Читать книгу Феникс Сапиенс - Борис Е. Штерн - Страница 8

Когда Землевед с Приемышем шли на север, придерживаясь левого берега реки, они уже не удивлялись ничему. Ни прибрежному каменному бурелому, ни огромной наклоненной скале с ровными краями, ни валяющимся под обрывом «чикрам», ни остаткам огромных стен с ровными дырами, из которых выглядывали зеленые ветви. Казалось, у Природы не хватило песка и пыли, чтобы замести все гигантские деяния древнего человека, не хватило силы древесных корней и упрямой травы, чтобы раздробить, скрыть и превратить в почву все эти ровно уложенные камни и непонятно как сотворенные серые скалы. То, что они восприняли издалека как огромные столбы из леса, оказалось ребристыми каменными скелетами – их перепонки плотно заросли деревьями и кустами, высовывающимися в проемы.

Кости на пути больше не попадались.

Река все глубже врезалась в зеленую равнину, все чаще шумела и пенилась на быстринах, которые, впрочем, не шли ни в какое сравнение со стремниной Большого Курзыца – их можно было легко преодолеть на плоту, даже не высаживая женщин и малышек. Каменный бурелом закончился, остались лишь небольшие кустистые холмики – повсюду то ли девственная, то ли полностью победившая природа.

Землевед с Приемышем питались фруктами и маслянистыми ягодами, не тратя время на охоту и приготовление пищи. Ночевали под открытым небом, постелив сухую траву, накрывшись травой. Землевед перед сном рассказывал, как он ходил за Восточный хребет, обходясь по несколько дней без еды, ночуя на голых камнях. Два раза промокли под коротким, но сильным дождем. А на пятый день пути, поднявшись на холмик, чтобы осмотреться, не увидев привычного горизонта, бросились бегом на север.

Что ощущает человек, впервые в жизни увидевший море, человек, никогда не слышавший, что оно существует, и не помышлявший о подобном? Человек, в языке которого нет слова, обозначающего море… Этот человек ощущает теплый шок, светлый шок, выражаемый восклицанием «Вот это да!», и не может стоять на месте – бежит к морю, иногда останавливаясь, чтобы осмотреться, и снова бежит под действием волнующего незнакомого запаха и усиливающегося притяжения синего пространства. И лишь бросившись в прозрачную соленую воду в чем был, человек осознает, что надо остановиться.

– Край земли, край земли! – орал Приемыш срывающимся ломающимся голосом.

– Вот мы и пришли… – тихо произнес Землевед.

Они вышли из воды и легли на галечном берегу, глядя в небо – облака спокойно плыли с юга.

Смотри, и облака, и ветер оттуда же, что и мы. Ну вот и принесло нас сюда, как те семена из сказки! Здесь и взойдем, правда, сын?

– Взойдем, отец!

Край земли тянулся на запад, изгибаясь большой дугой. На другом конце дуги, на длинном выступе стояли невысокие, но могучие утесы с плоским верхом. Разве можно не сходить туда?!

– У нас еще есть время до возвращения. Сходим?

– Сходим!

Берег зарос невысокими деревьями – теми самыми, игольчатыми, – и другими – тоже пахучими, но с маленькими зелеными чешуйками вместо листьев. Идти было далеко, они не успели до заката и заночевали в грудах пахучей зелени под открытым небом. Заснули не сразу – звездное небо не располагало ко сну. Да к тому же яркие звезды отражались в воде.

– Отец, смотри, как высоко Северная звезда! И ведь все звезды крутятся вокруг нее. Помнишь наш разговор на холме в дни долгой стоянки? Теперь она стала еще выше!

– Конечно, помню. Только ничего не понимаю. Не понимаю, почему мы сейчас видим Журавля, хотя он снизу от Северной звезды. Ведь в начале пути все, что снизу от нее, скрывалось под землей. Я думаю, что и сейчас оттуда Журавль не виден. Так почему, разразите меня духи предков, он вот, перед нами?

