытался рассказать все быстро, в двух словах, но путался в собственных впечатлениях. Они набегали одно на другое.

– Ну, Дань, с капитаном? – Притворно удивилась мать. Детские милые фантазии.

– Да. Он так сказал, что он – капитан Свен. Я попросился к нему на корабль.

– Так. А дальше? Ты ешь, Даня, не размахивай руками. Потом тогда расскажешь. Соловья баснями не кормят. Сил не будет. – Она сокрушалась, что сын ест, как воробушек. С первых минут жизни своего ребенка мать кормит его. И этот первый акт живет в ее сознании.

– Нет, мама. – Данька ел кашу и рассказывал. – Мы пришли на корабль, вошли в каюту капитана.

Даня решил не рассказывать о своем позоре. Просто он опустит некоторые излишние подробности, так даже великие рассказчики делают. Излишние подробности принижают блеск событий. Ни о том, как карабкался на борт корабля, ни о том, как упал на палубе, не стоит говорить. И о разговоре с капитаном. Особенно, про солонину. Кому нужны такие мелочи.

– Капитан взял меня на корабль юнгой. Корабль называется «Скиталец».

– Хорошее название для корабля. – Мария поставила чашку на стол, подперла подбородок рукой. Внимательно слушала.

– Только корабль этот принадлежит пиратам, – голос Даньки звучал так, словно он рассказывает страшную сказку на ночь. – И капитан Свен – пират.

– Господи, начитался всякой ерунды. Вот тебе и грезится.

– И корабль этот ходит под парусом. Там все корабли такие.

– Даня, ну где сейчас можно увидеть парусник? Господи, сидишь целыми днями у телевизора, смотришь всякую дрянь. Книги хорошие надо читать. Книга должна учить, заставлять задуматься. Не все, что переплетено и обернуто в корочку можно назвать книгой. Я говорю о том, что читаешь ты, – увещевала Мария Петровна сына. Взрослые разучились мечтать.

– Взял бы нормальную, серьезную книгу в руки, – продолжала она.

– Книги для сирых и убогих. И не умеющих читать. У меня настоящие книги, мама. Ну, что ты хочешь, что бы я читал?

– Антона Павловича Чехова. Федора Михайловича Достоевского.

– Что б я читал «Преступление и наказание»? Я тогда вообще не усну. Увижу во сне, как Раскольников с топориком бросается на старуху. На несчастную пожилую женщину. Кругом кровища. Фредди Крюгер отдыхает.

– Даня, люди читают Достоевского, и никому подобное даже в голову не приходит. Почитай что-нибудь из школьной программы. В конце концов.

– Сейчас каникулы, – возмущался Даня. – Мама, эту тягомотину успею прочитать.

– Даня, что ты говоришь! Как ты можешь называть высокую литературу подобными словами!

– Я не то хотел сказать, – он пытался выкрутиться. – Я читаю серьезные книги.

– Какие серьезные книги ты читаешь?

– Мориса Метерлинка «Слепые» и «Синюю птицу».

– Так, – мать кивнула головой. Поднялась, что бы убрать посуду со стола.

– Томаса Манна, Генриха Манна, Леона Фейхтвангера «Иудейская война» Шарля Бодлера «Цветы зла».

Кукушка в ходиках сдохла. Пружинки не выдержали.

– Хорошо, – мать одобрительно кивнула головой, – хорошие стихи. И романы глубокие.

– Я почитал Шопенгауэра, Фридриха Ницше « Сумерки богов», Эммануила Канта « Критика чистого разума».

Откуда-то со стены раздался звук, похожий на стон. То ли стонал труп кукушки, то ли ее душа не смогла обрести покоя.

– Замечательно. Только не уверена, что в твоем возрасте ты способен понять такие сложные философские работы. Возможно, это полезно. Такие работы дисциплинируют ум. – Назидательно говорила мать. Потом спохватилась. – Мне же на работу пора.

– А можно я сегодня сайку куплю, настоящих шоколадных конфет и кофе? – Роскошно жить хочет каждый. Только роскошь бывает разной.

– Конечно, сынок. Где деньги, ты знаешь. – Мать сняла передник и повесила его на крючок в простенок за кухонной дверью.

– Я схожу в магазин с крыльцом. Там подешевле, – магазином с крыльцом они называли магазин, расположенный в полуторах кварталах от их дома. Он разместился в торце жилого здания, и к его входу вела высокая лестница.

– Да, да, сынок, – мать торопливо подошла к зеркалу, посмотрела на свое отражение и ушла.

Данька остался один. Жаль, что Макса нет в городе. Вместе они нашли бы, чем заняться. Данька тяжело вздохнул, но жизнь не останавливается. Помыл посуду и ушел в свою комнату.

Он не мог забыть тот сон. Тот удивительный сон, что явился к нему нынче. Он сравнивал пережитое с реальностью. Не мог понять, что для него было более реально: ночное видение или явь. Шкаф, письменный стол в его комнате или в каюте капитана. В каюте все было более реальным.

Ему запомнилось ощущение массивности мебели в каюте. Его стол и шкаф крошечные. Игрушечные. Не настоящие. Что бы избавиться от этих мыслей, он решил пройтись по улице, заодно зайти в магазин. Вышел на Тракторную. Любимая улица. Деревья шелестят листвой. Они беспризорники на этой улице, радуются каждому прохожему. Привычный ласковый мир. Мир его сна не был столь же спокойным. Сейчас он мог вспомнить, что, не смотря на первое впечатление прогулки по музею, так принял свое знакомство с городом у моря, вокруг жило какое-то напряжение. Настороженность. Кто-то или что-то следило за ним. И вдруг то же ощущение появилось в его душе здесь. Мания преследования. Глупо. Он в этом мире – муха, залетевшая в окно. Не жужжит, и ладно.

Разжужжался, – добродушно ворчит Сеятель-Жнец. – Многие вещи удобно не замечать. Мину, пока не рванула. Вулкан, пока не проснулся. За тобой приглядеть не помешает.

«Даня, читайте Чехова, – сказал он себе, – Детективы до добра не доведут. Антон Павлович доктор». Прогулка на свежем воздухе – то, что доктор прописал. Нервы лечить надо. Обтирание холодной водой, прогулки на свежем воздухе. Теплое молоко на ночь.

Невдалеке проехала большегрузная машина, добавив нотку пикантности к уже витавшей свежести городской улицы. Большегруз и легковые автомобили, проезжавшие по соседней улице, вызвали у Даньки чувство дискомфорта. А если на окружающий мир набросить вуаль воображения, попробовать перенести детали сна на все вокруг. Он заполнил мир тишиной, затем вписал в него стук колес по булыжной мостовой, говор прохожих иного мира. Добавил чуть слышную музыку. Даня переходил свою Тракторную улочку. Уложен новый ровный асфальт. Ребята устроили соревнование по скейтборду прямо на мостовой. Здесь редко ездили машины, вот они и катались. Установили трамплин. Один из пацанов разогнался, выехал на трамплин и летит по воздуху. «Мне бы так» – подумал Данька. Только у него, что греха таить, все закончилось бы иначе. Расквашенный нос и колени в кровь. Об асфальт – это совсем не то, что об борт корабля. Даня посмотрел на коленку. Немого припухла. С чего бы это? Стукнулся где-то и не заметил. Он вздохнул и пошел дальше. Прохожие казались ему забавными, одеты не так, как нужно. Он начал примерять на них, увиденное ночью. Вон подвыпивший мужичонка. Грязные мятые брюки. Рубаха, лихо расстегнутая на вороте. Покачивается. Воображение Даньки мигом переодело мужика. Холщевые штаны, рубаха на выпуск, волосы в беспорядке. Бомж из его сна. Там в Зурбагане. Двое молодых парней идут, разговаривают.

