Читать книгу Река убиенных - Богдан Сушинский - Страница 11

Гейдрих и в самом деле был поражен поведением рейхсфюрера СС. Гиммлер пытался вести себя так, словно лично он к организации заговора «Железной гвардии» против правительства Антонеску, а равно, как и к его позорному провалу, никакого отношения не имеет. И теперь он позволяет себе у него, Гейдриха, выяснять, стоит ли ему отговаривать фюрера от упоминания о деле Хории Симы в «Воззвании к германскому народу»! Словно не понимает, что именно сейчас фюрер будет крайне заинтересован в том, чтобы Антонеску стал надежным союзником Германии. Потому что Румыния – это сотни километров сопредельной с Советами территории, на которой могут разместиться наступающие германские войска. Потому что Румыния – это сотни тысяч пусть и не самых боеспособных в Европе, тем не менее – дополнительных штыков, которые фюрер может нацелить на Одессу и Крым, высвободив свои собственные части для удара на Минск, Москву и Ленинград. А самое главное – что это пока единственный солидный источник горючего, столь необходимого для механизированных армад Германии, для ее авиации.

– Фюрер конечно же, – чеканя каждый слог, произнес Гейдрих, – ни при каких обстоятельствах не должен упоминать в своем воззвании к народу даже имени Хории Симы. Какой в этом смысл? Пощекотать нервы Антонеску? Напомнить румынскому диктатору, что в любое время мы можем поднять против него остатки разгромленной «Железной гвардии», которая, по нашим последним и достоверным сведениям, подняться для серьезного мятежа уже не готова? Перед всем миром выставить Антонеску и его правительство как недружественных нам и ненадежных, на которые мы не можем положиться? Но в таком случае мы должны идти до конца, возвысить короля Румынии и заставить Антонеску уйти в отставку, или же вообще убрать его. И это в то время, когда сам Антонеску готов простить нам заговор против него, ради более важной цели – возврата Румынии земель между Прутом и Бугом, «исконно – как он считает – румынских земель»! А ведь это воззвание должно быть нацелено против русских. Так чем фюрер собирается навредить русским, раздувая дело о неудавшемся путче против Антонеску?

И Гиммлер, и даже Шелленберг ощутили, что Гейдрих слегка зарывается. То – что и как – он сейчас говорил, звучало слишком резко; фюрер такой реакции не одобрил бы. Зато Шелленберг наконец-то увидел того, не признающего вождей и авторитетов Гейдриха-нигилиста, которого сотворила чиновничья молва. Рейхсфюрер СС и шеф РСХА пристально взглянули друг на друга и, поняв, что их диалог зашел в тупик, перевели взгляд на Шелленберга, надеясь дождаться его третейского решения или хотя бы услышать мнение начальника управления разведки РСХА.

В данной ситуации Шелленберг оказался в самом выгодном положении, ибо к провалу в 1940 году заговора против Антонеску никакого отношения он не имел. Зато успел основательно познакомиться со всеми тонкостями этого заговора германских спецслужб и его последствий. Сразу же после провала заговора, Антонеску сумел арестовать Хориа Симу и всех основных его исполнителей. Кроме тех, кто до этой волны арестов просто не дожил.

Антонеску уже готов был вздернуть Хориа Симу на столбе напротив своего кабинета. Но мог и не торопиться с казнью, а заставить вождя железно-гвардейцев раскрыть все те нити, которые вели к заговорщикам в Берлин. И тогда Германия предстала бы перед миром как страна, не уважающая своих союзников. Тем более что Антонеску раздражало сближение Германии и России. Понятно, что он знал об условности советско-германского «Договора о ненападении» и что фюрер не собирается долго опираться на эти договоренности. Но знал и то, что у «Договора о ненападении» имеется «секретный дополнительный протокол», определяющий сферы влияния коммунистической и фашистской империй. И если бы он касался лишь раздела Польши, с окончательным и не подлежащим обжалованию приговором, вынесенным этой стране Сталиным и Молотовым, в котором утверждалось, что такого государства больше не существует и что «воссоздание его в каких-либо границах возможно только путем дружеского согласия»… Но там был Третий пункт, навязанный Германии Россией, а значит, выигранный коммунистами. И вот этот-то пункт прямо касался основ румынской государственности и румынской национальной гордости. Ибо в нем говорилось: «Касательно Юго-Восточной Европы, Советская сторона указала на свою заинтересованность в Бессарабии. Германская сторона заявила о полной политической незаинтересованности в этих территориях».

