Читать книгу Встреча с любимой из юности - Борис Михайлов - Страница 9

Отгремели майские грозы, отлетел тополиный пух. В июле Сева получил письмо из Бонна. Г-н фон Клуге признал Севу сыном и писал, горит желанием увидеться. Одновременно с письмом Севе пришло официальное приглашение приехать. Сева не успел обсудить новость с друзьями, как вызвали в городское отделение управления Комитета Государственной Безопасности.

Мужчина, средних лет в штатском, под портретами Ф. Дзержинского и Ю. Андропова, долго расспрашивал Севу о детдоме, почему не живет с Ларисой, как узнал адрес господина фон Клуге. Сева подробно объяснял.

– Говоришь, г-н Клуге отец. Уверен?

– Пишет. Вы же читали.

– Ты его не видел. Любой может назваться отцом. Сомневаюсь, он тебе отец.

– Не пойму, зачем меня вызвали? – вскипел Сева. За границей ни он, ни друзья не бывали, об участии КГБ в подготовке поездки, даже в социалистическую страну, понятия не имели. Чего от него добивались в этом учреждении, понял не сразу.

– Что-то не так в приглашении?

– Спрашиваю здесь я, уясни. Вызвали предостеречь.

Скучный тягучий разговор, во время которого собеседник неоднократно возвращался к сказанному, раздражал Севу.

– Не пугайте, все равно поеду!

– Тебе советуют, а не пугают. Разговаривали бы иначе. Незачем простому советскому парню, недавнему комсомольцу, ехать к бывшему фашисту.

Убедить Севу отказаться от поездки не удалось. Напоследок «товарищ в штатском» сказал, что разговор не окончен, в областном управлении продолжится. Действительно, вскоре пришла повестка явиться в областное управление. Там всё повторилось. Мужчина, тоже в штатском, оказался настроен дружелюбнее к Севе. Не стращал, но тоже не советовал ехать неизвестно к кому.

– Хочешь увидеть заграницу? В завкоме спроси путевку в Болгарию, да в ту же ГДР.

Уже в Германии, Сева узнал, письмо, с приглашением и разрешение на поездку, получил лишь благодаря вниманию немецких журналистов к его истории. Ответа Севы встретиться с отцом, ждала вся пресса ФРГ, в курсе событий было немецкое посольство в Москве. Не доставить приглашения, не пустить, оказалось невозможно.

О предстоящей поездке, кроме близким друзьям, Сева не собирался кому-либо рассказывать. Однако в маленьком городе секреты не держатся долго. Почтовые ли работники, или кто-то из УВД поделился, на заводе узнали, Васильев едет в ФРГ. Для города это событие, сенсация. Особенно бурно обсуждали новость в цехе.

– Похож на немца. Глаза голубые, волосы почти рыжие.

– Какие рыжие? Пегие!

– Натворит делов бригадир. Собирается убить немца, что изнасиловал мать, представляешь!

– Из-за какого-то ублюдка на электрический стул? Глупости. Никого Севка не убьет.

– Электрический стул в Америке. В ФРГ нет смертной казни.

– Плохо ли свет повидать?

Подходили люди из соседнего цеха и присоединялись к обсуждению. Появился Сева, и разговоры смолкли.

– Чего замолчали.

– Всеволод Иванович, правда, едете в ФРГ? – решилась спросить молодая станочница. Сева кивнул. – Зачем, если не секрет?

– Обменяться опытом. Посмотрю, как проклятые капиталисты загнивают, – попытался отделаться шуткой Сева. – Расскажу о нашем житье – бытье, может, кого-то сагитирую в нашу веру.

К разговору подключились пожилые станочники.

– Самого бы не сагитировали, – серьезно заметил степенный дядя Гриша.

– Там умеют! Виски, женщины, стриптиз, – насмешливо поддержал ветерана кто-то из молодых.

– Не насовсем еду. Посмотрю, что за человек, желающий назваться мои отцом. Увижу и вернусь. Отец у меня русский. Попал в плен, потом концлагерь. Встретил там немку и влюбился. Про маму ему сообщили, что погибла в оккупацию, вот и остался в Германии. Побоялся, что отправят в Сибирь, не станут разбираться, как оказался в окружении, а потом в концлагере.

Сева повторил где-то прочитанную историю. Не хотел, чтобы на заводе знали правду. Друзья промолчат, а Надя, если проболтается, ей не обязательно поверят.

В заводское КБ, бывшей жене Севы, с опозданием цеховые новости принесла подружка. Усевшись на высокий табурет, рядом с кульманом Ларисы, делилась новостью:

– Получил разрешение поехать, сечешь? Зачем едет, догадываешься?

– Мы не общаемся, откуда мне знать? – пожала плечами Лариса.