– Он так и не понял, баклан, что грант можно получить, если по теме лимит остался.

– Наивный, – согласился второй. – Но этого мало. Надо еще, что бы кто-то из распорядителей подсобил. Подмазать…

Воображение одело их в темные брюки, заправленные в сапоги, атласные рубахи, широкополые шляпы. На бок навесить шпаги. Так лучше. Баклан и лимит? Подмазать? Наивный человек не понял, что есть ограничения по средствам. О искренней благодарности опытным людям забыл. Так лучше звучит. Девчонка в брючках бежит, болтает по сотовому телефону. Сейчас и ей достанется. На голову шляпку с лентами, блузка в кружевах и вышивках, широкая пышная юбка до земли. Воображение пошло дальше. Она запнулась за длинный подол, не удержалась на ногах, падает. Сотовый телефон вылетает из ее руки и вдребезги об асфальт. Данька рассмеялся. Нет, в реальном мире жизнь совсем другая. Улыбаясь, он идет дальше, взглядом отыскивая, кого из прохожих можно принарядить. За спиной слышит крик, и голос вроде знакомый:

Кто-то из одноклассников, не успевших перекочевать в края иные.

– Эй. Эй! – Кричат где-то рядом.

Он обернулся. Но сзади никого нет. Пустынная улица. Показалось. Повернулся, что бы идти дальше. Прямо у ног открытый канализационный люк. Еще один шаг, и он оказался бы в этой яме.

– Не огородили, заразы. Так и ноги можно сломать. Это Алиса в Стране чудес оступилась и оказалась в кроличьей норке. В Зазеркалье попала. А он бы на больничную койку. В зазеркалье ему не надо. И так живет в зазеркалье. Вся страна – страна чудес. И кругом бегают эти… ну, чудики. И он сам – чудик. Глядеть под ноги надо, ворона! – Ругал он себя.

Добрался до перекрестка. Там, на той стороне улицы, был магазин с крыльцом. Осмотрелся. Где-то в отдалении слышался вой сирены. Скорая помощь спешит, – решил он. Далеко, за углом. Данька, как делал это всегда, дождался зеленого огонька светофора и шагнул на проезжую часть. Его внимание привлекли парень с девчонкой на той стороне улицы. Они стояли и отчаянно спорили. Девчонка даже ударила парня в грудь своим маленьким кулачком. Тот только обнял ее за плечи и прижал к себе. Девчонка склонила голову на плечо своего кавалера. Мирятся, улыбнулся Данька, глядя на них. Справа дикий визг автомобильных колес, вой сирены. Данька повернул голову на звук: огромный темный внедорожник летел прямо на него. Сзади полицейская машина под завывание сирены. Он не мог понять, откуда они появились. Все произошло так стремительно. Еще мгновение, и он окажется под колесами. Стоит и беспомощно смотрит на машину. Не успел испугаться, подумать о нелепости такой смерти, лишь недоумение на лице. Удар в спину решил все. От этого удара он полетел вперед, споткнулся о поребрик тротуара. Запнулся. Пробежал несколько шагов, пытаясь удержаться на ногах, а машины пронеслись за его спиной. Он ловил ртом воздух, пытаясь восстановить дыхание. Окружающий мир отошел на второй план. Склонился, опираясь руками на колени. Слева возле ноги громко тявкнула собака. Данька отпрыгнул в сторону, под ногу подвернулся камень. Резкая боль в лодыжке. Слезы выступили на глазах парня. Рядом с ним стояла белая болонка и с интересом наблюдала. Наклонила на бок голову, глаза, завешанные шерсткой, горят. Высунула розовый язычок. Я еще и кусаться умею, только не хочу. Мог бы и угостить вкусненьким. Не жадничай. К ним, шаркая ногами, спешила старушка:

– Дейзи! Дейзи. Не бойтесь, она не кусается. – Старушка держалась за поясницу, в руке поводок. Вывела любимую проказницу на прогулку.

Если бы Даня мог, он сам укусил сейчас эту Дейзи и заодно покусал хозяйку.

– Извините. Дейзи, пойдем, маленькая, – приговаривала старушка.

– Ничего, – произнес Данька и, осторожно ступая на правую ногу, заковылял к магазину.

Вошел в торговый зал. Хромая, прошел вдоль стеллажей с выложенным товаром. В проходах с трудом разойдутся два человека. Стеллаж с хлебом. Взял сайку. Мягкая. Положил в корзину. Преодолевая боль в ноге, двинулся дальше. Выбрал кулечек конфет. Посмотрел на ценник. Сойдет. Числом по более, ценою подешевле. Подошел к витрине с кофе. Долго выбрал. Вес побольше, цена – дешевле. Лучше знакомая марка. Пусть отдаленно напоминает этот напиток. «Нажарят соломы вперемежку с сухофруктами, – думает он, – и назовут кофе». Сложил все в корзину и – к кассе. Рассчитался за покупки, вышел. Держась за поручни, отчаянно хромая, слез вниз по лестнице. Добрался до перекрестка, внимательно посмотрел по сторонам. Выскакивать из-под колес очередного автомобиля не хотелось. Перебрался на другую сторону улицы и облегченно вздохнул. Теперь он надеялся, что судьба не поднесет очередной подарок. Он шел и ругал себя: Недотепа же он, нескладеха. Урод, каких мало. Даже дорогу перейти не может. И куда такого? Лучше бы его эта машина задавила! Никто плакать бы не стал. В этот горький момент он даже не подумал о маме. Во всем винил себя. Тебе невдомек, Даня, вселенная устроена сложнее. Каждая песчинка на своем месте.

Дома, где и стены помогают, в аптечке отыскал эластичный бинт, замотал ногу потуже. Перебрался на кухню. Решил приготовить ужин. Любое дело отвлекает от тягостных мыслей. Когда он разжигал газовую плиту, то, глядя на огонь, почувствовал себя развеселым туземцем, и если бы не больная нога, пустился бы в пляс. Веселый танец у костра. После протер пол. Все. С делами покончено. Он взял свою любимую книгу, которую еще не дочитал. Ему хотелось знать, как скромный, но очень обаятельный герой, на которого он, Данька, похож, ну, один к одному, одолеет Великое Зло. Он установил возле дивана стул. Удобно устроился на диване, а правую ногу, как величайшую драгоценность, водрузил на стул.

Открыл книгу на закладке и начал читать. По обыкновению, когда доходил до особо волнующего момента, прикрывал глаза, что бы четко представить картину. Но воображение уносило его не к событиям книги, а к образам ночного сновидения. Он видел корабль. Его паруса. Чувствовал свежесть морского ветра. Слегка качается палуба под ногами. Каюта капитана Свена. И сам капитан, отважный морской разбойник. Свен сидит за столом, смотрит на юнгу и улыбается. Даня трясет головой и возвращается к событиям романа.

