Читать книгу В дымке сосен - Борис Иванов - Страница 3

Поэзия Бориса Иванова разная. Главное в ней, как мне представляется – полеты во сне и наяву над своей детской родиной: «Уже лечу я над тайгой, / Над марями в цветах залитых. / Босою трогаю ногой / Туман, меж сопками повитый» (здесь, скорее, сопки должны быть повиты туманом, но грамматическая и смысловая инфантильность не только не портит тексты Иванова – она является их законной стилистикой).

Стихи Бориса Иванова, как хороший калейдоскоп, складываются из самого разного, но всегда цветного материала. Наивность его классических, каких-то комаровских олицетворений сменяется явлением характерного русского «бедного гения», который «в голове застучался» (Балдёнков-Чижиков), а он – ироничной шансонной эротикой, а она – несколько обериутовской «весной, набухшей из штанов», а та – несколько разухабистой игрой ума в его «этотских мыслях». И т. д.

Его поэзия – это совершенно искреннее состояние, далекое от интеллектуальных или декоративных усилий. Она появляется, «когда душа возьмется напевать, а мозг неудержимо клокотать». Это именно что поэтический ген, который действует с той же непреложностью, что и мужская хромосома: «Я родом мальчик и могу / В том расписаться на снегу».

Поэзия «голомузой головы», как он однажды загадочно выразился.

Такие поэты приручают и одомашнивают любую банальность: фольклорную или литературную. «Васильковые очи» или «ночи любви» какие-нибудь. Эти стертые текстовые монетки вдруг начинают казаться вам приметами хорошо и правильно обжитого небольшого поэтического мира.

Например, Пегас у Бориса Иванова, как и положено, вдохновенный и быстрокрылый. Но честные интонации его поэзии рождают другой образ:

я почему-то представляю себе нашего поэта, гладящего по морде старую усталую лошадь, рядом с которой он прожил многие годы, и говорящего: ну что, Пегасушка, еще поживем-побредем…

Не знаю, как свою обычную жизнь, а свою поэтическую жизнь он обжил как хотел. В ней у него все на своем месте, хотя посторонний взгляд может увидеть в такой обжитости вопиющий беспорядок.

Ну и пусть увидит. Он же посторонний.

Павел Толстогузов

доктор филологических наук,

профессор ПГУ им. Шолом-Алейхема