Читать книгу … если нельзя … - БИРИСИ - Страница 5

Тётя Роза, жена Ясмининого московского двоюродного дяди, была женщиной небольшого роста, с резкими чертами лица. Маленькие чёрные глаза, маленький рот, острый нос, острый подбородок показывали её сущность – жёсткость, своенравность. Она родилась в дагестанском селе Гюлли. У её отца был друг, который служил в Москве, и, уволившись, остался в городе. Дружили они ещё со школьного возраста и оба были не прочь породниться. Поддерживали их в этом деле и жёны, которые также дружили между собой с детства. Однажды родители Розы приехали в Москву к своим друзьям в гости. Целую неделю они провели в этом городе, всей дружной компанией посещая разные интересные места. И у Розы был персональный гид – Алиф, десятилетний сын московских друзей. А ей тогда было семь лет. Перед отъездом гостей, хозяева устроили прощальный ужин, на который были приглашены ещё человек двадцать взрослых с детьми. Заседали в ресторане, где глава семьи московских дагестанцев был управляющим, а вскоре должен был стать и совладельцем. Взрослые сидели за столами, иногда вставая, чтобы потанцевать. Для детей был накрыт отдельный стол.

Ближе к завершению посиделок Розу и её будущего жениха позвали родители, поставили рядом, а гости их обступили. И отец говорил мальчику:

– Сынок, вот Роза завтра уедет. Вы были на Красной площади, видели Кремль, Мавзолей. Вы ходили в цирк, гуляли на ВДНХ, катались в метро. Ты теперь с Розой хорошо познакомился. Но завтра она уедет далеко-далеко. Скажи: ты хотел бы жениться на ней, когда вы станете взрослыми?

Мальчик, находясь в стеснении, молчал. Он мельком скосился на эту маленькую чернявую девочку. Свою маленькую головку, с косичками и жёлтыми бантами, она от стыда опустила в этот момент так низко, что её шея казалась сломанной.

– Ну, не нравится она тебе что ли?

– Нравится, – едва слышно молвил мальчик.

– Вот, молодец, – похвалил его родитель под негромкие одобрительные голоса окруживших его взрослых. – Если тебе нравится девочка, ты должен жениться на ней. Она же хорошая? Вот и надо на ней жениться. А то на ней женится кто-то другой, а настоящий мужчина всегда должен быть первым. И у настоящего мужчины должно быть всё самое лучшее. И невеста должна быть хорошая. Посмотри, какая красавица, какая хорошая. Скажи как настоящий мужчина: хочешь жениться на Розе, когда вы оба встанете большими?

Мальчик ещё раз быстро взглянул на девочку и ответил:

– Хочу.

Снова раздались одобрительные голоса окружающих.

Потом подошла очередь Розы. Мать держала её за плечи, а отец спрашивал:

– Роза, ты слышала? Алиф, хочет, чтобы вы поженились, когда станете большими. Чтобы у вас была своя семья, свой дом, чтобы все его братья и сёстры стали твоими братьями и сёстрами. Ты ему нравишься, и он хочет на тебе жениться. А ты согласна выйти за него замуж, когда станешь большой?

Девочка стеснялась. Столько глаз одновременно на неё ещё никогда не смотрели. Мать присела, обняла сзади и тоже спрашивала её:

– Хочешь быть невестой? Ты будешь в большом белом платье, на голове фата. Будет свадьба и на столе много вкусного, торты, конфеты. Будешь жить в Москве. Хочешь, чтобы Алиф был твоим женихом?

Роза не смела поднять головы.

– Ну, скажи мне на ушко, – уговаривала её мама.

Она опустилась ещё ниже, приближая ухо к лицу Розы. Девочка что-то шепнула ей. Мать тут же выпрямилась и проговорила смущённо:

– Она сказала «да».

Раздались радостные возгласы. Роза, воодушевлённая этими возгласами, приподняла немного головку. Однако её отец громко сказал:

– Но мы не слышали. Дочка, скажи, чтобы мы все слышали.

Опять наступила тишина. Девочка слегка кивнула и её губы шёпотом произнесли:

– Да.

