Читать книгу Субмарины уходят в вечность - Богдан Сушинский - Страница 17

Начало февраля 1945 года. Германия. Восточный фронт. Замок Шведтбург в районе города Шведт-на-Одере.

Замок был небольшим и полуразрушенным и на заснеженной вершине холма, облепленного крестьянскими домами и всевозможными местечковыми строениями, казался то ли обезглавленным, поруганным собором, то ли давно заброшенным монастырем. Однако в левом крыле было достаточно комнат, чтобы даже в таком полуразрушенном виде превратить его в штаб обороны Шведтского укрепрайона.

Собственно, района как такового не существовало. Скорцени еще только приходилось создавать его сейчас, из своих полуукомплектованных истребительных батальонов, из не имеющего опыта боевых действий охранного батальона «Герман Геринг», а также из расквартированного в Шведте 3-го танково-гренадерского батальона и остатков тех частей, которые отводились с правого берега Одера, где русские уже вспахивали последние линии германских оборонительных рубежей.

– Я требую объявить мой приказ всем жителям Шведта, – громыхал своим басом Скорцени, выстроив перед собой бургомистра этого города, являвшегося одновременно и командиром его фольксштурма, – Шрадера-Роттмерса, партийного уполномоченного, начальника полиции и еще каких-то городских чиновников. – Объявить и жесточайше потребовать его выполнения. Приказ этот будет звучать так, – взял со стола написанный им самим от руки текст. – «Вражеским войскам удалось подойти к правому берегу Одера в районе Шведта, а также прорваться на левый берег его севернее города. В связи с этим все население Шведта, не занятое в обороне города, подлежит принудительной эвакуации. Всех мужчин, способных держать в руках оружие, мобилизовать в подразделения фольксштурма».

– Господин комендант укрепрайона, – появился Штубер, назначенный Скорцени своим начальником штаба, – только что сообщили, что в отдельных местностях русские зацепились за правый берег южнее Шведта, в районе города Марынь. Наши войска контратакуют, но…

– Никаких «но»! – осадил его Скорцени. – Достаточно того, что наши войска контратакуют. Вот почему, – вновь обратился к бургомистру и его чиновникам, – дальше мой приказ звучит так: «Остальных жителей города и окрестных деревень мужского пола мобилизовать для работ по созданию оборонительных рубежей на левом берегу Одера и непосредственно в черте города. Никто не имеет права покинуть район Шведтского плацдарма без письменного разрешения. Постам СС и полевой жандармерии обеспечить проверку документов на улицах города и на вокзале.

Лед на Одере в районе Шведта взорвать, все низменности в окрестностях города, которые защищались дамбами, затопить. Все мосты через Одер, в том числе и мосты на плотинах, заминировать и подготовить к взрыву по моему приказу. О любом невыполнении приказаний немедленно доносить. Дезертиров и паникеров расстреливать на месте. Исходя из приказа рейхсфюрера СС Гиммлера, объявляю, что семьи всех тех, кто сдастся в плен, не будучи раненым, подлежат уничтожению, ибо этого требуют долг перед народом и традиции германцев».

– Мы немедленно доведем этот приказ до сведения жителей, – дрожащей рукой принял его текст мэр города, седовласый толстяк с отвисшими небритыми щеками, похожими на неухоженные бакенбарды престарелого гренадера.

– И еще. Как мне доложили, в эти часы через город проходят бесконечные колонны беженцев с правобережья. Всех гражданских мужчин, всех военнослужащих тыловых частей, всех, кто способен держать в руках автомат, задерживать и ставить в строй. Всех, кто забыл о своем долге перед рейхом, расстреливать. Или вешать. На ваше усмотрение, господа. Из подростков, не подлежащих призыву в армию, формировать отряды юных истребителей танков и подразделения гитлерюгенда.

Две недели спустя, после того как были выполнены все приказы обер-диверсанта рейха, Шведт и его ближайшие окрестности действительно были превращены в мощный плацдарм, в зону которого вошли Ангермюнде, Цеденник и ряд других близлежащих городков. Лед на Одере был взорван, мосты через него разрушены, а на берегах затопленных низменностей, по которым не мог пройти ни один русский танк, ни одна машина, появились двойные линии окопов и блиндажей. В опорные пункты были также превращены многие дома и целые кварталы; каждая кирха и каждый замок перевоплощались в крепость; даже стоявшие в речных заливах суда и катера преобразовывались в своеобразные плавучие огневые точки, препятствовавшие переправе русских.

Скорцени прекрасно понимал, что плацдарм сковывает большую массу русских войск и что его падение открывает путь вражеским дивизиям к непосредственной линии обороны Берлина. Но в то же время он прекрасно понимал, что удерживать сколько-нибудь долго этот плацдарм будет невозможно, ибо уже через неделю вся эта немногочисленная, но стойкая группировка окажется в полном окружении.

