Читать книгу Темная материя - Блейк Крауч - Страница 4

Кто-то крепко держит меня за лодыжки.

Руки скользят выше, к подмышкам.

– Как он вышел из бокса? – спрашивает женщина.

Ей отвечает мужчина:

– Понятия не имею. Смотри, он приходит в себя.

Я открываю глаза, но вижу только свет и какое-то смазанное движение.

– Ну же, вытаскиваем его отсюда! – рявкает мужчина.

Пытаюсь заговорить, но слова вываливаются изо рта искаженными до неузнаваемости.

– Доктор Дессен? – обращается ко мне женщина. – Вы меня слышите? Мы перекладываем вас на каталку.

Я смотрю туда, где у меня ноги. Из неясного пятна проступает мужское лицо за козырьком алюминизированного защитного костюма с автономным дыхательным аппаратом.

Глядя на женщину у меня за спиной, он говорит:

– Раз… два… три…

Они поднимают меня, кладут на каталку и застегивают на лодыжках и запястьях ремни.

– Для вашей же безопасности, доктор Дессен.

Смотрю на бегущий надо мной, футах в сорока или пятидесяти, потолок.

Где я? В каком-то ангаре?

В просвете памяти мелькает шприц… игла втыкается в шею. Мне что-то ввели. Все происходящее – безумная галлюцинация.

Где-то рядом пищит рация.

– Эвакуационная команда, доложите. Прием.

Отвечает женщина. В ее голосе явно слышится волнение:

– Дессен у нас. Возвращаемся. Прием.

Слышу скрип колесиков.

– Понял. В каком состоянии? Прием.

Рука в перчатке включает похожий на кардиомонитор прибор, прилепленный к моему левому плечу.

– Частота пульса – сто пятнадцать. Кровяное давление – сто сорок на девяносто два. Температура – девяносто восемь и девять. Индекс сатурации – девяносто пять процентов. Гамма – ноль восемьдесят семь. Расчетное время прибытия – тридцать секунд. Конец связи.

Я вздрагиваю от жужжащего звука.

Минуем пару медленно открывающихся, похожих на бункерные дверей.

Господи…

Спокойно. Это не наяву.

Колесики бегут быстрее и скрипят все пронзительнее, все настойчивее.

Мы в коридоре, стены которого отделаны пластиком. В глаза бьет свет от флуоресцентных ламп. Я щурюсь. Двери за нами захлопываются с каким-то зловещим металлическим звуком, словно ворота крепости.

Меня доставляют в операционную и подкатывают к стоящему под хирургическими светильниками человеку внушительной комплекции в пневмокостюме. Лицо его за защитным щитком расплывается в улыбке, как будто он меня знает.

– С возвращением, Джейсон. Мои поздравления. Молодчина.

Я вижу только его глаза, но никого из знакомых они мне не напоминают.

– Болевые ощущения? – спрашивает он.

Я качаю головой.

– Знаешь, откуда у тебя царапины и синяки на лице?

Я киваю.

– Знаешь, где находишься?

Снова качаю головой.

– Узнаешь меня?

Показываю, что нет.

– Меня зовут Лейтон Вэнс. Я – главный по административной и медицинской части. Мы – коллеги и друзья. Мне нужно снять с тебя эту одежду. – Он отцепляет контрольно-измерительное устройство, берет хирургические ножницы, разрезает джинсы и трусы и бросает их на металлический поддон. Потом принимается за рубашку. Я смотрю на лампы и стараюсь не поддаться панике.

Но как не паниковать, если ты голый и пристегнут к каталке!

Нет, напоминаю я себе. У меня галлюцинации. Мне только кажется, что я голый и пристегнут к каталке. Это все ненастоящее.

Лейтон поднимает поддон с моими туфлями и одеждой и передает кому-то, кого я не вижу.

– Проверьте всё.

Торопливые удаляющиеся шаги.

Чувствую резкий запах изопропилового спирта, а секундой позже Лейтон протирает участок кожи у меня под мышкой.

– Возьмем немного крови. – Он накладывает жгут над локтем и берет с инструментального столика шприц для подкожных инъекций.