– И я не понимаю. Представь, вот Северная звезда, – Приемыш показал на шишку на ветке. – Вот плоскость земли, – Приемыш изобразил плоскость движением рук. – Когда мы смотрели оттуда, Журавль при таком расположении звезд был здесь, – Приемыш показал на ветку снизу от воображаемой плоскости. Мы были здесь, приплыли сюда – Приемыш обозначил на воображаемой плоскости две точки. И смотри, отсюда Северная звезда стала выше, а Журавль так и остался снизу, еще сильней опустился. А он на самом деле вот, перед нами!

– Это можно было бы понять, если бы мы жили на шаре: перешли с одной части шара на другую – и открылась часть неба. Но мы-то живем на земле!

– Ты прав, отец. А если бы мы жили на шаре, который вертится, то и вращение неба легко объяснить. Тогда вообще все понятно. Но мы ведь и правда живем на земле. Ничего не понимаю!

– Ладно, давай спать, а то голову сломаем.

– Не могу я спать. Как будто духи издеваются надо мной. Я ведь не дурак, правда, отец! Так зачем они издеваются?!

– Наплюй на духов. Когда-нибудь мы поймем или потомки поймут, почему все в мире так. А сейчас вспоминай, как мы шли сегодня, и считай деревья по дороге. Деревья с иголками отдельно, деревья с чешуйками отдельно.

Поздним утром они пришли к намеченному выступу земли, где стояли, вернее, лежали серые утесы. Их верх шел ровно, края – прямо, концы тоже будто аккуратно обрублены. Дальше стояли такие же – и верх их был на том же уровне.

– Смотри, как ровно они стоят, – обратил внимание Приемыш, – чем-то напоминают Большой Курзыц. Зачем их так поставили предки?

Землевед ответил не сразу. Он смотрел на воду, потом на утесы, потом прилег и посмотрел одним глазом вдоль их верхов.

– Представь, что вода за краем земли давным-давно была намного выше, чем сейчас, вот здесь. Тогда курзам было бы удобно приставать со своими плотами здесь. Вот и мы бы причалили на своем плоту сразу здесь, когда вернулись бы все вместе. И сразу шагнули бы на твердь. Не чавкали бы по илу, не скакали бы по камням, не лезли бы через тростник, а сразу на ровную твердь. Хорошо ведь!

– Как такое могло быть, что вода тогда была здесь, а сейчас – там?

– На свете многое бывает, сын мой, что и не снилось нам в дремучих снах!

Они пересекли длинный узкий выступ суши, поросший высоким кустарником, и открылась новая панорама. Первым вылез из кустов Приемыш:

– Отец, смотри, там дальше, смотри-и-и…

– Ох ты, духи мои!

Вдоль берега, насколько хватало глаз, тянулись руины. В одном месте они прерывались – их погребла огромная дюна, заросшая кустами, потом продолжались, становясь массивней и выше. Стены с дырами, каменные осыпи, серые каменные скелеты. Они не кончались – просто растворялись в дымке на расстоянии дня пути.

– Духи мои, сколько же здесь когда-то жило людей?! Я даже не могу представить, что земля может носить столько людей! Интересно, а что они ели?

– Отец, а мне кажется, что там, у трегромад, развалин не меньше.

– Может быть, и не меньше. Просто там их сильнее замело песком, сильнее затянуло землей и зеленью. А здесь, наверное, временами дует сильный ветер с воды – он вычищает развалины. Но я не понимаю, зачем столько людей жило в одном месте! Как они могли прокормиться? Зачем они жили на головах друг у друга? Да, многого мы с тобой не понимаем. А там, смотри, вдалеке снова выступ земли, а на нем что-то, видишь, что?

– Кажется, там какие-то стены.

– У нас есть еще день в запасе – обернемся туда и обратно.

Землевед с Приемышем шли вдоль берега между развалинами и водой по пологим серым скалам, по тощей земле, покрытой ароматными свежезелеными деревьями и кустами с красными и синими ягодами, между корявых крупно-жестколистных деревьев и замшелых мелко-жестколистных. Один раз на пути попался небольшой ручей. Наконец они поднялись к желанным стенам на плоских утесах. Но их поразили не эти стены, а огромный полукруглый дол – ниша, вдающаяся вглубь берега. Она почти замыкалась каменным валом: если заполнить эту нишу водой под уровень, получится полукруглое озеро с двумя узкими выходами в бескрайнюю воду.