Роза не помнила этого. О своём согласии она знала со слов других людей. И картина из её личного прошлого была нарисована по чужим рассказам. Эта картина и заполнила тёмное пятно в памяти, возникшее когда-то от сильного психического напряжения. А вот свою взрослую помолвку, подтверждающую ту, первую, она помнила. Теперь она уже не могла ответить ничего, кроме «да». Она просто не представляла никого другого на месте Алифа. Никто другой ей не был нужен. За прошедшие годы только он был целью её жизни. Встречи с ним, с его роднёй, разговоры в семье позволяли ей довольствовать лишь одним вариантом выбора. И она давно уверила себя, что этот вариант наилучший. Москва, обеспеченный жених. Ведь хорошо же! Что ещё желать от судьбы?

И вот Роза слышит ужасную правду о своей племяннице. Хорошо, что от неё самой. Но ведь уже многие знают о ней, об этом русском. Какой позор! Ей не нравилось то, что Ясмина была помолвлена поздно. Кто знает, какие мысли успели поселиться в хорошенькой головке племянницы? Давать волю современной молодёжи нельзя. Она сразу была против того, чтобы Ясмина жила у них, но Алиф взял на себя ответственность, присматривать за девушкой. А уж когда помолвка Ясмины была отменена, то она даже несколько дней не разговаривала с мужем, пытаясь показать своё несогласие. Но он опять, правда, теперь с некоторым сомнением, взял на себя ответственность и оставил её в семье. И чем племянница отплатила? Вместо того чтобы поставить обнаглевшего русского на место и рассказать обо всём родным, она скрывала правду. Это Алиф дал ей свободу. Роза такой свободы не имела. После поездки в Москву она никуда из своего села не выезжала. Хотя Алиф со своими родителями каждый год приезжал к ним. Только перед самой свадьбой она с тётками поехала в Махачкалу сделать покупки. А потом она была в Махачкале проездом, когда жених вёз её к себе. И в Москве она увидела совсем другой мир: бескультурный, греховный, разнузданный, бесстыжий. Она берегла себя от окружающей грязи. Она держала в строгости себя и воспитывала в строгости своих детей, потому что защищала честь семьи, честь мужа, защищала свою веру. А эта избалованная девчонка опозорит их – уже опозорила! Её надо отправить домой, и пусть родители найдут ей жениха. Хотя, разве теперь найдётся дурак, который женится на ней?

Тётя Роза сказала Ясмине лишь это:

– Мы тебе доверяли, а ты значит такая, да? Даже чужой человек, этот парень, не выдержал – вступился за нашу честь. Ему твоя честь и честь нашего народа важнее, чем тебе. Мне стыдно за тебя. Я скажу Алифу, чтобы он отправил тебя домой.

Ясмина не знала, как ей оправдаться. Она чувствовала себя чистым листом бумаги, на котором другие хотят выразиться. Даже если у них грязные руки, или грязные мысли, – именно ей грозит судьба скомканной и брошенной под ноги бумажки.

Роза позвонила мужу и сказала, что у неё есть очень плохие вести об их племяннице, попросила его скорей возвратиться домой с работы. А Ясмина поднималась в их квартиру, буквально, волоча ноги. Она ещё ничего не совершила, мало того, – она даже воспротивилась Ивану, но она уже виновата, уже грешница и изменница. Со страхом она думала о том, что с ней сделают родители. Но как смотреть всем в глаза? А как же учёба? Теперь о ней можно забыть. Её отвезут домой. А как жить там? Какие небылицы будут рассказывать о ней там? Какие взгляды и слова презрения будут сопровождать каждый будущий миг её жизни?

Позже был разговор с дядей Алифом и тётей. Роза начинала этот разговор, и начала его с обвинений племянницы. Ясмина, однако, уже стала приходить в себя. В ней крепла жажда сопротивления. Но и дядя, хотя и был явно недоволен, всё же воздержался от жёстких слов. Он лишь задал ей несколько вопросов, а потом сказал, что встретится с этим русским и поговорит с ним сам. Объяснит ему по-мужски, если он ещё не понял, что от него хотят. После этого он попросил свою супругу, пока ничего не говорить родителям Ясмины.

– И ты её отпустишь завтра в университет, к нему? – спросила та с недоумением.

– Пусть идёт. Так мне не придётся искать этого русского.

