Читать книгу Жестокое милосердие - Богдан Сушинский - Страница 10

При въезде в городок Корбачу нужно было свернуть на трассу, но тут его машину оттеснили две небольшие колонны, одна из которых шла по шоссе, другая выходила из боковой дороги.

– Подождем, пристроимся, – успокоил Беркут Звездослава, пытавшегося проскочить между ними. – Еще неизвестно, какую встречу готовят нам здесь.

– Думаете, успели сообщить?

– О той машине, что на хуторе, возможно, еще нет. Но что исчезла эта, в которой мы сейчас катаемся… Думаю, уже подняты на ноги и контр-разведка, и гестапо, и полевая жандармерия.

– Однако шлагбаума на въезде нет.

– А странно.

Городок показался мирным, совсем нетронутым войной. Аккуратные кирпичные домики с островерхими черепичными крышами, невысокие металлические ограды, старательно ухоженные дворики…

– Немцы, – кивнул Корбач в сторону одного из таких двориков.

– Где? – не понял Беркут.

– Живут здесь, говорю, немцы. Разве не видно? Аккуратности да умению вести хозяйство нам бы у них стоило поучиться. А всему остальному…

– У каждого народа есть чему поучиться, если, конечно, не помнить зла.

Корбач пытался свернуть за угол, но чуть было не раздавил мотоцикл эскорта, который пристроился у заднего борта замыкавшей колонну танкетки.

– Вся колонна стоит, господин обер-лейтенант, – доложил Беркуту обер-ефрейтор, уже успевший до этого сойти с мотоцикла и прогуляться по улочке.

– Выясните, что произошло. У нас – раненый, дорога каждая минута.

– Идет проверка документов. Ищут захваченные партизанами машины.

Пристроившиеся на подножках Корбач и Беркут переглянулись.

– Что делаем? – полушепотом спросил Звездослав по-немецки.

– Они ищут эти машины в немецких колоннах?! – несколько запоздало отреагировал Анд-рей. – Тогда, конечно, успех им гарантирован. Вот что, обер-ефрейтор, пересаживайте раненого в коляску мотоцикла и гоните к госпиталю. А мы подождем своей очереди. Мотоциклистов, тем более – с раненым в коляске, задерживать они не станут.

Пока раненого перегружали на коляску заднего мотоцикла, Громов осмотрелся. Свернуть было некуда. А тут еще вечер оказался на удивление ясным, светлым. Ранняя луна словно бы пыталась заменить солнце, превращая довольно пасмурный день в светлую ночь.

– Сдавай назад! – скомандовал лейтенант Корбачу, как только оба мотоцикла умчались. – Сворачивай в первый же переулок.

Сзади, почти вплотную, подъехали еще две машины, и пока Беркут требовал от водителей сдать назад, пока Корбач осторожно и неуклюже выбирался из очереди и, юркнув в тесный переулок, пробирался им, почти касаясь бортами оград и ломая ветки, – время было упущено. И вот уже в конце переулка вновь появился мотоцикл. Осветив их фарами, водитель начал яростно сигналить, требуя остановиться.

– Кажется, приехали, – осуждающе бросил Арзамасцев, когда машина остановилась и Беркут вышел из кабины. – Кто мне теперь объяснит, какого черта нужно было переться в этот город?

– Молчать! – по-немецки гаркнул лейтенант, направляясь к мотоциклу, на котором был только водитель. Андрей узнал его: за рулем сидел солдат, который вел мотоцикл обер-ефрейтора. – Что случилось, почему вы вернулись?

– У нас неприятности, господин обер-лейтенант, – мрачно объяснил рядовой, сходя с мотоцикла. – Машину с раненым пропустили, а обер-ефрейтора задержали. Офицер полевой жандармерии просит вас подъехать и объяснить, откуда и куда мы едем.

– Разве обер-ефрейтор ему этого не объяснил?!

– Капитану полевой жандармерии вообще непонятно, как мы здесь оказались. Ведь наш батальон участвует в антипартизанской акции – обер-ефрейтор сам сообщил ему об этом. А еще обер-ефрейтор сказал, что вы…

– Что именно он сказал?

– Мне бы не хотелось повторять его слова. Поедем, господин обер-лейтенант, иначе нас просто-напросто арестуют как дезертиров, – почти взмолился солдат. – Моих товарищей уже задержали, а меня вот послали за вами.

– Решение, конечно, безумное, – проворчал Беркут и бегло, незаметно окинул взглядом пустынный переулок: ни души, моторы работают…

– Поторопитесь, господин обер-лейтенант, – вновь взмолился мотоциклист. – Уверен, что, как только вы появитесь, сразу все прояснится.

– Хорошо, – беззаботно согласился он. – Поехали спасать ваших товарищей.

Не садясь в мотоцикл, водитель начал разворачивать его, но тяжелый удар ребром ладони в висок, а потом и удар ножом в шею прервали его усилия. Вместе с подоспевшим Арзамасцевым Беркут уложил тело мотоциклиста в кузов машины и вновь вернулся к мотоциклу.

– Теперь эскортировать буду я, – сказал он Корбачу, подъехав через несколько минут к грузовику. – Двигайся за мной, попытаемся обойти городок.

– Ох и доиграемся же мы, лейтенант, ох и доиграемся! – нервно пробубнил Кирилл. – Какого черта опять лезем на рожон?

– В машину, – сдержанно осадил его Андрей, уже в который раз пожалев, что вместо этого нервного ефрейтора рядом с ним не оказалось сержанта Крамарчука, Мазовецкого или хотя бы Колара. Господи, сколько же мужественных ребят осталось лежать в доте и возле него, на Змеином плато, на окраине сел и подольских перелесков!

