Читать книгу Пуле переводчик не нужен - Борис Кудаев - Страница 6

Переводчик. Индия. Амритсар

Страсть к общению с убогими и юродивыми, по‑видимому, у русских в крови. Зря экскурсовод распинался перед ними о красотах Золотого Храма и других исторических памятников Амритсара. Они воспринимали все это только как дополнительную нагрузку к основному аттракциону, ради которого, честно говоря, и проделали эту утомительную дорогу. Они знали от друзей, уже побывавших в «священном городе сикхов», о главном экспонате этого музея под открытым небом. У моста через рукав священного Инда лежали на подстилках из связок хвороста обрубки человеческих тел. Прокаженные, которым удалось прожить так долго, что от их конечностей почти ничего не осталось. У каждого такого ложа стояла алюминиевая миска, куда сердобольные туристы кидали милостыню. Экскурсовод рассказывал, что на собранное добрые люди и ходячие прокаженные покупают продукты для этих несчастных, готовят для них еду, покупают лекарства. В Индии прокаженные не изолируются. Их много на центральных и торговых улицах Бомбея и Калькутты. Но те передвигаются сами и сами просят милостыню, вызывая ужас и сострадание. Мы сначала, пока не привыкли, носили рубашки с длинными рукавами, несмотря на жару, – эти несчастные, чтобы привлечь к себе внимание, пытаются тронуть тебя за локоть… А здесь самые «подвижные» ползали по дороге, толкая перед собой алюминиевую миску с мелочью. Остальные смотрели на них со своих хворостяных лежанок, как старики снисходительно и с легкой завистью смотрят на резвящихся детей. Словоохотливый гид рассказал нашим специалистам и их женам, что прокаженные лежат на кучах хвороста, так как покормить несчастного – это куда ни шло, но носить его в туалет никто не будет. Несмотря на то что они в душе готовились к этому зрелищу, туристам стало не по себе. Они быстро роздали несчастным милостыню, и мы прошли к мосту.

Если постучать по перилам моста или потопать по настилу, вода под мостом закипит от собравшейся на кормежку рыбы. Индусы щедро сыплют в воду шарики жареного теста, очень похожие на те, что делают для бульона у меня на родине. Разница, однако, в том, что здесь в каждом шарике – папиросная бумажка с приветствием богу – надписью: «Харе, Рама!» Индусы за много лет приучили рыбу к этому ритуалу, и ее здесь развелось видимо-невидимо. Индусы, правда, обижаются на сикхов – говорят, что те по ночам стучат по дну своих лодок и поднимают сети, полные откормленной священными шариками рыбы…

Полюбовавшись толпами верующих, считающих, что омовение в водах Биаса принесет им здоровье и счастье, мы уже собрались пойти пообедать в кафе – к сикхам, кстати, полакомиться жареной рыбой. И вдруг, к своему ужасу, я увидел двоих русских, со счастливыми улыбками рассыпавших мелочь по мискам прокаженных. Я точно знал, что вся мелочь была израсходована двадцать минут назад. Откуда эти резервы? Радостно улыбаясь, двое ракетчиков показали мне на небольшой киоск. «У этих капиталистов все продумано! Там сидит специальный меняла, и он бумажные рупии разменивает на мелочь. Сколько хочешь!» На Кавказе говорят: «Пусть не только твой друг, но и твой враг будет умным – тогда победа будет сладкой, а поражение – не таким горьким». Я сдержался. Я знал, что мой следующий вопрос повергнет их в ужас – ведь они видят перед собой результат этой ужасной болезни. Но не спросить нельзя. Надо, чтобы они запомнили этот урок раз и навсегда. Как запомнил его я после случая, произошедшего в пакистанской деревушке Наушехро Фироз. Перед возвращением в Карачи надо было расстаться с бородой, выросшей за время экспедиции, и я зашел к местному парикмахеру. Он почти закончил бритье, когда колокольчик на двери звякнул и в проеме показалась фигура безногого инвалида. Он в руке, на которой остались только небольшие бугорки от пальцев, держал пачку «Мальборо». Протянув сигареты парикмахеру, он сделал благодарственный жест, прижав правую руку к груди, безмолвно развернулся и исчез. На мой вопросительный взгляд брадобрей ответил:

– Это наш местный нищий, мы все его опекаем. Сегодня пятница, священный день мусульман, и я сделал для него доброе дело – побрил ему голову, чтобы он мог носить традиционную чалму. Кто‑то угостил его сигаретами, а он, чтобы сделать в свою очередь доброе дело, подарил их мне – он знает, что я люблю эти сигареты.

– Довольно дорогие в Пакистане, – сказал я, просто чтобы поддержать разговор и сделать ему приятное.

– Да, пожалуй, – согласился он, – но этому человеку их не жалко – он не курит, бедняга. И так еле жив. Проказа!

Я не помню, как вышел из парикмахерской и дошел до нашего «газика». Но помню, что брил он меня бритвой «Золинген» – я ее запомнил, потому что удивился, увидев чудо немецкой сталелитейной промышленности в этой глуши. «Золинген» по‑немецки – близнецы. Эти бритвы называются так, потому что продаются парами в обтянутой бархатом коробочке. Пришел я в себя от густого запаха «Тройного одеколона», который мы возили с собой для гигиенических нужд. Лицо горело – я его несколько раз буквально вымыл одеколоном. Но и после этого на душе было неспокойно. Интересно, какой из двух бритв он побрил прокаженного? У этой болезни инкубационный период достигает восьми лет. Есть время на раздумье…

Так что выхода у меня не было:

– Как вы думаете, откуда он берет столько мелочи? Это ходячие прокаженные вечером собирают мелочь у лежачих и сдают меняле. Он принимает мелочь по 110 пайсов за бумажную рупию. А почем он мелочь продал вам?

– По три бумажные рупии за две мелочью, – прокричали они, набирая скорость по тропе, ведущей под мост, к реке, которая у священного Амритсара, как им недавно сказал гид, дезинфицирует не хуже медицинского спирта.

Я тогда был твердо уверен – если бы у них был спирт, они бы впервые употребили его для наружной процедуры. Русские – удивительный народ! Они считают, что чума, холера, проказа – это экзотика, и не может относиться никоим образом к гражданам нашей страны. Как сказал мне один дипломат: наши соотечественники во времена СССР в основной массе были очень счастливые люди – ведь они не знали, как убого они жили… Но зато они были действительно счастливы, когда могли себе позволить за границей что‑то ранее недоступное. Шато Капитонович Китовани – геолог (настоящий!) со стажем. До Пакистана он работал во Вьетнаме. Все везли оттуда пароходом замечательную бамбуковую мебель. И Шато привез положенную ему тонну бамбука. Только не мебель, а коллекцию бамбуковых стволов – от тоненького, в мизинец, до редкостного, в обхват, ствола очень старого бамбука. И подарил какому‑то тбилисскому музею. А в Китае он беспрерывно приставал ко всем, чтобы ему объяснили, что сколько стоит. Он не смог понять юани и фыни, и ему, как ребенку, надо было объяснять по картинкам на банкнотах. А так как все картинки там были посвящены разным этапам построения социализма в Китае, то объяснять приходилось так: фонарик стоит один трактор (механизация сельского хозяйства), а рубашка – одну плотину (электрификация). Кожаный портфель – два самолета и один трактор. Редкий грузин! Он точно был счастлив и считал себя богачом. Как и многие другие мои соотечественники. Может, они и не знали, что бедны. Но подсознательно они все же любили посмотреть на чужие страдания и подать милостыню. Приятно ведь сознавать, что есть люди, которые живут много хуже их…