Читать книгу К повороту стоять! - Борис Батыршин - Страница 3

12 апреля 1877-го года в Кишиневе, на торжественном молебне, состоявшемся после военного парада, епископ Кишинёвский и Хотинский Павел огласил Высочайший Манифест о войне с Османской Империей. Захлопали крылья типографских машин, вечерние газеты все вышли с полным текстом Манифеста. В обеих столицах, во всех губернских городах на площадях собирались толпы; раздавались призывы пострадать за православную веру, оборонить от истребления братьев-болгар, наказать турок за ужасы, творимые над балканскими христианами. Шла запись добровольцев – гимназисты старших классов, студенты, приказчики, коллежские регистраторы, только что получившие классный чин, готовы были бросить привычную жизнь и отправиться воевать на Балканы. В войсках царило невиданное воодушевление; рассказывали, будто Государь лично возглавит отправляющуюся в поход гвардию. На огромном пространстве от Закавказья до Санкт-Петербурга неспешно, по российскому обыкновению, приходили в движение войска, обозы с провиантом, железнодорожные составы, морские и речные суда.

Не прошло и недели, как министр иностранных дел Англии лорд Дерби отправил канцлеру Горчакову ноту. В ней говорилось: «Начав действовать против Турции за свой собственный счет и прибегнув к оружию без предварительного совета со своими союзниками, русский император отделился от европейского соглашения, которое поддерживалось доселе, и в то же время отступил от правила, на которое сам торжественно изъявил согласие. Невозможно предвидеть все последствия такого поступка».

Депеша – возможно, слишком резкая в этой ситуации, – была оставлена Горчаковым без ответа. Англичане, однако, на этом не успокоились: русский посол граф Шувалов получил еще одну ноту, в которой лорд Дерби, «во избежание возможных недоразумений», перечислил ряд пунктов, которые «ни в коем случае не должны быть затронуты военными действиями, иначе это задело бы интересы Британской Империи и привело бы к прекращению ее нейтралитета и вступлению в войну на стороне Турции». В списке значились: Суэцкий канал, Египет, Константинополь, Босфор, Дарданеллы и Персидский залив.

Общественное мнение Британии, от горлопанов из Гайд-парка до джентльменов, заседающих в Палаты Общин, требовало от правительства решительных действий: «Как и двадцать четыре года назад, остановим русского медведя!» Пока в Парламенте кипели дебаты, в кабинетах адмиралтейства легли на столы списки броненосных кораблей флота Её Величества – следовало заранее наметить, чем можно пригрозить русским. Первым инструментом устрашения станет Средиземноморская эскадра под командованием недавно назначенного на эту должность вице-адмирала сэра Джеффри Хорнби; на Средиземном море у Королевского флота достаточно броненосцев, чтобы сделать русского императора посговорчивее. Второй инструмент давления на Петербург, «Эскадру специальной службы», которой предстояло действовать на балтийском театре, предстояло было еще сформировать. Непростое это дело было возложено на вице-адмирала Эстли Купера Ки.

* * *

– Воля ваша, а наш канцлер Горчаков – форменная тряпка! – кипятился Греве. – Стоило англичанам пригрозить своим флотом, как почтенный старец перетрусил и пошел на попятную. Да ведь тот же Египет – часть Османской Империи, египетские войска воюют против нас. Так нет, там, видите ли, замешаны интересы британской короны, а потому – ни-ни!

– Да, позицию канцлера принять непросто. – отозвался Сережа Казанков. – Ведь как наше морское ведомство готовилось к этой войне! Взять хоть Средиземноморскую эскадру Бутакова – зря она, что ли, перед самой войной ушла в Атлантику? Ей бы теперь войти в Средиземное море, парализовать крейсерскими действиями всю прибрежную турецкую торговлю…

– И не говори, братец! – скривился барон. – «Петропавловск» и «Светлана» могут на равных драться с любым турецким броненосцем. Бомбардирование прибрежных городов вызвало бы в Османской империи панику, а там, глядишь, восстали бы угнетенные народы – те же греки-киприоты или аравийские племена. А наши крейсера, господствуя на Средиземноморском театре, доставляли бы повстанцами оружие и припасы, а при необходимости поддерживали огнем пушек!

– Верно! – поддакнул Сережа. – Да и об отряде контр-адмирала Лузина забывать не следует! «Баян», «Всадник», «Гайдамак», «Абрек» – что им стоит добраться до Персидского залива и наделать там шороху? Вместо этого наш канцлер одним росчерком пера пускает все это псу под хвост. 29-го апреля бутаковская эскадра получает приказ вернуться на Балтику; отряд Лузина остается на Тихом океане и никакого влияния на ход боевых действий оказать не сможет.