– Господин оберштурмбаннфюрер, – доложил ему Штубер, когда однажды поздно вечером Скорцени вернулся в Шведтбург после очередного объезда нескольких районов плацдарма, – у рации командующий группой армий «Висла» рейхсфюрер СС Гиммлер.

– Какая еще группа армий «Висла», когда враг уже на левом берегу Одера?! – проворчал Скорцени, направляясь вслед за Штубером в комнату, служившую штабным узлом связи. – Назвали бы уж, для приличия, группой «Одер».

– Кстати, когда Гиммлер, который хорошо помнит меня, спросил, как у вас дела, я ответил, что теперь под вашим командованием находятся войска численностью до двух дивизий, а вам все еще не дали даже полковничьего чина.

– Кто позволял вам задавать такие вопросы, Штубер? – не особенно огорчившись – у него и кроме бестактных вопросов Штубера было чем огорчаться, – спросил Скорцени.

– Не позволили, а вынудили… Все те армейские чины, которые прямо высказывают недоумение тем, что генерал и два десятка полковников вынуждены выполнять приказы подполковника.

– Считайте, что оправдались. И как отреагировал Гиммлер?

– Промолчал, напомнив, после неуместной паузы, чтобы я поскорее отыскал вас.

В сущности, Штубер был прав: Скорцени действительно порой чувствовал себя неловко оттого, что приходилось отчитывать генерала и полковников. Но знал он и то, что ни Гиммлер, ни тем более Гитлер не решатся повышать его в чине. Это было уже понятно всем, кто его знал, кто следил за его подвигами и продвижением по службе. Однако обер-диверсант рейха не желал впадать сейчас в амбиции обойденного в чинах.

– Я знаю, что, невзирая ни на что, вы все еще удерживаете свой Шведтский плацдарм, – донесся до него сквозь легкие помехи взволнованный, глуховатый голос командующего группой армий. – Это вызывает удивление даже у очень опытных фронтовых генералов.

– Как офицер, я всегда руководствуюсь девизом Генриха Саксонского: «Приказ должен быть выполнен!»

– Сколько еще продержится ваша группа?

– До полного окружения, а также физического истощения и истощения боеприпасов. Точнее, не более пяти суток, – твердо ответил оберштурмбаннфюрер. – Так что целесообразнее влить эту группу подразделений в первую линию обороны Берлина. Кроме всего прочего, таким образом мы спасем от истребления остатки наших истребительных батальонов.

– Тем более что фюрер и так убежден, что они уже перебрасываются в Альпы для создания укрепленного района «Альпийская крепость», последнего оборонного рубежа рейха. В тот горный район, в который кое-кто из фельдмаршалов советует фюреру передислоцироваться вместе со своим личным штабом уже сейчас. Вы понимаете меня, Скорцени, уже сейчас. В то время как «Альпийская крепость» еще не создана.

– И каков будет приказ?

– У нас все еще достаточно генералов для того, чтобы принять у вас командование Шведтским плацдармом и заняться отводом его подразделений к линии берлинской обороны. Вы же с остатками своих истребителей отбываете в «Альпийскую крепость», не забывая при этом о подготовке к эвакуации руководства рейха с помощью известного вам морского соединения. Поскольку окончательного решения по поводу линии поведения рейхсканцелярии и личного штаба фюрера еще не принято, нужно предусматривать варианты.

Скорцени понимал, что скрывалось за этой недосказанностью Гиммлера. Ни он, ни кто бы то ни был иной не мог с точностью сказать, как поведет себя фюрер дальше, какое примет решение. Одни предлагали до конца оставаться в Берлине и добиваться сепаратных переговоров с Западом, другие настаивали на немедленном перебазировании рейхсканцелярии и штаба Верховного главнокомандования в «Альпийскую крепость» или на север, в район Фленсбурга, под защиту флота, войск СС и отборных частей морской пехоты Деница.

При этом не исключалось и тайное бегство в Испанию, Аргентину или Юго-Западную Африку, с передачей фюрерских полномочий Герингу, Деницу или Гиммлеру и с подменой Гитлера на им же, Скорцени, взлелеянного двойника.

Предложений возникло несколько, однако решение обязан был и мог принять только сам фюрер. Но он его упорно не принимал, ставя в затруднительное положение всех, кто все еще пытался заботиться о его безопасности и его спасении во имя спасения нацистского движения. Или кто желал скорейшего самоотстранения его во имя успешных переговоров с англо-американцами.

– Когда именно прикажете отбыть в «Альпийскую крепость», рейхсфюрер?

– Завтра к восьми утра за вами прибудет транспортный самолет.

* * *

Лишь спустя несколько дней Скорцени узнал, что, по странному стечению обстоятельств, уже через полчаса после разговора Гиммлера с комендантом Шведтского плацдарма ему позвонили из приемной Гитлера.

