Читать книгу Супермаркет - Бобби Холл - Страница 7

– Ты ваще меня слушаешь? – возмущался Фрэнк. – Я тут перед тобой распинаюсь, делюсь полезной информацией, а ты, блин, словно в облаках витаешь!

Знаете, что самое странное? Все, что он говорил, вся эта информация, которая безостановочно изливалась у него изо рта… У меня вдруг возникло чувство, будто я все это подсознательно знаю. Понимаете, создавалось впечатление, что Фрэнк в курсе понемногу обо всем на свете. Будто, слушая его, перебираешь рекламные крышечки от банок с соком со всякими забавными фактами, напечатанными внутри. Представьте себе все, что вы узнали на протяжении своей жизни, те вещи, которые ваш мозг прочно удерживает: правила правописания, лица родственников, распознавание образов, визуальную и пространственную ориентацию – в общем, все, что необходимо для выживания. А потом попытайтесь припомнить всякую фигню, которую вы некогда «узнали», но не сохранили в памяти – способы решения линейных уравнений, что вы ели на завтрак три дня назад, сведения о пищевой ценности бананов…

В общем, у Фрэнка мозг был типа как совершенно подсознательный. Хранил и постоянно выдавал наружу только то, что нормальный мозг вроде бы должен выбрасывать, подменял основные, необходимые в жизни факты всякой такой вот второстепенной белибердой. И в этом была еще одна уникальная причина, почему он был идеален для моего романа.

– Флинн! – рявкнул Фрэнк.

– Ой, прости, братан. Я просто задумался про…

«О нет, только не это», – подумал я, останавливаясь на полуслове. Нельзя говорить ему, чем я занят. Почему я на самом деле здесь.

– Задумался про что? – спросил Фрэнк.

Если я продолжу, то раскрою свою легенду «писателя под прикрытием», потенциально поставив под угрозу свои шансы закончить эту книгу. Так что ответил первое, что пришло в голову – только чтобы его отвлечь.

– А вон с той ты трахался? – спросил я, показывая на девчонку, которая явно работала здесь не больше месяца.

– С кем, с Карой-то? А как же, братан! Два дня уже как, пройденный этап.

Кара работала в кофейне в дальнем конце магазина – возле аллеи номер двенадцать. Года двадцать три, блондинка, невысокая, на вид очень славная. Пронзительные глаза, полные губы, волосы стянуты в тугой конский хвост, коричневые сапожки высотой по колено. На первый взгляд – типичная блондинка из анекдотов про блондинок, из тех, что выезжают чисто на своей внешности, – но с мозгами у нее был полный порядок. Просто видок малость наивный.

– С этой дольше всех повозиться пришлось – за все время, пока я тут ошиваюсь, – продолжал Фрэнк.

Честно говоря, я никак такого не ожидал. Думал, что он примется разглагольствовать, как собирается к ней подкатывать – где, как и когда; но чтобы уже? Просто в голове не укладывалось.

В любом случае, мой вопрос отвлек его от того, что было у меня в голове, – написания этого романа. Пока мы шли к кассам, Фрэнк вываливал на меня все больше подробностей, как все проистекало – как, типа, как-то вечером они отправились на склад на задах магазина после закрытия, когда в магазине никого уже не было. Упомянул про маленькую татуировку в виде кексика – у девчонок это вообще популярный сюжет – прямо под левой грудью, чуть выше крайнего ребра. Я попросил его описать эту татуировку, выхватив ручку. Розовая татуировка в виде кексика с синими брызгами, объяснил он, с двумя мультяшными глазками, улыбающимся ротиком, с маленькими ручками и ножками.

Едва я успел все это записать, как мы подошли к знакомой мне информационной стойке возле касс.

– Ну и как проходит первый рабочий день, малыш? – спросила у меня Ронда.

– Да вроде все пока ничего, – отозвался я. – Пока что разбираюсь, что тут где…

В этот момент дверь у нее за спиной открылась.

Информационная кабинка была небольшой, где-то десять на десять футов. Встроенная в стену восьмифутовая стойка отделяла Ронду от покупателей, пришедших к ней с каким-нибудь вопросом. Часть этой стойки, снабженная шпингалетом, откидывалась – как подъемный мост надо рвом, ведущим в королевский замок.