– Я слышал, Великий Князь Константин Николаевич, уже не заикаясь о Средиземном море, попросил разрешение у Государя послать хотя бы пару крейсеров в Атлантику, в район Бреста. И знаешь, Серж, что ответил ему управляющий Морским министерством? «Государь не согласен на Ваше предложение, он опасается, чтобы оно не создало неприятностей и столкновений с англичанами по близкому соседству с Брестом»! Яснее ясного, что англичане блефуют – они сами до смерти боятся войны с Россией, поскольку в этом случае, Германия немедленно нападет на Францию. И теперь за горчаковскую нерешительность придется платить кровью нашим солдатам на Балканах – кто знает, насколько затянется кампания без полноценного участия флота?

Война с Турцией стала главной темой споров, бесед, слухов не только в Петербурге, но и в любом городе Российской Империи. Войну обсуждали все – и студенты в московских трактирах и лабазные сидельцы, и приказчики где-нибудь в Нижнем Новгороде, и гимназисты казенных гимназий, и певчие церковного хора. И, уж конечно, война была в центре внимания только что выпустившихся из Морского корпуса мичманов, Карлуши Греве и Сережи Казанкова. Это была война их поколения, их шанс начать карьеру морских офицеров со славных дел, их возможность послужить Отечеству. Как остро завидовали они мичману Остелецкому, получившему назначение в Севастополь и уже отбывшему к месту службы, пока они ждут приказов о назначении и вынужденно бездельничают в Петербурге! А дело меж тем затягивалось: в Адмиралтействе царил первозданный хаос, как в первый день творения; приходилось неделю за неделей обивать пороги начальственных кабинетов, задавая один и тот же вопрос: «Когда»? «Погодите, молодые люди, – отвечали им – имейте терпение, видите, что у нас творится? Все бегают, как наскипидаренные, на уме одно – Балканы, Черное море! А вы пока отдохните, никуда ваши бумаги не денутся…»

Особенно переживал по поводу непредвиденной задержки барон Греве. Клипер «Крейсер», на который он был назначен на должность вахтенного офицера, застрял в Североамериканских Штатах на ремонте. Случись сейчас конфликт с Англией, именно он первым вырвется на судоходные линии, кишащие жирными британскими «торгашами». Но что толку, если мичмана Греве не будет на борту?

Но все когда-нибудь заканчивается. Бумаги о назначении, наконец, получены: мичману Казанкову предписывалось незамедлительно явиться на борт монитора «Стрелец», стоящего в Гельсингфорсе. А вот мичману Греве, прежде чем вступить в должность вахтенного офицера клипера «Крейсер», предстояло еще пересечь Атлантику.

– Как же теперь добираться до Филадельфии? – беспокоился за друга Сережа. – Раньше все было просто – из Одессы пароходом общества РОПиТ в Марсель, а оттуда в Америку, трансатлантическим рейсом французской пароходной компании. Но теперь война, Проливы перекрыты. Можно, конечно, по сухому пути: поездом, через Варшаву, в Берлин, а там и до Франции рукой подать. Но это сколько времени уйдет!

Греве кивнул.

– Поспею как раз к шапочному разбору. Но, к счастью, в поезде трястись не придется: мне предписано сесть на пароход британского Ллойда, идущий из Петербурга в Ливерпуль. А там рейсом какой-нибудь американской или британской судоходной компании за океан, в Североамериканские Штаты.

– Смешно! – хмыкнул Казанков. – Собираешься воевать с англичанами, но к месту назначения отправляешься через Англию, на английском же судне!

– Да будет ли еще эта война… – отмахнулся барон. – Сам видишь, наше правительство и в особенности, канцлер, пуще смерти боятся раздразнить англичан. Так что шансов поучаствовать в боевых действиях у меня немного.

– Ну, все же побольше, чем у меня на Балтике. С «Крейсером» и другими кораблями эскадры Бутакова еще неизвестно, как обернется: может, Великий Князь все же, уговорит Государя, и вы отправитесь в Средиземное море? А нам в Маркизовой луже, участие в войне никак не светит – разве что королева Виктория, в самом деле, решит вступиться за турецкого султана, и пришлет флот на Балтику. А до той поры остается только ждать. Ни до Атлантики, ни до Средиземного моря нашим мониторам добраться не под силу. И пока ты будешь кейфовать в пассажирской каюте, мне предстоит трястись на поезде до Гельсингфорса.

– Невелик крюк. – хмыкнул Греве. – Мы еще не пройдем Готланд, а ты уже будешь на своем «Стрельце», чаек прихлебывать. От Петербурга до Гельсингфорса по рельсам всего ничего; ночь проспишь в вагоне – и вот тебе столица великого княжества Финляндского!