Читать книгу Город золотой: Йоханнесбург, каким я его знаю - Борис Горелик - Страница 1

Длинный пузатый самолёт ждёт. Так всегда: на лайнере покороче и постройнее прилетаю из Москвы на Ближний Восток или в Турцию. А там уже залезаю в брюхо ко второму.

Прямых рейсов из России в ЮАР нет. Летал когда-то давно Аэрофлот, но перестал. Пустых мест было много. А когда Путин посетил ЮАР, Трансаэро запустило прямой рейс из Москвы. Раз или два в месяц. Жест доброй воли. Через год визит Путина забылся, и рейс прикрыли. А потом – и саму Трансаэро.

Так и мотаюсь туда-сюда через Доху, Стамбул, Каир, Дубай и Абу-Даби. Вышел из первого самолёта, вдохнул влажный и горячий арабский воздух и словно на минуту оказался в турецкой бане. Потом пара часов под кондиционерами – и пора укладываться в очередную металлическую банку, которая будет переправлена почти через весь Африканский континент. В этой банке пассажиры законсервированы по девять в ряд, на девять часов.

Международный аэропорт Йоханнесбурга назван в честь Оливера Тамбо. Он был президентом ныне правящей партии. Когда по прилету выходишь к встречающим, прямо напротив высится металлическая фигура Тамбо, раза в полтора выше, чем он был при жизни. Он изображен спускающимся по трапу со старомодным синим чемоданчиком в правой руке. Левой он приветствует нас, тоже вновь прибывших на южноафриканскую землю. Статуя раскрашена в яркие цвета, как это принято в Африке.

Вроде бы, хорошо, что почтили знаменитого борца с расовой дискриминацией. А всё же я думаю, что его имя выбрали, прежде всего, для того, чтобы было как у американцев. В Нью-Йорке аэропорт Дж. Ф. Кеннеди, а в крупнейшем городе ЮАР – О. Р. Тамбо.

Раньше йоханнесбургский аэропорт носил имя Яна Смэтса, южноафриканского премьер-министра и одного из влиятельнейших лидеров англоязычного мира. Но Смэтс, человек своего времени, не был сторонником расового равноправия, что погубило его репутацию в «новой Южной Африке». Пришлось менять таблички.

Переименования пока не стали в ЮАР эпидемией, но тревожные симптомы уже есть. В центре столицы, Претории, почти у всех главных улиц новые имена. Обычно в честь героев борьбы с дискриминацией и «апартеидом», то есть принудительным разделением южноафриканцев разных рас во всех сферах жизни. В центре Йоханнесбурга при прежних властях начался тот же процесс. Но пересмотр истории – не в приоритете для партии Демократический альянс, которая последние годы руководит этим городом.

Вообще, вопрос о переименованиях сложен. Города основаны и спроектированы белыми в то время, когда управляли страной они. Поэтому улицы в центре носят имена их деятелей. Но эти районы уже многие годы преимущественно населены чёрными. Разве справедливо, что их герои не увековечены в местных топонимах?! К тому же, чёрные – фактические хозяева современной Южной Африки. Они в большинстве не только на улицах, но и в органах власти.

Что касается других, более молодых районов, допустимо ли, чтобы там сохранялись названия в честь тех, кто разрабатывал и насаждал апартеид в его самых порочных формах? В то же время, если запустить каток переименований, неясно, как его остановить.

Многое ещё переименуют, наверное. Даже саму страну. «Южная Африка» – это ведь чисто географическое обозначение, придуманное чиновниками колониальных времён. Чёрные в городах всё чаще называют свою родину «Мзанзи». Раз ЮАР следует по пути остальных государств южнее Сахары в политическом и экономическом отношении, то и называться ей нужно тоже по-африкански. Так логичнее.

Вот и у политической столицы ЮАР теперь африканское имя. Основная часть города по-прежнему «Претория». А с пригородами он – «Цване». Провинция именовалась «Трансвааль», на голландский манер, а в 1990-е стала «Гаутенгом». Но экономическая столица, крупнейший город страны, пока остаётся «Йоханнесбургом»…

Как выпускать из самолёта начали, тут уж не зевай. Надо быстро-быстро пройти сотни метров по коридорам, эскалаторам и траволаторам на паспортный контроль. Иначе проторчишь в очереди-змее час, а то и полтора. Сотрудники работают вальяжно, неторопливо, обмениваются шутками и стараются провести рабочее время как можно приятнее.

Надо подойти к ним, улыбнуться, поздороваться и ни в коем случае не высказывать нетерпения. Такое здесь воспринимается как агрессия. Белоснежная улыбка сотрудника тут же исчезает, ноздри раздуваются, и ты уже не турист, а подозрительный иностранец. Пробовать не рекомендуется.

Здесь, как в России, считают, что с выдачей багажа пассажирам торопиться не стоит. Уже почти все пассажиры рейса прошли паспортный контроль и сгрудились, напряжённо дыша, вокруг непрерывно движущегося пустого транспортёра. Наконец, первый чемодан пошёл!

«Йоханнесбург»… Длинное слово! Впрочем, мне не привыкать. Я родился в городе под названием «Екатеринбург». «Дорогие екатеринбуржцы и екатеринбурженки», – обращаются тамошние дикторы к телезрителям.

