Читать книгу Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том II - Борис Алексин - Страница 2

Поздней ночью вернулись Алешкин и Бубнов в расположение медсанбата. Дорогой им пришлось несколько раз отстаиваться в ожидании, пока противник прекратит очередной артналет.

У фашистов была довольно примитивная и до удивительности стереотипная тактика. Каждый вечер, помимо обыкновенной дуэли с нашими артиллеристами, или обстрелом переднего края и ближайших его тылов, они производили артналеты по определенным площадям в пределах армейского и дивизионного тыла, охватывая ими часть дорог и окружающих лесов. Эти квадраты ежедневно менялись, причем смена их производилась в строго определенной последовательности. И что самое главное – за пределами определенной для поражения площади было совсем безопасно.

Так произошло и в этот раз. Завидев несколько первых разрывов впереди, примерно в полукилометре по пути их следования, шофер Бубнов остановил машину и сказал:

– Ну, товарищ начсандив, придется нам немного позагорать. Пока фрицы свою норму снарядов не израсходуют, дальше ехать нельзя, а здесь нам безопасно. По-видимому, они сегодня вон тот район около Путилова будут обрабатывать. Я съеду чуть-чуть в сторонку, вон к тем елочкам, там колея видна, так что не провалимся. Посидим, покурим, пока эта заваруха кончится.

– Но там же, куда ты показал, хлебозавод стоит, – встревоженно заметил Борис, – значит, его накроют?!

– Вряд ли, немцы стреляют в определенном порядке, вчера обрабатывали район немного южнее дороги, сегодня передвинулись к северу, наверно, еще вчера наш хлебозавод передислоцировался на другое место.

– Эдак и нашему медсанбату придется с насиженного места уходить?

– Да нет, нам вряд ли придется, вы ведь слышали, что тяжелые немецкие снаряды все время через нас перелетают. Значит, они считают, что этот район обстреливать нечего, что он пуст. Конечно, если «рама» нас обнаружит, ну, тогда… Все может быть. Или если они квадраты поменяют, или какой-нибудь их артиллерист в расчетах ошибется, тогда и по нам могут ударить. Но у немцев таких ошибок не бывает, уж больно они аккуратны.

Борис удивился таким рассуждениям, услышанным от простого шофера, и не замедлил высказать это удивление своему собеседнику. Тот в свою очередь удивленно взглянул на Алешкина и сказал:

– Так ведь я Бубнов. Разве вы не знали?

Борис вновь недоуменно пожал плечами и ответил:

– Знаю, что вы Бубнов (невольно перешел он на «вы»), но откуда у вас такие артиллерийские познания? Вы что, в артиллерии служили?

Бубнов невесело усмехнулся:

– Значит, вы и в самом деле ничего не знаете. А я думал…

Я, действительно, артиллерист и в прошлом командовал артиллерийским дивизионом. Но за родственную связь с «врагом народа» Бубновым Андреем Сергеевичем, бывшим начальником политуправления РККА, а после Наркомом просвещения РСФСР, который мне дядей доводится, я в 1937 году был разжалован и арестован. Три года пробыл в лагерях, и только перед самой войной выпущен.

При мобилизации я сказал, что я шофер, я и на самом деле хорошо знал шоферское дело. Ведь мой дивизион состоял из новейших противотанковых орудий и находился на автотяге, так что командир обязан был знать автодело даже лучше, чем обыкновенный шофер…

Борис смущенно промолчал.

Он уже и раньше не раз задумывался о «врагах народа», ведь у него и у самого был такой «враг». Что-то тут уж больно неладно… – думал он. Но своих сомнений никому не открывал. Такое время было, что сомнения в правильности действий НКВД или Сталина лучше было никому не открывать. Даже самому близкому человеку.

Поэтому и сейчас он никак не прореагировал на рассказ Бубнова, а, немного помолчав, сказал:

– Кажется, налет-то кончился, поедем.

Они сели в машину и после двух-трех таких же вынужденных остановок добрались до медсанбата.