Ещё до разговора с отцом, Иван позвонил некоторым своим друзьям и попросил помочь ему. Среди друзей были бывшие одноклассники, товарищи по спорту и два однокурсника. Он жалел, что у него нет номера Ясмины. Спрашивать у неё самой было бы бесполезно, а узнавать у других, без её позволения, было бы ещё и неприлично. Во второй половине дня он приехал к университету. По его зову на помощь пришли одиннадцать человек. Друзья приехали на четырёх машинах. Они встали вокруг Ивана, и он поведал о Ясмине, о том, что хочет добиться её расположения, но ему пытаются грубо мешать. Потом с двумя товарищами, которые были студентами и, соответственно, могли беспрепятственно войти на территорию университета, прошли к учебным корпусам. Они нашли аудиторию, в которой Ясмина должна была находиться на лекции. Иван резко открыл дверь, сделал шаг внутрь, посмотрел на студентов, и мгновенно увидел свою симпатию. Улыбнулся, как Бельмондо, отчего у него лопнула губа в месте вчерашнего удара, и, опустив свою заштопанную и перевязанную башку, сказал лектору: «Извините» – после чего удалился.

Далее Ваня остался ждать в коридоре окончания пары. И когда Ясмина вышла из аудитории, он тут же направился к ней.

– Ясмина, нам надо поговорить. Мне есть, что сказать и предложить.

Эти слова произносились чуть ли не на ходу, потому что девушка, окружённая своими подругами, не остановилась, а обошла Ивана, – не поднимая глаз, сторонясь его. Правда, обойдя его, она с полуоборота, на секунду взглянув ему в глаза, сказала:

– Я не могу говорить с тобой. Мой дядя хочет с тобой поговорить. Он будет ждать на улице.

Спустя несколько минут они по мокрому тротуару шли к центральной проходной университета. Ясмина, в своём девичьем кружке, шла впереди, а Иван с товарищами – метрах в десяти позади. На улице Ясмину ожидал её дядя; с ним был сын и трое друзей. Девушка отделилась от своих подруг и подошла к ним. Поздоровались. Дядя спросил:

– Ну что, как дела?

– Ясмина промедлила, собираясь с мыслями, и не успела ответить.

– Он здесь? – вновь обратился к ней дядя Алиф.

Ясмина кивнула. Алиф машинально посмотрел мимо неё в сторону проходной. Посмотрел – и сразу приметил парня, глядящего в их сторону. На лбу у него был пластырь, а на губе виднелось пятно спёкшейся крови. Парень, что-то сказал двум молодым людям, стоявшим вплотную к нему, и троица направилась в их сторону. Однако Алиф всё же сказал племяннице:

– Где он? Покажи нам его.

Ясмина опять медлила. Она стояла, низко опустив голову. Девушка была уверена, что Иван где-то рядом, но что-то мешало ей оглянуться, окинуть взглядом окружающих людей, и указать на него. Иван подошёл сам.

Здравствуйте, – сказал он, застенчиво улыбаясь.

Никто ему не ответил. Алиф сказал сыну:

– Посади сестру в машину, и ждите там.

Они ушли. Невдалеке, то и дело оглядываясь и переговариваясь, отходили в сторону метро подруги Ясмины. А к Ивану шли друзья до сих пор ожидавшие его в машинах, припаркованных возле проходной, и теперь заметившие его возвращение. Они подошли, встали рядом с Иваном, обступили Алифа и его родственников.

Алиф оглядел парней, ухмыльнулся, и прошло ещё несколько секунд, прежде чем он спросил:

– Это Ясмина тебя предупредила?

Ваня не сразу понял, что вопрос был о его друзьях.

– О чём? – чуть помедлил и добавил. – Нет. Это отдельная история. Ясмина со мной не разговаривает.

– Она с тобой не разговаривает, а ты с ней?

– Пытаюсь. А вы кто?

В этот момент к Алифу протиснулся его сын.

– Я тебе что сказал, а? – повышенным тоном обратился к сыну Алиф. – Иди к сестре! Будь возле неё! Что стоишь?

Юноша взглянул на отца, потом пристально посмотрел на Ивана, и направился к машине, из которой тревожно выглядывала Ясмина.

Алиф сказал:

– Я её дядя. И сюда приехал сказать тебе пару слов. Если бы я хотел тебя наказать, то было бы всё по-другому.

Иван улыбнулся:

– Пацаны, нас действительно слишком много, – обратился он к друзьям, при этом глядя в лицо Алифу. – Зачем людей нервировать? Это вообще не тот, кого мы ждём. Давайте останемся в прежнем составе. Ладно, пацаны?