Дело свое Вэнс знает – я даже не чувствую укола.

Закончив, он отвозит каталку к дальней стене операционной со стеклянной дверью и сенсорной панелью рядом с ней.

– Не могу сказать, что сейчас тебя ждет самое интересное. Если ты дезориентирован и не помнишь, что сейчас будет, то это, наверное, к лучшему.

Пытаюсь спросить, что же сейчас будет, но слова не даются, ускользают. Лейтон пробегает пальцами по экрану. Стеклянная дверь открывается, и он вкатывает меня в комнату, где едва помещается сама каталка.

– Девяносто секунд. Все будет хорошо. Из подопытных еще никто не умер.

Шипит пневматика. Дверь закрывается.

Я вытягиваю шею.

Утопленные в потолке лампы испускают холодный голубой свет.

На стенах по обе стороны от меня какие-то хитроумные апертуры.

Легкий, суперхолодный туман опускается с потолка невесомой дымкой и покрывает меня с головы до ног.

Я невольно напрягаюсь. Выпавшие на коже капельки замерзают. Меня трясет от холода, а между тем стены палаты начинают тихонько жужжать и гудеть. Из отверстий с шипением вытекает белый пар.

Шипение усиливается.

Пар хлещет потоком.

А потом как будто выстреливает.

Две противоположных струи бьют одна в другую над каталкой. Густой туман застилает верхний свет. Там, где туман касается кожи, замерзшие капли взрываются.

Вентиляторы включаются на обратный ход.

Секунд через пять весь газ из камеры откачан. Остается только странный запах, напоминающий тот, что бывает в летний день перед самой грозой, – сухой молнии и озона.

Результат взаимодействия газа и суперохлажденной жидкости – шипящая и обжигающая, как кислотная ванна, пена на коже.

Я фыркаю и храплю, дергаю крепления. Сколько же это будет продолжаться? Болевой порог у меня высокий – так и убить недолго.

Мысли проносятся со скоростью света.

Какой же наркотик способен создавать галлюцинации и боль на столь впечатляющем уровне ясности? Как будто наяву!

А если это действительно наяву и происходит со мной сейчас?

Что, если это какие-то штучки ЦРУ? Что, если я в секретной клинике, где проводят опыты над людьми? Что, если для этого меня и похитили?

Чудесная, восхитительно теплая вода бьет из потолка, словно из пожарного шланга, смывая терзающую меня пену.

Затем вода отключается, и из отверстий с ревом вырывается горячий воздух, обжигающий кожу, словно знойный ветер пустыни.

Боль уходит.

Я бодр и свеж.

Дверь открывается. Каталка выкатывается.

Лейтон Вэнс смотрит на меня сверху вниз.

– Неплохо, да? – Он везет меня через операционную в соседнюю комнату, расстегивает крепления на лодыжках и запястьях и помогает сесть.

В первую секунду голова идет кругом, но потом мир все же останавливается.

Лейтон пристально смотрит на меня.

– Легче?

Я киваю.

В палате есть кровать и тумбочка с аккуратно сложенной стопкой одежды. Стены обиты каким-то мягким материалом. Острых кромок не видно. Я подвигаюсь к краю каталки. Вэнс берет меня за локоть и помогает подняться.

Ноги как будто резиновые. Мы идем к кровати.

– Я тебя оставлю. Одевайся. Вернусь, когда результаты будут готовы. Это недолго. Ну, как? Ничего, что я выйду на минутку?

Голос наконец возвращается ко мне:

– Я не понимаю, что происходит. Не знаю, где я…

– Дезориентация пройдет. Я сам буду это отслеживать. Мы поможем тебе пройти эту стадию.

Лейтон ведет каталку к двери, но у порога останавливается, оглядывается и смотрит на меня через щиток.

– Честно, брат, очень рад тебя видеть. Наверное, так же чувствовали себя ребята в Центре управления после возвращения «Аполлона-тринадцать». Мы все гордимся тобой.

Все три ригеля выстреливают в цель – как короткий тройной залп.

Я встаю с кровати и, с трудом передвигая ноги, иду к тумбочке.