Борис зашел в свою комнату, а там стоял дым коромыслом. Перов срочно складывал свои пожитки. Он получил приказ о своем переводе в полковой полевой госпиталь № 31, был этому чрезвычайно рад, и так как назначенный вместо него врач Федоровский приехал, то он рассчитывал сдать ему медсанбат в течение следующего дня, а вечером уехать к новому месту службы.

Федоровский жить вместе с комиссаром и начальником штаба батальона не захотел. Он облюбовал себе комнату, из которой только что выехал комиссар дивизии и где стоял телефон.

Алешкин обрадовался, что его койка не занята, и он может спокойно лечь отдохнуть. Пока Виктор Иванович возился с укладыванием, они с комиссаром Подгурским сыграли партию в шахматы.

Во время игры Борис рассказал Николаю Ивановичу о своем пребывании в санотделе армии, об услышанных там новостях и, между прочим, сообщил ему и об его предстоящем отъезде в Москву. Подгурский обрадовался. Узнав эту новость, он сказал:

– Мне очень жаль покидать медсанбат. Мне кажется, что я здесь не без пользы для дела, да и для себя находился. Но, конечно, теперь, когда ни тебя, ни Перова не будет, здесь станет труднее. Что-то мне этот новый комбат не понравился. Приехал, кое-как поздоровался, а затем забрался в свою комнату и сидит там, носу не показывает. По батальону пока даже не прошел, ни с кем еще, в том числе и со мной, не поговорил. Только и сказал Перову, что приемку дел начнет завтра.

Утром следующего дня Борис, взяв санитарную машину, отправился в штаб дивизии. Он попросил, чтобы шофером ему дали опять Бубнова. Понравился ему этот развитой интересный человек, и он решил познакомиться с ним поближе.

Приехав в штаб дивизии, он забежал в землянку комиссара, в нескольких словах рассказал ему о полученном от начсанарма задании, и только хотел было развить свой план его выполнения, как в землянку вбежал адъютант комдива и, запыхавшись, сказал:

– Начсандив у вас? Его срочно комдив требует! Марченко усмехнулся.

– Ступайте, он сейчас придет. – Когда лейтенант вышел, то он продолжал: – Кто-нибудь из комдивовых прихлебателей видел, как ты зашел ко мне и доложил… Ну ладно, пойдем вместе, буду тебя выручать.

И они пошли в землянку комдива, расположенную почти напротив.

– Вот почему я хочу, чтобы ты жил в медсанбате. Подальше от соглядатаев комдива, – заметил Марченко.

Войдя в землянку командира дивизии, пока комиссар с ним на вид довольно дружески здоровался, Алешкин встал у двери и как полагается громко произнес:

– Товарищ командир дивизии, по вашему приказанию начсандив 65-й дивизии Алешкин прибыл.

Тот, нахмурившись, не поздоровавшись, сказал:

– Почему это вы, товарищ Алешкин, не считаете своим долгом доложить о прибытии прежде всего вашему непосредственному начальству?

Но тут вмешался молчавший до сих пор Марченко.

– Это я его позвал к себе. Он шел к вам, но, так как я тоже собирался к вам, то решил задержать его и захватить с собой…

Комдив замолк, но потом как будто что-то вспомнил.

– А почему не прибыли вчера, сразу же по возвращении из штаба армии? Тут уж нашелся Борис:

– В медсанбат прибыл новый командир, вот я и заехал туда, чтобы с ним познакомиться и решить вопрос о сдаче дел.

– Ну и, решили? – насмешливо спросил комдив.

И пока Борис, не зная, что ответить, молчал, он продолжал.

– Утром Перов по телефону сообщил, что этот новый комбат собирается дела чуть ли не две недели принимать. Эх, была бы моя воля… – он покосился на комиссара, – ни за что бы я Перова не отпустил. Подумаешь, они там начальника госпиталя подобрать не могут. Вот что, поезжайте сейчас же в медсанбат и организуйте там приемку-сдачу дел так, чтобы она была закончена максимум в три дня, и пусть через этот срок оба явятся с докладом. Ясно?!

– Слушаюсь, товарищ комдив, – ответил Борис. – Разрешите доложить?