С Ваней остались двое студентов-приятелей, а остальные отошли – кто-то сел в машину, а несколько человек остались стоять неподалёку.

– Это мои друзья, – сказал Иван. – Но они тут не из-за вас. Так получилось просто. Предупредили бы, я бы с отцом пришёл и старшим братом.

Он улыбался.

– Тебя как зовут? – спросил Алиф.

– Иван.

– Ваня, я сам из Москвы. Я тут родился и всегда здесь жил. У меня много русских друзей. Я тебя понимаю, поэтому хочу просто поговорить с тобой, объяснить ситуацию. Ты нормальный парень, я вижу. Только ты не знаешь наших законов. Или знаешь?

Иван пожал плечами.

– Короче, – продолжил Алиф, – эта девушка не для тебя. Неужели ты не понимаешь? Вон, вижу, в лоб получил, а всё ещё не понимаешь. Так вообще без головы останешься. Я тебе знаешь, что посоветую…

– Советуйте своему сыночку, – Ивана очень задели последние слова и он едва сдерживал ярость. – Вы Ясмине дядей приходитесь, а у неё что, отца нет и матери? Что вы за неё решаете? И за меня?

– Полегче, Ваня. Её отец скажет тебе то же, что и я. Если с тобой вообще станут разговаривать. Только в одном случае с тобой будут говорить: если ты примешь ислам. Как мусульманин ты бы имел право свататься. Если бы ты принял ислам не ради девушки, а ради Всевышнего и его пророка. Чтобы соблюдать мусульманские законы. Только это ещё не всё. Думаешь, просто так в Дагестане живёт пятьдесят национальностей уже тысячу лет и не смешиваются? Мы же там не превратились в одну национальность – дагестанцы. Потому что каждый хочет сохранить свой народ, свои особенности. Поэтому даже если бы ты был мусульманином, то всё равно ещё посмотрели бы на твою национальность. Но даже если и с национальность не было бы проблем, то есть ещё другие вопросы. У нас принято, чтобы жених обеспечил свою невесту жильём, деньгами, чтобы было уже что-то отложено для детей ещё до их рождения. Семье невесты тоже надо сделать подарок. Видишь, как много от тебя потребуют? Так что, я тебе не советую тратить своё время на эту девушку.

– Она стоит того, чтобы на неё тратить время. За неё можно даже жизнью рискнуть. Разве нет?

– Ваня, ты посмотри, сколько вокруг девушек… Маши, Вики, Наташи, Алёны. Им не хватает мужчин, настоящих мужчин. Можешь их оптом брать. Отказа не будет. Поживёшь с одной, потом с другой, потом с третьей… Можешь их каждый день менять. У тебя с ними одна культура, одинаковая кровь. А с нашей девушкой не так. Один раз берёшь ответственность, и на всю жизнь. Ты так сможешь?

– Вы смогли?

Теперь Алифу явно пришлось сдерживать себя. Он набычился, расправил грудь, но через секунду вздохнул, чуть выпятив подбородок, сказал:

– Сынок, ты меня с собой не равняй. Я москвич, это да. Но у меня воспитание другое. Меня учили уважать свой народ, традиции, религию. Я знал на ком женюсь, ещё когда в младшую школу ходил. И уже тогда я знал, что это на всю жизнь. Я уже тогда думал о семье, о детях.

– Я, конечно, не думал о таких вещах в детстве, да… – Иван едва заметно улыбнулся. – Только я ведь не просыпаюсь каждый день с мыслью, закрутить с кем-то новый роман. И мне не всё равно, с кем провести этот день, и завтрашний. И я могу обеспечить свою невесту: жильё, деньги… всё есть. И подарок семье невесты тоже будет.

– Ваня, наверное, твои родители хорошо приготовились к твоей семейной жизни… за это им моё уважение, но ты не мусульманин, а значит, это пустой разговор. Пока ты не стал мусульманином, даже не думай о моей племяннице. Это я с тобой разговариваю спокойно, а если бы ты к её отцу пришёл свататься, тебя палкой прогнали бы. Вот смотри, это Миша, – Алиф показал на одного из своих товарищей. – Он русский. Мы с ним дружили с детства. А теперь мы ещё и родственники. Он принял ислам, а потом посватался к моей двоюродной сестре. Теперь у них уже трое детей. Вот так дела делаются. Я не говорю, что если ты станешь мусульманином, то тебе обязательно отдадут Ясмину, но без этого нельзя. Она, между прочим, может и не согласиться.

