Читать книгу Леоново и Ростокино вчера и сегодня - Борис Алексеевич Шеватов - Страница 2

Пережившая Смуту бывшая деревня, а теперь «пустошь Левонова» в середине двадцатых годов семнадцатого столетия была пожалована в поместье Ивану Никитичу Хованскому. В архивных документах его имя упоминается в 1625 году среди стольников с окладом в 40 рублей, назначенном в апреле 1623 года.

В это время правительство широко раздавало служилым людям запустевшие и не приносившие дохода дворцовые земли почти до 1627 года. После недавнего лихолетья государственная казна была практически пуста. И власти решились на довольно смелый шаг – часть земель вблизи столицы продать частным лицам и пополнить казну.

7 февраля 1628 года московским правительством был издан указ, разрешавший продажу порожних земель в вотчины «боярам и приказным людям и служилым и не служилым людям и мочным гостям по полторы десятины за рубль, чтобы из пуста в живущее выходило». Предоставляя право приобретать пустые земли, правительство, в общем, перекладывало заботу об их хозяйственном использовании на частных владельцев.

За год с небольшим в Московском уезде было продано 75 земельных участков. Владельцами их стали люди известные – это князь Д. М. Пожарский и боярин И.Н. Романов, Шереметевы, и другие видные деятели эпохи. Буквально накануне указа стольник князь Иван Никитич Хованский получил в поместье две дворцовые пустоши Коровью и Левонову на берегах Яузы, впоследствии ставшие частью усадьбы Леоново. Собственностью Хованского стали запущенные пашни и поросшие лесом» середние и худые земли..60 четей в поле, а в дву потому ж»… [2]

В начале XVII столетия служилые люди, особенно близкие ко двору, получали от государства известное количество земли в поместье в пожизненное владение без права продажи и заклада. В свою очередь помещик обязался по первому зову в военную годину являться в поход с конем и доспехами да еще вооружить своих людей. Так благодаря поместной системе поддерживалось государево войско, которое собиралось при приближении неприятеля, и не было регулярным. Кроме того, люди родовитые получали земельные вотчины, которыми они могли распоряжаться по своему усмотрению – продавать, передавать по наследству.

Соседи Хованского по поместью – все важные государственные мужи, не говоря уже о том, что леоновский помещик был племянником Дмитрия Пожарского, героя 1612 года. Немаловажен и тот факт, что Иван Хованский был женат на дочери М.М. Салтыкова, родственника царя Михаила Федоровича Романова. Поместье Хованских Леоново на Яузе граничило с землями Троице-Сергиева монастыря, с его монастырским селом Ростокино и почти соприкасалось с владениями боярина Трубецкого (с. Алексеевское) и боярина Черкасского (с. Останкино) да с землями князя Пожарского (с. Медведково.)

Время от времени Иван Никитич Хованский обустраивал свое подмосковное поместье и в 1633 построил в Леонове деревянную церковь во имя Положения Ризы Пресвятой Богородицы. Однако служба государева требовала от него частых отлучек из подмосковной вотчины.

Прежде, чем мы перейдем к послужному списку боярина, несколько слов скажем об этой княжеской фамилии. Свое начало род Хованских ведет от великого князя Литовского Гедимина. Внук его Патрикей Александрович, князь Звенигородский, в 1408 году поступил на службу к великому князю Московскому Василию Дмитриевичу. А фамилия Хованские произошла позднее от прозвища внука князя Звенигородского Василия, который и стал потом главой рода.

Портрет Алексея Хованского.

Отец Ивана Хованского Никита Андреевич еще при первом Самозванце был воеводой в Нижнем Новгороде. А в 1607 году царем Василием Шуйским направляется на службу в Боровск и под Калугу. О его близости ко двору говорит тот факт, что на царской свадьбе он был один из двух «дружков» с И.М. Пушкиным. А его жена Дарья Михайловна, урожденная княгиня Пожарская, была одной из царицынских «больших свах». Родственные связи и личные качества помогали Ивану Никитичу Хованскому занять видное положение при дворе. Стольник и воевода, владелец села Леоново, успешно продвигался по карьерной лестнице. Ну а что представляла собой тогдашняя боярская дума и ее представители?

