Читать книгу Ищите интонацию. Сборник коротких рассказов - Борис Алексеев - Страница 3

Меня разбудил ночной телефонный звонок.

– Борис Алексеевич?

– Да.

– Здравствуйте. Вас беспокоит полковой священник Анатолий Песков. Мы закончили строительство Александра Невского храма и хотели бы украсить его стены фресками. Вы согласны нам помочь? Речь идёт о работе в Киргизии.

– Согласен!

– Спокойной ночи.

Священник отключил связь. Я повертел в руках мобильник и вдруг почувствовал, что привычная картинка моего московского быта рассыпается на фрагменты, напоминающие картонные пазлы. Так дробится на тысячи брызг (а-ах!) морская волна, ударяясь грудью о гранит утёса.

На следующее утро штатный ковёр-самолёт (с двумя пулевыми ранениями фюзеляжа) «выкрал» меня из лабиринта московских улиц и перенёс в девственные предгорья Тянь-Шаня, на заснеженный берег… неба.

– Неба? – удивитесь вы.

– Да, именно неба! Всматриваясь в будни лётчиков, я понял: небо начинается не где-то там за горизонтом, а совсем рядом, на взлётно-посадочной полосе российского военного аэродрома. Именно здесь голубая волна оплескивает вытоптанные СУ-шками и транспортными ИЛ-ами бетонные плиты человеческого побережье, выманивая «на глубину» крылатых авантюристов и романтиков!..

Но обо всём по порядку.

Рассказ 1. Командир

На аэродроме, у трапа самолёта меня встретил молоденький лейтенант и сопроводил к «командирскому» УАЗику, стоявшему неподалёку. В машине, которую командир части выслал лично за мной, уже «сидела» в полном составе эскадрилья из десяти, а может, двенадцати лётчиков. По их усталому и одновременно возбуждённому виду несложно было догадаться о недавнем завершении полёта.

Пропихнув меня на заднее сидение, лейтенант, со знанием дела открыл одну дверцу, другую и вдруг под общий хохот вмял своё щупленькое тельце третьим пассажиром на переднее кресло рядом с водилой. Водила по этому поводу произнёс короткую мужскую речь, и мы весело покатили по грунтовой дороге в расположение части. За рассказами о небесных курьёзах получасовой давности дорога пролетела совершенно незаметно. УАЗ подъехал к воротам КПП и «разметав» пристальное «око» роты охраны, въехал на территорию части.

У дверей гарнизонной столовой многострадальный командирский хэтчбек «выдохнул» лётный состав эскадрильи. В совершенно пустой машине остались только водитель, худенький лейтенант и я. Мы отъехали от столовой и через пару минут остановились у дверей персональной гостиницы командира части, где мне предстояло жить во время работы над росписью храма. Вручив ключи от отдельной комнаты с видом на полковую баню, лейтенант «отдал честь» и удалился.

Ощущение тверди под ногами после стольких часов, проведённых в зияющей пустоте неба, пробудило во мне зверский, не подобающий иконописцу аппетит. Я вышел на кухню. У плиты кашеварил военный лётчик, квартирующий по соседству.

– Вот, значит, как выглядят великие художники! – сказал он, не поворачивая головы.

«Кажется, меня здесь ждали» – подумал я и решил ответить собеседнику в том же шутливом тоне:

– Точно также легко определить лётчика в толпе людей, никогда не поднимавшихся в небо.

– Это как? – он обернулся и с интересом посмотрел на меня.

– Просто. По наличию третьего глаза!

Мы понравились друг другу, разговорились и в будущие дни пригубили не одну рюмку чая, встречаясь на кухне за дружеским ужином (если у моего собеседника не было ночных полётов).

Теперь разрешите Вам представить героя настоящего рассказа: полковник Российских ВКС Горшелев Антуан Олегович. Добряк средних лет, с огромной шевелюрой каштановых волос, тронутых первой сединой. Рост штурмовой, средний. Черты лица тонкие. Глаза печальные и внимательные. Вежлив, предупредителен. На шее крестик, и вот по какому случаю:

…Командир поредевшего штурмового звена подполковник Горшелев пятьдесят вёрст тянул подбитый, истерзанный штурмовик до аэродрома. Кое-как сел. Когда же выполз из кабины на руки товарищей и оглядел со стороны собственные крылья, крепко призадумался. Не верилось, что огрызок металла без хвоста, шасси, с пробитым фюзеляжем выпорхнул из рукавичек смерти и долетел до своих! На лицо было «обыкновенное ратное чудо».

«Да, тут без Бога не обошлось, – решил Антуан, – пора креститься!»

– Небо – это что? – спрашиваю.

– Небо? – Антуан замирает, – небо, как тебе сказать, это… мой дом. На Земле я в гостях. Томительно здесь, люди, вещи. А там! Знаешь, лечу я сегодня над перевалом, а внизу орёл, как кусочек старого времени, застыл, не шелохнётся, только крыльями чуть перебирает. Я кричу: «Коллега, посторонись!» А он в ответ: «Мир тебе, человек-птица!»

