Читать книгу Детская книга для девочек - Борис Акунин - Страница 2

Ласковый свет осеннего солнца лился сквозь стекла. В классе, как всегда, стоял негромкий, но и несмолкаемый гул, время от времени Швабра (на самом деле Вера Павловна, географичка) визгливо требовала тишины, гул на минуту становился глуше, но тут же набирал прежнюю силу – дети переговаривались, попискивали мобильники, раздавалось короткое пиликанье электронных игр, хихиканье девчонок и дурацкий басовитый смех Снегирева, троечника и хулигана.

Геля сидела, уставившись в окно, и думала, что только в мае и сентябре бывают эти особенные дни, солнечные и ветреные, когда всем, даже таким вполне рассудительным людям, как она, совершенно невыносимо торчать в глупой школе и слушать вредную и скучную Швабру.

Хотелось встать, ни на кого не глядя, собрать портфель и убраться отсюда куда-нибудь на волю. Молча побродить по Александровскому саду, поглазеть на туристов, посидеть на ступеньках дома Пашкова, зажмурившись, подставив лицо солнцу и ветру. Может быть, подумать о чем-нибудь стоящем, а может, ни о чем не думать.

За последние два месяца ничего важного не произошло. Нет, не так. Произошла куча всяких вещей, которые до встречи с Люсиндой Грэй Геля, несомненно, сочла бы очень важными, но теперь они словно бы и не имели особенного значения.

В августе Эраська, Гелин брат, отправился в какой-то специальный физико-математический лагерь, папа с мамой удрали в отпуск, а Геля осталась с бабушкой. В другое время она бы, пожалуй, обиделась на родителей (а Эраська – ну его вообще), но этим летом ей все было только на руку.

Гелина бабушка, миниатюрная дама с голубыми волосами, уложенными в изящную прическу, была похожа на мумию Мальвины и интересовалась только своим дачным садом, состоянием своего маникюра и пищеварением своего пуделя Джема. Что касается воспитания детей, бабушка (как она сама говорила) покончила с этим, выдав замуж свою дочь (Гелину маму). От внучки требовалось только хорошо есть, не дразнить собаку и много гулять – куда как просто.

Утром Геля послушно давилась быстрорастворимой фруктовой овсянкой из пакетика и уходила «гулять» – то есть сворачивала за угол дома, к троллейбусной остановке, и уезжала за несколько кварталов в интернет-кафе. День за днем она упорно искала след Люсинды Грэй единственным доступным способом – во всемирной паутине.

Геля неплохо знала английский, потому что ее папа был билингва (так называют людей, свободно владеющих двумя языками, а Гелин папа вырос в Англии), так что она написала всем более-менее подходящим Люсиндам, которых нашла – Люсинде Грэй, доктору философии из Коста-Рики, и Люсинде Грэй, доктору медицины из Дублина, и Люсинде Хуго Грэй, зоопсихологу из Милуоки, штат Висконсин (по ходу дела выяснив, что название штата произошло от красивого слова мискасинсин – «место красного камня» на языке индейцев-оджибве). Некоторые Люсинды даже ответили – нет, мол, извините, милая Энджелин, никакие дела не заносили их в Москву этим летом.

Тогда она решила поискать Фею Снов по запросу «Фея Снов».

Нашлись: игры для девочек онлайн, песня музыкального коллектива «Эпидемия», фото тети в красивом лифчике, сто тысяч картинок с крылатыми остроухими феями, детские духи и постельное белье.

Все, что угодно, только не клиника с исследовательским центром в Голливуде.

Лето кончилось, а поиски не принесли никаких результатов (если, конечно, не считать результатом тот факт, что за месяц сидения за компьютером и бабушкиной кормежки Геля поправилась на три килограмма, чем привела бабушку в восторг, а вернувшуюся маму в ужас).

Люсинда не появлялась и не давала о себе знать.

Возможно, в конце концов Геля решила бы, что разговор с загадочной иностранкой ей приснился, если бы не та фотография. Общая фотография с прогона «Гамлета», на которой глупо улыбались студийцы и профессионально – приглашенные знаменитости.

Все, кроме Гели и Люсинды.

Вот почему никто тогда не помешал их разговору – пока они с Люсиндой торчали за кулисами, дети и гости фотографировались. Увеличенный снимок висел в актовом зале, где репетировала театральная студия, и Геля часто смотрела на него – просто чтобы не терять надежду окончательно.

