Читать книгу Непринужденный цугцванг - Блез Анжелюс - Страница 7

«Глядя на лошадиные морды и лица людей, на безбрежный живой поток, поднятый моей волей и мчащийся в никуда по багровой закатной степи, я часто думаю: где Я в этом потоке?»

Виктор Пелевин, «Чапаев и Пустота»

Старик с вожделением смотрел на мартовское солнце, как будто этот свет становился частью его самого.

Пришла весна и сомнения, не покидавшие его все зимние дни, куда-то исчезли, как будто их и не было вовсе.

Под потолком его хижины кружился лёгкий сизый туман воспоминаний о тех сновидениях, которые посетили его в эту ночь, влажную и покрытую медной патиной, словно старый кувшин, который сейчас стоял на столе в ожидании своего хозяина.

Самопровозглашенный идальго потянулся всем телом и что-то, неуловимо быстрое, словно разряд тока, пробежало внутри него, наполняя все его внутренности энергией и какой-то тёмной силой.

За окном было слышно, как старый Росинант нетерпеливо переступал с одной ноги на другую, цокая копытами о землю.

Хотя, может быть, это были просто остатки сновидений, ещё не до конца растворённые в ничто.

Что-то неощутимое и неизвестное подсказывало старику о том, что именно сегодня ему предстоит совершить подвиг, равных которому он ещё никогда не совершал.

Его рука сама собой потянулась за мечом, который стоял рядом с кроватью, но неожиданно наткнулась на небольшой конверт серого цвета, о котором старик совсем не помнил.

Из конверта выпал желтоватый листок, испещрённый то ли мелкими латинскими буквами, то ли стенографическим письмом, то ли и тем, и другим вместе взятым. Вслед за листком оттуда же выпал какой-то рентгеновский снимок, изображение на котором напоминало собой географическую карту, показывающую непонятную местность в ночное время. В центре снимка густым мраком чернело пятно, которое можно было принять за чёрную дыру, затерявшуюся в глубинах космоса.

«Чудеса, да и только!», – подумал старик и, налив из медного кувшина в стакан густого, цвета венозной крови, темпранийо, сделал большой глоток.

Сразу что-то внутри него заурчало и задвигалось, как будто бы пришёл в движение плохо смазанный мельничный механизм.

– Одним подвигом больше, одним подвигом меньше! – произнёс он вслух и его сухие тонкие пальцы ловким движением щёлкнули костяшками пожелтевших черепов на ветхих дедовских счётах.

Новостей от Дульсинеи всё не было, хотя прошёл уже не один год со времени их последней встречи в Толедо.

Если бы он не был идальго, то, возможно бы, даже ощутил след солёной слезы на своей давно небритой щеке.

Розы и соловьи давно растаяли в ночных садах Ла Манчи, оставив ему напоследок лишь терпкий глоток густого темпранийо и пикантный вкус воспоминаний.

Он вновь закрыл глаза. Всё ему казалось сном, который вот-вот развеется и перед его взором предстанет другая реальность.

За закрытыми шторами век бултыхалось какое-то чёрное бездонное море.

«Странно», – подумал старик, – «почему я никогда не задумывался о том, что за границами сознания ничего нет?».

Он вспомнил о счастливых днях своих прошлых скитаний: пыльные дороги Ла Манчи, неудачливые разбойники на пути в Тобосс, чудовищные великаны ростом до небес, старая мельница, однажды принятая им за дракона, и его слуга, ленивый обжора и плут, Боже, как его звали?

Нарушив тишину, скрипнула половица, и старик мысленно представил себе, как медленно на цыпочках к его постели приближается Санчо, облачённый в старую ночную рубаху.

Он захотел открыть глаза, но не смог. Подать голос у него тоже не получилось. Тело застыло, как иссушенная зноем равнина в Риохе, на которой кроме ярко-желтого дрока уже ничего не росло.

Словно удар молнии, тело сотряслось от чудовищной боли, которая тут же утихла и пришло оцепенение.

Старик вглядывался в темноту, которая клубилась внутри него словно густой дым.

Сначала он ничего не видел кроме этой темноты, но затем витки дыма стали приобретать неясные очертания, похожие на фантастические рисунки, которые можно видеть в детстве на неровной поверхности потолка и штукатуренных стен.

Вот что-то отделилось от общего фона и приняв форму то ли маленькой прозрачной капли, то ли крохотной инфузории, двинулось в сторону блеклого серого света, что еле пробивался среди этой густой тьмы.

Капля разрасталась всё больше каждый последующий миг времени, принимая внутрь себя различные мысли, слова и объекты: сначала их было немного и ум старика поспевал за их появлением и метаморфозами – Madre, Padre, Mundo – первое, что появилось в светлой области осознания, затем из глубины на бледный свет явилось «I» и всё закрутилось вокруг этого одинокого и неуверенного в себе столпа, притягивающего извне невероятное количество образов, слов и мыслеформ.

Это пульсирующее «I» всё увеличивалось в объёме и точка золотого сияния в центре всё больше сжималась, уступая место каким-то временно существующим объектам: вслед за жестяной юлой и деревянным конём в пространстве этой каплевидной сферы появился игрушечный меч, удилище с конским волосом и сачок для ловли бабочек.

Затем откуда-то появились игральные кости, курительная трубка, кожаный бурдюк с вином, серебряные реалы, пучок женских волос и засушенная роза.

Вибрирующая «I» всё разрасталась, увлекая вокруг себя всё новые и новые объекты и мыслеформы: вот начищенные до блеска латы сияют на утреннем солнце; вспененный галопирующий конь под седоком мчится в самую гущу битвы и окровавленный меч протяжно свистит на ветру, разрезая сталью ещё прохладный воздух.

Затем – кричащая тишина, в которой пронзительно слышно, как капает кровь с уставших мечей, шелест зелёной травы на ветру и слово el Dios, произнесённое то ли пролетающей над полем битвы птицей, то ли просто беззвучно промелькнувшее в голове того, кто всё это видит.

Новые объекты всё больше заполняли инфузорное пространство, давая золотому сиянию внутри всё меньше возможности для свободного течения, и чем меньше становился золотой поток, тем больше страхов появлялось в этой прозрачной сфере, которая являлась как бы внутренним миром всё это наблюдавшего.

Старик вдруг ясно осознал, что за границами его сознания нет ничего, кроме того, что есть в нём, и даже смерть, которая крадётся к нему на цыпочках, есть лишь мысль, мгновенно промелькнувшая в его сознании и бегущая по кругу словно цирковая лошадь, галопирующая по краю арены.

А потом он увидел чёрную жирную точку, всё разрастающуюся внутри каплевидной формы, которая уже стала размером со среднюю планету, точку, всё более прогрессирующую и пожирающую вокруг себя всё, что было облечено в форму и символ, и даже мерцающий золотой свет не мог противиться наступлению этой молчаливой и агрессивной тьмы.

«Эта битва состоится, и она будет последней», – подумал старик. Он был не в силах больше противостоять этой тьме и решил сразу броситься в неё с головой, чтобы лишить все свои страхи надежды на будущее.

Санчо неоднократно предлагал ему своё чудодейственное средство, бальзам Фьерабраса, приготовленный им собственноручно из розмарина, масла, соли и вина, но старик был непреклонен и отверг это зелье.