Читать книгу Расизм и антисемитизм в гитлеровской Германии. Антинацистское Сопротивление немецких евреев - Борис Хавкин - Страница 5

На вопрос, что такое национал-социализм (нацизм), можно дать простой, но мало что объясняющий ответ: это германский, доведенный, как все, за что берутся немцы, до образцовости, вариант фашизма. С таким толкованием согласны, несмотря на существующие различия[1], как многие отечественные[2], так и западные исследователи[3].

Сложность определения понятий «фашизм» и «нацизм» связана с тем, что фашизм и его разновидности обладают удивительной способностью к мимикрии: они, как хамелеоны, быстро приспосабливаются к изменяющейся обстановке. Фашизм многогранен и многолик. Он и его национальные проявления существуют в виде идеологии, общественно-политического движения, политического режима вождистского типа, террористической диктатуры.

Нередко научное понятие «фашизм» превращается в пропагандистское клише, используемое в актуальных политических целях: «На Украине гарантировано нарастание тяжелейшей гражданской антифашистской войны. Она создаст своих героев и своих мучеников. А закончится полным поражением фашистов», – пишет о современной ситуации на Украине российская коммунистическая газета «Правда»[4].

«Понятие “фашизма” (и точно так же “антифашизма”) с самого начала заняло некое промежуточное место между теорией и полемикой. Такое положение не изменилось и до сих пор. Многие из наших современников используют понятие “фашизм” как простой боевой клич или как ругательство, которым они обмениваются друг с другом», – отмечает современный немецкий историк В. Випперман; он выделяет три варианта фашизма: итальянский «нормальный» фашизм, немецкий «радикальный» фашизм и фашизм «сверху» в некоторых европейских странах[5]. Рассмотрим первые два варианта.

Лидер немецких национал-социалистов Адольф Гитлер признавал серьезное воздействие итальянского фашизма на формирование нацистской партии[6]. Однако немецкие нацисты никогда не называли себя фашистами: в Германии в 1933–1945 гг. был национал-социализм, то есть попытка построить спаянное единой идеологией арийское национальное государство и создать германское «народное сообщество», которое с помощью военной силы тоталитарного государства завоюет для себя «жизненное пространство», освободив его от «неполноценных» рас и народов. Национал-социализм – это «социализм» (социальное государство) для «избранной нации». Гитлер давал понятию «национальный социализм» следующее определение: «Социализм – древняя арийская, германская традиция. Наши предки использовали некоторые земли сообща. Они развивали идею об общем благе. Марксизм не имеет права маскироваться под социализм. В отличие от марксизма, социализм не отрицает частную собственность и человеческую индивидуальность. В отличие от марксизма, социализм патриотичен…Мы решили назваться национал-социалистами. Мы не интернационалисты. Наш социализм национален. Мы требуем исполнения государством справедливых требований трудящихся классов на основе расовой солидарности. Для нас раса и государство – это единое целое»[7].

В трактовке национал-социализма немецкие нацисты опирались на определение «отца» фашизма итальянского «дуче» Б. Муссолини: «Фашизм – это социализм, взявший все лучшее от социализма, но социализм национальный, не ориентированный на мировую революцию, и государственно-корпоративный, а не стремящийся к отмиранию государства»[8].

Если итальянский фашизм «видел свою цель прежде всего в строительстве сильного государства, “Stato Totalitario” как основы обновленной “Impero Romano”, то главной гитлеровской идеей была ведущая роль расы, расистские основания будущей империи, в создании которой сильное государство было только средством, но никак не самоцелью», – утверждал немецкий ученый Карл Дитрих Брахер[9].

В отличие от итальянского фашизма, представлявшего собой, по мнению немецкого историка Эрнста Нольте, буржуазную реакцию на угрозу социалистической революции, национал-социализм – это в первую очередь реакция на проигранную Германией Первую мировую войну. Основные различия заключаются в практике обоих движений: социальная аффектация фашизма вызывалась самой итальянской действительностью, тогда как национал-социализм вынужден был поддерживать ее искусственно. Национал-социалистское движение быстро пришло бы в упадок, если бы не энергичная поддержка со стороны рейхсвера и государственного аппарата и субсидии промышленных магнатов.