Из учебника Динки Лебедевой, сидевшей за первой партой, вдруг брызнул солнечный зайчик – нестерпимо яркий, он заметался по стенам, а потом прыгнул прямо Геле в глаза.

Геля зажмурилась, а когда разжмурилась, то попыталась сосредоточиться на уроке. Но Швабра так занудно гундела о видах географических карт, что Гелю снова унесла волна мрачных мыслей – поводов для них было предостаточно и без каких-то там самозваных фей.

Например, Динка.

Динку Лебедеву можно было назвать ослепительно красивой не только потому, что она имела привычку прятать зеркальце в книжки и урок напролет любоваться своим отражением. Лебедева выглядела именно так, как хотела бы выглядеть сама Геля, – ровные, будто по линеечке вычерченные брови, большие синие глаза в пушистых ресницах, чуть вздернутый нос и блестящие, черные, длинные (до самой попы), гладкие волосы – как у моделей в рекламе шампуня по телеку.

Геля вздохнула – мечтать не вредно. Ей до Лебедевой как до звезды. Динка высокая, а Геля, наоборот, маленькая и тощая. Глаза темные, почти черные; волосы светлые, слишком тонкие и легкие, выбиваются из любых косичек – от этого Геля всегда немного встрепанная, будто забыла причесаться. Еще и завиваются на концах в какие-то гадкие кудряшки. Нет, Геля ничего не имела против нормальных кудряшек – таких, как у Инки Позднышевой, которой мама этим летом разрешила сделать в крутом салоне химическую завивку «кудри ангела». Вот это кудри! Целая копна тугих, маленьких завитков. Инка с ними стала похожа на маленького львенка. А у Гели…

Конечно, с такой внешностью нечего и рассчитывать, что лучший мальчик в мире обратит на тебя внимание.

Геля украдкой покосилась в сторону Виталика Сухарева и мысленно завизжала «каваииии! каваииии!». Виталик был отаку – двинутым анимешником и, как две капли воды, походил на Тамаки Суо: беспорядочные льняные пряди падают на невозможного, фиалкового цвета глаза, лицо треугольное, совершенно кошачье, воротник белой лицейской рубахи красиво приподнят. Принц Орана, коротко говоря. Все девчонки в классе, даже Динка, были влюблены в Сухарева по уши.

Настроение у Гели совсем испортилось. Динка – человек неприятный, кто бы спорил, но все равно она особенная. Разбирается в моде, во всяких брендах-трендах и читает взрослый журнал «Офисьель». А Виталик? Ах Виталик!

А вот Геля – самая обыкновенная, как, например, Олежка Ткач. Конечно, папа говорит, что обыкновенных людей на свете нет, все люди особенные, стоит только присмотреться. Но кому, скажите, пожалуйста, придет в голову присматриваться к Ткачу, если на свете есть Сухарев?

У Гели даже в носу защипало от беспросветности ее несчастной жизни, и, кто знает, может, она и расплакалась бы прямо на уроке, но тут раздался гром среди ясного неба, то есть Швабрин вопль:

– Фандорина! Фандорина, к доске!

Геля подпрыгнула – от неожиданности и по въевшейся школьной привычке, – в панике озираясь по сторонам, как человек, которого внезапно разбудили.

К счастью, она додумалась взглянуть на Инку Позднышеву. Та совершенно беззвучно, однако отчетливо артикулируя, произносила: «Ме-ри-ди-а-ны и па-рал-ле-ли».

И Геля спокойно пошла отвечать – меридианы и параллели не представляли для нее опасности. Швабра поставила ей пятерку, еще и похвалила – сказала, что Фандорина молодец, потому что никогда не болтает на уроках, как некоторые, и, сдвинув на кончик носа очки в уродливой, тяжелой оправе, угрожающе посмотрела на класс.

Геля и правда вовсе не была болтушкой и трещоткой, как считала ее мама. Просто если человеку не с кем – совершенно не с кем – поговорить, то все вопросы, и ответы, и рассказы, да просто всякие мысли скапливаются как дождевая вода и временами могут совершенно неожиданно выплеснуться на любого, кто согласен слушать.

А Геле не с кем было поговорить. Совсем не с кем. Дело в том, что у Ангелины Фандориной не было друзей.