– Может она согласится принять православие?

– Ты же умный парень. Зачем тебе злить меня? Я тебя предупреждаю: отстань от моей племянницы. Я за неё несу ответственность, как её дядя и как мусульманин. Ты понял? Тебе твои друзья не помогут. Я могу привести в три раза больше людей. А может к тебе подойти вечером у твоего дома один человек, и решить вопрос тихо, но не в твою пользу. Всё, разговоров больше не будет.

Иван глядел, как родственники Ясмины рассаживаются по машинам. Где-то там, за тонированными стёклами находилась и сама Ясмина. Смотрела ли она на него? Что она думала обо всём этом?

Позже, уже вечером, дядя сказал Ясмине: «Если он опять к тебе подойдёт, скажи мне». А у тёти Розы чесался язык. Она решила, что после разговора Алифа с «ванюшей», родителям Ясмины можно сообщить о приключениях их дочери. Что она там наговорила не известно, но тотчас Ясмине позвонила мать – взволнованная, обеспокоенная – и потребовала объяснений. Ясмина в досаде вслух предположила, что тётя знает больше всех и, наверно, ей нечего добавить. Халида повысила тон, пока не до крика, но было достаточно, чтобы дочь стала хорошо воспитанным ребёнком и поделилась некоторыми тайными фактами своей жизни. Ясмина не решилась рассказать об одном важном эпизоде: что она имела короткое объяснение с Иваном в его машине. Ведь тётя Роза даже за меньшее готова была обвинить её в распутстве, а если эти люди узнают, что она сама тайно ходила к парню, то какие ещё обвинения подскажет их фантазия?

Потом трубку из рук матери взял отец. Опять те же вопросы и ответы. Салим сказал: «Тебе лучше возвратиться домой. Я не хочу, чтобы о тебе поползли у нас слухи. Ты же знаешь, из-за этих слухов потом всю жизнь тебя будут поддевать злые языки». Ясмина знала. Но у неё были причины упрашивать отца и мать, доучиться до конца этого курса, согласно их договорённости.

Из трёх причин последней было то, что ей не хотелось возвращаться домой. Всё-таки Москва давала некоторую дополнительную свободу такой развитой девушке. Круг общения тут был шире, она могла его выбирать, и люди тут были в большей свободе от условностей. В Махачкале она оказалась бы в среде людей, большинство которых старше её, и находилась бы под постоянным их контролем и обсуждением. А с ровесницами невозможно было говорить о психологии, литературе, живописи, культуре – исключения неимоверно редки. Мало кто из них стремится к учёбе, а разговоры крутятся вокруг семейного обустройства, денег, денег, денег… и всяких сплетен. Второй причиной было её желание получить высшее образование. Это было выражением её стремления к некоторому статусу вне семьи. С будущим мужем и его родственниками образование тоже было бы подспорьем в личных отношениях. А первой причиной стали чувства к Ивану.

Ясмина, пока ещё со страхом, стала понимать, что тяга к нему усиливается. Всё, что вложено было в неё жизнью и воспитанием от рождения, всё слабее сопротивлялось тому, что заложено было природой и предписано судьбой. В действиях, мыслях (и даже в словах) всё более проявлялась её пробуждающаяся женская суть и растущая самоценность. Она видела его сегодня. Он был с повязкой на голове, с разбитой губой, но он не был сломлен. И, что очень важно, он собрал друзей. Он не был одинок или в меньшинстве, как многие русские или европейцы. Может быть, русскую девушку больше тронула бы жалость, но Ясмину подкупила его способность к сопротивлению, его настойчивость. Парень с такими качествами стоит сотни маменькиных сынков. А некоторые другие его качества, как мы помним, дагестаночка приметила ещё раньше.