Очередная захватывающая сцена. Юного Лесли изловили адепты зла. Крепко привязали его к креслу. Герой смотри в глаза смерти. Мистер Зло подносит ядовитую змею к щеке героя. Зло торжествует. Один миг и мрак смерти станет уделом Лесли. Змея разинула пасть, на ее зубах капли яда. Истинные герои не ведают страха смерти. Лесли презрительно плюнул в сторону гадюки, попал ей в пасть. Та захлебнулась. Зло отбросил мертвую гадину с гневным криком, повернулся, выхватил факел и решил огнем сжечь своего врага. Злу стоило только на мгновение отвернуться от своей жертвы. Лесли – парень не промах. Он собрал последние силы и обеими ногами ударил Зло ниже спины. Мистер зло упал. В этот момент пришло спасение. Прекрасная Линда по веревке проникла в комнату, спрыгнула вниз, кинжалом разрезала оковы, державшие Лесли. Адепты зла вломились в комнату. Бежать, остается только бежать. Мы еще встретимся, мистер Зло. Данька прикрыл глаза. Но видит палубу «Скитальца». Хлопок паруса над головой. Даня открыл глаза, но хлопок повторялся снова и снова. Господи, это же в дверь стучат. Звонок опять не работает. Пришлось ковылять к двери.

– Кто там? – Спросил он. Любители детективов знают, за дверью таится опасность. Не открывай дверь кому не попадя. По подъездам бродят грабители. Группами. Маньяки с ножом. Эти в одиночку. Электрик, показания счетчика проверить. С электрошоком. Сосед: у вас газом пахнет. С группой сопровождения. Трое с пистолетами, четвертый с калашом.

– Это я. Я, Даня. – Соседка снизу. Бдительная. Зорче видеокамеры у подъезда.

Он узнал голос Нины Иосифовны, старушки с первого этажа, и открыл дверь.

– Здравствуйте, Нина Иосифовна, – поприветствовал он соседку.

– Здравствуй, Даня. У вас, что звонок не работает? – Она с любопытством заглядывала в комнату. Общественность должна знать все.

– Батарейка, наверно, села. Он дистанционный, на батарейке. – Оправдывался Данька за чудо техники, что висело при входе.

– А Мария Петровна – то дома? – Продолжала заглядывать за плечо Даньки соседка.

– Нет, она на работе. Да вы проходите, проходите. Присаживайтесь. – Данька захромал в комнату.

Старушка прошла, села на стул, опершись на стол руками. Для нее, Данька был в этом уверен, не было секретом, что мать на работе. Старушка зорко следила за всем, что происходит во дворе через окно своей кухни.

– А что вы хотели, Нина Иосифовна? – Данька присел на диван.

– Так я смотрю, ты идешь, хромаешь. Думаю, чего с ногой? У меня мазь хорошая есть. Очень от ног помогает. Думаю, зайду, занесу. Только не сразу нашла. Память-то уже не та. Куда положила, не вспомню, а сейчас вспомнила. Помню, что убирала в хорошее место. На днях сама мазала. А куда положила, ни как не вспомню. Она хорошо помогает, немного холодит. Ты помажь – все как рукой снимет, – старушка протянула Даньке полтюбика мази. – Это гель. Мне аптекарша дала.

– Спасибо, Нина Иосифовна. А может, вам самой нужен будет? – Он не верил в чудодейственное средство аптекарши.

– Бери, бери. У меня еще есть. Я про запас брала. – Старушка замахала руками.

Нина Иосифовна хозяйка рачительная. В доме запас не переводится. По знанию цен в городских магазинах даст фору любой товарной бирже. Злобы и жадности в ней нет. Легко поделится и слухами и чем другим.

– Спасибо, Нина Иосифовна, – Данька принял целебную мазь.

– А мать – то когда, говоришь, придет? – Словно не знает. Ей в следственном комитете работать. Не знаю, мил человек, подскажи. Подозреваемый и проговорится.

– Она сегодня задержится, часов в девять подойдет. – То, мать пойдет в колледж подрабатывать от меня не узнаешь.

– Ты ей подскажи, что бы ко мне зашла. Мне с ней поговорить надо. – Нина Иосифовна поджала губы. Где задержится мать интересно, но сразу не узнать.

– Хорошо, Нина Иосифовна. А что случилось? – Не с кем обсудить сто двадцатый рецепт варки яиц вкрутую.

– Да, ничего не случилось. Мой то, Колька…. Ну, внучек. Притащил шкатулку. Это он от второй бабки, от Таисии, привез. Той вечно что-то нужно. Вечно выдумает. Придумала, что ей надо завещание написать. Другого дела нет. Что спрашивается, завещать? Ее домишко, сарай, да баню? Так нет, все хочет по-новому. А кому завещать? У нее и наследников-то, дочка одна. За моего сыночка, за дурня, вышла. Кольку-то родила. Сама Таисия живет со своим стариком. У нее будто наследников полмира. Ей и завещать больше некому. Она неугомонная. Удумала на днях, что в политику пошла.

– Это как? – Поинтересовался Данька. – В какую политику?

– Ты ее спроси, спроси, оглашенную. Придумала, у них там яму выкопали. Она в Ольховке живет. Ну, яма на дороге. Не засыпают. Людям, может некогда. Не засыплют никак. Обойти сторонкой можно. Так она в местную Думу писать наладилась. Ходит туда. С депутатами общается. Обсуждают, значит. Запрос, говорит, направила. Нам жить-то сколько осталось? На погост пора. Мне и врач в поликлинике сказал: прогулы тебе бабка, на кладбище ставят. Не ко врачу, а к священнику, иди последнее причастие принимать. Ее, Таисию, на кладбище закопай, так и там найдет. Писать станет, на дорожках ночью фонари горят, так ей в гробе лежать плохо. В глаза светит. Вон у меня фонарь у подъезда, свет прямо в спальную. Колька пришел, я ему и велела шторы плотные повесить. Не в Думу же бежать. Теперь вечером шторы задерну и спать можно.

– Нина Иосифовна, вы у нас из самых сложных ситуаций выход найдете, – хвалил Даня бабулю. Знал, что той будет приятно.

– Ладно, – старушка аж порозовела от удовольствия. – Заболталась, побегу.

Старушка заковыляла к выходу, а Данька за ней. Прихрамывая. Прыткие оба.

– Ты, Даня, мазью помажь, полегчает, – наставляла Нина Иосифовна.

Даня запер за соседкой дверь.

«А и впрямь заговорилась, – подумал он. – Начала про шкатулку, а что с этой шкатулкой, сказать забыла».

И уж вечер пришел. За окном пролил слезу летний дождь. В форточку залетал ветерок, принося Даньке вести с дальних морских берегов. Болела нога. Когда мать вернулась домой, Данька первым делом сказал:

– Мама, тебя Нина Иосифовна хотела видеть. У нее что-то там со шкатулкой.

– Даня, видела она меня. Из окна углядела. Я в подъезд захожу, а она уже на площадке стоит.

– А что там со шкатулкой, выяснили? – Данька встал и захромал на кухню.