За спиной у Ронды внутрь кабинки вошел мужчина, что-то бормоча по-испански, – Гектор. Охранник супермаркета, мексиканец тридцати четырех лет, американец в первом поколении. Грузный, в белой рубашке с короткими рукавами, черном галстуке, с металлической бляхой на левой стороне груди. В темно-синих слаксах с черными лампасами по бокам и спецремнем, на котором висели фонарик, дубинка и пустой подсумок для наручников – формально он не имел права кого-либо задерживать. У него вообще не было никаких юридических прав: он представлял собой всего лишь пугало, нанятое Тедом Дэниелсом за десять долларов семьдесят пять центов в час патрулировать проходы между полками и отпугивать подростков до того, как они наберутся храбрости что-нибудь стырить.

– Hola[16], Вернон, – бросил Гектор вооруженному инкассатору, который проскользнул мимо меня так незаметно, что я даже этого не осознал.

– О, отлично! Как раз вовремя! – крикнул Тед, который как раз подходил к ним из зала.

В конце каждого месяца, двадцать восьмого числа ровно в шестнадцать ноль ноль, Вернон являлся сюда, чтобы облегчить магазин примерно на сто тысяч долларов наличными, полученных за месяц. До той поры они надежно лежали под замком в сейфе марки «Саммерфолд» в дежурке Гектора, прямо рядом с мониторами, на которые выводилась картинка с камер наблюдения. За исключением нескольких слепых зон, они охватывали весь магазин – не только аллеи, но и часть улицы, включая автостоянку перед магазином и погрузочный дебаркадер на задах, где Фрэнк устраивал перекуры.

– Ну, как денек прошел, Тед? – спросил Вернон, низенький и довольно хилый дядька лет шестидесяти, со скрытыми под форменной шляпой седыми волосами, слегка прихрамывающий на левую ногу. Второй инкассатор, Гэри, в магазин никогда не заходил – оставался сидеть за рулем бронированного фургона, как приклеенный.

– Да вроде все ничего, – отозвался Тед с такой улыбкой, что зубы вылезли до самых десен.

Вернон подхватил три денежных мешка и засунул их в запирающийся кофр.

– До встречи через месяц, – сказал он. Тед с Гектором помахали ему и вернулись к своим повседневным бумагам.

– Он всегда тут, как по часам? – обратился я к Фрэнку.

– С кем это ты там разговариваешь? – спросил Тед.

– С Фрэнком, – ответил я, поворачивая голову. Но того уже как корова языком слизала.

– Ну, наверное, он ушел, пока ты тут ворон считал. Чтобы больше такого не было, договорились?

– Понял, Тед, виноват.

– Не зайдешь ли ко мне в кабинет? – спросил он, все так же лыбясь во всю ширь.

Сидеть в кабинете у Теда – та еще развлекуха. В его присутствии я всегда ощущал какую-то неловкость. Да, он был из тех боссов, которые предпочитают вести себя якобы по-приятельски – мол, если что нужно, то всегда заходи без стеснений. Но как только он пододвинул свое кресло ко мне, единственно, чего мне хотелось – это пространства, если честно.

– Флинн, – произнес он с озабоченным видом. – Как мы себя сегодня чувствуем? Ты в последнее время какой-то малость отстраненный. Все нормально? Все идет гладко? Если тебе что-то нужно, если есть вопросы – всегда обращайся.

– Да нет, все нормально, спасибо, – отозвался я.

Он был прав. Я действительно несколько витал в облаках. Но только лишь потому, что голова была занята попытками делать мысленные заметки для моей книги. Когда не приходилось выполнять всякого рода поручения или отвлекаться на Фрэнка, я тут же начинал выстраивать сюжет у себя в голове, подгонять персонажей друг к другу, как детали головоломки. Пытался придумать развитие событий и развязку.

