Читать книгу Прятаться больше не с кем - Бонхол - Страница 4

Она так мурлычет. Но Фил точно её не ебёт. Его и дома-то не бывает. Ему ещё нет полтинника, он не бухает как конь, даже не курит – я не специалист по урологическим или психологическим проблемам, но неужели у него уже не стоит? Или дело в ней?

У меня нет братьев или сестёр, и хорошо – не люблю внутривидовую конкуренцию, тем более – внутри семьи. Ма после того, как родила меня, быстро пришла в форму, но по старым фото не видно, чтобы она вообще её теряла. Она занимается танцами, медитирует – следит за собой так, как она это себе представляет. И получается совсем неплохо – пресс качает плюс ко всему. Только курит – а я не выношу запаха именно её табачного дыма.

Сейчас мне дерьмово. История с Виком расшатала мои нервы, хотя этого никто не видит – я сдерживаюсь как могу. Если бы я не рассказал Рэ о том, как на самом деле ушёл Вик, я, наверное, уже сам бы отправился по его свежим следам.

Я не знаю, был ли Вик геем или нет, мне всё равно по большому счёту, это ничего не изменило бы тогда и тем более не изменит сейчас. Мы говорили о многом, но не обсуждали, кто с кем трахается – кроме случаев, когда была возможность поиметь какую–нибудь псевдонимфоманку, которая шептала, пока я надрачивал и вставлял, что «ей нужно всего лишь поебаться, всего лишь почувствовать хуй, никаких обязательств, в среду и пятницу пару раз в день». Блядища. Она не выбирала. В среду я был уже пятым, зато в пятницу – всего лишь вторым. Первым всегда был её сводный брат.

Я рассказывал Вику, как физически ощущаю присутствие в её пизде всех членов, что там были до меня, как я трусь об них своим членом, чужие волосы неприятно колются, но остановиться и не ебать её я почему–то тоже не могу. Лобок, смеётся он, заставь её побрить лобок и зону вокруг пизды, тогда тебе даже понравится и оргазм будет ярче.

Вик был прав – удовольствия от этой сучки я не получал. Были и другие, с ними было хорошо, но такой внутренней энергии, которая захватывала меня по средам и пятницам, у них не было. И я продолжал пялить эту корову.

У Вика была одна девушка. Но теперь мне в голову лезут мысли о его возможном «гействе».. Была ли эта девушка всего лишь громоотводом? Нет, я не хочу в этом разбираться. Я говорил с ней после того, как Вик повесился – она места себе не находила, всё плакала и плакала, садилась на диван, поджимала колени и плакала, рыдала и корчилась от осознания. Она тоже знала, что Вик болен.

Трудно сделать то, что сделал я. Выбить стул. Когда кто–то из вас окажется на моём месте, при всех этих обстоятельствах и ограничениях, условностях окружающего мира, в том самом дворе между двумя пятиэтажками – за и против – тогда расскажете мне потом, как вы поступили или не смогли поступить.

Мы не стали ничего делать в лесу, потому что это вызвало бы подозрения. Мне они не нужны. Следы опять же.. Да и кто в такой дождь попёрся бы в лес? Грибы, ага. Мне бы потом эти грибы в жопу по одному засунули. Когда мы пришли к тому дубу, мы уже сильно промокли, замёрзли, меня и без погоды знобило. Вик что–то неразборчиво буркнул, я попросил его повторить.

– Домой. Берём петлю и уёбываем домой.

По пути сюда мы тоже буквально парой фраз перекинулись – как раз о том, что лучше найти другое место. Я слегка охуел, когда он решил сделать это дома. Но, может, и к лучшему. «Домой»  – это последнее слово, которое я слышал от Вика перед смертью.

Мы знали, как пройти так, чтобы никто не видел нас вместе. Также я помнил, что у Вика до завтра никого не будет дома. И мне же предстояло сообщить родителям о случившемся, но сначала – копам и «скорой». Типа я пришёл в гости и так далее, а тут – вот так. Мою дрожь, мой испуг, мой страх можно и не скрывать перед врачами и копами – у меня же потеря, пиздец в жизни, истерика и нервное истощение. Я не имел представления, как я буду себя вести и каким будет моё состояние. Может, я потеряю сознание от увиденного. Кто знает.

Мы пришли домой к Вику. В подъезде было душно, влажные следы быстро высыхали, поэтому вряд ли кто–то определит, во сколько я здесь появился. Я очень хотел курить, но ни Вик, ни его родители не курили, а на балконе меня могли заметить. Вместо сигареты я взял пластиковую трубочку для коктейлей, но сильно нервничал, и вместо того, чтобы имитировать курение, грыз её и глотал пластиковые ошмётки. Вик ходил по квартире туда–сюда, я сидел на диване и смотрел в одну точку. Он принёс стул, залез на него, снял с крюка люстру, но, видимо, забыл, что к люстре идут провода и она держится теперь на них. Слез, ушёл в коридор, громыхал там ящиками с инструментами, вернулся с пассатижами и одним движением откусил провода. Люстра упала на пол, осколки разлетелись во все стороны. Вик переоделся – теперь на нём был чёрный свитер с горлом, но джинсы и кеды всё те же. Тёмные волосы зачёсаны назад, слегка растрёпанные на висках.