– Осмотрела ее сокровище. Такие до войны делали. Ширпотреб. Если и имеет, какую ценность, то только семейную. С ногой что случилось? Хромаешь.

– На камень наступил неудачно. Подвернул. Пройдет. Пойдем, мама на камбуз. Я тебя покормлю. Я сегодня и палубу в квартире драил.

– Ой, Даня, все играешься. – Моряком себя возомнил. Пират. Так сейчас, разве что, бродячего ободранного кота называют.

– Ну, мам… – затянул Даня.

– Я что? – Мать усмехнулась. – В колледже я тоже палубу драила?

– Мама, так же интереснее. – Добавьте новизны в пыль повседневности. Заискрятся золотые мои россыпи. Заиграют радуги на небе.

– Хорошо, сынок, – мать принялась раскладывать в тарелки ужин. Помощник растет.

Какой же он у нее ребенок. Совсем маленький ее мальчик. Пусть поиграет, пока детство не закончилось. Мужчины остаются детьми до седых волос. Пусть еще поиграет и помечтает.

Когда Данька позже вечером сидел возле телевизора, мать подошла, села рядом на стул. Обычный вечер в уютном доме. И тянется череда этих дней. Сегодня она задержалась. Мыла полы в колледже. Единственное событие дня.

Наслаждайся, Мария Петровна, спокойствием вечеров. У судьбы свои планы.

– Я нынче немного устала. – Мария легко коснулась рукой плеча сына. – Очевидно, с непривычки. Втянусь, будет легче. Пойду, отдохну.

Она встала. Сон обнял ее за плечи, что бы проводить до постели.

– Да, мама, конечно. – Тяжело ей. Он ее единственная помощь.

– Ты тоже, дорогой, у телевизора не засиживайся, – говорила она, уходя. – Отдохни. И под ногу подложи что-нибудь. Хромаешь. К врачу надо сходить.

– Нет, обойдется, мама. – Мария не слышала ответ сына, иначе настояла на походе в больницу.

Когда закончилась очередная серия, Данька выключил телевизор и пошел спать. Разделся, лег, натянул на себя одеяло. Посмотрел на тумбочку, где сидел его плюшевый медведь.

– Мишенька, – улыбнулся он игрушке своего детства, – Я теперь юнга. На «Скитальце». И у меня капитан Свен. Отличный капитан. И мы – пираты.

Плюшевая игрушка мигнула своими глазами-пуговками. Или это только показалось. Какие мысли пронеслись в набитой опилками голове игрушки. Не угадать.

«Жаль, – думал Даня, – что сны – это не сериалы и не имеют продолжения! А вот придумали бы такой аппарат: понравился сон – нажал кнопку и на следующую ночь видишь продолжение. Но такого, косолапый, не бывает».

Данька закрыл глаза. И явился сон. Даня в эту ночь не вспомнил о настольной лампе. Страх перед тьмой ушел.

– Дэн! Юнга Дэн! – Услышал он сквозь сон грозный голос капитана.

Данька вскочил с постели. Широко распахнутыми глазами осмотрел все вокруг. Каюта, здоровенные шкафы, диван, письменный стол, резные кресла. За спиной не кровать, а кованый сундук. Посреди каюты стоял Свен. В гневе. Тело юнги немного болело от неудобного ложа. Он спал на сундуке.

– Долго собрался спать, юнга? – Сталь в голосе. Взгляд леденит сердце. Проклятие семи морей, извечное зло сейчас набросится на Лесли. То есть на него, Данечку. В образе капитана.

– Нет, дяденька капитан, – пышные ресницы двумя беспокойными крылами бились на лице Данечки. Пальцы рук вздрагивали. Крепись, Даня. Сон разума порождает кошмары. Твои не самые ужасные.

– Живо умывайся и марш на камбуз за завтраком, – гнев Свена стих. Он отошел к столу и сел. С некоторой долей любопытства наблюдал за юнгой.

Темные глаза. Ему бы розовый язычок высунуть. Как та болонка. Люди похожи на собак, или собаки на людей? – Подметил Даня.

Данька пытался сообразить, где на этом лайнере ванная комната. Где здесь умываются?

Капитан кивком головы указал в угол каюты, где стояла тумба. На ней таз и кувшин с водой. Данька подошел к этому приспособлению для умывания. Как с этим справиться? Капитан встал рядом, взял кувшин, что бы полить на руки юнге. Данька умылся. Свен протянул ему полотенце. Не махровое, как он привык, но из приятной ткани.

– Живей, юнга! – Вновь приказал капитан.

Быстро вытерев лицо и руки, Даня бросился на камбуз. Он так спешил, не заметил, что попало под ноги. Запнулся, и чуть было не упал. Матросы, видевшие это, смеялись. Данька шел дальше и ворчал:

– Ну, и пусть. Что теперь. Запнулся. Разбрасывают, черт знает что под ноги. Капитан оголодал. На камбуз, живо. – Только сейчас он сообразил: сон продолжается. Нога у него не болит. Такое только в кино увидишь. Значит, сны тоже бывают с продолжением, как сериалы. И это всего лишь сон, и не стоит кукситься по пустякам. Он забрал на камбузе корзинку с завтраком и поспешил к своему капитану. После завтрака капитан объявил:

– Займемся делом, юнга. Будешь учиться фехтовать. Владеть шпагой следует в совершенстве. Это единственный друг пирата.

Капитан протянул шпагу. Данька взял ее. Она показалась ему тяжелой. Он зажал рукоять в руке. Смотрел на шпагу и не знал, что с ней делать дальше. Капитан встал рядом, держа в руке шпагу.

– Вот так, Дэн. Смотри. Сначала надо размять кисть. – В руке Свена шпага выглядит легкой. Клинок рисует круг, затем какие-то фигуры. Играет с тонкой веточкой.

Капитан вращал кистью руки, и клинок вращался следом. Данька пытался повторить эти движения, но оружие болталось в руке, стремилась выскользнуть. Дровосек рядом с мастером шпаги.

– Вот так, Дэн. Еще. Разминай кисть. – Терпеливо показывал капитан. Поправил положение пальцев Даньки на рукояти. Изменил положение руки.

– Не напрягай плечо. Расслабь тело. Оно само должно почувствовать свою силу. – Капитан снова показывал, как должен стоять боец.

У Даньки, так ему казалось, что-то стало получаться. Сердце радостно билось в груди.

– Теперь смотри, как держать ноги. Вот так ставь корпус, – Свен показывал своему ученику каждое движение.

Данька старался изо всех сил. Давались упражнения с трудом. А капитан перешел к новому приему. Теперь Свен стоял со шпагой в руке перед юнгой.

– Пробуем удар, – шпага капитана легко звякнула по клинку Дэна. Из рук Даньки шпага выпорхнула с позорным звоном. На глаза парня набежали слезы отчаяния и стыда. Минуту назад ему казалось, что он справится с этими упражнениями. И вот!

«Бестолковый. Недотепа. Удохлик! Руки-крюки. Пахорукий» – яростным криком билось в голове мальчишки. – «Тебя надо выбросить на корм рыбам».

Руки его опустились. Он тихо произнес, отзываясь на свои мысли:

– Даже они меня есть не будут. – Стоял напротив Свена с поникшей головой.

– Кто? – Не понял капитан.

– Рыбы.