Из-за слабости одеваюсь медленно. На то, чтобы натянуть льняную рубашку и слаксы, уходит несколько минут. Ремня в брюках нет.

Над дверью камера наблюдения.

Возвращаюсь к кровати. Сажусь. Сижу в стерильной, звуконепроницаемой палате, пытаясь вызвать последнее не вызывающее сомнений воспоминание. Первая же попытка – и я как будто проваливаюсь в яму в десяти футах от берега. Кусочки воспоминаний разбросаны неподалеку, и я вижу их, я почти дотрагиваюсь до них, но легкие наполняются водой. Я не могу удержать голову над поверхностью. И чем сильнее напрягаюсь, чем больше энергии трачу, тем больше паникую, тем больше суечусь.

Я сижу в белой комнате с эластичными стенами, и все, что у меня есть, это…

Телониус Монк.

Запах красного вина.

Лук, который я режу в кухне.

Подросток с альбомом для рисования.

Стоп.

Это не просто подросток.

Это мой сын.

И кухня не просто кухня, а моя кухня.

Мой дом.

Был семейный вечер. Мы готовили вместе. Я вижу улыбку своей жены. Слышу ее голос, слышу джаз. Чувствую запах лука, кисловатый вкус вина в дыхании Дэниелы. Вижу блеск в ее глазах. Какое спокойное и уютное место – наша кухня в семейный вечер. Но я не остался там. Я почему-то ушел. Почему?

Сейчас, вот сейчас я вспомню…

Замок снова щелкает, дает новый залп, и дверь открывается. Лейтон сменил защитный костюм на классический лабораторный халат. Остановившись на пороге, он улыбается с таким довольным видом, как будто из последних сил удерживает крышку на фонтане предвкушения. Теперь я вижу, что он примерно одного со мной возраста, аристократично симпатичен, а его лицо украшает консервативная, с проблесками седины щетина.

– Хорошие новости, – сообщает он. – Ты чист.

– Чист от чего?

– Радиоактивное облучение, биологическое заражение, инфекционные заболевания. Полные результаты анализа крови будут готовы утром, но карантин можно снять уже сейчас. И… да. Это тебе.

Он передает мне пластиковый пакет с ключами и пачку денег, скрепленную зажимом. На полоске прилепленной к нему клейкой ленты черным маркером написано «Джейсон Дессен».

– Ну, идем? Тебя все ждут.

Я кладу в карман пакет с моими личными вещами и следом за Лейтоном выхожу из палаты и иду через операционную.

В коридоре несколько рабочих расставляют пластиковые столы. Увидев меня, они начинают аплодировать, а какая-то женщина кричит:

– Ты крут, Дессен!

Стеклянные створки расходятся при нашем приближении.

Силы и уверенность постепенно возвращаются.

Мы подходим к лестнице, поднимаемся по дребезжащим металлическим ступенькам.

– Все хорошо? – спрашивает Вэнс.

– Да. Куда мы идем?

– На дебрифинг[4].

– Но я даже не…

– Тебе лучше придержать свои мысли до интервью. Сам знаешь, протокол и все прочее.

Еще два лестничных пролета, и мой спутник открывает стеклянную дверь в дюйм толщиной. Мы входим в еще один коридор с высокими, от пола до потолка, окнами. За окнами виден ангар, окруженный, наподобие атриума, четырехуровневыми коридорами.

Я ступаю к окну – осмотреться получше, – но Лейтон направляет меня ко второй двери слева, и мы оказываемся в тускло освещенной комнате. За столом, словно ожидая нас, стоит женщина в черном брючном костюме.

– Привет, Джейсон.

– Привет.

Она замечает мой растерянный взгляд, и в этот момент Вэнс вешает на мою левую руку мониторинговое устройство.

– Ты ведь не против? – спрашивает он. – Я буду чувствовать себя спокойнее, если прослежу за твоими жизненными показателями чуточку дольше. Скоро все закончится.

Затем Лейтон легонько подталкивает меня вперед.

Я слышу, как за спиной закрывается дверь.

Женщине лет сорок с небольшим. Невысокая, волосы черные, челка почти касается ресниц над изумительными глазами, одновременно добрыми и пронзительными.