Они прошли через пролом в толстенной стене на широкую площадку и взобрались по другому пролому на более узкую, но высокую четырехугольную стену, стоящую в центре площадки. Путешественники увидели:

– край земли, идущий новой огромной дугой и уходящий насколько хватает глаз на запад;

– огромное количество того, что они назвали «плоскими утесами» и просто каменными валами, смотрящими в сторону воды, не достигая ее шагов пятисот;

– еще больше каменных развалин, не только вдоль берега, но и в глубине суши, идущих широкой полосой вдоль края земли насколько хватает глаз; кое-где поверх развалин высились дюны; между развалинами и водой шел зеленый склон шириной 300–600 шагов;

– обломки круглых длинных камней, похожих на окаменевшие стволы, валяющиеся чуть пониже по обеим сторонам;

– круглый длинный розовый каменный столб, стоящий как ствол огромного дерева без сучков с чем-то странным, нахлобученным наверху.

Землевед присел на выступ стены и задумался. Встал, огляделся еще раз, хлопнул по плечу Приемыша:

– Ну что ж, здесь и обоснуемся. Здесь важное место, не знаю, как объяснить, но важное. А сейчас сходим – туда, к тому столбу. Времени еще хватит.

До столба было всего тысячи три шагов, но дорога оказалась неудобной – сплошные каменные завалы. Столб стоял на невысоком пригорке, и стоял не один. Рядом лежал лев с человеческой головой, высеченный из того же камня, в сторонке чуть снизу – ряд столбов поменьше и пониже.

– Ого, – только и произнес Землевед.

Колонна была ровной, круглой и гладкой, состояла из зернистого розового камня, который не встречался в их долине. Наверху колонны как будто распустился огромный каменный цветок.

– Надо обязательно показать это Камнебою, он будет локти кусать от зависти! – добавил Землевед. – Мне кажется, такое каменщикам не по зубам – столб цельный и очень хорошо обработан. Наверное, его курзы сделали, подражая каменщикам для веселья.

– Смотри, смотри, у этого тоже нос отшиблен! – крикнул Приемыш, показывая на льва с человеческой головой. – Точно как у той головы, что возле трегромад!

– А я думаю, та большая голова тоже сидит на льве, только того льва засыпало песком. У этой головы вот здесь сзади такое, – Землевед помахал пальцами от ушей к плечам, – и у той то же самое.

– Но кто им отбил носы? Зачем?

– Откуда я знаю, сын?! Я и так переполнен вопросами без ответов. Это у Камнебоя спросим, может быть, носы – самая хрупкая часть изваяний. А теперь пойдем – у нас уже в обрез времени, чтобы вернуться к обещанному сроку.

– Подожди, отец. Так кто где жил? Выходит, там, где была большая гроза, жили каменщики, у трегромад тоже каменщики, здесь – курзы, там у реки, где лицо на камне, – тоже курзы. Интересно, а они воевали между собой?

– Они не могли воевать. Курзы бы мгновенно разбили каменщиков, они были намного умней.

– Значит, они мирно жили бок о бок. А если и те, и другие – такие же люди, почему они так отличались?

– А я думаю, что они не жили бок о бок. Мне кажется, они жили в разное время.

– О, то-о-очно! А кто раньше?

– Если бы раньше жили курзы, то значит, они поглупели и превратились в каменщиков. А если каменщики, значит, они поумнели и стали курзами. Я думаю, что скорее каменщики поумнели. Если они тратили столько сил на возведение столбов и трегромад, если они высекали людей со звериными головами и вот таких зверей с человечьими головами, значит, у них был запас стремления и воображения. Люди со стремлением и воображением с годами умнеют, как Камнебой, а без того и другого глупеют, как наш вождь.