Как утверждал Нольте, приход национал-социалистов к власти легальным путем в условиях Веймарской республики – единственная в своем роде консервативная революция, революция против революции. Процесс, растянувшийся в Италии на семь лет, занял в Германии десять месяцев. Хотя с приходом к власти германского нацизма практика национал-социализма не стала в одночасье государственной и общественной практикой, но быстро развивавшийся процесс тоталитаризации и унификации превратил государство казарм в одну государственную казарму. Именно в этом и состояла новизна, связанная с тотальной мобилизацией. Специфический тоталитарный германский вариант фашизма должен был обязательно приобрести милитаристский характер и всю свою ударную мощь обрушить на великого соседа на востоке – Советскую Россию. Гитлер поверил сам и смог убедить Германию в том, что приход к власти нацистов убережет страну от победы коммунизма.

Согласно Нольте, большевистская Россия отождествлялась Гитлером с еврейством, захватившим власть. Нольте предложил версию о «вторичности» гитлеровской диктатуры и ее преступлений, которая де была лишь вынужденным «ответом на большевизм». По утверждению Нольте, Гитлер был всего лишь копией Сталина, а Освенцим – только «технически усовершенствованной» копией ГУЛАГа[10].

Тезисы Нольте были изложены в форме вопросов, обращенных к читателю: «Может быть, национал-социалисты, Гитлер прибегли к “азиатским злодеяниям” лишь потому, что считали себя и себе подобных потенциальными или реальными жертвами таких же “азиатских злодеяний”, осуществляемых другими?.. Разве большевистские “убийства из классовых соображений” не были логическим и фактическим прологом “убийств из расовых соображений”?»[11].

В работе «Три лика фашизма» Нольте подчеркивал, что «гитлеровская идеология видела в евреях основных носителей большевизма и агентов темных сил, враждебных самой природе, и поэтому считала необходимым уничтожить их ради спасения человечества». По концепции Нольте, «Аушвиц был столь же естественно заложен в расистской доктрине нацистов, как плод бывает заложен в семени»[12].

Цель «еврейского заговора», по Гитлеру, – создание всемирного государства под контролем евреев, что грозит суверенитету других стран, защита которого и есть главная задача нацизма. Суверенитет же для него равнозначен полной независимости, обеспечиваемой за счет собственных ресурсов и необходимого пространства, обеспечивающего с военно-географической точки зрения защиту государства. Отсюда берет начало теория «жизненного пространства» как аргумента в пользу завоевательных войн и установления «мирового господства» с целью освобождения мира от еврейско-христианско-марксистского учения. Таким образом, цель национал-социалистского движения – завоевание и утверждение в перманентной войне безусловного суверенитета для осуществления германского расового господства[13].

Западногерманский историк Фриц Фишер подверг тезисы Нольте резкой критике: он напомнил о неразрывной связи версии Нольте о «вторичной природе» гитлеризма с прежними, многократно отвергнутыми, тезисами консервативных историков. Фриц Фишер подчеркивал опасность ложных установок, при помощи которых «национал-социализм и Гитлер удаляются из германской истории и именуются реакцией на большевизм, на преступления сталинизма»[14].

Национал-социализм можно рассматривать как попытку построить «народное государство» для «высшей расы», как это делает гейдельбергский профессор Али Гёц[15]. Историк задался простым и вполне естественным вопросом: в чем причина многолетних успехов Гитлера, поддержки его огромным числом немцев? Как могло столь очевидно мошенническое и преступное предприятие, как национал-социализм, добиться столь высокой, сегодня едва ли объяснимой степени интеграции общества?

Конечно, насаждаемая и разжигаемая сверху ненависть против «неполноценных», «инородцев», «евреев», «большевиков» была существенной предпосылкой популярности нацизма. Однако в предшествующие Третьему рейху десятилетия немцы были не более отягощены антисемитизмом и антикоммунизмом, чем другие европейцы; их национализм был не более расистским. Утверждение о раннем развитии в Германии особого, специфичного для нее «истребительного антисемитизма» и ненависти к «чужакам», по мнению Али Гёца, лишено оснований.

По определению историка, вовсе не патриотизм и национальное унижение заставили немцев примкнуть к преступному нацистскому режиму, а всего лишь корыстные побуждения и низкий материализм. Али Гёц понимает нацистский режим как «услужливую (по отношению к подавляющему большинству немцев) диктатуру». Гитлер, гауляйтеры, значительная часть министров, статс-секретарей действовали как классические политики-популисты, постоянно озабоченные настроением управляемых. Они ежедневно задавались вопросом, как добиться их удовлетворенности, улучшить их самочувствие. Каждый день они заново покупали их одобрение или по меньшей мере нейтралитет населения. Программа «национального социализма» Гитлера была не только пропагандистским лозунгом – во многом ее реализовывали на практике[16].