То есть, Германия демонстративно самоустранялась от влияния на процессы, связанные с Бессарабией, по существу отдавая эти «исконно румынские территории» на откуп коммунистам.

И вот сейчас, выдержав вопросительные взгляды Гиммлера и Гейдриха, Шелленберг, до сих пор чувствовавший себя как ефрейтор на генеральском совете, заговорил:

– В данный момент фюрер рассматривает Румынию как своего самого идеального союзника на южном фланге. Начиная кампанию против России, он конечно же рассчитывает на политическую волю Антонеску и на решимость румынского народа вернуть себе захваченные русскими национальные территории. Фюрер помнит, что, по настоянию руководства Главного Управления имперской безопасности, высшее руководство Германии вынуждено было вступиться за неудачливого заговорщика и попросить Антонеску сохранить ему жизнь. – Произнося это, Шелленберг заметил, как не только Гейдрих, но и Гиммлер стыдливо отвели взгляды.

Шелленберг конечно же мог бы и не акцентировать внимание на этом их провале. Но, с другой стороны, они ведь сами захотели услышать мнение своего подчиненного, да к тому же будущего автора текста «Воззвания фюрера к германскому народу». И, чтобы основательно изложить свою точку зрения, бригадефюрер просто обязан был коснуться некоторых неприятных моментов этой скандальной истории.

– Да, это так, – проскрипел зубами Гейдрих. – И нам еще повезло, что этого болвана из «Железной гвардии» удалось вырвать из рук румынской сигуранцы.

– Однако, передавая нам Симу, – не стал щадить его Шелленберг, – маршал Антонеску заявил, что делает это в знак примирения, чтобы показать, что в дальнейшем рассчитывает на полное доверие и поддержку со стороны германского руководства.

– Но при этом он знал, что сам акт передачи заговорщика Германии, – проворчал Гейдрих, – является демонстративным жестом, указывающим на то, кто именно, какая страна и какая политическая сила стоит за подготовкой этого заговора. Мы сами выдали себя – вот почему маршал выдал нам Симу, превратив сам акт передачи в акт самоутверждения[10].

– Можно истолковывать и так, – неохотно признал Гиммлер.

– И только так, – нахраписто подтвердил Гейд-рих. – Он ткнул всех нас мордами в дерьмо… прошу прощения, рейхсфюрер. Но именно так, в дерьмо… мордами. И все верно рассчитал. Фюрер был крайне недоволен нашими действиями. Его буквально взбесило то, что мы не сумели довести до успешного конца столь, казалось бы, успешно подготовленный заговор.

Шелленберг про себя ухмыльнулся, превратив при этом свое собственное лицо в преисполненную скорби погребальную маску. Он-то прекрасно знал, что непосредственными виновниками этого провала фюрер считал конкретных людей – Гиммлера и Гейдриха. Или, наоборот, Гейдриха и Гиммлера. Что, собственно, особого значения не имело. И не решился отстранить их от должностей только потому, что не время было портить отношения с двумя самыми влиятельными людьми Германии, за которыми стояла своя собственная «железная гвардия» в виде СС и Главного управления имперской безопасности.

– Возвращаясь к «делу Хориа Симы» в своем «Воззвании к народу», – неожиданно повело Шелленберга, – фюрер желает еще раз, причем официально, на высшем политическом и государственном уровне, убедить Антонеску, что подобные действия против его правительства не повторятся. Уверен, что Гитлер не просто хочет ликвидировать это черное пятно в наших отношениях с Румынией, но и попытается преподнести дело Хории Симы, как интригу русских, удачно замаскированную под операцию германских сил безопасности.

– Что-что? – просветлело лицо Гейдриха. – Что вы, Шелленберг, только что сказали? Что фюрер попытается изобличить в неудавшемся перевороте в Бухаресте русских?

– А ведь до сих пор мы даже не пытались преподнести истоки этой истории в виде умелого заговора русских, действовавших совместно с румынским коммунистическим подпольем и подло использовавших некоторых представителей «Железной гвардии».