Родители пошли навстречу Ясмине. Правда, Халида напомнила дочери о девичьей чести, которую злые люди и соперницы стараются замарать, и о семье – без поддержки которой она всегда будет слабее. Всегда! Салим наказал ей быть на виду у родственников и поддерживать связь только с ними, избегая чужих людей. Обещали позвонить завтра. Обычно Ясмина созванивалась с родителями через день-два (на телефон отдельно выделялись деньги). Потом позвонила младшая сестра и стала живо интересоваться всеми подробностями, на ходу обогащая множеством версий историю Ясмины. Там, в Махачкале, рядом с ней в этот момент находились двоюродная сестра с подругой, и оттого девичье общение выдалось особенно весёлым и слегка выходило за грани дозволенного. Ясмина, хотя стыдила сестричку и грозилась прервать разговор, не спешила это сделать. Она тосковала по близким, чувствовала себя одинокой, особенно теперь. Тётя Роза посеяла в ней некоторую холодность к своей семье. Впрочем, чуть позже Ясмина душевно пообщалась с младшей дочерью тёти Розы, Забиёй. Но всё равно ей не хватало домашнего родственного круга. Это особое чувство одиночества сложно понять урождённому горожанину и человеку западной культуры.

Иван с друзьями дождался вскоре и Магу. Долго ждать не пришлось. Возникла небольшая стычка между ним и Иваном, но оказавшись в численном меньшинстве бродяги постарались уклониться от схватки, стали разнимать главных героев вчерашнего вечера. Сторона Ивана тоже не лезла на рожон. Суть свелась к тому, что Мага предложил встретиться позже, когда соперник поправит здоровье, и ему было отвечено, что в любое время и при любой погоде. В общем, найдёшь, если захочешь. Так и расстались. Позже с Иваном связались его кавказские друзья-сокурсники, сказали, что с Магой была проведена разъяснительная работа, не надо от него ждать неприятностей, но и искать с ним встречи тоже не рекомендовали, однако и осторожно высказались в том смысле, что Ване не надо забывать о кавказском и мусульманском происхождении Ясмины.

Вечером Иван имел беседу в кругу семьи. Ему, правда, хотелось избежать этого разговора. Он немного стыдился. Но Андрей Михайлович уже сказал Светлане Николаевне, что у сына есть весьма неожиданные новости, требующие семейного обсуждения. Для Ивана наибольшая трудность состояла в том, что приходилось вести разговор о его симпатии, когда отношения с ней ещё не были налажены. Так складывались обстоятельства. Общение с дядей Ясмины его не поколебало и даже немного ожесточило, однако положение было совершенно неопределённым.

Новость о том, что Иван присматривается к девушке не только другой народности, но и другого вероисповедания, была принята с сомнениями. Оказалось, что если бы Иван выбрал себе спутницей жизни татарку, то особых сомнений не было бы даже из-за разности вероучений – очень много общего у русских и татар. Ещё лучше был бы выбор немки, итальянки или испанки. Не было бы особых трудностей с девушками из восточных и северных земель: якутянки, кореянки, японки и китаянки тоже, оказывается, вполне подходят для русского парня. А вот с даргинкой из Дагестана, как полагала родня Ивана, у него будет большое недопонимание, и в первую очередь на почве религиозной: слишком сильно их жизнь подчиняется правилам веры. Выяснилось так же, что бабушка Ивана тоже является набожной православной христианкой, хотя прежде она не проявляла ни особого рвения, ни больших познаний религиозного уклада. Разве что иконами да церковными службами в память мужа и родителей намекала на свою религиозность. Во всяком случае, именно она сказала, что согласно канонам, православному нельзя жениться на иноверной женщине. По сути, повторялись доводы, слышанные Иваном от Ясмины и её родни. Сам Ваня говорил, что ещё ничего не определено, но ему всё же хотелось бы получить поддержку от семьи. А подытожил разговор Андрей Михайлович: «Слушайте, это же просто девушка, молодая девушка и обычный человек, как и мы. Она так же хочет любви, семейной близости, ей нужна поддержка, ласковое слово, тёплое отношение, справедливость. Если она это получит – значит, Бог к ней милостив! Если мы будем с нею добры, она ответит нам таким же добром! А если человек делает добро, живёт по совести, то нет разницы какому Богу он молится или совсем не молится. Бог от этого не в накладе! Тем более, как я слышал, он один у нас всех – только учения разные».

В понедельник утром Иван ждал Ясмину возле университетской проходной. Она появилась с подругой Ланой. Иван встал у них на пути и девушки остановились. Он сказал:

– Ясмина, я знаю что хочу. Теперь знаю. И я пока жду.

Сказав, отступил в сторону. Девушки прошли мимо него молча: Ясмина – опустив глаза, Лана – глядя с интересом. Прошагав немного, Ясмина прошептала подруге:

– Не говори никому, ладно? А то меня заставят вернуться домой – и я не смогу учиться. Не рассказывай никому об этом разговоре.