– Как хорошо, что вы оказались на месте, Гиммлер, – как всегда, слегка прогнусавил личный адъютант Гитлера обергруппенфюрер СС Юлиус Шауб. – С вами будет говорить фюрер.

– О чем? – поспешил поинтересоваться командующий группой армий «Висла». Иногда такое любопытство срабатывало, и Шауб успевал сообщить или хотя бы намекнуть, что именно может интересовать хозяина ставки. И был слегка обескуражен, когда ответ услышал голосом самого вождя:

– О Скорцени будем говорить, Генрих, о Скорцени. Почему никто не докладывает, где сейчас находится этот мой личный агент по особым поручениям?

– По моему приказанию он командует группировкой войск на плацдарме в районе Шведта, где уже проявил себя как исключительно храбрый офицер.

– Так это он создал тот самый знаменитый Шведтский плацдарм?! – искренне удивился Гитлер, хотя рейхсфюрер мог поклясться, что в одном из донесений о боях на Одере уже называл имя обер-диверсанта.

– Причем сражался там с исключительной храбростью, – решил воспользоваться слабостью Гитлера и поднять настроение, расхваливая подвиги его любимца. – Там, где оборону держал Скорцени, ни один русский не прошел. Будь в нашем распоряжении хотя бы несколько таких генералов, мы остановили бы коммунистов еще на Висле.

– Или на Волге, – проворчал Гитлер. – Помнится, Шауб, Рыцарским крестом Скорцени мы уже награждали.

– Да, он награжден им, – ответил вместо адъютанта Гиммлер.

– В таком случае передайте Скорцени, что я награждаю его Дубовым венком к Рыцарскому кресту[23].

– С радостью сообщу, мой фюрер.

– Однако он должен быть сейчас не на Шведтском плацдарме, а в Альпах, – сразу же перешел на сухой приказной тон Гитлер. – Ему было поручено готовить последние редуты нашей обороны – «Альпийскую крепость».

– Он занимался этим, хотя у него были и другие поручения, – понял Гиммлер, что слегка запоздал с переброской обер-диверсанта в Альпы. Однако фюрер уже не слушал его.

– Очевидно, вы, Генрих, не понимаете всей важности создания мощного оборонительного района в Альпах, в непосредственной близости от границы с нейтральной Швейцарией, которая будет служить естественным прикрытием наших тылов, – постепенно входил он в привычный ораторский раж. – Там, превратив каждый альпийский перевал в неприступную крепость, мы остановим врага, вынудив его вступить с нами в тяжелые бои и в столь же тяжелые переговоры! Оттуда, со склонов Альпийских гор, мы, волна за волной, пойдем в решительное наступление, которое, в конечном итоге, приведет к расколу антигерманской коалиции и заставит большевиков откатиться назад за Одер…

Терпеливо выслушивая его слишком затянувшуюся речь, Гиммлер постепенно отключался от восприятия ее, зато все яснее понимал то, чего фюрер не договаривал. Совершенно ясно было, что Гитлер не случайно вспомнил о Скорцени. Не исключено, что в Альпах, на границе с Италией и Швейцарией, фюрер решил создать свой новый, особо секретный бункер.

Поэтому Скорцени понадобился фюреру и для того, чтобы создать этот секретный объект, а затем охранять его, и для того, чтобы в минуты опасности обер-диверсант мог переправить его на какую-то секретную квартиру в Швейцарии, где осело немало германцев и где Гитлер довольно долгое время мог чувствовать себя в относительной безопасности. И потом, главное ведь было – пересидеть первые полгода оккупации, пока поулягутся страсти.

«Да, но как, в таком случае, быть с приготовлениями к эвакуации фюрера и его ближайшего окружения на секретную базу в Аргентину?» – тотчас же задался вопросом Гиммлер, хотя понимал, что найти ответ на него не способен. Мало того, он вдруг с ужасом вспомнил, что ведь и комендант секретной аргентинской базы «Латинос», рассматривавшейся в качестве первого пункта адаптации фюрера к латиноамериканским условиям, тоже волей случая оказался теперь рядом со Скорцени. А значит, следовало позаботиться, чтобы вместе со Скорцени из Шведта убыл и Вилли Штубер.

– Так, когда вы намерены вернуть Скорцени назад в Альпы? – неожиданно спокойно спросил Гитлер, вырывая рейхсфюрера из мечтательного потока полузабытья.

– Он вылетает туда завтра утром, мой фюрер. – Гиммлер еще хотел добавить: «Вместе с губернатором Германской Патагонии и комендантом базы “Латинос”», однако благоразумно остановился, прервав себя на полуслове. Кто знает, как мог бы отреагировать вновь размечтавшийся о личном спасении фюрер на сообщение о том, что и комендант «Латиноса» находится сейчас на Одере, вместо того, чтобы создавать неприступную «Патагонскую крепость» где-то в далекой Аргентине.