Нацистская партия все больше переходила к социальному контролю над немецким обществом[17]. Для строительства «национального социализма» нацисты стремились идеологически, политически, экономически и военно-технически мобилизовать почти все население Германии, за исключением «расовых врагов». Одна из основоположниц теории тоталитаризма Ханна Арендт называла это «тоталитарной организацией»[18].

В научной литературе широко обсуждается определение фашизма английским исследователем Р. Гриффином как «палингенетического ультранационализма», предполагающее, что в своем мифологическом ядре фашистская идеология нацелена не на возрождение нации (как другие националистически-популистские идеологии), а на ее «сотворение заново». Эту концепцию, по мнению немецкого историка А. Умланда, можно считать более или менее принятой на сегодняшний день в англоязычном научном сообществе[19]. По мнению А. Умланда, постсоветское российское толкование фашизма подверглось фрагментации, а использование термина «фашизм» в публичном дискурсе страдает от «гиперинфляции». А. Умланд выделяет как минимум 4 различных тенденции в трактовке понятия «фашизм» в современной России[20].

Во-первых, публицисты, до сих пор поддерживающие более или менее видоизмененные версии классического марксистского определения фашизма, данного в резолюции XIII пленума ИККИ и повторенного на VII Конгрессе Коминтерна Г.М. Димитровым: «Фашизм – это открытая террористическая диктатура наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее империалистических элементов финансового капитала… Фашизм – это не надклассовая власть и не власть мелкой буржуазии или люмпен-пролетариата над финансовым капиталом. Фашизм – это власть самого финансового капитала. Это организация террористической расправы с рабочим классом и революционной частью крестьянства и интеллигенции. Фашизм во внешней политике – это шовинизм в самой грубейшей форме, культивирующий зоологическую ненависть против других народов»[21].

Это определение, наряду с теорией «социал-фашизма», оказало крайне негативное действие, так как привело к недооценке фашизма и дезориентировало левое антифашистское движение Европы в предвоенный период. По язвительному определению Л.Д. Троцкого, самого острого коммунистического критика гитлеризма и сталинизма, «теория социал-фашизма, в которой невежество Сталина сочетается с легкомыслием Мануильского, стала петлей на шее немецкого пролетариата»[22].

Во-вторых, авторы, представлявшие фашизм как западную по своей сути форму экстремизма, которая, по определению, не является российской[23].

В-третьих, российские публицисты, чрезмерно свободно толкующие термин «фашизм» и называющие «фашистскими» широкий спектр авторитарных и националистических направлений, даже таких, которые относятся к российскому либеральному или украинскому национальному движению[24].

В-четвертых, российские ученые, близкие к западным в своем понимании термина «фашизм», такие как В.И. Михайленко[25], В.А. Буханов[26] и А.А. Галкин, который объединил свои предыдущие определения фашизма общей дефиницией «правоконсервативный революционаризм»[27]. Школа А.А. Галкина в значительной степени находится в согласии со сравнительными исследованиями неофашизма на Западе, признавая определенное сходство между межвоенной и постсоветской политической обстановкой и наличие потенциала фашистской угрозы в России[28].

По мнению историка И.В. Мазурова, фашизм как государственная система правления – это не авторитаризм, а тоталитаризм; между ними есть существенная разница[29]. Для фашистских государств характерно усиление регулирующей роли государства как в экономике, так и в идеологии: корпоративизация государства посредством создания системы массовых организаций и социальных объединений, насильственные методы подавления инакомыслия, неприятие принципов экономического и политического либерализма. Основными чертами идеологии фашизма являются: ярко выраженный национализм, традиционализм, экстремизм, этатизм, корпоративизм, популизм, антилиберализм, антикоммунизм, милитаризм, вождизм, декларирование опоры на широкие слои населения, не относящиеся к правящим классам. Для германского национал-социализма – фашизма «образцового», доведенного до крайней степени национализма и социальной демагогии, был характерен расовый антисемитизм в экстремистских его проявлениях.