– Ну, докладывайте!

– Как только я там с ними все утрясу, разрешите поехать по полкам. Очень там дел много, – и Алешкин вкратце повторил задание начсанарма, только что рассказанное им комиссару.

– Он вам еще не докладывал об этом? – спросил комдив Марченко. Тот, сразу смекнув в чём дело, ответил:

– Конечно нет, ведь он только на минутку ко мне зашел.

– А, ну хорошо, – уже довольно заметил комдив. – Так как вы думаете, по-моему, он правильное принял решение? По полкам ему сейчас нужно обязательно проехать, – вновь обратился он к комиссару.

А так как Марченко уже и сам до этого одобрил план Бориса, то к удивлению стоявшего здесь же адъютанта комдива, согласно кивнул головой.

Как впоследствии рассказывал друзьям адъютант, это был чуть ли не первый раз, когда у командира и комиссара дивизии мнения совпали без вмешательства штаба армии.

Видя такое благожелательное отношение комдива, Алешкин решился на некоторую вольность.

– Товарищ командир дивизии, – обратился он, – разрешите, пока идет приемка-сдача дел в медсанбате, и пока мы будем выполнять задание санотдела армии, мне находиться в медсанбате.

Комдив взглянул на комиссара и, заметив, что тот собирается что-то сказать и, конечно, предполагая, что это будет возражение, поспешил ответить:

– Ну что же, это правильно, живите пока там, телефон в медсанбате есть. Будете держать связь со мной по телефону.

– Слушаюсь, – радостно сказал Борис, заметив в глазах комиссара веселые, насмешливые огоньки.

А тот, желая, видимо, подлить масла в огонь, вдруг, как бы в раздумье, сказал:

– Но все-таки нахождение начсандива в медсанбате для нас может быть не совсем удобно.

– Чепуха, – перебил его комдив, – в случае нужды свяжемся по телефону. Нечего вам болтаться здесь, там будете поближе к своей медицине… Тем более что все равно штаб дивизии будет передислоцироваться, вот тогда и решим, нужно ли вам переезжать к нам. У вас все? – обратился он к Борису.

– Так точно, все.

– Ну, тогда можете идти. Да, – повернулся он к комиссару, – у вас к начсандиву ничего нет?

Тот отрицательно мотнул головой, делая вид, что он на Алешкина немного сердит. Это, видимо, обрадовало комдива, потому что он еще доброжелательнее сказал:

– Идите товарищ Алешкин, поторопите там комбатов и приступайте к выполнению заданий санотдела. Передайте командирам полков, что я буду сам контролировать выполнение ими этих распоряжений, а о ходе их каждые три дня докладывать лично мне.

– Есть, – ответил Алешкин, и, повернувшись, вышел из землянки. Часа через два он сидел в штабе медсанбата, где в это время происходила отчаянная перепалка между Перовым и Федоровским.

Первый настаивал, чтобы сдать все дела сегодня же, а второй заявлял, что на оформление приемки им придется потратить по крайней мере неделю.

Когда Борис появился в штабе батальона, Виктор Иванович, поздоровавшись, немедленно обратился к нему.

– Товарищ начсандив, это же безобразие. Начсанарм настаивает, чтобы я немедленно ехал принимать госпиталь, а товарищ Федоровский собирается растянуть приемку дел чуть ли не на целый месяц. Ведь сейчас не мирные годы.

Алешкин взглянул на Федоровского. Это был толстенький, коротконогий, седоватый мужчина лет пятидесяти, с какими-то узкими, неопределенного цвета глазами, с большими мешками под ними и подозрительно красным припухшим носом. В петлицах он имел две шпалы то есть был военврачом 2 ранга. Тот, в свою очередь, услышав обращение Перова и поняв, что в комнату вошел старший по положению, встал и, повернувшись лицом к Борису, собрался что-то возражать. Но увидев, что его непосредственное начальство по званию ниже его, всего только врач 3 ранга, да и по летам моложе лет на 20, растерянно заморгал своими белесыми ресницами. Он был, видимо, удивлен, обескуражен и рассержен тем, что ему придется подчиняться этому юнцу. Однако сказать ничего не успел, потому что Алешкин, видя его растерянность, решил ею воспользоваться.