– Хорошо, – промолвила Лана, пристально поглядев на подругу.

Ясмина сегодня не могла сосредоточиться на учёбе. Целый день она глядела преподавателям в рот, но мысли текли в русле сердечного настроя, а не согласно учебному плану. Она вспоминала слова Ивана: «Я пока жду». Он ждёт. Он сегодня будет сидеть в машине в условленном месте и ждать. Он мог бы подойти к ней, как к любой русской девушке и завести разговор, мог узнать телефон и звонить… он мог сделать много такого, что полностью её скомпрометировало бы в глазах земляков, но он повёл себя с уважением к её уставу. Его пытались избить, на него давили, она сама его, по сути, оттолкнула словами – но он не отступился. Он готов ждать – «пока». На долго ли его «пока» рассчитано?

Настрой Ясмины ещё не прошёл огранку сознанием. С одной стороны – симпатия к Ивану завладела ею, с другой – чувства не приняли чётких мысленных форм и простейшего плана. Она не могла сказать «он мне нравится, я хочу быть с ним». Её расположение к Ивану, пожалуй, соответствовало интересу… женский интерес к мужчине, тяга к чему-то чуждотаинственному и многообещающему. Девушка предпочла бы встретиться с Иваном случайно, вдали от заинтересованных глаз, но не идти на свидание с ним осознанно.

Обычно Ясмина добиралась до дома или до танцевальной студии на машине. Часто её прихватывал кто-то из подруг, за которыми приезжали родичи, в некоторые дни за ней приезжала тётя, крайне редко дядя. Но получалось так, что в среду, как правило, никто ни за кем не приезжал и она с подругами добиралась на метро. Прошли понедельник и вторник – прошли в ожидании среды. Страсти родственников вокруг Ясмины немного приостыли.

В среду она решилась. Опять сказала подругам, что ей надо задержаться после занятий. Она, в самом деле, ходила в учебную часть, чтобы узнать о возможности перевода в Дагестанский госуниверситет со сменой специализации. Не праздный интерес, между прочим. А потом направилась… не то чтобы к Ивану, но она решила пройтись невдалеке от того места, где он всегда ждал. Решила так: если увидит и сам подойдёт – ладно, а если не заметит – значит, не судьба. Но, видимо, она сильно задержалась в учебной части. Иван подождав, решил, что Ясмина уже ушла домой, но для удостоверения в этом, по привычке проехался вдоль университетской ограды мимо центрального входа. Ехал медленно, приглядываясь.

Возле проходной он и увидел свою симпатию. Остановил машину, включил аварийку и подал чуть назад. Поставив машину на ручник, не заглушив мотора, он вышел и встал позади автомобиля, своим видом давая понять, что ждёт. Ясмина, заметив его, переключилась на автопилот, плохо осознавая свои действия. Не колеблясь, направилась к нему и села в машину. Видимо, ей не хотелось, чтобы были свидетели их встречи и поспешила. Она подумала, что Иван намеренно ожидает её тут. А он даже не успел открыть ей дверцу – так быстро всё произошло.

– Довези меня до дома, – сказала Ясмина, когда парень запрыгнул на водительское сидение.

Говорит, а сама думает: «Что со мной? Чего это я к нему в машину села? Зачем?»

– Куда? – спрашивает Иван.

Она назвала район и улицу. Проехав с минуту в молчании, Ваня проговорил:

– Хотел сказать какие-то слова, а теперь… неудобно… за рулём, на ходу…

– Останови, – несколько равнодушно произнесла Ясмина.

Иван молчал несколько секунд, потом предложил:

– Может быть, пойдём в кафе или ресторан, где есть кабинет?

– Меня ждут. Если хотел что-то сказать, то говори сейчас. Я не могу сильно задерживаться.

– Понятно.

Он увидел стоянку в кругу деревьев и холмиков талого грязного снега: свернул. Припарковавшись, он повернулся к заднему сидению – на нём лежал букет из пяти белых роз. Протянул их Ясмине.

– Не надо… это не надо, – смущённо и даже напугано заговорила она, отстраняясь. – Я не могу их взять. Скандал будет.

– Не обязательно их нести домой. Выбросишь их потом. Возьми, – он продолжал протягивать ей цветы.

– И выбросить не смогу… жалко. Мне жалко.