Такому пониманию фашизма близко определение, данное писателем Борисом Стругацким: «Фашизм есть диктатура националистов. Соответственно, фашист – это человек, исповедующий (и проповедующий) превосходство одной нации над другими и при этом активный поборник “железной руки”, “дисциплины-порядка”, “ежовых рукавиц” и прочих прелестей тоталитаризма. И все. Больше ничего в основе фашизма нет. Диктатура плюс национализм. Тоталитарное правление одной нации. А все остальное – тайная полиция, лагеря, костры из книг, война – прорастает из этого ядовитого зерна, как смерть из раковой клетки»[30].

В 1995 г. Российская академия наук в связи с Указом Президента России Б.Н. Ельцина от 23 марта 1995 г. «О мерах по обеспечению согласованных действий органов государственной власти в борьбе с проявлениями фашизма и иных форм политического экстремизма в Российской Федерации» дала следующее определение фашизма: «Фашизм – это идеология и практика, утверждающая превосходство и исключительность определенной нации или расы и направленная на разжигание национальной нетерпимости, обоснование дискриминации в отношении представителей иных народов, отрицание демократии, установление культа вождя, применение насилия и террора для подавления политических противников и любых форм инакомыслия, оправдание войны как средства решения межгосударственных проблем»[31].

При всей универсальности этого определения, оно называет признаки (крайние формы расизма и ксенофобии, культ вождя, антидемократизм, террор и насилие и т. д.), но не дает сущностных характеристик этого сложного социального явления, выступающего в разных формах и обладающего развитой способностью к мимикрии.

Итальянский писатель и ученый Умберто Эко в 1995 г. составил список 14 типических характеристик «вечного» или «ур-фашизма», как он назвал фашизм в разных его видах и исторических проявлениях:

1. Традиционализм, культ традиции. Нет места развитию знания. Истина уже провозглашена раз и навсегда; остается только истолковывать ее темные слова. Достаточно посмотреть «обоймы» любых фашистских культур: в них входят только мыслители-традиционалисты. «Немецко-фашистский гнозис питался из традиционалистских, синкретистских, оккультных источников». Священный Грааль смешивается с «Протоколами Сионских мудрецов», алхимия со Священной Римской империей.

«2. Традиционализм неизбежно ведет к неприятию модернизма. Как итальянские фашисты, так и немецкие нацисты вроде бы обожали технику, в то время как традиционалистские мыслители обычно технику клеймили, видя в ней отрицание традиционных духовных ценностей. Но, по сути дела, нацизм наслаждался лишь внешним аспектом своей индустриализации. В глубине его идеологии главенствовала теория “Blut und Boden” – “Крови и почвы”. Отрицание современного мира проводилось под знаком отрицания капиталистической современности. Это, по существу, отрицание духа 1789 года (а также, разумеется, 1776-го) – духа Просвещения. Век Рационализма видится как начало современного разврата. Поэтому ур-фашизм может быть определен как иррационализм.

3. Иррационализм крепко связан с культом действия ради действия. Действование прекрасно само по себе и поэтому осуществляемо вне и без рефлексии. Думание – немужественное дело. Культура видится с подозрением, будучи потенциальной носительницей критического отношения. Тут все: и высказывание Геббельса “Когда я слышу слово культура, я хватаюсь за пистолет”, и милые общие места насчет интеллектуальных размазней, яйцеголовых интеллигентов, радикал-снобизма и университетов – рассадников коммунистической заразы. Подозрительность по отношению к интеллектуальному миру всегда сигнализирует присутствие ур-фашизма. Официальные фашистские мыслители в основном занимались тем, что обвиняли современную им культуру и либеральную интеллигенцию в отходе от вековечных ценностей».

4. Никакая форма синкретизма не может вынести критики. В современной культуре научное сообщество уважает несогласие как основу развития науки. В глазах ур-фашизма несогласие есть предательство.

«5. Несогласие – это еще и знак инакости. Ур-фашизм растет и ищет консенсусов, эксплуатируя прирожденную боязнь инородного. Первейшие лозунги фашистоидного или пре-фашистоидного движения направлены против инородцев. Ур-фашизм, таким образом, по определению замешан на расизме.

6. Ур-фашизм рождается из индивидуальной или социальной фрустрации. Поэтому все исторические фашизмы опирались на фрустрированные средние классы, пострадавшие от какого-либо экономического либо политического кризиса и испытывающие страх перед угрозой со стороны раздраженных низов. В наше время, когда прежние “пролетарии” превращаются в мелкую буржуазию, а люмпен из политической жизни самоустраняется, фашизм найдет в этом новом большинстве превосходную аудиторию.