– Почему? – Улыбался Свен.

– Побрезгуют, – Данька насупился, словно обижался, что рыбы не захотят его съесть.

Кажется, капитан понял и громко засмеялся.

– Придется тренироваться, Дэн. Иначе нечем будет кормить акул. Подними шпагу и за дело. Никому не давай увидеть свою слабость. И, прежде всего самому себе. Минуты слабости бывают у всех.

– И у вас, капитан? – Дэн был удивлен. Капитан пиратов и слабость? Это чушь собачья.

Свен покачал головой и криво усмехнулся:

– Еще какие! Я самый слабый и трусливый в этих водах, – лицо капитана изображало раскаяние. Печальная истина.

– Врешь, – надулся Даня. А потом рассмеялся. – Вы самый храбрый на всех морях, потому так и говорите. Угадал?

– Не знаю, – капитан хитро подмигнул, – Ты только никому не говори. Парни смеяться будут.

В глазах Даньки заиграл веселый смех. Он поднял шпагу, принял стойку:

– Защищайтесь, капитан! – Он, Данька, не раз бился с самим Великим Злом, будучи скромным героем Лесли. Выступить против веселого капитана – дело пустяковое. И они сходились в поединке раз за разом. Шпага выскальзывала из рук Даньки, он поднимал ее и вновь бросался в бой. Счастливый момент – юнге удалось не выронить шпагу.

– Можешь отдохнуть, Дэн, – сказал капитан. – Я сменю старпома у штурвала.

Свен вышел из каюты. Данька почувствовал слабость во всем теле. Пот заливал глаза. Он почти дополз до сундука. Присел. В азарте тренировки он не почувствовал усталости. Сражаться с таким учителем одно удовольствие. Мозг требовал: еще. Но тело предало его.

– Родненький, вот ты где, – шептал он этому огромному чудовищу, теперь самому близкому в мире. В руках и ногах появилась предательская дрожь.

– Никому не показывай слабость, даже себе. И ты, милый сундучишко, не увидишь меня слабым.

Даня, Даня. Обещать просто, а выполнить… Минуты слабости бывают у всех. Может, и капитан Свен плачет под покровом ночной темноты.

Юнге хотелось пить. В горле пересохло. Он обвел взглядом каюту, но не нашел ничего, что хоть издали походило на источник прохладной воды. Только кувшин возле тазика для умывания. Доплелся до него. Припал губами к его краю. Пил, пил и снова пил. Обессиленными руками вернул кувшин на тумбу. Добрел до сундука, упал на его крышку, закрыл глаза. Тревожная дрема сковала тело. Данька видел перед собой фигуру. Темную, безликую.

– Ноги. Ноги, юнга. Это не ходули, – слышался голос капитана. – Не зажимай шпагу. Держи свободнее.

Данька вновь и вновь сражался с этой темной фигурой. Силы были не равными. Мастерство противника было огромным. Темная фигура остановилась. Теперь уже незнакомый голос этого воина звучал в ушах.

– Не плохо, мальчик. Из тебя будет толк, – легкий ободряющий смех.

От этого смеха Данька проснулся.

Ему не дано было увидеть озорной блеск в глазах Сеятеля-Жнеца. Сама безбрежность Миров проводила мастер-класс фехтования. Прими дар богов, мальчишка. Оруженосец вселенной.

После обеда Дэн с капитаном вышли на палубу. Кругом море. Синее с зеленоватым отливом. Яркий свет бьет в глаза. Запах соленой воды. Ветер играет твоими волосами. Паруса наполнены упругим ветром. Даньке захотелось побежать по палубе. Прыгать, кружится. Орать во все горло, но он постеснялся капитана и парней на палубе.

Свен поставил пустую бутылку в качестве мишени. Показал, как заряжать пистолет. Подал его Даньке. Юнга разглядывал резную ручку пистолета, накладные медные пластины на нем.

– Прицелься и стреляй, – капитан указал в сторону мишени.

Пистолет был тяжелый. Дэн пытался прицелиться. Капитан стоял сзади.

– Не зажимай пистолет, – говорил он. – Легко держи.

Капитан поддержал кисть руки Дэна. Помог навести его.

– Теперь плавно нажимай на спуск.

Данька нажал. Раздался грохот. В ушах звенело. Руку отбросила отдача оружия. Пуля прошла мимо. Даня посмотрел по сторонам. Сейчас все будут кричать: мазила.

– Заряди пистолет и попытайся снова, – предложил Свен.

Попытка. Еще попытка. Пороховой дым.

– Этот с двух шагов в кита не попадет. – усмехаются матросы, поглядывая в сторону юнги.

– Попадет, если кит будет порасторопнее и сам под пулю бросится, – слышалось из-за спины.

Юнга широко расставил ноги. Корабль качался на волнах, целиться трудно. Когда Данька в очередной раз плавно нажимал на курок, кто-то подогнал не большую волну к борту «Скитальца». Легкий плеск воды, грохот выстрела. Палуба слегка качнулась. Бутылка разлетелась на осколки. Пуля нашла цель.

– Не плохо, юнга, – сказал капитан, – закрепи успех.

Жнец-Сеятель обиделся.

– Я не нанимая корабль раскачивать. Не царское это дело. Вы как-нибудь сами.

Данька зарядил пистолет. Прицелился. Облизал пересохшие губы. Выстрелил. Звон бутылочного стекла.

– Молодец! – Крикнул капитан. – Получается.

– Всегда знал, что смертные – хамы. Победа – их заслуга. Неудача, беда – виной тому боги. А пошли вы… – Сеятель сплюнул в сердцах.

Не гоже, Древний, в твоем возрасте и при положении. Словно грузчик в порту.

Не зуди. Положение не только обязывает, но и позволяет. Сами говорите, с кем поведешься, от того и наберешься. Ты мою историю знаешь. Вот и понахватался, как собака блох. Стакан водки бы намахнуть. Кус сала с ржаным хлебом. Огурчик соленый. Может, матушка Вселенная плеснет.

Знаете ли…. Древний, а туда же.

К вечеру юнга мечтал только о радостной встрече с сундуком. Добраться бы, доползти! Обнять жесткую крышку, распластать по ней измученное тело.

– Крышечка, мяконькая, – стонала душа Дэна.

Вот до нее три шага. Два. Вот руки обняли поверхность сундука. Нога скоблит по боковой стенке. Тело падает на прикрытую тряпицей поверхность. О, наслажденье сна, объятья легкие Морфея.

Утром Данька проснулся сам. Он, еще лежа в постели, осмотрел комнату. Все как обычно. Шкаф, тумбочка, стол. На тумбочке сидит любимый плюшевый мишка. Даня сел на постель. Боль. Боль во веем теле. Мышцы болят. Ноги. Руки. Поясница. Особенно болит кисть правой руки. Что бы подняться на ноги, нужно собрать всю силу воли. Он прекрасно помнит все, что привиделось ему этой ночью. Данька помассировал кисть правой руки.

– Больно-то как, – ворчал он. – Откуда такая боль?

Он сходит с ума? Он такой впечатлительный? Сон прокрался не только в его память, но и в мышцы. Может он – шизик? Прав Максим.