Свет в комнате мягкий, приглушенный, как в кинозале за несколько секунд до начала фильма.

У стола два деревянных стула с прямыми спинками, на приставном столике – лэптоп, кувшин с водой, два стакана, стальной графин и дымящаяся чашка, наполняющая комнату ароматом хорошего кофе.

Стены и потолок из дымчатого стекла.

– Садись, Джейсон, и начнем.

Я стою еще пять долгих секунд, решая, не лучше ли просто выйти отсюда. Но что-то подсказывает, что эта идея – плохая, может быть, катастрофическая. Поэтому я сажусь, беру кувшин и наливаю себе стакан воды.

– Если проголодался, можно принести что-нибудь, – говорит женщина.

– Спасибо, не надо.

Незнакомка наконец садится напротив меня, сдвигает очки на переносицу и печатает что-то на лэптопе. Смотрит на часы.

– Сейчас двенадцать часов семь минут ночи, второе октября. Я – Аманда Лукас, идентификационный номер девять-пять-шесть-семь, и сегодня со мной… – Она кивает мне.

– Э… Джейсон Дессен.

– Спасибо, Джейсон. В качестве вступления и для протокола, первого октября, приблизительно в десять пятьдесят девять пополудни, техник Чэд Ходж, проводя предусмотренный распорядком осмотр, обнаружил доктора Дессена лежащим без сознания на полу ангара. Вызванная эвакуационная команда доставила доктора Дессена в карантин в одиннадцать двадцать четыре пополудни. После процедуры деконтаминации и первичной обработки, проведенной доктором Лейтоном Вэнсом, доктор Дессен препровожден в конференц-зал на подземном уровне два, где и начинается наше первое интервью.

Она смотрит на меня и улыбается.

– Джейсон, мы все так рады, что ты вернулся! Время позднее, но бо́льшая часть команды примчалась по такому случаю из города. И как ты легко можешь догадаться, они все смотрят на тебя из-за стекла.

Зал взрывается аплодисментами и приветственными возгласами. Некоторые выкрикивают мое имя.

Загорается свет.

Перед расставленными, как в театре, стульями застекленная кабинка. Человек пятнадцать-двадцать, все на ногах, большинство улыбаются, а некоторые даже вытирают глаза, словно я вернулся из какой-то героической экспедиции.

Замечаю, что двое вооружены – рукоятки пистолетов поблескивают в ярком свете. Эти двое не улыбаются и не хлопают.

Аманда отодвигает стул, поднимается и аплодирует вместе с остальными. Похоже, она тронута не меньше других.

У меня же в голове бьется одна мысль. Что, черт возьми, со мной случилось?

Аплодисменты наконец стихают. Лукас снова садится.

– Извини за столь шумный прием, но пока ты единственный, кто вернулся.

Что она имеет в виду? О чем говорит? Не представляю. Мне и хочется признаться в этом, но голос в голове говорит, что лучше не спешить.

Свет снова гаснет.

Я сжимаю стакан, словно это спасательный канат.

– Знаешь, сколько ты отсутствовал? – спрашивает Аманда.

Отсутствовал?

– Нет.

– Четырнадцать месяцев.

Господи!

– Удивлен?

– Да, можно и так сказать.

– Поволноваться пришлось. Мы больше года ждали того момента, когда сможем задать тебе эти вопросы. Что ты видел? Где был? Как вернулся? Расскажи нам. И пожалуйста, с самого начала.

Отпиваю глоток воды, цепляясь за последнее воспоминание, как за крошащийся над обрывом камень…

Выхожу из дома…

А потом…

Прохладный осенний вечер. Я иду по тротуару. Во всех барах смотрят тот бейсбольный матч.

Куда?

Куда я шел?

– Не спеши, Джейсон. Мы не торопимся.

Райан Холдер.

Я хотел повидаться с ним.

Пришел в «Виллидж тэп». Выпил – кстати, скотч был первоклассный – со старым колледжским приятелем.

Неужели он как-то причастен ко всему этому?

И снова вопрос: это все всамделишное?

Поднимаю стакан с водой. Выглядит как настоящий. Я вижу капельки на стекле, ощущаю холодную влажность подушечками пальцев.