Мало у кого хватает терпения выговорить слово «Йоханнесбург». Чёрные говорят: «Джози» или «Иголи», город золота. На официальном логотипе города указано: «Джобург». Даже у мэра и его бюрократов, при всей их любви к помпезности, редко возникает желание произнести все четыре слога названия. Так «Джобургом» и кличут.

Только белые обычно не жалеют времени на правильное произнесение этого имени. Может, они даже подчёркивают этим, что «Йоханнесбург» – слово европейское, а значит тут, в Африке, они дома. Для них это больной вопрос. Особенно для африканеров, которых раньше называли «бурами». Они, потомки голландцев, шотландцев, немцев и французских гугенотов, дали этому месту такое прозвище – «город Йоханнеса», «Йоханнесбург».

Никто не знает, почему закрепилось именно такое название. Зато хорошо известно, почему здесь вырос город. Не оттого, что тут было красиво, как в Претории, с её речушками и высокими холмами. А потому что сто тридцать лет назад здесь нашли богатейшие месторождения золота. И потянулись в эту пустошь со всего юга Африки искатели счастья. Думали разбогатеть и поскорей уехать отсюда восвояси. Разбогатели немногие. Но многие остались.

Сколько лет стоит этот город на малопримечательных равнинах и холмах! Сколько поколений здесь выросло, сколько людей находили друг друга, женились, старели и умирали! А всё равно неуютно здесь, как будто однажды жители этих лачуг, обитых железными листами, этих домов-«спичечных коробков» для чёрных, этих солнечных двухсотметровых квартир, домиков в тосканском стиле и стеклянных вилл – как будто все эти люди когда-нибудь возьмут и уедут туда, где им милее.

А может, это только я так чувствую? Ведь этот город не стал для меня домом, даже вторым. Мы с ним сторонились друг друга. Я не был здесь счастлив. И все эти годы сидел на чемоданах, готовый рвануть куда подальше.

В Йоханнесбурге мало кого волнует прошлое. Здесь нет традиций. Здесь с лёгкостью сносят, строят и снова сносят. Тем более теперь, когда история для обычного южноафриканца означает лишь историю борьбы. И герои прошлого – только те, кто отстаивал права небелых от посягательств белых.

Считается, что хорошая, полноценная история ЮАР – это с 1994 года, когда состоялись первые нерасовые демократические выборы, и к власти пришёл Нельсон Мандела. Теперь его статуи стоят по всей стране. И главная из них – на площади Манделы в Йоханнесбурге. Туристы ему по колено. Они радостно позируют для фотографий, как карлики рядом с великаном в «Книге рекордов Гиннесса».

Нынешние южноафриканские власти – члены правящей с 1994 года партии «Африканский национальный конгресс» (АНК) – не любят чинить и реставрировать. Зачем беречь следы прошлого, не связанного с борьбой?! Снести ко всем чертям и построить «наш, новый мир». А если нельзя, надо создать что-то альтернативное, сияющее новизной.

Так в Йоханнесбурге мимо раздолбанных электричек, где в вагонах орудуют грабители, подставляя к рёбрам пассажиров велосипедные спицы, а поезда сходят с путей, несутся красавцы-экспрессы для среднего класса. Есть что показать заграничным визитёрам.

В Кейптауне, где интуристов куда больше, говорят про Йоханнесбург: «Это другая страна». Как будто в чистеньком кейптаунском центре не жутковато ходить после темноты, когда гости города отправляются в другие районы или сидят в заведениях, а по тротуарам слоняются личности с тёмными намерениями. Как будто нет у Кейптауна своего района-урода – огромной, стихийно разрастающейся деревни бедняков Гугулету. Как будто у мыса Доброй Надежды ликвидированы вековые противоречия между расами и шокирующая разница между унизительной бедностью большинства и достатком меньшинства. Разве решен там один из основных вопросов для ЮАР: имеют ли белые моральное право жить в Африке и сохранять свою собственность?

Врут кейптаунцы! Все южноафриканцы одним миром мазаны. Просто облик Йоханнесбурга гораздо более африканский. Это пугает, настораживает. Здесь куда проще, чем в Кейптауне, оказаться в кварталах, где вы – единственный белый на пять сотен чёрных.

В первые годы я специально ходил по Йоханнесбургу пешком, чтобы его изучить так же, как города Европы. Многие десятки километров прошёл я по этим разбитым, давно не ремонтировавшимся тротуарам. Бывал и в трущобах, и в престижных кварталах, где просторные участки опоясаны заборами с колючей проволокой под напряжением. И прохожие смотрели на меня с удивлением: «Что делает этот белый на тротуаре? Почему не едет на машине, как полагается белым?» А другие просто улыбались и приветствовали. Так я, выросший в стране, где большинство людей в жизни не сказали двух слов африканцу, перестал опасаться чёрных.

Власти Йоханнесбурга хотели бы убедить туристов остаться в этом городе, а не сразу улетать к пляжам, заповедникам и винодельческим хозяйствам. Но двухэтажный красный туристический автобус, который ездит между основными достопримечательностями города, обычно пустует.

Однажды, ещё когда для поездки в ЮАР россиянам нужна была виза, я хотел провести в Йоханнесбурге две недели. Сотрудник, принимавший моё заявление, побежал советоваться к консулу. Тот попросил меня написать план каждого дня моей поездки, с полным перечнем мест, которые я хочу осмотреть: «Если бы вы ехали в Кейптаун, вопросов нет. А Йоханнесбург – город не туристический».

Тогда какой?