Тело убитого немца они оставили в первом же попавшемся овраге, но бросать мотоцикл Беркут не захотел. Загрузив в коляску трофеи – автомат, магазины с патронами и подсумок с гранатами, они осторожно выбрались на едва накатанную у опушки леса дорогу, несколько часов колесили по ней, объезжая небольшие села, и лишь на рассвете, наткнувшись на заброшенный полусожженный лесной хуторок, замаскировали машину в ельнике и решили несколько часов отдохнуть.

Это был прямо-таки райский уголок. Три холма, между которыми расположилась усадьба, придавали этой местности какую-то особенную красоту и даже таинственность; кроны величественных сосен, обступавших дом, создавали удивительный узорчатый шатер, укрывавший людей и постройки от дождя и жгучих лучей солнца; а каменистый склон ручья, протекавшего по глубокому руслу и полукругом охватывавшего эту равнину, вполне мог бы стать основанием для крепостной стены – с башнями и переходными мостиками.

– Ты бы смог остаться здесь, а, лейтенант? – поднялась к нему на вершину холма Анна. – Я имею в виду – навсегда. Остался бы?

– Только для того, чтобы всю жизнь любоваться окрестными пейзажами?

– А я ожидала, что ты скажешь: «Если с тобой, Анна, то, конечно же, остался бы!..» – Сейчас она выглядела уставшей: круги под глазами, посеревшие щеки, запыленные взлохмаченные волосы. Короткая спортивная куртка ее тоже покрылась пылью, брюки измялись.

Однако девушка не придавала этому никакого значения и старалась казаться значительно бодрее, чем была на самом деле.

– А если бы именно так и сказал, что тогда?

– Не хитри, сначала скажи мне, бедной польке, правду.

– Корбач! – окликнул Беркут бродившего по двору парня, ничего не ответив Анне. – Сними с коляски пулемет и замаскируйся с ним вот здесь, в кустах под сосной. Великолепный обзор. Через час я тебя сменю. Через два часа – в путь.

– Значит, так ничего и не скажешь бедной польке… – разочарованно вздохнула девушка, привалившись спиной к стволу сосны и положив автомат на колени. Причем Беркут заметил, что проделала это девушка так, словно укладывала спать ребенка.

– Извини, не скажу.

– Не можешь простить бедной польке тех двоих немцев-любовников в сарае?

– Хочется верить, что происходило это не по твоей воле.

– Но простить все-таки не можешь…

– Послушай ты, «бедная полька», зачем ты опять заводишь разговор о случае в сарае? – сухо осадил ее Андрей, еще раз оглядывая окрестности в доставшийся ему от обер-лейтенанта бинокль. – Давай раз и навсегда договоримся: твоя интимная жизнь меня не интересует, а того, что происходило в каком-то там заброшенном строении, я попросту не видел. Как-то не довелось. Бывает же такое?

– И того, что происходило через несколько дней на чердаке, – тоже? – коварно ухмыльнулась полька.

– Того – тем более.

– В таком случае мне не пришлось видеть, как после этих ухаживаний за мной ты преподносил «уроки поведения» своему ефрейтору. Может, заключим по этому поводу «вечный мир», а, пан лейтенант-поручик?

– Иди, отдыхай, Анна, тебе это крайне необходимо. И есть у тебя на всю эту роскошь ровно два часа.

– Благодарю за великодушие, но, по-моему, в этом доме частенько ночуют партизаны или какие-то бандиты. Во всяком случае, там полно сена, все разграблено и затоптано. Кажется мне, что и хозяева отсюда не уезжали, а нашли вечный покой где-нибудь поблизости.

– Тебе не дают покоя их привидения? Можешь устроиться на одном из соседних холмов или в кабине.

– Почему не здесь?

– Потому что здесь ты будешь отвлекать часового, – едва заметно улыбнулся Андрей.

Как бы он ни старался урезонить эту девушку, каким бы несвоевременным ни казался ее флирт, все-таки она не могла не нравиться. Даже в этих мешковатых брюках, неуклюжих сапогах и тесноватой мальчишеской спортивной куртке.

– С чего ты взял, что я собираюсь его каким-то образом отвлекать?

– Я пекусь не о нравственности твоей, а о нашей общей безопасности.

– Жаль… – Беркут так и не понял, к чему относилось это ее «жаль», а посему промолчал. – А ведь если бы не было войны, если бы не боязнь того, что завтра сюда нагрянут немцы, я бы, наверное, никуда из этих мест не уезжала. Оставила бы с собой кого-то из вас двоих: тебя или Звездослава, но не ефрейтора, конечно, женила на себе…

– Если бы не война, хозяин этого хутора еще хорошо подумал бы, прежде чем пустить тебя, а вместе с тобой – и нас, на порог. Но есть один человек, который наверняка принял бы твое предложение и не захотел бы уйти отсюда, жаль только, что он остался в Украине. Кстати, тоже поляк.

– Это ты о ком? – недоверчиво уставилась на него Анна.

– О поручике Владиславе Мазовецком, бойце моего отряда. Это он страстно мечтал побывать в своей Польше. Я же попал сюда по воле злого рока. Если только сумеем добраться до тех мест, где мы базировались; если Владислав окажется жив, и если… – Запутавшись в этих почти безнадежных «если», Беркут в конце концов махнул рукой и начал спускаться с холма, но все же на ходу договорил: – Словом, если все это случится, то обязательно познакомлю тебя с ним! Все-таки родная кровь, возможно, вы даже земляки…

– Значит, все-таки возьмешь с собой! – подхватилась Анна.

– А куда тебя денешь? – пожал плечами Анд-рей. – Все равно ведь не отстанешь.

– Ну, ты сам посуди: куда мне теперь без вас? Ведь, кроме вас, у меня теперь вообще никого нет. Не только в Польше, но и во всей Европе – никого!