– Ладно тогда… Я просто хочу, чтобы ты знал: все мы здесь – это одна большая семья, и если тебе вдруг понадобится помощь, то дай мне знать, – сказал Тед с улыбкой. – Ах да, – продолжал он, – код замка комнаты отдыха – «три-четыре-шесть-пять-два», запомнил? И на остальных дверях такой же. Я специально выбрал попроще, чтобы самому не забыть. Вообще-то тут все и так практически нараспашку, но просто имей в виду, на всякий случай.

При этом он вопросительно поднял бровь – типа, полезная информация?

Не сказал бы, чтоб я это особо оценил.

Короче, я вылетел из кабинета так же быстро, как и вошел, с единственной лишь мыслью в голове: «Надеюсь, это не станет доброй традицией».

Уголком глаза заметил часы на стене. На них было шесть вечера. Моя смена закончилась. День пролетел. Под конец я чувствовал себя в магазине более уверенно, хотя и не везде сориентировался до конца. Отметил уход с работы, попрощался с Рондой. Собрался было направиться к выходу, но тут меня остановил Фрэнк.

– Флинн, ты куда? – спросил он.

– Я домой, уже шесть, – сказал я.

– Ну кто же так просто уходит, чувак? – укоризненно произнес он, выуживая из кармана пачку двадцаток и десяток.

– Фрэнк, откуда у тебя эти деньги? – ахнул я.

– Гм… А сам-то как думаешь, Эйнштейн? Из кассы, естественно, – ухмыльнулся он.

– Фрэнк, какого хера, нельзя же так, это ведь воровство! – вскричал я.

– Братан, я каждый вечер сам себе даю чаевые, уже несколько месяцев, и хоть бы слово кто сказал… Это как два пальца обоссать, – сказал он, доставая из кармана фартука банан.

– Это неправильно, чувак. Когда-нибудь удача от тебя отвернется, – сказал я.

Повернулся и направился домой.

Добравшись до дома, я выплеснул весь прожитый день в свой «Молескин». На первый взгляд рабочая смена была не слишком полна событий, но это было как раз то прозаичное банальное бездействие, которое позволяло мне подготовить почву для нескольких начальных глав. Я все писал, писал и писал, пока не заболела рука. Перевернул страницу, на миг остановился, вдруг сбившись со стройного потока мыслей.

Повернул блокнот боком и во всю длину страницы заглавными буквами нацарапал:

«МАЛДУНЗ»

Вот оно. Это будет название книги. Редкий момент просветления и полной уверенности в себе. Закрыв блокнот, я отправился в постель.

* * *

На следующее утро, придя на работу, я опять увидел того чернокожего старикана, который играл сам с собой в шахматы. Натуральное дежавю. Пройдя через автоматические двери и направляясь к комнате отдыха, чтобы отметиться, засек и того странного чудака с чашкой кофе у носа. Тот интенсивно втягивал ноздрями пар, повторяя: «Кофе-кофе-кофе-кофе!»

– Эй, как тебя зовут-то? – спросил я.

– Кофе? Кофе-кофе-кофе! – ответил он.

– Ну ла-а-адно тогда… – протянул я и просто продолжил идти, пока возле аптечного киоска не пересекся с Энн. И опять, как по часам, она всучила мне несколько витаминок. Я сделал вид, что принимаю их, но на самом деле незаметно сунул в карман куртки.

Дошел до комнаты отдыха, пощелкал по кнопкам замка: три-четыре-шесть-пять-два. Зашел, чтобы отметиться. Внутри опять сидели Рейчел с Беккой, обсуждая очередной эпизод «Холостяка», который шел вчера вечером.

– Приветики, Флинн! – поздоровалась Рейчел.

– Привет, Рейчел, как жизнь? – откликнулся я, открывая свой шкафчик и надевая фартук с бейджиком.

– Ничего особенного, очередной рабочий день в занюханном продмаге, – буркнула она, отхлебывая кофе.

Ответить я не успел, поскольку опять услышал объявление по громкой связи:

– Подсобник в хлебобулочный, подсобник в хлебобулочный! – с потрескиванием вырвался из стареньких динамиков женский голос с русским акцентом.

По пути к пекарне в половине магазина потух свет.

– Что еще за черт? – удивился я, останавливаясь с поднятой ногой.

