Читать книгу Непобежденный - Борис Дмитриевич Дрозд - Страница 10

Приехав домой, он загнал машину с прицепом во двор, закрыл ворота. Откинул с прицепа брезент и четверть часа потратил на то, чтобы перекидать рыбу из прицепа в сарай. Чтобы не будить детей, он затем через огород пробрался к окну, у которого стоял диван, постучал тихонько, – их дом запирался изнутри на дверные крючки, поэтому своим ключом дверь не отопрешь. А будешь стучать – разбудишь детей. Через минуту-другую зажегся свет ночника, отогнулась штора – показалось заспанное, испуганное лицо жены. Никитин махнул ей рукой, мол, иди к двери.

С порога он вошел в кухню, сел на табурет, снял фуражку, вытер полотенцем лицо. Жена стояла у дверей, в ночной рубашке, с взлохмаченными волосами, хмурая со сна, с вопросительно-недоуменным выражением лица.

– Наталья, – начал он сразу, – у нас беда! И беда страшная! Я только что убил омоновца, на пост гаишный нарвался!

– Да ты что?! – с тихим испугом вскрикнула жена, прикрыв рот и вытаращив глаза. – Зачем ты его убил?

– Хотели у меня рыбу отобрать, очень много рыбы поймали, я не дался им и удрал…Ни о чем не спрашивай сейчас, а только слушай, у меня нет времени, надо быстро куда-нибудь исчезнуть!

Жена, охнув, села на соседний табурет, прислонилась спиной к стоявшему в кухне шкафу для одежды, глядя на мужа широко открытыми глазами – с испугом, непониманием, недоумением, осуждением…

– Я где-нибудь отсижусь, потом дам о себе знать, – говорил Никитин. – Главное сейчас рыбу надо быстро разделать, могут приехать конфисковать её, здесь половина Славки Сенчина. Вся рыба в сарае, накрой ее чем-нибудь от мух и кошек. Срочно её разделывай и засаливай! Очень много будет икры, позови сестёр или кого-нибудь на помощь. Будут деньги и еда, до весны проживете, а там видно будет.

– Да что же это, Саша? Как же это? Как же ты мог? – ожила жена разговором.

– Не причитай! – оборвал он ее. – Как да что… У меня нет времени с тобой объясняться! Так вышло! Не мог я им так просто рыбу подарить! Столько надежд с ней у меня связано! – в сердцах выговорил он. – Детям ничего не говори, не тревожь их пока, скажи, мол, в командировку срочно уехал, на заработки. Собери мне мигом что есть из еды, котлет побольше, хлеба, помидор, огурцов… Всё в рюкзак сложи. Шевелись, давай, не рассусоливай! – прикрикнул он на неё.

Он поднялся с табурета и начал собирать вещи – достал рюкзак, стал сбрасывать туда одежду, обувь, бритвенные принадлежности, все, что нужное на первое время и попадавшееся под руку. Но жена не двигалась с места – всё ещё не верила в случившееся.

– Как же мы теперь будем жить? – с тем же тихим испугом спросила жена.

– Давай-давай, Наталья, шевелись, без вопросов! С минуты на минуту могут приехать за мной! Откуда я знаю, как мы будем жить? Нашла о чём сейчас спрашивать!

Через десять минут он собрался, поставил рюкзак у порога, огляделся. Жена стояла немая, всё так же неодетая, убитая этой новой бедой, свалившейся на неё, и ему стало жаль ее до слёз. Он обнял ее, поцеловал в щеку, сказал как можно мягче, ласковее:

– Прости меня, Наташенька! Наломал я дров! Жизнь пошла наперекосяк!

– Может, ты никуда не будешь бежать, Саша? – всё также тихо спросила жена, робко глядя на него. – Какой толк бежать, всё равно поймают?

– Нет, я им не дамся! Ни за что не дамся! – ответил он. – В тюрьме я себя представить не могу! Ни за что в тюрьму не пойду!

В их доме было три комнаты. Спальная, самая большая – сразу против входа в дом, шагов пять до входной двери. А две другие комнаты – налево, они смежные. Самая дальняя комната и самая маленькая принадлежала Алёне, а ближняя была общим залом. В зале спала Полина, когда не болела. Никитин прошел к ее кровати и остановился перед спящим ребёнком. Он сжал зубы, сдерживая себя, так хотелось ему поцеловать дочурку, но боялся её разбудить.

– Держись, Наташенька, как-нибудь проживем! – подбадривал он жену. – Будем нести свой крест до конца! Сдохну, а вас без денег не оставлю!

Уже на пороге, оглянулся и сказал:

– Прости за всё… Если можешь, прости…Береги детей!

И – вышел за ворота с рюкзаком за спиной, только щелкнул за ним железный западок калитки.

Выезжать и двигаться сейчас куда-либо на своём, уже засвеченном автомобиле было бы глупо: автомобиль – самый верный ориентир для тех, кто его уже ищет. Поэтому он предпочёл идти пешком.