Читать книгу Горький привкус любви - Борис Александрович Титов - Страница 3
ГЛАВА I. ПОЛИНА
Оглавление***
В связи с этими обстоятельствами решено было провести заседание кафедры русской литературы, в ходе которого молодой заведующей Полине Георгиевне Ростовцевой предстояло сократить три ставки.
Глеб Владимирович подсказал ей мудрое решение: уволить двух совместителей и наполовину сократить нагрузку у троих пенсионеров. Но оставалось еще полставки, которые необходимо было у кого-то отнять, а это, учитывая мизерные преподавательские оклады, сделать было совсем не просто. Вряд ли кто-то добровольно согласится расстаться не то что с половиной ставки, но даже с ее четвертью. Похоже, ей придется самой решить эту проблему. Они с сыном и так еле сводили концы с концами, а сокращение семейного дохода в два раза поставило бы их на грань нищеты. Полина Георгиевна давно уже подумывала о том, чтобы перейти работать в школу, – и вот, кажется, наступил подходящий момент: и ее желание исполнится, и проблема, ко всеобщему удовольствию, решится. Глеб Владимирович, разумеется, будет против… Но она поставит его перед свершившимся фактом.
В ожидании начала заседания собравшиеся занимались привычными делами. Кто-то бурно обсуждал сложившуюся ситуацию. Андрей Николаевич – единственный мужчина на кафедре, молодящийся старичок весьма импозантной внешности с неизменной яркой бабочкой и голосом Зевса-громовержца – рассказывал аспиранту о нравственной сущности русской литературы. Но тому было явно не до разглагольствований мэтра. Заприметив прелестную студентку, пытавшуюся сдать задолженность похожей на ледяную статую Розалии Ивановне, он не сводил с юной красавицы восхищенного взгляда и совсем не слушал профессора.
Антонина Ивановна – сухощавая подвижная преподавательница с небрежно подведенными бровями над маленькими колючими глазками – донимала Ольгу Владимировну, которой всегда отчаянно завидовала: ведь у той был успешный муж, замечательные дети и очаровательные внуки – словом, все, о чем мечтает любая женщина. А чем она хуже нее? А вот поди ж ты – впереди одинокая старость, и ничего в ее жизни нет, кроме работы… Больше всего Антонину Ивановну злило то, что бывшая сокурсница никогда не стремилась сделать карьеру, всю жизнь проработала лаборанткой и при этом была счастлива. Правда, несколько лет назад эту должность с целью повышения статуса переименовали в методиста, но Ольге Владимировне почему-то это не нравилось, и она по-прежнему представлялась лаборанткой кафедры. Студенты и коллеги относились к Антонине Ивановне с большим уважением, а ее чрезмерную агрессивность по отношению к лаборантке оправдывали несложившейся личной жизнью. Но заведующий кафедрой психологии объяснял эти странные отношения энергетическим вампиризмом Антонины Ивановны, так как после очередной атаки на Ольгу Владимировну она успокаивалась и настроение ее заметно улучшалось.
– Да ты посмотри: вот моя прошлогодняя нагрузка! – кричала Антонина Ивановна. – А вот нагрузка этого года, она значительно больше. Я не хочу сказать, что ты нарочно добавила мне часы, да еще и лекционные. Надеюсь, это просто ошибка. Пересчитай, пожалуйста. Последнюю фразу она произнесла больше для собравшихся на кафедре, чем для Ольги Владимировны.
– Антонина Ивановна, вы же знаете, что не я определяю объем нагрузки, я лишь подсчитываю и ввожу часы в учебный график.
Ольга Владимировна никого не позволяла себе называть на «ты», даже студентов.
– В этом году нагрузка увеличена у всех, причем у вас значительно меньше, чем у других. И потом, вы, вероятно, забыли, что этот вопрос мы уже обсуждали в конце прошлого учебного года.
– Ты что, намекаешь на мой пенсионный возраст? – взвилась Антонина Ивановна.
– Ну что вы, все знают, что вы прекрасный преподаватель! Студенты в восторге от ваших лекций! Думаю, что именно поэтому вам добавили еще один курс.
– Ладно, вижу, с тобой говорить бесполезно, – бросила явно польщенная Антонина Ивановна и оставила бывшую сокурсницу в покое.