– Убить объявившегося папашу! – радостно, словно отгадала все цифры спортлото, – выпалила подружка.

Лариса сделала вид, её это мало волнует. Краем уха уже слышала, что Сева, оказалось, родился от немца, изнасиловавшего мать в оккупацию. Подробностей и принятого решения бывшим мужем, не знала.

Подружка вскоре ушла, а Ларисе больше не работалось. Рисовала чертиков, вспоминала жизнь с мужем, предупреждения матери, отговаривавшей выходить за Севу.

– Не пара тебе. Работяга… К тому же детдомовский. Все они, знаешь, какие! – Наставляла до свадьбы мать.

– Сдать за два курса и бросить институт… Профессия не нравится, – возмущалась Лариса. – Я, думаешь, в восторге от своей? В нашем городе нет другого института. Решение Севы оставить институт и готовиться к поступлению на заочное отделение университета, – последняя капля, ускорившая их разрыв.

Сева с детства увлекался поисками кладов, раскопками, читал книги по истории, мечтал, когда вырастет, стать археологом. Но всех детдомовцев после восьмого класса отправляли в заводское техническое училище, откуда одна дорога на завод. Добрые наставники старались привить Севе любовь к заводу, к профессии, но не преуспели. Окончил вечернюю школу, по настоянию Ларисы, поступил в вечерний индустриальный институт при заводе, продолжая мечтать об археологии.

С трудом, помощью Ларисы, окончив второй курс, Сева окончательно убедился, будущая профессия технолога по обработке металла не для него. За годы работы освоил все металлообрабатывающие процессы на заводе, хорошо узнал будущую профессию, но полюбить, посвятить жизнь, не мог.

Часто приходилось подменить заболевшего станочника, мог встать за токарный или фрезеровочный, сверлильный или шлифовальный станок. Первым в цехе освоил работу на новом токарном станке с программным управлением. Детали, изготовленные Севой, не уступали работам старых опытных станочников. Он выполнял самую ответственную работу. Получил звание ударника коммунистического труда. Все в жизни складывалось удачно, а радости и удовлетворения, не испытывал. Часто приходила мысль, операциям на станке, можно научить и обезьяну.

– Поступлю в университет, на заочное отделение.

– Тоже мне будущий историк! – насмехалась Лариса. – Свою биографию не знаешь, а туда же – история влечет… Не сможешь учиться заочно.

– Считаешь, мой удел вечно гнуться у станка? Не люблю технику.

– Инженером не будешь гнуться. – Жена не могла понять, как можно, закончив самые трудные первые два курса, оставить институт и мечтать о другом. В университет не верила, профессию историка не принимала всерьез. Знакомые историки работали преподавателями в школе. Шел третий год их совместной жизни, и все явственнее проявлялось: слишком разные они люди.

Детдомовец остаётся детдомовцем, – склонялась она к мысли, задумываясь о будущем. Постоянные поиски справедливости, от которых одни неприятности, стремление все раздать, со всеми поделиться, всех пожалеть. Характер не исправишь. Предложили должность мастера, предпочел остаться бригадиром, работать на станке.

Надоело быть женой работяги, постоянно встречаться с его детдомовскими друзьями. Неожиданно перед Ларисой блеснул лучик надежды изменить жизнь. В командировку, на завод, приехал молодой инженер из столичного НИИ. Вся молодежь женского пола от него была без ума, а он начал ухаживать за ней. Поверила обещанию увезти в Москву, а москвич уехал, и о ней не вспомнил. С Севой полный разрыв. Переживая свои неудачи, она не делала попыток помириться.

Лариса поднялась, посмотрела на коллег, продолжавших колдовать над кульманами.

– Я в инструментальный, если кто спросит. – Предупредила и направилась в цех. Поднялась на стеклянную галерею административных служб, остановилась перед дверью с табличкой «Партбюро цеха», постучала, и, не услышав ответа, вошла.

– Можно, Михаил Кузьмич? – обратилась к пожилому мужчине за столом. Он поднял голову от бумаг.

– Что-нибудь срочное? Зашиваюсь с отчетами.

– Правда, что Васильеву подписали рекомендацию для поездки в ФРГ?

– Почему бы нет? – удивился парторг и снова углубился в бумаги.

– Хочу предупредить, Васильев собирается убить своего родственничка. Международный скандал случится. Когда ему в голову что-то втемяшилось, ничто не остановит. Отомстить решил. Нельзя его пускать.

Секретарь цехового партбюро осуждающе посмотрел на Ларису, встал из-за стола, показывая, что не намерен тратить время на глупый разговор.

– Всё у вас, Лариса Николаевна? 3аймитесь своими делами. Запретителей достаточно без нас.