Данька где-то читал, что бывают очень впечатлительные люди. Случается такое с людьми сильно верующими. Стигматы веры? Под впечатлением Святого писания у таких людей возникают следы похожие на раны. Раны от гвоздей, которыми распинали Христа. Но боль в мышцах. Только от увиденного. Посмотрел, как люди вагоны разгружают – получи радикулит. Он ни во что не верит с такой силой. А во что можно верть в его снах? В «Скиталец»? Ерунда. В капитана Свена? Не смешите! Святой пират?! Вот шиза!! Да с этим можно прямо ехать в психбольницу и просить у врачей смирительную рубашку.

– Дяденька доктор, мне на прокат, на недельку другую смирительную рубашку. От Версачи, пожалуйста. Я бы у вас тут отдельную палату.… С дюжими санитарами. Секюрити при вип-персоне. Вяжите меня, а то убегу! Крыша едет не спеша, тихо шифером шурша. Может попробовать стукнуть молотком по коленке? Эй! Только не это! И так все болит. Живого места на себе не чувствую.

Даня встал. Превозмогая боль, оделся. Пошел, умылся и заковылял на кухню. Правая рука с трудом держала чашку. Мария Петровна заметила, что сын морщится от боли при каждом движении:

– Даня, что с тобой? Что у тебя болит? – Неужели, пронеслось в ее голове, заболел.

– Я вчера занимался физкультурой. Тройку хочу исправить. – Подходящее объяснение. Он не мог понять случившегося, не знал, как рассказать другим.

– Это хорошо, сынок. Но сразу интенсивные занятия не на пользу. Спортсмены после травм, перерывов в занятиях в форму входят постепенно. Так как ты – нельзя.

– Я стул поднимал за ножку, – врал Данька. – Вначале одной рукой, потом другой. Теперь все болит.

– Даня, – мать укоризненно качала головой, – постарайся так больше не делать. Так ты двойку получишь.

– Да, мама, – соглашался Даня.

Мать ушла на работу. Подсознательный страх заползал в душу. Такого не бывает. Выдумки. Читать эти бредни интересно, а участвовать в этом дурдоме не хотелось. Пусть другим счастливчикам останется. По физике у него пять. В учебниках такого бреда нет. Он исчезает здесь, обращается в нуль, но при умножении на бесконечность появляется в другом мире, как единица в его задачке на лето. Маразм крепчал! Макс точно поставил диагноз. Но может, есть лекарство? Принять таблетку аспирина? Капли пустырника. Может у Нины Иосифовны есть. У нее в запасе много всего. Нет! Она всему городу расскажет:

– Сынок Марии Петровны с ума сошел. Хороший мальчик был. Ученье не пошло в прок. Голову перетрудил.

Данька решил, что клин выбивают клином. Одолеем ломоту в теле, возьмемся за остальное. Если заняться физическим трудом, размять мышцы, то… Он пытался пару раз поднять табуретку. Вскоре решил:

– Брошу это грязное дело. Передохну.

Весь день мучился болью в мышцах. Когда шел в соседний магазин, все болело. Шел, словно столетний старик. Идти в магазин с крыльцом не решился. Дело не только в боли. Он с ужасом вспоминал, как переходил там улицу вчера. А вдруг еще, какой лихач вывернет. Сейчас у него не хватит сил, что б отпрыгнуть.

Вернулся домой. Едва-едва протер пол. Прилег на диван и задремал.

В комнату вошел высокий молодой человек на костыле. Распахнутый белый халат. Остановился напротив дивана, где дремал парнишка. Недовольно проговорил: – Я, по-твоему, шиза? Ни какого почтения. Совсем страх потеряли. У одного опиум для народа, у другого – шиза. Кастеляном я работаю в госпитале, в хирургии. Психи в другом корпусе. Вам бабу с косой подавай. Мужик я. мужик с костылем. Накостылять бы вам. Мал ты еще. Умом не дорос. А про нуль и бесконечность, – кастелян рассмеялся. – Правильной дорогой идете, товарищи.

Опираясь на костыль, молодой человек вышел из комнаты, проговорив:

– Отдыхай. У нас еще много работы. Силы тебе пригодятся.

Даня не слышал, как мать вернулась домой. Мария Петровна вошла в квартиру, тихо подошла к сыну, прислушиваясь к его ровному дыханию. Она легонько коснулась плеча сына. Данька проснулся, открыл глаза:

– Мама, ты вернулась, – обрадовался он, как любой ребенок радуется приходу мамы.

– Да, Даня. Уже вечер. Как ты себя чувствуешь? – Еще расхворается ее птенчик. С виду большой. Будто вчера качала его на руках.

Данька встал, попробовал двинуть рукой… Ногой… Боль почти прошла.

– Вроде, нормально.

Не каждому доводится спать в колыбели вселенной. Вселенных. Слышать музыку сфер – это одно. Совсем другое – Все-Ничто оберегает твой сон.

– Видишь, я говорила: надо отдохнуть, – порадовалась за сына Мария Петровна.

– Пойдем, мама, я ужин приготовил.

И только седая ночь… Сон, ничтожный раб Сеятеля-Жнеца, того, что идет по свету, опираясь на костыль, опускается на землю, боясь потревожить сон Даньки, берет его как грудного ребенка и переносит из одного из миров другой.

Теперь у юнги началась череда дней и ночей. А может, ночей и дней. Каждую ночь он видел продолжение сна. Только сна ли? Сон? Ой, не сон. Данька догадывался, но не решался это признать. Упорно отгонял эту мысль. Если были сбои с головой, то – параноидальное отрицание фактов.

Тренировки стали для него обычным делом. Он появлялся то в одном мире, то в другом. Сейчас его заботило больше другое. Когда он выходил на палубу, матросы смотрели неприветливо. Если он подходил к парням, которые болтали между собой, те замолкали и смотрели в его сторону почти враждебно. Каждый взгляд говорил: не пошел бы ты куда подальше. Он отходил в сторону. Чувствовал среди этих ребят себя лишним. Обида жгла его. Хотелось крикнуть: « В чем я виноват?!» Его отшвырнули, словно старую ненужную галошу. Было обидно, но приходилось с этим мириться.

Нынче утром капитан сказал:

– Мне некогда сейчас с тобой заниматься. Приведи в порядок каюту.

Свен ушел. Дэн поискал в каюте тряпки и ведро. Шкафы и сундук – место не подходящее для ведра. Где же ты, дорогая пропажа? В каюте нет. Выползая на палубу, ворчал: вот и шарь тут по сусекам. Заглядывал под лестницы, совал голову в узкие щели, надеясь найти следы этого сосуда. Ведро играло в прятки. Даня вспомнил старинную присказку. Бродил по палубе и бормотал: черт, черт, поиграй и отдай.

Брайан был свободен. Небольшая передышка. Он не торопясь шел с бака на шкафут. Парни уже откачали воду из трюма, и грязные ручейки стекали по палубе к шпигатам и дальше за борт. Брайан корабельный плотник, чип. Среди парней с бака он – белая кость. Обычно чип кроме мастерства должен иметь немалый опыт моряка. Лет пять ходить под парусом. Такого стажа у него не было, но руки были золотыми. За это капитан Свен и назначил его корабельным плотником. Мастерством матроса он овладел быстро. Именоваться морским псом Брайан не мог, но давно не путал все эти названия. Легко различал каждую из более чем двухсот пятидесяти ручных талей. Топенанты, брасы, гордени, шкотовые. Без этого матросу не обойтись. Особенно в шторм. Тут некогда думать над названием, вопрос о жизни. Сол был вахтенным правого борта. Эта вахта отвечает за бизань мачту и грот мачту. Поэтому болтался сейчас на шкафуте возле грот мачты. Особых событий на «Скитальце» не было, поэтому новый юнга был притчей во языцех. Непременно обсуждали.

