Читать книгу Часть Европы. История Российского государства. От истоков до монгольского нашествия (адаптирована под iPad) - Борис Акунин - Страница 3

Истоки всякой национальной истории, если она длится много веков, напоминают предрассветные сумерки. Сначала из тьмы доносятся какие-то невнятные шумы, проступают призрачные силуэты, угадываются малопонятные шевеления. И лишь со временем, очень медленно, события и человеческие фигуры обретают четкость. Дошедшие до потомков сведения смутны, отрывочны и часто противоречивы или просто неправдоподобны.

Из-за этого у многих историков возникает искушение прибавить рассказу о древних временах стройности и логичности, «дообъяснить» случившееся, причем гипотезам и догадкам придается вид установленного факта. Был такой соблазн и у меня, но я старался его преодолеть. Вот почему в этом томе сплошь и рядом встречаются обороты «по всей видимости», «вероятно», «предположительно» – в знак того, что данные сведения являются реконструкцией. К сочинениям по истории Древней Руси, где авторы уверенно оперируют датами, фактами, цифрами и именами, следует относиться с осторожностью.

После изучения весьма немногочисленных источников и весьма многочисленных толкований этих источников у меня возникло убеждение, что никто из историков в точности не знает, когда, кем и при каких обстоятельствах было создано и построено первое русское государство. Учебники часто приводят сомнительную датировку событий, да и сами события при ближайшем рассмотрении иногда оказываются пересказом мифов. Многочисленные несуразности «канонической» историографии, начавшей складываться еще в восемнадцатом веке, побудили некоторых исследователей к другой крайности – отрицанию традиционной хронологии и выдвижению разнообразных гипотез, переворачивающих всю историю вверх дном. Чем темпераментней автор, тем революционней выглядит его версия.

Предлагаемый вашему вниманию текст совершенно нереволюционен и нетемпераментен. Главным методом является пресловутая «бритва Оккама»: всё лишнее (и недостоверное) отсекается; остаются лишь факты, считающиеся у большинства историков проверенными или, по крайней мере, наиболее вероятными. Если остаются сомнения, это обязательно оговаривается.

Страна, которую мы называем Древней Русью, так сильно отличалась от России послемонгольской эпохи, что через толщу минувших столетий кажется нам какой-то сгинувшей, легендарной Атлантидой. Поэтому я счел целесообразным в качестве дополнения присовокупить к изложению политической истории сугубо бытоописательную главу «Жизнь в Древней Руси». Летописи зарегистрировали лишь события памятные, то есть экстраординарные, выбивающиеся из нормального течения жизни. Если ограничиться пересказом хроник, может сложиться ощущение, что вся ранняя история состояла из войн, эпидемий, неурожаев, смены правителей да возведения больших церквей и крепостей. Вставная часть, хоть она выбивается из общей линии повествования и выходит за рамки поставленной заглавной задачи, даст читателю некоторое представление о том, как и чем жили древнерусские люди.

Особенность историографии киевского периода состоит в том, что источников информации – во всяком случае, письменных – очень мало. Основополагающий, собственно, только один: «Повесть временных лет», летопись, которая сохранилась не в первозданном виде, а в двух разных вариантах более позднего времени. Совпадающие фрагменты этих двух вариантов и считаются протографом, то есть оригинальным текстом. Но и он, судя по всему, переписывался и менялся под воздействием политической конъюнктуры. События девятого и десятого веков летописец излагает очень приблизительно, а местами явно ошибочно, вставляя легенды и сказания, очевидно, почерпнутые из фольклора. Есть и большие пропуски. Только с одиннадцатого века повествование превращается из свода преданий и благочестивых притч в собственно историческую хронику, а датировка становится уверенной, часто с приведением не только года, но и числа. Однако при описании недавних происшествий автор небеспристрастен, излагая «киевскую» трактовку политических коллизий и явно льстя Владимиру Мономаху (возможно, инициатору или даже заказчику дошедшей до нас редакции), что вынуждает относиться ко многим утверждениям и описаниям с определенным скепсисом. Альтернативные хроники, в том числе региональные (новгородские, галицко-волынские), появляются лишь в конце описываемого периода и не могут существенно дополнить картину.