Я смотрю Аманде в глаза.

Наблюдаю за стенами.

Они не растекаются.

Если это наркотический приход, то, надо признать, о таком мне даже слышать не доводилось. Никаких искажений – ни слуховых, ни зрительных. Никакой эйфории. И не сказать, что это место не ощущается реальным. Просто я не должен здесь быть. Не могу объяснить, но мое присутствие здесь – фальшивка. Я даже не уверен, что это значит, но чувствую… чувствую всем своим существом.

Нет, это не галлюцинация. Это что-то совсем другое.

– Что ж, попробуем иной подход, – говорит Аманда. – Что последнее ты помнишь перед пробуждением в ангаре?

– Я был в баре.

– Что ты там делал?

– Встречался со старым приятелем.

– Где находится этот бар?

– На Логан-сквер.

– Значит, ты был в Чикаго.

– Да.

– О’кей. Ты можешь описать…

Голос Аманды срывается в тишину.

Я вижу Эл.

Темно.

Тихо.

Слишком тихо для Чикаго.

Кто-то идет.

Кто-то с недобрыми мыслями.

Сердце набирает ход.

Потеют ладони.

Ставлю стакан на стол.

– Джейсон, Лейтон говорит, что твои показатели жизненных функций повышаются.

Голос вернулся, но звучит как будто из-за океана.

Какой-то трюк?

Что со мной делают?

Нет, ни о чем ее не спрашивай. Не произноси эти слова. Будь тем, за кого тебя принимают. Эти люди спокойны, решительны, и двое из них вооружены. Говори то, что от тебя хотят услышать. Потому что если они поймут, что ты не тот, кем они тебя считают, то…

То что?

А то, что тогда, возможно, ты никогда отсюда не выберешься.

В голове пульсирует боль. Я поднимаю голову, ощупываю затылок и нахожу шишку, одно лишь прикосновение к которой отзывается болью.

– Джейсон? – зовет меня Лукас.

Меня избили?

На меня напали? Что, если меня привезли сюда? Что, если все эти люди, какими бы приятными они ни казались, на самом деле заодно с тем, кто ударил меня по голове?

Я двигаю руку дальше и нащупываю след от второго удара.

– Джейсон?

Вижу маску гейши.

Я – голый и беспомощный.

– Джейсон.

Всего лишь несколько часов назад я был дома, готовил обед.

Я не тот, за кого они меня принимают. Что будет, когда и они это поймут?

– Лейтон, подойди, пожалуйста.

Ничего хорошего.

Мне нельзя оставаться в этой комнате.

Мне нельзя оставаться с этими людьми.

Надо все обдумать.

– Аманда. – Я возвращаюсь в настоящее, стараясь выбросить из головы тревожные вопросы и отогнать страх, но дело это безнадежное. С таким же успехом можно пытаться удержать рушащуюся плотину. Надолго тебя не хватит. – Неудобно говорить, но я сильно устал, и, сказать по правде, деконтаминация прошла не совсем так, как хотелось бы.

– Сделаем перерыв?

– Если можно. Мне надо прийти в себя. – Я указываю на лэптоп. – Не хочу выглядеть дикарем на этой штуке.

– Конечно. – Женщина печатает что-то. – Запись прекращена.

Я поднимаюсь.

– Могу проводить тебя в туалет…

– В этом нет необходимости.

Я открываю дверь и выхожу в коридор. Там меня ждет Лейтон Вэнс.

– Джейсон, тебе бы лучше прилечь. Твои показатели фиксируют совсем не то…

Я срываю с руки мониторинговый прибор и возвращаю доктору.

– Ценю вашу заботу, но куда больше мне сейчас нужна ванна.

– О… Да, конечно. Я тебя отведу.

Мы идем по коридору.

Открыв плечом тяжелую стеклянную дверь, Лейтон снова ведет меня к лестнице, где в этот момент никого нет. Здесь тихо, и только вентиляционная система гонит теплый воздух через ближайшую отдушину. Я перегибаюсь через перила.

Два пролета вниз и два пролета вверх.