Справедливости ради надо заметить, что Антонина Ивановна действительно была преподавателям от бога и прекрасно знала свой предмет. К тому же школа Глеба Владимировича Виноградова, под началом которого она проработала много лет, тоже явно не прошла даром.
«Творчество любого писателя, поэта обусловлено социальной средой. При этом важнейшим ключом к пониманию личности, а следовательно, и творчества художника слова могут стать, казалось бы, незначительные детали его бытия, которые нередко выпадают из поля зрения исследователей. Внимательно изучите жизнь того или иного писателя – и тогда вашему пониманию станут доступны тончайшие нюансы его произведений», – часто повторял Виноградов и рассказывал о мало кому известных фактах биографий знаменитостей, предопределивших своеобразие их творчества.
Антонина Ивановна хорошо усвоила эти уроки. Она скрупулезно исследовала жизненный путь каждого писателя, о котором ей предстояло рассказать студентам, переживая его взлеты и падения, как события собственной жизни. Ее лекции изобиловали экскурсами в историю и психологию.
В углу комнаты в театральной позе сидела Наталья Николаевна и, печально глядя в окно, излагала студентке свои соображения по поводу курсовой работы, которые та лихорадочно записывала в тетрадь. Наталья Николаевна поразительно походила на молодую Ахматову. Поговаривали, что для этого ей пришлось перенести не одну пластическую операцию. И быть бы преподавательнице объектом насмешек, если бы не знала она наизусть все стихи Анны Андреевны и не читала бы их с таким неподдельным чувством, так проникновенно, будто они были ее собственными, выстраданными. За этот талант ее слушатели, коллеги и студенты готовы были снисходительно относиться к странностям Натальи Николаевны. Ее приглашали на все творческие вечера, посвященные Ахматовой, и зрители были уверены, что перед ними выступает загримированная актриса.
Алина Рахимовна – жгучая брюнетка, дама с выразительной восточной внешностью – обговаривала с преподавателем кафедры иностранной литературы последние детали предстоящей конференции и уже в который раз громко взывала к присутствующим:
– Коллеги, напоминаю: сегодня последний день подачи тезисов на конференцию!
Ее призыв повисал в воздухе – все продолжали заниматься своими делами.
– Вот видите, Александр Александрович, – с досадой говорила Алина Рахимовна, обращаясь к собеседнику, – ноль эмоций.
Из закутка, отгороженного от основного помещения листом фанеры, вышла заведующая кафедрой Полина Георгиевна. Строгий элегантный костюм подчеркивал ее безукоризненно стройную фигуру. При полном отсутствии косметики на ее лице не обратить внимания на эту женщину было невозможно: большие карие глаза в обрамлении пушистых ресниц под красиво очерченными бровями, нежная, слегка смуглая кожа, яркие чувственные губы, темные шелковистые волосы…
– Коллеги, начинаем заседание кафедры, – объявила Полина Георгиевна, и собравшиеся поспешили завершить свои дела. – Повестка дня вам известна, – продолжала она. – Начнем со злополучного вопроса подготовки учебно-методических комплексов. Во-первых, я хочу поблагодарить вас за выполненную в срок работу. Впрочем, лучше бы мы не были такими исполнительными, потому что ректор кардинально пересмотрел структуру УМК и теперь все надо делать заново.
– Это возмутительно, мы ведь уже не единожды все переделывали! – прогремел Андрей Николаевич. – Думаю, теперь не надо ничего делать, так как следующим этапом будет опять переделывание переделанного.
Дверь распахнулась, и в комнату буквально ворвалась запыхавшаяся Людмила Алексеевна.
– Заседание уже началось, – строго заметила ей Полина Георгиевна.
– Вы что, какое заседание? – закричала Людмила Алексеевна. – Вы что, не знаете?! Конечно не знаете… – теперь уже почти шепотом пробормотала она. – Виноградов умер. Мне только что сказала Волошина. Час назад Глеб Владимирович не пришел на встречу. Стали ему звонить – ни он, ни жена не отвечают, вышли на детей – а он, оказывается, умер. Умер ночью, во сне.
На миг в комнате воцарилась звенящая тишина. Неслышный до этого рев машин, снующих под окнами, пронзил внезапно образовавшуюся пустоту.
– Как? – беззвучно прошептала Полина Георгиевна. Она попыталась встать, но как-то разом обмякла и без чувств рухнула в кресло.