Кроме скудного летописного наследия историки, занимающиеся изучением Древней Руси, располагают кодексом законов XI века, известным под названием «Русская Правда», но он тоже сохранился лишь в поздних, измененных вариантах и к тому же не содержит рассказа о событиях. Некоторые дополнительные сведения встречаются в иностранных хрониках, византийских и западноевропейских, но они часто искажены либо откровенно предвзяты и весьма фрагментарны – очевидно, жизнь далекой страны не слишком занимала зарубежных летописцев. Несомненный интерес Русь представляла для варягов, которые на протяжении трех с лишним веков приплывали в восточнославянские края наниматься на службу, торговать или грабить, поэтому множество любопытных сведений сохранилось в скандинавских сагах, однако в качестве достоверного источника эти сказки, конечно, использовать нельзя.

Наконец, есть записки путешественников, побывавших на Руси. Эти свидетельства иногда помогают уточнить или перепроверить какие-то факты, но чужеземцы плохо разбираются в русских реалиях, перевирают имена, а подчас пишут явные небылицы.

Кое-какие сведения о политической истории можно почерпнуть из археологических находок, хотя подчас они не столько дают ответы, сколько вызывают новые вопросы.

Вот, собственно, вся база знаний, с которой приходится работать историкам. Поэтому неудивительно, что так называемая «официальная история» Древней Руси в значительной степени является консенсусной (то есть признаваемой большинством) реконструкцией того, что скорее всего происходило. А по многим проблемам консенсуса и вовсе не существует.

Был ли на самом деле Рюрик? Приглашали ли славяне варягов? Кто вообще такие – «варяги-русь»? Прибивал ли Олег щит на врата Цареграда? На все эти и множество других вопросов у истории категоричного ответа нет – лишь предположения.

В моем сочинении ответов на спорные вопросы вы тоже не найдете. Я не ставил перед собой такой задачи, а руководствовался принципом Д.И.Иловайского, который еще в позапрошлом веке писал: «От писателя, предпринимающего обозрение целой истории какого-либо народа, несправедливо было бы требовать точных самостоятельных исследований по всем вопросам второстепенной или третьестепенной важности, которые он встречает при последовательном движении своего труда. Но он не вправе уклониться от решения вопросов первостепенной важности».

Приступая к работе над «Историей Российского государства», я решил, что буду считать вопросами первостепенной важности следующие:

– Как, когда и, главное, почему возникло первое русское государство?

– Какие события и факторы определили природу и форму этого государства?

– Можно ли считать первое русское государство прямым предком нынешнего российского государства?

Данный том пытается дать ответ на первый из этих вопросов и начинает отвечать на второй, для рассмотрения которого понадобится более широкая историческая перспектива.

Третий вопрос дискуссионен. Существует хорошо аргументированная точка зрения, согласно которой вести отсчет истории российского государства следует с послемонгольского периода, когда политическим центром страны становится Москва.

Я же согласен с теми историками (их большинство), кто полагает, что, несмотря на утрату независимости в тринадцатом-пятнадцатом веках, перекройку границ, неоднократную смену названий, внутренней структуры, векторов развития, перенос столиц, наше государство как политический феномен существует с IX века, а зигзаги и метаморфозы определяются географическим положением, в силу которого Русь-Россия оказывалась частью то европейского мира, то азиатского, а со временем приступила к созданию собственной империи метисного европейско-азиатского типа.

Первый том получил название «Часть Европы», потому что в этот период русское государство в культурном и политическом смысле целиком принадлежало к европейской эйкумене. Второй том будет называться «Часть Азии».