Что там сказала Аманда в начале интервью? Что мы на втором подуровне? Понимать ли это так, что здесь все под землей?

– Джейсон? Ты идешь?

Я тащусь за Лейтоном вверх, преодолевая слабость в ногах, сопротивляясь боли в голове.

Наверху рядом с армированной сталью дверью замечаю табличку – НУЛЕВОЙ УРОВЕНЬ. Вэнс проводит смарт-картой по ридеру, набирает код и открывает дверь.

На стене передо мной большими буквами выложено ЛАБОРАТОРИЯ «СКОРОСТЬ».

Слева – лифты.

Справа – контрольно-пропускной пункт с суровым на вид охранником, стоящим между металлодетектором и турникетом перед выходом. Похоже, система безопасности ориентировалась больше на входящих, чем на выходящих.

Лейтон ведет меня мимо лифтов и дальше по коридору к двойным дверям в дальнем конце, которые он тоже открывает картой. Мы входим. Мой спутник включает свет, и я вижу хорошо оборудованный офис, стены которого украшены фотографиями коммерческих лайнеров, военных сверхзвуковых самолетов и могучих двигателей.

Мое внимание привлекает фотография в рамке на столе – пожилой мужчина держит на руках мальчика, в чертах которого угадывается Лейтон. Стоят они в ангаре перед громадным, еще не собранным до конца турбовентилятором.

– Подумал, что тебе будет комфортнее в моей ванной. – Вэнс указывает на дверь в дальнем углу и, присев на край стола, достает из кармана телефон. – Я буду здесь. Если что понадобится – крикни.

Ванная. Безупречно чистая – ни пятнышка. И холодная. Тут же туалет и душевая кабина. Одно маленькое окно на задней стене.

Я сажусь на унитаз.

Грудь сжимает так, что не продохнуть.

Они ждали моего возвращения четырнадцать месяцев. И уйти отсюда просто так, конечно, не дадут. По крайней мере, не сегодня. А может быть, и очень-очень долго, учитывая, что я не тот, за кого меня здесь принимают.

Если только это не какой-то заумный тест или розыгрыш.

Из-за двери доносится голос Лейтона:

– У тебя там всё в порядке?

– Да.

– Не знаю, что ты там видел, внутри этой штуки, но знай – я здесь, чтобы помочь тебе. Если почувствуешь, что что-то не так, скажи мне.

Поднимаюсь.

– Я наблюдал за тобой со стороны и должен сказать: выглядел ты так, словно с луны свалился, – продолжает Вэнс.

Если мы выйдем вместе в коридор, смогу ли я оторваться от него и проскочить мимо охранника? Представляю громилу между металлодетектором и турникетом. Скорее всего, не получится.

– Полагаю, в физическом плане ты восстановишься, но вот твое психологическое состояние вызывает беспокойство.

Чтобы дотянуться до окна, приходится встать на фарфоровый унитаз. В закрытом положении окно удерживают рычажки – по одному с каждой стороны. Оно маленькое, два на два фута, и я вовсе не уверен, что смогу вылезти через него. Голос Лейтона эхом разносится по ванной. Я крадусь к раковине, и слова звучат отчетливее:

– …хуже всего, если ты попытаешься справиться со всем этим в одиночку, собственными силами. Давай начистоту. Ты ведь из тех парней, которые считают, что могут всё.

Я подхожу к двери.

Ригель. Дрожащими пальцами медленно поворачиваю цилиндр.

– Что бы ты ни чувствовал, ты должен поделиться этим со мной. – Голос совсем близко, в нескольких дюймах от меня. – Если потребуется, мы можем перенести дебрифинг на завтра или даже на…

Ригель тихонько щелкает, и Лейтон умолкает.

Секунду-другую ничего не происходит.

Я осторожно отступаю от двери.

Дверь едва заметно вздрагивает, а потом отчаянно трясется в раме.

– Джейсон! Джейсон!

Пауза, а потом:

– Служба безопасности? Пришлите группу в мой офис. Немедленно! Дессен заперся в ванной.

Дверь снова вздрагивает – Вэнс, по-видимому, бросается на нее всем весом, – но замок держит.