– А не могло быть так, что люди сначала поумнели и превратились из каменщиков в курзов, а потом потеряли стремление и воображение, поглупели и исчезли?

– Ох и вопросы ты задаешь, сын! Как дубиной по голове. Не знаю, что и ответить. Пойдем быстрей, не хочу опаздывать.

* * *

– А не пора ли им уже вернуться? – спросила Красотка.

– Я думаю, они вернутся не позже середины завтрашнего дня, – ответила Мамаша. – Землевед опаздывал только два раза: один раз – когда его ранили в ногу, другой – когда он ходил за Восточный хребет и нашел там эту страшную штуку с костями. Ой, чего это Ушка встрепенулась и вскочила?!..

Ушка, подобно тем недавним «духам реки», незаметно появилась на высоком берегу вскоре после ухода Землеведа с Приемышем. Она просто сидела и смотрела на людей. Запевала взяла сырую рыбку, немного подошла к зверю – все, как тогда. Вскоре Ушка сидела у костра в обнимку с Запевалой и виляла хвостом, а Веселька с Прыгулькой стояли чуть поодаль, вытаращив глаза и открыв рот. И только спустя некоторое время осторожно, шаг за шагом приблизились и дотронулись пальцами. Вскоре началась бурная любовь навеки с валянием в пыли.

– Ушка, Ушка! – кричали девочки, подарив имя новому члену племени.

Ушка действительно вскочила и осторожными крадущимися шагами с вытянутым хвостом пошла вверх наискосок, ощетинилась, зарычала, потом резко отрывисто закричала. Чуть в стороне на краю крутого склона появились Землевед с Приемышем.

– Что у вас за чудище такое?! – спросил Землевед.

– Это Ушка, она хорошая, идите, не бойтесь!

Вперед пошел Приемыш. Он уже кое-что знал об этих зверях: чуть подошел, опустился на четвереньки, ласковым голосом подозвал Ушку, дал себя обнюхать, потрепал по щеке. Охрана смилостивилась.

– Ну, рассказывай! – потребовала Мамаша после непродолжительных, но крепких объятий.

– Да чего рассказывать… Вышли мы на край земли. Дальше – вода без конца и края, и в эту воду впадает наша Могучая река. Чудесная чистая прозрачная вода – красотища. И купаться в ней – одно удовольствие. И рыба в ней плавает, да еще какие-то круглые твари с клешнями как у раков бегают, и трава растет, и видно под водой как от меня до той глыбы. Наша река осталась справа от нас – мутная, грязная. На запад идет ровный берег огромной дугой, а на берегу – любимые игольчатые деревья – идешь прямо по сухим иглам и шишкам. Потом – острый выступ земли, за ним – прямой берег, а там – разрушенное жилье людей, много-много разрушенного жилья – оно идет полосой вдоль берега насколько хватает глаз. А самое интересное место – у толстых стен… Мне трудно все объяснять словами, но там есть что-то важное. И там течет ручей, там много деревьев с маслянистыми ягодами и сладких желтых ягод – мы ими питались всю дорогу. Из зверей там бродят козы и небольшие антилопы, много черепах. И воздух ароматный, и красотища!

– Что-то не верю я тебе, – ответила Мамаша. – Что-то уж очень в твоем рассказе все красиво и складно. Дуришь ты нас, чтобы не оставаться здесь, неугомонная ты душа! А здесь ведь хорошо – вода, те же самые ягоды, и Ушка пришла…

– Ну-ка, скажи, когда я тебе врал хоть раз в жизни?!

– Ну, может быть, и не врал, но привирал, приукрашивал. Ты говорил, что путь через саванну – сплошной праздник, а вон как намаялись!

– Но ведь там край земли! Как мы можем сидеть здесь, когда в пяти днях ходьбы – прекрасный край земли! Вот что… Где моя петля? Приемыш, подай! Вот, ты прекрасно пролезаешь в нее. Красотка, иди-ка сюда… Замечательно, еще кулак остается, не дорос живот. Запевала, с тобой и так все ясно. Значит, завтра с утра трогаемся. Думаю, путь по реке будет быстрее, доплывем за три дня. Эту зверюгу тоже берем с собой.