7. Тем, кто вообще социально обездолен, ур-фашизм говорит, что единственным залогом их привилегий является факт рождения в определенной стране. Так выковывается национализм. К тому же единственное, что может сплотить нацию, – это враги. Поэтому в основе ур-фашистской психологии заложена одержимость идеей заговора, по возможности международного. Сочлены должны ощущать себя осажденными. Лучший способ сосредоточить аудиторию на заговоре – использовать пружины ксенофобии. Однако годится и заговор внутренний, для этого хорошо подходят евреи, потому что они одновременно как бы внутри и как бы вне.

8. Сочлены должны чувствовать себя оскорбленными из-за того, что враги выставляют напоказ богатство, бравируют силой… Англичане питаются интенсивнее, чем бедные, но честные итальянцы. Богаты еще евреи, к тому же они помогают своим, имеют тайную сеть взаимопомощи. Это с одной стороны; в то же время сочлены убеждены, что сумеют одолеть любого врага. Так, благодаря колебанию риторических струн, враги рисуются в одно и то же время как и чересчур сильные, и чересчур слабые. По этой причине фашизмы обречены всегда проигрывать войны: они не в состоянии объективно оценивать боеспособность противника.

9. Для ур-фашизма нет борьбы за жизнь, а есть жизнь ради борьбы. Раз так, пацифизм однозначен братанию с врагом. Пацифизм предосудителен, поскольку жизнь есть вечная борьба. В то же время имеется и комплекс Страшного Суда. Поскольку враг должен быть – и будет – уничтожен, значит, состоится последний бой, в результате которого данное движение приобретет полный контроль над миром. В свете подобного «тотального решения» предполагается наступление эры всеобщего мира, Золотого века. Однако это противодействует тезису о перманентной войне, и еще ни одному фашистскому лидеру не удалось разрешить образующееся противоречие.

10. Для всех реакционных идеологий типичен элитаризм, в силу его глубинной аристократичности. В ходе истории все аристократические и милитаристские элитаризмы держались на презрении к слабому. Ур-фашизм исповедует популистский элитаризм. Рядовые граждане составляют собой наилучший народ на свете. Партия составляется из наилучших рядовых граждан. Рядовой гражданин может (либо обязан) сделаться членом партии».

И. «Всякого и каждого воспитывают, чтобы он стал героем. В мифах герой воплощает собой редкое, экстраординарное существо; однако в идеологии ур-фашизма героизм – это норма. Культ героизма непосредственно связан с культом смерти… Герою ур-фашизма умереть невтерпеж. В героическом нетерпении… ему гораздо чаще случается умерщвлять других.

12. Поскольку как перманентная война, так и героизм – довольно трудные игры, ур-фашизм переносит свое стремление к власти на половую сферу. На этом основан культ мужественности (то есть пренебрежение к женщине и беспощадное преследование любых неконформистских сексуальных привычек: от целомудрия до гомосексуализма)».

13. «Ур-фашизм строится на качественном (квалитативном) популизме… В глазах ур-фашизма индивидуум прав личности не имеет, а Народ предстает как качество, как монолитное единство, выражающее совокупную волю. Поскольку никакое количество человеческих существ на самом деле не может иметь совокупную волю, Вождь претендует на то, чтобы представительствовать от всех… За примером качественного популизма не обязательно обращаться к Нюрнбергскому стадиону или римской переполненной площади перед балконом Муссолини. В нашем близком будущем перспектива качественного популизма – это телевидение или электронная сеть “Интернет”, которые способны представить эмоциональную реакцию отобранной группы граждан как “суждение народа”.

14. Ур-фашизм говорит на Новоязе. Новояз был изобретен писателем Дж. Оруэллом в романе “1984”[32] как официальный язык Ангсоца, Английского социализма, но элементы ур-фашизма свойственны самым различным диктатурам. И нацистские, и фашистские учебники отличались бедной лексикой и примитивным синтаксисом, желая максимально ограничить для школьника набор инструментов сложного критического мышления. Но мы должны уметь вычленять и другие формы Новояза, даже когда они имеют невинный вид популярного телевизионного ток-шоу»[33]. Согласно Умберто Эко, достаточно наличия 6–7 признаков, чтобы понять, что общество близко к наступлению фашизма.