– О, да просто гнилая проводка опять крякнула, – послышался голос откуда-то сзади. Обернувшись, я увидел чернокожего парня лет тридцати. – Ты ведь Флинн, точно?

– Ну да, это я.

– А меня тут все зовут Светляк.

Он протянул мне руку, и я пожал ее.

– Приятно познакомиться, братан.

– Угу. Тед, жадная задница, так и не дает бабла, чтобы привести в порядок проводку!

Светляк, как я вскоре выяснил, был в супермаркете кем-то вроде завхоза, мастером на все руки. Реально клевый чувак – один из немногих здешних работников, про которых могу сказать такое.

– Ну да, братан, – продолжал он. – Проводка тут просто на соплях держится. Никогда не знаешь, где в следующий раз дрыснет. Этот белый нигга – такая, бля, дешевка!

«Белый нигга?» – подивился я про себя. Как прикажете это понимать?

Понимаете, ну не мог же я так вот попросту спросить у него, что такое «белый ниггер», – сам будучи белым, я сильно подозревал, что за такие вопросики можно и в глаз схлопотать. И за дело – у белых нет причин использовать это слово. Но может… они есть у «белых ниггеров»?

Пожалуй, это то, что я так никогда и не просеку в жаргоне и черной культуре, будучи белым парнем. Черт, хотел бы я думать, что я довольно хороший писатель, но вот танцор, к примеру, из меня совершенно никакой. И давайте будем реалистами: у черных людей есть душа! Просто есть кое-что, чего люди никогда не поймут. Что касается меня, то оксюморон[17] «белый ниггер» я никогда не разгадаю.

– Ну ладно, спасибо, Светляк. Приятно было познакомиться, – сказал я, двигаясь дальше.

– Лана, нигга, пойду починять эти чертовы лампы.

Я не знал уже, что и думать. Теперь он и меня «ниггером» назвал? Что, блин, вообще творится? Это… хорошо или плохо? Я размышлял над этим всю дорогу до пекарни, которая располагалась на задах магазина, возле аллеи номер тринадцать. Пахло там просто чудесно: кругом всякая выпечка, буханки свежего хлеба, печенье, кексы, торты и бублики. От одного аромата я позабыл обо всем на свете.

– Эй, это ведь ты Флинн?

Вот так-то я и познакомился с Миа Торрес.

Вот уж красавица так красавица! Двадцать пять лет, свободно говорит по-испански, смуглая, пять футов шесть дюймов – «мисс Супермаркет» с иссиня-черными волосами; великолепное тело; теплая, зовущая энергия; лучистая улыбка. Только она во всем магазине и воспринималась настоящей. Эдакое сочетание Джессики Альба и Рашиды Джонс[18]. Смесь та еще, но, черт, она действительно была великолепна! Миа, типа, из тех девушек, на которых только посмотришь – и сразу чувствуешь притяжение, какая-то химия между вами возникает. Я ощутил легкость в ногах. Поглупел от любви. Был сражен в самое сердце. Идеал! Я понял, что просто стою, словно язык проглотив.

– Э-э… гм… Я тут всего второй день работаю… – промямлил я в конце концов, нервно нашаривая свой «Молескин».

– Ну, для начала, это…

Ее перебила крошечная рыхлая белая тетка с лицом, охваченным гневом, похожая на Роберта де Ниро. Рост пять футов четыре дюйма, вся в белом, в усыпанном мукой фартуке, со скалкой и отвратительной волосатой бородавкой над верхней губой. Она открыла рот, чтобы заговорить, но прежде чем из него вылетел первый слог, я уже понял, что голос у нее будет, как у злодея из фильмов про Джеймса Бонда. Того самого джеймс-бондовского злодея, который и вызвал меня сюда по громкой связи.

– Этот, что ли, подсобник? – вопросила она, не обращаясь ни к кому из нас в отдельности.

– Да, я Флинн… Я…

– А ну-ка давай за мной, – перебила она, хватая меня за локоть.

И вот этот шестидесятипятилетний Роберт де Ниро в женском обличье уже тащит меня в тесную пекарню. Мы оказались в окружении холодильников, духовок, огромных противней футов трех в длину и двух в ширину. Помещение обрамляли прилавки, заваленные выпечкой.