Три дня пути прошли почти без приключений, если не считать незадачу с Ушкой, которая поначалу наотрез отказалась идти на плот. Но в конце концов уговоры в сочетании с применением силы сделали свое дело, и на сей раз плот отчалил с десятью живыми существами. Река несла быстро, но без буйства, на третий день к вечеру притормозила, а впереди пропала земля.

– Гребем к левому берегу! – скомандовал Землевед.

Вскоре левый берег кончился, исчез, и с трех сторон открылся бесконечный простор. Тишайший простор! Камнебой с Остроглазом увели плот с речной струи в неподвижную воду и сложили весла. Никто не произнес ни одного внятного слова – одни междометия. Все смотрели на запад, щурясь от двух солнц – прямого и отраженного в едва колышущейся воде – лавина предвечернего света повергала в трепет, запах воды приводил в благоговение. Мир стал другим, горстка застывших людей на утлом плоту в золотисто-синем пространстве выпала из времени. И только Ушка, внезапно заскулив, вывела всех из транса.

– Гребем к берегу! – скомандовал Землевед.

– К правому или левому? – с усмешкой переспросил Камнебой.

– К единственному и последнему!

Наутро после недолгих споров отправились на запад – туда, к мощным стенам, к большим развалинам, к розовому столбу и человекоголовому льву. Решили, что плот еще пригодится и, главное, добыча с Большого Курзыца, сложенная на нем, но измучались грести в неподвижной воде. Решили зачалить плот на четверти пути, чтобы потом вернуться и перегнать, не задерживая женщин и детей, и пошли пешком почти налегке. Больше всех ворчала Красотка:

– Вот хорошее место, давайте встанем. Как, нет воды? Вон сколько воды! Подумаешь, пить нельзя… Зато какая чистая!.. Вот ручей – пить можно, давайте здесь, тут красиво. Ну что с того, что вы там уже выбрали… Думаете, так приятно тут с животом тащиться… Неправда, большой живот, это ты петлю слишком широкую завязал…

Мамаше было явно тяжелей, но она шла молча, лишь изредка предлагая передохнуть. Длинноногая Запевала шла легко, что-то мурлыча себе под нос, размахивая венцом антилопы – разве можно оставить его на плоту! Малышки частью ехали верхом, частью спешивались и семенили за взрослыми, достаточно окрепнув за долгое путешествие.

На второй день пути по берегу заночевали у очередного ручья, поужинав орехами и круглыми раками, запеченными в углях, – новая пища всем понравилась. Заметно похолодало, поднялся легкий ветерок, вода внизу зашуршала, зашлепала в скалах. Циновки остались на плоту, пришлось ломать тонкие ветки игольчатых деревьев и укрываться ими, прижавшись потеснее друг к другу. Стало тепло, но никто, кроме малышек, не мог заснуть, несмотря на усталость.

– Давайте сказку что ли на сон грядущий, – предложил Камнебой. – Что-то совсем не спится, Мамаша, ну расскажи что-нибудь.

– Что все я? Вон вас сколько. Неужели никто кроме меня не знает хороших сказок? Эй, Запевала! Ты теперь у нас антилопа – вот и расскажи сказку про антилопу.

– Я ее плохо помню, могу напутать что-нибудь.

– Вот и хорошо. Путай – не стесняйся. Так сказки и строятся. Один начал, другой пересказал, напутал, получилось интересней – все запомнили, а если получилось хуже, все забыли. И так далее.

– Попробую. Жила-была антилопа, не простая, а волшебная. И жил-был охотник, не сказать, чтобы волшебный, но одержимый. Или не одержимый, а в него там кто-то вселился, не помню уже… И однажды охотник с луком погнался за антилопой. Антилопа взбежала на скалу и говорит охотнику: «Что ты гонишься за мной? Во мне мало мяса. Я лучше дам тебе двадцать крокодильих зубов – купишь на них двух овец, они куда сытнее меня».