Любопытную характеристику им дает беглый подъячий Посольского приказа, дессидент Григорий Котошихин[3]. В книге, изданной в Швеции, он писал: «Иные бояре, брады свои уставя, ничего не отвечают, потому что цари жалуют многих в бояре не по разумению их, но по великой породе, и многие из них грамоте не ученые…, однако сыщется и окроме их кому быти на ответы разумному». Судя по всему, Иван Хованский был человеком деятельным и далеко не глупым. В его послужном списке – служба главным воеводой в Большом полку в украинных городах, когда ожидался приход крымцев и ногайцев. Служил исправно Иван Никитич в Туле и Боровске, и в Одоеве.

В подмосковную свою вотчину, к семье Хованский наезжал, когда позволяла служба. В те времена поместья служилых людей были своеобразными сельскохозяйственными фермами. Отсюда на обширные московские дворы возились всяческие продовольственные припасы. И дворы столичные, и подмосковные были тем самым местом, где в свободное время помещик оказывался в кругу домочадцев – жены и детей, куда приглашались гости. Отсюда служилые люди отправлялись в дальние пределы справлять царскую службу. Довольно редко их усадьбы были местом отдыха и развлечений. В свои вотчины приезжали, отпросившись, на несколько дней, чтобы осмотреть свое хозяйство да потешиться охотой.

С начала сороковых годов Иван Никитич Хованский в Москве, «перед государевыми очами». Поэтому дворцовые интриги его не миновали. При Алексее Михайловиче Тишайшем пришлось пережить Хованскому опалу и ссылку в Сибирь. Долгое время причину его ссылки в Пелым историки не могли объяснить. Лишь недавно обнаруженный документ – царский приговор боярину Ивану Хованскому проливает свет на белые пятна в его биографии. Иван Никитич оказался причастен к делу датского королевича Вальдемара (его прочили в мужья дочери Михаила Федоровича Романова – Ирине). Хованский и Стрешнев, видимо, пытались положительно повлиять на исход этого дела. Они поддерживали надежды царя, что королевич примет крещение. Но Вальдемар оказался крепким орешком.

А мысли отпустить иноземца королевской крови царские приближенные не допускали, несмотря на его отчаянные попытки уехать из Москвы. Лишь после смерти царя Михаила Федоровича и его супруги Евдокии Лукьяновны в 1645 году, Вальдемара отпустили.

Новому государю Алексею Михайловичу крестить королевича также не удалось. Да, кроме того, послы датские прислали государю челобитные об отпуске Вальдемара на родину. Теперь, чтобы оправдать отступление от воли покойного государя, вину переложили на царских слуг. В вину Хованскому и Стрешневу вменяли, что они обращались к ведунам и якобы уверяли царя, что королевич крестится в православную веру.

«Да ты же, князь Иван, с теткой своею княгинею Марьею Хованскою, – говорится в приговоре, – ходили за большим дурном за ведунами и за ведуньями у тебя во дворе многие мужики и жонки, которые делали ведовства. И многие от тебя, от князя Ивана, и от тетки твоей княгини Марьи… к великому государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу всея Русии самодержцу и его государской благоверной царице… Евдокии Лукьяновне… поманные слова, что вам подлинно ведомо, что королевич крестица и по вашим словам королевич в Москве задержан и оттого учинилися проторы и убытки великие».

Заодно Хованского обвиняли в том, что якобы его насильно приводили к крестному целованию царю Алексею Михайловичу, что просто являлось неправдой. «И за такие злые дела достоин ты смерти безо всякие пощады». Однако Алексей Михайлович пожаловал Хованского «в смерти место велел дать живот». Далее в приговоре говорилось: «А на Москве тебе при его государевой милости жить непригоже. И великий государь велел тебе быть у своево государева дела и в сибирском городке до свово государева указу и ты б, князь, те свои вины покрывал своею службою».