Читать книгу Абандон. Брошенный город - Блейк Крауч - Страница 12

Бартоломью Пакер захлопнул дверь, отгораживаясь от бушующей за порогом метели. Затем смахнул снежинки с шерстяного пальто, положил на вешалку котелок и протопал вразвалку к пузатой печке. Половицы жалобно заскрипели под его немалым весом.

Отогревая пальцы, мужчина обвел взглядом единственный оставшийся в Абандоне салун. Бледный свет от трех свисающих с потолка керосиновых ламп рассеивал мутный полумрак, но никогда не добирался до дальних углов помещения, бывшего, по сути, всего лишь жалкой лачугой.

Этим вечером в салуне их было всего лишь четверо. Лана Хартман, за пианино у дальнего окна, наигрывала «O Little Town of Bethlehem». Она уже давно стала такой же привычной частью обстановки, как барные табуреты. Но в этом платье – темно-зеленом, с красным кантом на воротнике и манжетах – Пакер видел ее впервые.

Лану слушала сидевшая за барной стойкой Джослин Мэддокс – в руке сигарета, в глазах скука.

На стуле у плиты дремал молодой помощник шерифа, в обязанности которого входил надзор за барменшей. Наклюкавшись в одиночку, он громко храпел, а по его подбородку медленно ползла полоска слюны табачного цвета.

– Привет, Джосс. – Барт шагнул к стойке. – Весело сегодня.

– Веселого Рождества тебе, хрен моржовый. Пришел глотку промочить? – Барменша улыбнулась и соскочила со стула, одетая, как всегда, на мужской лад – в холщовые штаны с высокой спинкой на подтяжках и хлопчатобумажную рубашку. Именно это несоответствие между мужским нарядом и черными как вороново крыло волнами падающими на плечи вьющимися волосами, а также темными, глубокими глазами сводило мужчин с ума. В этой женщине было что-то испанское, экзотическое. Позвякивая цепью, соединяющей ее ножные кандалы, Джосс вытащила пробку из бутылки и налила Барту полный стакан.

– Боюсь, тебе сегодня придется выпить со мной, – заявила она.

– Вот как?

– Как думаешь, мисс Хартман поднимет стаканчик с такими, как мы с тобой? Никогда не видела, чтоб она пила, хотя, как тебе прекрасно известно, угощать ее пытались многие, включая присутствующих.

– А что же наш герой у печи?

Мэддокс бросила взгляд на спящего помощника шерифа и снова повернулась к Бартоломью.

– Да не трогай ты этого ссыкуна, – прошептала она. – И не шуми. Увидит, что я выпиваю, так потом весь вечер будет нудить.

Она взяла стакан для себя, а когда налила, Пакер поднял свой.

– За тебя, Джосс. Пусть следующий год…

– Ради бога! – Барменша проглотила виски одним долгим глотком. Барт тоже опрокинул свой стакан.

Джосс налила еще.

– Эх, милая, видела б ты Абандон, когда все только начиналось!.. – вздохнул ее посетитель. – В восемьдесят девятом, в такую вот ночь, здесь сидело бы человек пятьдесят шахтеров после смены и целый выводок шлюх.

– Так что, теперь все кончено, а?

– Да, все кончено. Все ушло. Шлюхи, опиум, веселье…

Они чокнулись и выпили, а потом Барт налил еще, и они выпили снова. Скоро лицо Пакера разгорелось и пошло пятнами; лопнувшие капилляры проступили на коже красными червячками, и его нос сделался похожим на перезрелую клубнику. С лысины мужчины потекли струйки пота.

Барт был не из тех, кто стоит, когда можно сидеть. Он забрался на барный табурет, и они с Джосс продолжили обрабатывать бутылку под звуки рождественских мелодий Ланы и громкий храп помощника шерифа. Как не раз бывало в такие тихие вечера, Бартоломью завел старую шарманку про былые, веселые деньки, про то, как надо разрабатывать богатую жилу в горах и как в следующем году он остановит дробилку, прикроет лавочку и отправится искать удачи в Монтану.