– Здравствуйте, товарищ Федоровский, – сказал он, шагнув к нему и протягивая руку. Тому ничего не оставалось, как только пожать ее.

– Я сейчас только что от командира дивизии, он предложил закончить сдачу-приемку дел по медсанбату в кратчайший срок, и не позднее чем послезавтра утром явиться к нему с докладом. Спорить бесполезно! – подчеркнул он, заметив, что оба комбата собираются что-то возразить.

– Это приказ комдива, он обсуждению не подлежит… Давайте-ка лучше подумаем, как его выполнить. Я, со своей стороны, предлагаю следующее. Так как все начальники служб остаются на своих местах и все материально ответственные лица тоже, то пусть штабная хозчасть перепишет наличие материальных ценностей, числящихся по книгам за каждым лицом: кладовщиками, начальниками медснабжения, старшими медсестрами, командиром автовзвода и другими, и предложит им расписаться на них. Это и будет служить отчетным документом для одного и отправным для другого комбата. Разумеется, надо составить списки оружия и боеприпасов, имеющихся в медсанбате, указать, за кем оно числится. Нужен, конечно, и список личного состава. Товарищи Скуратов и Прохоров (эти двое тоже присутствовали здесь), сколько времени вашим людям потребуется на составление этих документов? В течение суток управитесь?

Думаю, что да, – ответил Скуратов, в глубине души удивленный такой хваткой в хозяйственных делах, которую он не предполагал найти в этом молодом враче, правда, уже заслужившем славу умелого хирурга. Он привык к тому, что в хозяйственных вопросах, врачи, как например все его бывшие комбаты, в том числе и Перов, разбирались довольно слабо. Он, конечно, не знал, как, впрочем, и остальные, что Борис до своей врачебной карьеры прошел довольно большой путь и занимал крупные хозяйственные посты, поэтому как раз эти-то вопросы ему было решать легче, чем другие.

– Ну, а раз думаете, то и сделаете, – улыбнулся Алешкин. – Значит завтра к 20:00 все описи и списки должна быть на столе у комбата. А вам, товарищ Федоровский, я рекомендую сейчас с Виктором Ивановичем и комиссаром отправиться по подразделениям батальона, ознакомиться с его расположением, постановкой работы и людьми. Я сейчас должен выехать в 51-й полк (Борис решил начать свою работу с него), завтра к вечеру вернусь и тогда в моем присутствии вы и подпишете акт. Вопросов нет? – И воспользовавшись тем, что оба комбата, получив такие конкретные и категорические распоряжения, еще не успели их переварить, чтобы высказать какие-либо возражения, Борис продолжал:

– Ну, вот и хорошо, что мы так быстро договорились. Приступайте! Виктор Иванович, вы пока еще хозяин медсанбата, прикажите заправить машину, на которой я ездил, я поеду на ней в полк. Между прочим, согласно распоряжению комдива, я пока буду дислоцироваться в медсанбате. Очевидно, мне придется занять комнату, в которой жил комиссар дивизии. Там со мной поселится и писарь, которого я привез с собой, военфельдшер Венза. Товарищ Перов, распорядитесь, пожалуйста, чтобы ему там койку или топчан поставили. Ну, вот, кажется все. Эх, хорошо бы сейчас пообедать, ведь совсем стемнело уже, а мне еще ехать в полк надо. Да, эту машину, на которой я сейчас ездил, и шофера временно надо закрепить за мной, для выполнения заданий начсанарма ездить много придется.

В это время, точно подслушав слова Алешкина, Игнатьич отворил дверь и сказал:

– Товарищи командиры, обед на столе.

После обеда Борис, оставив Вензу в медсанбате и приказав ему устраиваться в комнате комиссара, которую Федоровский с большой неохотой освободил, выехал в 51-й стрелковый полк. Наверно, с этого времени Федоровский и возненавидел своего начсандива, и все последующее время их совместной работы, общего и уж, конечно, дружеского языка они так и не нашли.