– В холодильниках мы держим заготовки, – сказала тетка с сильным русским акцентом. Я посмотрел на ее бейджик. На нем было написано «Бианка». – А вот тут – готовая продукция.

Она вытащила коробку, и я сразу понял, что она имела в виду, – никакие пончики, крендели или бублики тут на самом деле не делались. Их поставляла какая-то сторонняя компания, и их хранили замороженными в белых картонных коробках. Так что все, что от вас требовалось, – это закинуть их в промышленную духовку, дать им пропечься и переложить в красивую упаковку, чтобы придать им такой вид, будто они сделаны тут с нуля.

В пекарне я провел несколько следующих дней, и за это время многое узнал. Довольно скоро мой блокнот был почти полностью исписан. К примеру, вы знали, что когда что-нибудь новое выносят в торговый зал – например, пироги или какую-то другую выпечку, – то самый свежак кладут под самый низ, чтобы сначала разобрали старые продукты? Так что когда в следующий раз пойдете в магазин, поройтесь лучше в самом низу или у стенки.

Помимо джеймс-бондовского злодея, который пытался убить во мне остатки оптимизма, здесь всегда была Миа. Наши рабочие места располагались как раз по соседству. Я раскладывал готовые бублики и буханки хлеба на прилавке типа буфетной стойки, только без прозрачной перегородки. Справа от меня был проход, через который мы могли выйти в зал, а с другой стороны от этого прохода было рабочее место Миа – она загружала духовки. Мы достаточно времени проводили вблизи друг от друга и установили полное взаимопонимание. Могли поболтать, поприкалываться, похихикать. Она показывала мне, как печь и замораживать торты. Это было прямо как из какого-нибудь эпизода «Холостяка», где соперницы что-то пекут вместе, игриво обсыпая друг друга мукой. У меня реально возникло чувство, что она на меня запала.

Миа рассказывала мне о своих жизненных амбициях, об учебе в колледже, где она изучала юриспруденцию. О том, как росла в очень бедной семье, как отец бросил их и слегка повернулся умом. Она приняла участие в конкурсе на полную стипендию, написала трогательное письмо одному типу, который баллотировался на пост губернатора. В итоге тот решил пожертвовать свои личные деньги на доброе дело, хотя еще вопрос, кто кому доброе дело сделал – он этой смуглой девчонке из бедной семьи, или она ему. Это был ловкий ход – сыграть роль благодетеля для молоденькой женщины из низшего класса, да еще и латиноамериканки, чтобы заполучить голоса. Такая уж штука политика.

Миа особо не волновала основная причина, по которой она получила стипендию – главное, что поступила, учится и закладывает фундамент своей будущей карьеры. Она хотела работать юристом в сфере развлечений. Особой склонности к музыке у нее не было, на сцене она могла вообразить себя, разве что распевая под душем. Интересовало ее другое – она мечтала прикрывать спину талантам, представлять их интересы, следить, чтобы их не эксплуатировали и чтобы они получали столько денег, сколько заслуживают.

Часы, которые мы проводили вместе, – это нечто изумительное. И, общаясь возле прилавка, всё больше узнавали друг друга. Ее семейная ситуация немного напоминала мою. Меня привлекали в ней ум, амбиции и упорство. И по какой-то причине она вроде как хотела узнать как можно больше обо мне. Я поведал ей все. Ну, или почти все.

Рассказал ей про папу, которого никогда не знал. Рассказал про свою бесцельно прожитую юность. Рассказал про разрыв с Лолой и свои месяцы депрессии. Рассказал, на какие ухищрения шла моя мать, чтобы вырастить меня в одиночку. Что я ей не стал рассказывать? Что сейчас пишу книгу. Книгу, в которой она теперь один из персонажей.