Боря, не поверишь, даже в автомобиле я руль порой на себя тяну. Эх, если б не гаишники!

…Помню, как-то полковник пришёл за полночь. Я сидел на кухне и распечатывал на ноут путевые заметки из блокнота. Увидев меня, он нахмурился, как-то неловко поздоровался, прошёл в свою комнату и закрыл дверь.

Утром следующего дня мы встретились на кухне. Ни о чём не спрашивая, я оглядел моего товарища и обратил внимание на припухлость век, верный признак бессонной ночи. Из приоткрытой двери его комнаты немилосердно несло прогорклым «ароматом» скуренного табака. Я знал, что сегодня полёты, и участливо поинтересовался:

– Антуан, как вы себя чувствуете?

– Неважно. В смысле, не важно всё это. Будете кофе?

Я принял приглашение, мы сели. Антуан положил растворимый порошок и начал заливать чашки кипятком. Вдруг он отставил чайник и произнёс:

– Какого.., прости Господи, Серёга попёрся за перевал! Себя убил, ладно, полтинник пожил, нашему брату и того достаточно, но лейтёху-то молодого зачем угробил? У того жена, два малыша. Теперь что, из ордена, как из топора, прикажешь мальцам кашу варить? Видишь ли, помочь союзничкам решил. Те обделались со страху и давай трындеть: «Русо, выручай!» Ему же нельзя было туда лететь, и он знал, что нельзя, интернационалист хренов!

Я закончил приготовление кофе и спросил:

– Это то, о чём сегодня Яндекс трубит?

– Ну да. Быстро разлетелось. Стоит где промашку дать, шакалы с блокнотами тут как тут – за уши не оттянешь!

Антуан механически помешивал сахар в чашке и рассеянно смотрел в окно. Над полковой баней набирало силы голубое гарнизонное утро. «Где он сейчас? – подумал я, – может, летят они бок о бок с погибшим другом над перевалом и, отработав боекомплект по условному или иному противнику, возвращаются домой с посадочным интервалом в пятнадцать секунд? А может, закадычный друг зазвал товарища погостить, да взглянуть на картографические особенности Того света. Бывает, в бою не разобрать – жив ты, нет ли. А лететь всё равно надо…»

Антуан закончил инструктаж молодых офицеров и неожиданно ночью съехал из номера. Утром на кухонном столе, за которым мы столько дней пили чай и собеседовали, я прочитал записку: «Боря, уезжаю не простившись. Выдалась оказия за Серёгу поквитаться. Помнишь, я рассказывал тебе про орла над перевалом? Не забывай его, дружище!»

Рассказ 2. Первое июня

Сегодня самое первое, самое «крохотное» июня – День защиты детей! Праздник в прошлом сентиментально-торжественный, ныне забытый совершенно и государством, и его взрослыми представителями. То ли детей не стало, то ли мы, растеряв российское прошлое, перестали думать о российском будущем? А может, что-то невзрачное, как похмелье, опутало житейские тяготы первого летнего дня? Так или иначе, нет детского праздника на Руси в 21-ом веке. Видимо, не нужны цветные мелки юным корифеям, с трёх лет свободно редактирующим мамину фотографию в последней версии ещё не русифицированной программы «Paint». Так решили родители.

…В далёкой и очень серьёзной российской воинской части, на территории неба, подконтрольной оперативной службе ПВО, выдалась дивная космическая амброзия. Солнце солировало!

Перед зданием гарнизонного клуба собрались нарядные молодые женщины (вы же понимаете – в таких частях служат только контрактники, и живут они не в казармах, а семейно в гарнизонном городке). Счастливые мамы, как цветущие ветви розария, возвышались над множеством празднично экипированных малышей. Играла музыка. Женщины-организаторы изобретали немыслимые соревнования для смышлёных, смешных и милейших карапузов. Кто-то прыгал через верёвочку, кто-то рисовал мелками на асфальте, кто-то картавил в микрофон – веселились все!

Глядя на праздник будущей осмысленной жизни, я невольно думал, что каждую минуту этот человеческий рай может вздрогнуть от рёва гарнизонной тревоги. Огромные папы с ружьями и гранатами на глазах притихших от ужаса малышей побегут на огневые точки, не успев даже попрощаться с любимыми крохами. А мамы, прижав к груди свои испуганные сокровища, побросают на асфальт всё лишнее – сумки с переодеванием, коляски, апельсины и помчатся, как сполохи вихря, в бомбоубежище, о котором им столько раз говорили заботливые папы…

Да продлит Господь мгновения земного рая! Быть может, тогда мы, наконец, забудем горькое правило теории Дарвина: ради выживания и благополучия следует всё время немножечко бояться. А наши души, одолевшие страх, станут лёгкими, как пепелы[1], поднимутся в небо над гарнизонными ПВО и полетят в будущий день «на разведку» всеобщего личного счастья!