Ещё несколько минут – и его не будет. Внутри меня росла дрожь, и хотя я сегодня ничего не ел, тошнота так и накатывала, я не сдержался и меня вырвало желудочным соком. Потекли слёзы, я не пытался их смахнуть или вытереть.

– Что, и всё? Вот так просто, Вик?

Он не отвечал. Сосредоточился на проверке узлов, дёргает верёвку в разные стороны. Проверив, приносит своё «завещание» – порванный лист бумаги с текстом на нём – демонстрирует его мне и кладёт на стол, поверх своего ноутбука. У Вика рука в крови, но ему похуй, мне похуй, меня разрывают спазмы и всхлипы, желудочный сок противно обжигает горло.

Вик ходит аккуратно, чтобы не вляпаться в мои проблёвы. Наконец он перестаёт метаться и останавливается напротив меня. Я поднимаю глаза, слёзы всё так же текут, он протягивает мне руки, я пытаюсь встать, не могу, он тянет меня с такой силой, будто я ничто, будто я ничего не вешу. Он обнимает меня, а я не могу пошевелиться, не могу так же крепко обнять его, руки болтаются как поломанные ветки, я сам как поломанная ветка, волокнами наружу.

Вены на шее вздулись и пульсируют, воздуха не хватает, одышка, кислородное голодание, Вик отпускает меня и встаёт на стул. Накидывает петлю, затягивает. Ловит мой взгляд, подмигивает, улыбается, не разжимая губ, кивает на дверь. Слабость усиливается, меня трясёт, мотает из стороны в сторону, я спотыкаюсь, задеваю угол дивана, падаю, выползаю из комнаты, прикрывая дверь.

Голова кружится, щипаю себя, чтобы оставаться в сознании, глаза закрываются, что, блядь, коридор, коврик, крупицы грязи с улицы, странный узор, мягкий ворс, тёплый мягкий ворсистый коврик, нужно будет прибраться, слишком светло, здесь СЛИШКОМ светло, пахнет пылью, пахнет дождём, дождём, пылью и влагой, сыростью. Спрыгни сам, не заставляй меня бить, не заставляй меня вышибать этот массивный стул. Просто оступись, несчастный случай, не самый лучший день и метод, узор на пальцах практически не виден, они меня не найдут, они меня не заподозрят, я сброшу старую кожу, вставлю цветные линзы, ползи и извивайся как змея, как безвольное говно, никаких «нет», никаких «не надо» не было сказано, а зачем, мы каждую секунду делаем выбор, Вик выбрал, шансы и прогнозы ничего не значили – пустые цифры, я не смог разгадать этот код, я в порядке, Вик, я в полном дерьме.

И вытаскивал его из петли не я.

Звонил телефон. Я в полусне шарил по карманам, хотя обычно я всегда знаю, в каком кармане он лежит. Звонил не мой телефон.

Я перевернулся с живота на спину, попытался встать, не получилось, сел, челюсть болела как после хорошей драки. Телефон продолжал звонить, я мотал головой из стороны в сторону, чтобы хоть как–то вернуться в реальность этой квартиры. Не могу встать. Опираясь на руки и колени, ползу в комнату, в которой Вик..он лежит на полу, не двигается, петля на шее. Что.. Крюк вырван из потолка. Я подползаю ближе, пахнет дерьмом, но я не придаю этому значения, Вик лежит лицом вниз, толкаю его рукой в бок, чего я ожидал – непонятно, у него всё получилось, у него всё получилось, а как же, о чём он думал, я с размаху бью его под рёбра, ещё и ещё, рукой, ногой, ёбаный мудак, какого хуя, у тебя всё получилось, уже реву я, сидя в собственной моче, зеркало напротив не искажает моего лица, потому что лица уже нет.

На хуй, появились силы, встаю, забираю свои вещи, на улице уже темно, иду на балкон – второй этаж, будет легко и просто, согнуть ноги, чтобы мягче приземлиться, закрываю балконную дверь, когда начинают звонить во входную. Нет–нет–нет, меня никто не увидит, меня никто не найдёт, хахаха, дождь, грязно внизу, прыгаю, нет, ещё пара секунд, вот теперь прыгаю, скольжу на заднице какое–то время, поднимаюсь и бегу.

Бегу, бегу, бегу, бегу, бегу.

Осознание бежит медленнее, но оно всё равно меня нагонит, доберётся до меня и сожжёт изнутри.

Бегу, бегу, бегу, бегу, бегу.

Ливень со снегом. Неудобно бежать на непослушных ногах, несколько раз я так растягиваюсь, что яйца трещат, Кей, подруга Рэ, мне позавидовала бы, но яиц у неё нет, трещать нечему, она садится на шпагат и вытягивает руки параллельно раскинутым ногам, смеётся и поправляет волосы, милая девочка, асфальт сначала темнеет, потом заканчивается, ветки, стволы, столбы, никто меня не найдёт, никто не видел и не вспомнит.

Лужа рябит от ветра, сантиметровые волны бегут от одного края к другому. Всасываю воду, мне очень хочется пить. Никакого выраженного вкуса не чувствую, пью ещё и ещё, протираю лицо, встаю и иду домой.

Меня никто не ищет.