– Ты бы помолчал немного для разнообразия, а? У меня от твоих речей голова пухнет, – проворчала его собеседница.

Пакер налил снова. За окном уже вовсю бушевала метель, и тонкие стены заведения дрожали под натиском ветра.

Потом Барт поднялся, нетвердой походкой добрался до пианино и остановился рядом с Ланой, глядя на золотистый разлив ее волос и порхающие над клавишами пальчики. Пианино было расстроено – два года назад один рабочий пульнул в него из револьвера, по ошибке приняв в драке за противника.

– Очень было приятно, мисс Хартман, – изрек Барт, дослушав очередную песенку, и сунул руку в карман, из которого извлек и положил на клавиши джутовый мешочек размером с кулак.

Пианистка подняла мешочек и подержала, определяя вес, на ладони. Развязала шнурок, заглянула внутрь и увидела тусклый блеск пыли и крохотных самородков – долларов, пожалуй, на двести.

Она посмотрела на Бартоломью и покачала головой.

– Нет-нет, смотреть на вас было для меня в этом году самым большим удовольствием! Вы слишком хороши для этой дыры…

Пакер протянул было руку к плечу Ланы, но остановился. Он никогда до нее не дотрагивался. Но зато мужчина позволил себе задержать взгляд на ее лице, самом мягком и нежном из всех, что когда-либо украшали собой улицы этого городишки.

После этого Барт вернулся на свое место у стойки.

– Еще один – на холодную дорожку домой, – сказал он барменше.

Та вылила из бутылки последние капли, а Лана снова заиграла.

Допив виски, Бартоломью положил на стойку еще один мешочек.

– И веселого Рождества тебе, Джосс.

Мэддокс взвесила мешочек на ладони, словно этого могло и не хватить, улыбнулась и наклонилась к нему через стойку.

– Ты ведь любишь ее, да? – спросила она тихо.

– Извини?

– Чудной ты мужик. Приходишь сюда каждый вечер, как будто тебе и пойти больше некуда. Слушаешь это ее бреньканье…

– Эй, это же не значит…

– Да успокойся ты, Бартоломью, и слушай! Человек не знает, какой ему срок отмерен. Мой приходит весной, а тебе я скажу так – надеюсь, ты не уйдешь из этого мира с сожалением о несделанном.

– Не понимаю, что ты…

– Прежде чем уберешься отсюда, сделай то, что ты всегда хотел сделать с тех пор, как положил глаз на эту кобылку.

– Какого черта…

– Я хочу, чтобы ты ее поцеловал.

– Не могу.

– А что такого она тебе сделает? Отвесит пощечину? Уверена, тебе такое не впервой. Черт, попробовал бы ты что-то такое со мной, я бы тебя пристрелила, но с ней тебе это не грозит. По-моему, ты любишь ее, и это мой рождественский тебе подарок. Возьми и поцелуй, когда будешь выходить.

Барт сполз с табурета и направился к двери. Надел пальто, шляпу. Взялся за ручку.

Остановился. Повернулся. И пошел к пианино. Его слабое сердце колотилось, как бешеное. Он наклонился и поцеловал Лану в щеку.

Она перестала играть и опустила голову. Обоих трясло.

– Извините, – пробормотал Пакер. – Просто я…

Он не договорил и поспешил к выходу.

Хартман перевела дух и посмотрела в окно через улицу – на женщину, сидящую у эркера на втором этаже постоялого двора.

Через дорогу доносились звуки веселья. Там, в танцзале, собрался на празднование Рождества едва ли не весь город. Пианистка еще раз вздохнула и заиграла «Тихую ночь» на расстроенном пианино.

Джосс достала из-под стойки свечку, подошла к печи, открыла дверцу и поднесла фитилек к пламени, а потом поставила зажженную свечу на подоконник за баром и осталась у окна, вглядываясь в темень и бушующую за стеклом вьюгу. Увидят ли ее сигнал в такую непогоду?