Я шагаю к окну, забираюсь на унитаз и поворачиваю рычажки по обе стороны стекла.

Лейтон кричит на кого-то. Слов не разобрать, но слышатся торопливые, приближающиеся шаги.

Окно открывается.

В ванную потоком устремляется ночной воздух.

Даже встав на унитаз, я не уверен, что у меня получится. Прыгаю, хватаюсь за раму, подтягиваюсь, но руку удается просунуть только одну.

В дверь бьют чем-то тяжелым. Подошвы скользят по гладкой вертикальной поверхности. Зацепиться не за что.

Я падаю на пол, поднимаюсь и снова встаю на унитаз.

– Быстрее! – кричит кому-то Лейтон.

Прыгаю еще раз. На этот раз мне удается ухватиться за раму обеими руками, подтянуться и втиснуться в оконный проем.

Я извиваюсь, проталкиваюсь дальше и дальше. За спиной распахивается дверь. Вэнс влетает в ванную.

Я падаю в темноту. И грохаюсь на тротуар.

Встаю. Оглушенный, растерянный, в ушах звенит, по щеке струйкой стекает кровь.

Я в каком-то темном переулке между двумя зданиями.

В окне надо мной появляется Лейтон.

– Джейсон, не делай этого! Позволь мне помочь тебе!

Я поворачиваюсь и бегу, не представляя куда – просто несусь к выходу из переулка.

Вот и он.

Слетаю по каменным ступенькам. И оказываюсь в офис-парке.

Несколько безликих, малоэтажных зданий теснятся вокруг унылого озерца с подсвеченным фонтаном посередине.

Вокруг ни души, что, в общем-то, неудивительно, учитывая поздний час.

Я пробегаю мимо скамеек, аккуратно постриженных кустиков, беседки, указателя со стрелой под словами «К ПЕШЕХОДНОЙ ДОРОЖКЕ».

Оглядываюсь на здание, из которого только что сбежал, – невзрачная пятиэтажка, архитектурная посредственность, и люди вылетают из него, как пчелы из потревоженного улья.

Обойдя пруд, перехожу с тротуара на пешеходную дорожку.

Пот щиплет глаза, легкие горят, но я упрямо заставляю себя не останавливаться. И с каждым шагом огни офис-парка отступают дальше и дальше.

Впереди ничего, кроме так нужной мне сейчас темноты, и я спешу к ней, словно ищу спасения.

Сильный, ободряющий ветер бьет в лицо, и я начинаю задумываться. Разве где-то не должно быть света? Хотя бы огонька? Но и задавая себе вопросы, я не останавливаюсь. Бегу и бегу, в гущу беспросветной бездны тьмы.

Слышу волны.

Я на берегу.

Луны нет, но звезд вполне достаточно, чтобы понять – передо мной волнующаяся ширь озера Мичиган.

Смотрю в сторону офис-парка. Сквозь ветер прорываются отрывистые голоса, кое-где темноту режут лучи фонариков.

Я поворачиваю на север и снова бегу. Под ногами хрустят отполированные водой камешки. Далеко впереди неясное, ночное мерцание города, подступающего небоскребами к самой воде.

Снова оглядываюсь. Какие-то огоньки движутся на юг, в противоположную от меня сторону, какие-то – на север.

И они приближаются.

Сворачиваю от воды, пересекаю велосипедную дорожку и беру курс на стену кустов.

Голоса ближе.

Заметят или не заметят они меня в такой темноте?

На моем пути возникает мол в три фута высотой. Я перелезаю через него, обдирая лодыжки о шершавый бетон, и на четвереньках пробираюсь через кусты. Ветки цепляются за рубашку, лезут в глаза.

Вырвавшись из кустов, вылетаю на середину дороги, идущей параллельно берегу озера.

Со стороны офис-парка доносится рев мотора. Дальний свет бьет в глаза.

Я перебегаю дорогу, переваливаюсь через проволочный забор и вдруг оказываюсь в чьем-то саду, где едва не натыкаюсь на брошенные велосипеды и скейтборды. В доме заходится лаем собака. В окнах вспыхивает свет. Я попадаю в задний двор, перелезаю через еще один забор, пробегаю по баскетбольной площадке.