Миа всегда улыбалась, разговаривая со мной, ее интересовало все, о чем я говорю. И порой я испытывал неловкость за то, что не до конца с ней честен. За то, что использую полученные от нее сведения как исследовательский материал для своего романа. Но довольно скоро я перестал испытывать подобное чувство. Решил, что на данный момент вполне этично держать это при себе. После всего лишь часа общения с Миа в тот самый первый день мне больше не требовался блокнот – в голове прочно откладывалось каждое сказанное ею слово. Все это было у меня в памяти! А через какое-то время я вдруг сообразил, что последний раз делал записи в свой «Молескин», общаясь с Фрэнком.

«Блин, Фрэнк!» – опомнился я, пока Миа продолжала что-то говорить. К тому времени я не видел его уже несколько дней и гадал, куда же он мог подеваться. И знаете что? Это была типа как благословенная передышка, скажу я вам.

И прямо в ту же секунду у входа в магазин, возле аллеи номер один, показалась тощая рука, которая интенсивно размахивала банановой кожурой, пытаясь привлечь мое внимание. За рукой последовала голова Фрэнка, высунувшаяся из-за стеллажа словно в каком-то долбаном мультике. Он манил меня к себе, но я отмахнулся – типа, не до того, работаю, мол, – и показал на Бианку, русскую злодейку и разрушительницу счастья.

– Кому это ты? – спросила Миа тоном, в котором ясно читалось: «Почему это ты не обращаешь на меня внимания, когда я с тобой разговариваю?»

– Что? А! Прости. Тут один знакомый пытается завладеть моим вниманием.

– О!..

– Ну да, прости.

Пока я подыскивал дальнейшие извинения, нас перебили.

– Привет-привет, работники «Малдунз»! – воскликнул Тед Дэниелс, с преувеличенным энтузиазмом делая нам ручкой. Он направлялся в сторону кофейни с Карой, пухлогубой блондинкой, которая там работала.

– Ой, бедная девочка! – сказала Миа. – От этого Теда просто мурашки по коже. Ненавижу иметь с ним дело. А она такая славная…

– И у нее своеобразные вкусы, – добавил я.

– Что?

– Ну, я просто слышал, что вкусы у нее малость того… своеобразные, ха-ха.

– Кто тебе такое сказал, Флинн?

– У Фрэнка был с ней секс.

– Ну, значит, все он врет, этот твой Фрэнк, – сказала Миа. – Потому что Кара, типа, супер какая строгая, до свадьбы ни-ни. Сама могу подтвердить. Если у нее с ним был секс, тогда… тогда у меня член.

Мои глаза метнулись вниз к молнии ее брючек.

– Флинн! – Миа хихикнула, а потом шлепнула меня по руке.

Вот это да! Она определенно на меня запала. Типа, всё почти как в школьные годы чудесные, классе в девятом… Шлепнула, хихи-хаха…Супер!

К обеденному перерыву я порядком подустал – не от разговоров с Миа, естественно, а от тяжких трудов под надзором Высасывательницы Душ Бианки. Только собрался прерваться, как подошел зеленоволосый Кёртис, неуклюже попытался заговорить с Миа, пока я укладывал бублики в пакеты. «А не пошел бы ты в жопу!» – подумал я. Когда он уходил, то бросил на меня злобный взгляд – типа, чтоб ты сдох. И без того настроение испортилось, но Бианка еще и приказала нам не разговаривать друг с другом во время работы. Типа, я мог бы это понять, если б из-за этого мы не поспевали, или шумели, или в чем-то косячили, но наши рабочие зоны располагались в считаных футах друг от друга, – и все же у этой суки хватило духу приказать нам не разговаривать!

Во время перерыва я стянул несколько ломтей мексиканского «хлеба мертвых»[19] из пекарни, а затем направился в гастрономический отдел и стырил немного медовой ветчины и швейцарского сыра, когда Кёртис отвернулся. Соорудил себе на скорую руку сэндвич. Потом пошел в комнату отдыха, где Фрэнк наполнял бумажный стаканчик водой из синего пластикового кувшина.

– Чувак, где ты был? – спросил он.

– Могу спросить у тебя то же самое, друган. Я уже несколько дней тебя не видел.

– Бро, разве ты не видел, как я сегодня тебе махал? – поинтересовался Фрэнк, приосанившись. – Я пытаюсь привлечь твое внимание уже несколько дней, пока эта злобная сука, которая там работает, не смотрит.