– Где прячется этот желторотый, Брайан? В каюте отсиживается. – Сол отличался неуживчивым характером. Заслужить доброе слово от него мог не каждый. Сол, коренастый подвижный парень, отличный боец. На борту драк не случалось. Свою вспыльчивость он проявлял во время абордажных схваток, да в стычках на берегу.

– Морские ноги отрастают не сразу. Может и ты стал матросом не за один день. Освоится. – Брайан отбросил со лба прядь своих огненно-рыжих волос и усмехнулся.

– Шкерт, от работы отлынивает. – Сол презрительно сплюнул. Засунул руки в карманы штанов, презрительно кивнул головой. Он своего мнения не изменит, парень никуда не годится.

– Свен сделает из него матроса, капитан свое слово держит. – Брайан пытался успокоить забияку. Этот парень может сделать жизнь юнги невыносимой.

– Если парнишка выживет. Капитан гоняет заморыша во всю. Сдохнет, до берега не дотянет. – Оттенок сожаления послышался в голосе Сола. При всей своей неуживчивости, он не был жестоким человеком.

– Думаю, каболкам рано шить для парня последнюю рубашку. – Каболками называли матросов, шьющих паруса. Эти парни считались хитрыми и ненадежными. Из остатков парусины они шили для команды одежду, но они же зашивали покойников в парусину. Это создавало не самое хорошее мнение о них. Морские гробовщики.

– Как знать. – Сол прищурил темно-синие глаза, вздохнул. Лениво пошел дальше.

Где тут хранят ведра? Все попрятали. Никакого порядка на корабле. Попользовался вещью – положи на место. Данька ворчал себе под нос. Заглядывал во все места, где могли спрятаться от него ведра. Повторял: черт, черт, поиграй, да отдай!

Рыжий черт сам выскочил на него. Рыжий черт был без хвоста, высокий сажень в плечах, голубые глаза. Улыбается:

– Ты что ищешь, юнга? – Пахло от него не серой, а потом и просолившей кожей.

– Я ведро ищу, – рога у черта, полагал Дэн, спрятаны в густой рыжей охапке волос.

– Зачем? – усмехнулся матрос, чертовски красивый.

– Капитан велел в каюте сделать, – Даня замялся, пытаясь сообразить, как объяснится по морскому, по пиратски, – влажную драйку.

Объяснил понятно. Настоящий матрос поймет. Это раскарякам на суше объяснять. Но мы другое дело. Даня считал себя настоящим морским волком.

– Кого? – Не понял парень. В аду влажную драйку не проводили сотни лет.

Как после это объяснить служителю ада, что ведро – это сковорода с очень высокими краями? Палубу точно драят. А каюту?

– Сделать влажную драйку, ну… уборку. – Данька растерялся.

Парень озорно смеялся:

– Так бы и сказал. Пойдем. – Он пошел вперед. Даня за ним.

– Тебя как зовут? – По дороге спросил матрос, не оборачиваясь.

– Дэн. А тебя? – Такого должны называть, как-то особо значимо. Беел Зебуб, в переводе, повелитель мух, у христиан Вельзевул. Важная в аду шишка. Другого парня в пекло не пошлют. Точнее, к нему, Дане, другого не пришлют.

Парень остановился, взглянул на Дэна немного свысока:

– Джереми О`Тул. Брайан Джереми О`Тул, корабельный плотник и матрос.

– Очень приятно, – промямлил Даня, но ответа не получил. Гордый дьявол.

Ведро нашлось быстро. Данька, был уверен, что сюда он заглядывал раньше. У ведер на корабле есть ноги. Или они сами перекатываются при крене палубы. И опытный матрос Брайан знает (ой, уж это, черт его знает!) куда укатилось ведро.

Дэн взял из рук плотника ведро и спросил:

– А где здесь воду набирают? – Куда они кран прикрутили, если кто и знает, то черт.

Голубые зрачки парня расширились, словно спросили его о таинствах святой церкви. Он помедлил и сказал:

– Смотри. – И посвятил Даню в обряд зачерпывания морской воды.

Брайан привязал веревку, скрепленную с ведром, к поручням, закинул ведро за борт. Вытащил. При этом показывал, что надо делать:

– Вот так привяжешь. Такой узел. Бросаешь, смотри как. Тащим. Вот так это делают. Ведро надо привязывать. Его может вырвать из рук. Тогда боцман Брин тебя выбросит следом. Будешь нырять, пока ведро не найдешь. – Матрос подмигнул.

– Спасибо, – Дэн благодарно кивнул новому знакомому.

Юнга с ведром пошел в каюту. Брайан смотрел вслед и улыбался. Негромко сказал:

– Какой же ты доходяга. Долго ты не протянешь. Капитан обещал из тебя настоящего матроса сделать. Капитан может все. Может и сделает из тебя матроса, если ты раньше не помрешь.

Дэн был еще не далеко. Не оборачиваясь, откликнулся:

– Я не помру! Не дождетесь, – и засмеялся.

– Хорошо. Иди, делай свою драйку. – Брайан повернулся и пошел по своим делам.

Данька прибрал в каюте. Протер пыль на столе, на шкафах. Обтер сундук. Закончил и пошел вылить воду за борт. Тут он вновь столкнулся с Брайаном.

– Что, юнга, закончил? – Ухмыляется. Босые ноги широко расставлены. Сильные крупные руки. Рубашка расстегнута, повязана на поясе. Данька рядом с ним хрупкое деревце возле могучего ствола.

– Закончил, – дело привычное. Мать бы его похвалила. Ни одного угла не обошел вниманием. Есть, чем гордиться.

– Может, нам теперь поможешь? Или это не по тебе? – Испытующе смотрит на юнгу корабельный плотник. Ждет, парень откажется. Крохотные ручонки побоится испачкать.

– Помогу, – согласился Дэн. Он сообразил: ребята презирают его, думая, что он отлынивает от общей работы. Скорее всего, это так.

– Зачерпни воду, – приказал Брайан. В глазах веселые искорки. До чего забавны те, кто выходят в море первый раз. Этот особенно.

Дэн вытянул полное ведро воды.

– Лей на палубу, – позабавь народ. Отступил в сторону.

Дэн опрокинул ведро под ноги. Она разлилась с брызгами. Данька стоял посреди лужи.

– Кто так делает! – Крикнул матрос. – Хорошо, что у тебя нормальные матросские штаны, а то бы вымок. В таких удобно палубу драить. Показываю.

Данька покраснел, глядя на свои брюки. Потом понял, его почти похвалили.

Джереми тоже вытащил ведро воды, и всю воду выплеснул далеко впереди себя.

– Надо окатить, как можно больше. Понятно? – Всему их учить надо. Наука не хитрая, освоит.