Надолго ли хватит сил?

Ответ не заставляет себя ждать.

Ноги подкашиваются, и я, обливаясь потом, падаю на краю площадки. Мышцы дрожат от напряжения.

Вдалеке лает собака, но, оглянувшись в сторону озера, я не вижу лучей фонариков, не слышу голосов.

Я лежу там – не знаю, как долго. Проходят, кажется, часы, прежде чем дыхание успокаивается и мне удается наконец сесть.

Ночь холодная, и ветер с озера, проносясь между деревьями, бросает на площадку осенние листья.

Заставляю себя подняться. Хочется пить. Несмотря на усталость, я пытаюсь проанализировать события последних четырех часов, но мои умственные ресурсы истощены.

За баскетбольной площадкой начинается рабочий район Саут-сайд.

Улицы пустынны.

Квартал за кварталом притихших, молчаливых домов.

Пройдя милю или чуть больше, я останавливаюсь на перекрестке в деловой части города. Смотрю на светофоры – огоньки надо мной бегают по кругу в ускоренном ночном режиме.

Прохожу пару кварталов. Никаких признаков жизни, кроме пивнушки на другой стороне улицы. В окнах – светящиеся вывески трех популярных пивных брендов. Завсегдатаи вываливаются из заведения в облаке дыма. За громкими голосами ловлю звук мотора. Вдалеке появляется такси, первое за последние двадцать минут.

Светящаяся табличка с надписью «НЕ ОБСЛУЖИВАЮ».

Я ступаю на проезжую часть и попадаю в свет фар. Машу руками. Такси замедляет ход, пытается объехать меня, но я снова встаю у него на пути. Водитель останавливается, опускает стекло и сердито кричит:

– Ты что себе думаешь?

– Подвези.

Таксист – сомалиец. Растительность на тонком, худом лице пробивается пятнами. Он смотрит на меня через толстые стекла огромных очков.

– Сейчас два часа ночи. Я на сегодня закончил. Всё.

– Пожалуйста.

– Читать умеешь? Посмотри на табличку. – Он хлопает ладонью по крыше.

– Мне надо домой.

Стекло поднимается.

Я сую руку в карман, достаю пластиковый пакет с моими личными вещами, расстегиваю и показываю ему деньги.

– Заплачу больше…

– Отойди с дороги.

– Вдвое больше.

Стекло останавливается, не дойдя шесть дюймов.

– Наличными.

– Наличными.

Торопливо пересчитываю бумажки. Такса до Норт-сайда, наверное, 75 долларов, а мне нужно вдвое больше.

– Садись, если едем! – кричит сомалиец.

Недавние посетители бара, заметив остановившееся на перекрестке такси, бредут в нашем направлении, требуя, чтобы я придержал мотор.

Я наконец заканчиваю подсчет фондов – у меня 332 доллара и три кредитки. Сажусь сзади и говорю, что мне надо на Логан-сквер.

– Это же двадцать пять миль! – возмущается шофер.

– И я плачу вдвое.

Он смотрит на меня в зеркало.

– Где деньги?

Я отсчитываю сотню и кладу их на переднее сиденье.

– Остальное получишь, когда приедем.

Сомалиец забирает деньги, дает газу, и мы проносимся через перекресток мимо пьянчужек.

Изучаю содержимое зажима для денег. Под наличкой и кредитками лежат водительские права с моей фотографией, которую я еще не видел, пропуск в спортзал, в котором я ни разу не был, и страховая карточка от перевозчика, которым я никогда не пользовался.

Таксист снова смотрит на меня в заднее зеркало.

– Плохая выдалась ночка, а?

– А что, видно?

– Я сначала подумал, что ты пьян, но нет. Одежда рваная. Лицо в крови.

На его месте я тоже вряд ли захотел бы подбирать пассажира, на вид бездомного и тронутого, в два часа ночи на пустынной улице.

– У тебя проблемы, – говорит водитель.

– Ага.

– Что случилось?

– Сам толком не знаю.

– Я отвезу тебя в больницу.

– Нет. Я хочу домой.