– Понятно. – Драить палубу – это тебе не пол мыть в квартире.

– Так действуй. – Брайан бросил взгляд на других матросов. Пусть знают, кто главный н6аставник мальчишки.

Дэн присоединился к другим ребятам. Старался повторять их действия, но получалось не ахти как. Парни посмеивались. Потом один из матросов подошел. Можно и помочь.

– Смотри и учись, юнга.

Он показывал, как правильно работать. Дэн старался.

– Получается. Получатся, – радовался он. Ему нравилось работать. Вместе с другими.

Брайан по-королевски, словно знакомил общество с новым рыцарем, представил:

– Юнгу зовут Дэн.

– Понятно.

– Хорошо, – откликались с разных сторон

Когда с палубой было покончено, матросы обступили новичка. Улыбались. Говорили без злости и насмешек:

– А из него может, что и поучится. – Благосклонный кивок головы.

– Нет. Хилый. До земли не доживет. – Сокрушается другой.

– Жаль. Придется в море хоронить. – Согласился еще один матрос. Просто отметил печальный факт.

– А может, дотянет. Помается и ближе к берегу помрет. – Нашел выход следующий. Умрет, но не сразу. И тотчас вселил бодрость в юнгу. – Мы тогда тебя, парень, в землю по-христианскому обряду закопаем. Не тужи, место отличное подберем.

Заботливые ребята. Дэн понял, говорят они это не со зла. Наоборот, всячески ободряют, как умеют. Здесь царило иное отношение к смерти и покойникам. Все помрем, разница в том, где похоронят.

– Спасибо, парни, – искренне благодарил Дэн. – Я поднатужусь, чтоб вам хлопот не доставить. Поживу немного.

Возражать никто не стал. Сомневались, но чем черт не шутит.

– Сильно занедужишь, ты Брайану скажи. Он и подлечить может и при нужде на земле гроб выстругает.

Какое сходство миров. Гроб и тот по знакомству.

«А ребята здесь отличные, – думал Дэн, – и в последний путь проводят с миром».

Парень, который показывал ему, как работать, протянул руку.

– Я Сол.

Данька пожал эту сильную руку.

– Я Сайрус.

Матросы жали ему руку, называли свои имена и расходились. Все разбрелись, а Дэн вприпрыжку поспешил в каюту капитана. Данька был счастлив. Его признали своим.

В каюте его ждал Свен. Тренировки продолжались. Теперь, появились новые дела, он занимался обычной матросской работой. Надо было учиться лазить на мачту. На самый верх. Бегать по реям, ставить паруса. А сколько новых названий! Корзина наверху – воронье гнездо. Верхняя часть мачты – стеньга. Брам стеньга, марсель стеньга. Боковой парус – лисель, промежуточный парус – стаксель. Голова идет кругом. А высота? У Даньки она вызывала страх, до дрожи в коленях, до слабости в руках. Лезешь вверх, а под ногами бездна. Корабль качается на волнах, и мачта вместе с ним. Сорвешься – и упадешь в воду или на палубу. Ты не акробат в цирке, ты – матрос. Страховочного каната не положено. На уроке физкультуры сорвешься с каната, упадешь на мат. Не страшно. Жизнь матроса не имеет цены. Ничего не стоит. Плакать о тебе некому. Одно неверное движение и жизнь прошла. Это твои проблемы. Даньке хотелось прижаться к мачте, обхватить ее руками и ногами. Приникнуть к мачте словно медвежонок-ленивец. Висеть и не двигаться. Обхватить лапками ствол – не оторвешь. А матросы бегали по реям, не чувствуя страха. Дэн переступал ногами по тонкой рее, цеплялся руками за все, что попадалось. Подбежал Брайан:

– Ты, Дэн, вниз не смотри. Не так страшно будет. Привыкай. Это наша работа. Смотри вдаль, на море, на снасти смотри. И пусть матчу качает, а ветер пытается скинуть вниз. Это не беда.

Легко говорить. Одолеть собственный страх трудно. Я боюсь бояться. – Признался себе Даня.

Вниз матросы спускались, скользя по канату. Брайан показал Дэну, как это делается:

– Ногами захвати канат. Штанины ноги спасут. Руками почти не держишься. Только равновесие сохраняешь. Иначе ладони обдерешь.

Парни летели по канату со свистом и гиканьем. Дэну хотелось также. Он обхватил ногами канат, вцепился в него руками. Оттолкнулся, повис в воздухе. Чуть-чуть разжал руки, ноги. Заскользил вниз. Притормаживал ногами, но порой и руками. Добрался до палубы. Следом слетел Брайан.

– Руки покажи, – потребовал рыжий черт.

Даня показал ладони. Ободрал в кровь. Они горели. От боли и досады хотелось плакать. Ни кто не должен видеть твоей слабости. Лишь детская обида на лице. Брайан сделал вид, что не заметил отсвет боли в глазах мальчишки. «Этот выдержит, – решил он. – Молодец».

– В первый раз такое не редкость. – Плотник кивнул головой. – Идем в кубрик. Мазь дам. Полегчает.

Они пошли в матросский кубрик. Брайан открыл сундучок. Со дна достал глиняный горшочек:

– Мажь, – велел он, протянул целебную мазь.

В горшочке была темная пахучая смесь. Дэн смазал мазью ладони. Боль немного стихла.

– Потом еще придешь, помажешь. – Сказал Джереми.

Дэн пошел к капитану. Не за жалостью и сочувствием. Капитану он не покажет свою слабость. Кому угодно, только не ему. Оказаться слабым и беспомощным в глазах этого человека он не мог. Свен ждал в каюте.

– Бери шпагу, – приказал сходу он. Поднялся из за стола, направился к ученику.

Дэн взял рукоять шпаги и почувствовал боль в ладони. Шпагу он держал так неловко, что это бросалось в глаза.

– Руки покажи, – велел Свен. Не сложно догадаться, мальчишка поранил руки. Кожа на ладонях любого матроса жесткая, огрубевшая. Со временем и у Дэна она станет такой, защитит руки. А душа? Кесарю кесарево, богу богово. Капитан не священник, не небесный лоцман. Не ему заботиться о душах.

Данька спрятал левую руку за спину, правой держал шпагу.

– Руки покажи, – рявкнул Свен.

Дэн нехотя вытащил левую руку из-за спины и протянул ладонь капитану.

Тот покачал головой:

– Ладно. Мастерство не сразу приходит. Со временем получится. Отложим сегодняшнюю тренировку.

– Да, капитан. – Данька чувствовал себя виноватым. Сорвал тренировку.

– Положи на место шпагу, – велел капитан. – Пара дней ничего не изменит. Наверстаем упущенное.

Капитан не сердится, не считает его лентяем. А ладони, да ну их, заживут. Данька выполнил указанье, убрал шпагу, присел на стул. Свен смотрел на юнгу, спросил:

– Очень больно, Дэн?

Данька отрицательно помотал головой.

– Это пройдет, Дэн. Матросы не плачут, даже когда очень больно. Запомни, матросы не плачут.

На мгновение капитан повернулся спиной к юнге. Встрянул головой, снова повернулся к Дэну и весело повторил:

– Матрасы не плачут, юнга.

И Данька эти слова запомнит. Он учился не плакать. Он получил урок от капитана Свена.