Читать книгу Сын Сталина: Рокировка. Сын Сталина. Джокер Сталина - Борис Орлов - Страница 8

Экстренное или, как говорили здесь, «внеочередное» заседание «Клуба по международным отношениям» проходило на территории загородного поместья в ста километрах от Лондона, выкупленном ещё сто лет назад у предыдущего владельца – графа Лонсдейла.

Приглашенные прилетели на собственных самолётах, приплыли на своих кораблях, а один для поездки просто взял напрокат крейсер одной небольшой, но весьма воинственной страны.

Здесь не терпели суеты, и всё происходило неторопливо и благочинно. Отобедав в столовой, члены клуба, которых здесь никто не называл по именам, сначала посвятили какое-то время неформальным беседам по интересам, и только когда беззвучные, словно привидения, слуги зажгли свечи, не торопясь вошли в большой зал, где стоял овальный стол и расставлены восемь кресел.

Председатель – невысокий полноватый мужчина с гладко выбритым лицом и пухлыми руками, которого звали мистер Запад, поблагодарил членов клуба, оперативно откликнувшихся на просьбу о внеочередном сборе, и огласил повестку дня. Первым пунктом шла подготовка Германии к войне. Поскольку здесь всё шло по плану и даже с небольшим опережением графика, обсуждение было коротким и завершилось одобрительной резолюцией. Вторым обсудили состояние контроля за транспортными коридорами, и здесь возникла некоторая шероховатость, так как довольно неожиданно мистер Север заявил, что русские пытаются пробить новый коридор по Северному морскому пути.

– Сейчас, конечно, этот путь стабилен всего пару месяцев в году и требует участия мощных ледоколов. – Высокий, сухощавый мужчина со скуластым лицом говорил короткими, рублеными фразами, подкрепляя взмахом руки, словно вколачивая их в поверхность дубового стола. – Но стоит среднегодовой температуре подняться хотя бы на пару градусов, как Северный морской путь станет доступным как минимум четыре месяца в году, и для гораздо менее мощных кораблей, что повлечёт за собой падение наших доходов.

– Насколько вероятно такое климатическое изменение? – поинтересовался мистер Юго-Запад, вытирая лысину шёлковым носовым платком, с монограммой К.О.

– Оно уже началось. Наш прогноз – от тридцати до пятидесяти лет, – ответил мистер Северо-Восток.

– Хорошо. – Председатель коротким жестом остановил дискуссию. – Собрание принимает сказанное к сведению и будет учитывать этот фактор при планировании наших действий. А теперь, господа, я хотел бы предоставить слово мистеру Северо-Запад, который и расскажет причину нашего сегодняшнего сбора. Прошу вас.

– Спасибо, председатель, – названный мужчина, одетый в классический твидовый костюм и несколько легкомысленный шелковый галстук, вежливо поклонился, разгладил пальцами тонкие усики и раскрыл папку, лежавшую на столе.

– Как вы знаете, по докладу, который я делал в прошлый раз, наши дела в северо-восточном регионе далеки от идеальных. Младший мастер – Север-Северо-Запад вынужден скрываться от русской разведки в Норвегии, а несколько наших людей были арестованы, и хотя их арест никак не связан с нашим клубом, вся агентура была переведена в режим повышенной опасности. Но семь дней назад поступило тревожное сообщение, что последний младший мастер в России – мистер Север-Северо-Восток, находится в разработке ЭнКаВеДе. Это также никак не связано с деятельностью клуба, но представляет известную опасность, так как может в перспективе заметно осложнить перехват власти. Мистер Север-Северо-Восток, несмотря на невысокий интеллект и склонность к предательству, высоко нами ценится за управляемость и предсказуемость, что в данной ситуации весьма важно. Чтобы сохранить позиции мистера Север-Северо-Востока, я предлагаю осуществить операцию «Росянка», от которой мы отказались в позапрошлом году. Как только информация о похищении достигнет фигуранта Альфа-эр, наш коллега получит сведения о местонахождении заложников и, естественно, поспешит к ним на выручку. В ходе ликвидации похитителей его легко ранят, что придаст всему делу героический оттенок. Это позволит снять с него часть подозрений и, возможно, ввести в ближний круг Альфа-эр. Исполнители – группа польских националистов и бывших офицеров-корниловцев, будут зачищены по протоколу девять-шесть, а похищенные по протоколу семь-три. Подстраховка в виде нескольких сотрудников НКВД будет осуществлять контроль за ходом операции и ликвидацией. Наши эксперты утверждают, что после ликвидации детей Альфа-эр на некоторое время впадёт в неконтролируемую ярость, что вызовет новый вал репрессий. После этого процедура смены власти может быть осуществлена быстро и с наименьшими потерями.

– А не слишком ли грубо? – Мистер Юг – полный мужчина с отёчными щеками и маленькими глазками, прищурился, от чего лицо стало совсем напоминать бульдожье.

– Это же Россия, мой друг. – Мистер Север презрительно оттопырил нижнюю губу. – Мусор европейской породы, по недоразумению владеющий ценнейшими ресурсами.

– Я так понимаю, что по сути вопроса возражений нет.

– Да, мистер Запад. – Северо-Восток кивнул седой головой и бросил взгляд на часы.

– Отлично, значит, принято. – Председатель кивнул и с улыбкой окинул взором собравшихся. – Я понимаю, господа, что время – деньги, но я всё же просил бы вас задержаться ещё на некоторое время. Наша очаровательная хозяйка – госпожа Эбигейл и её юные воспитанницы и воспитанники подготовили для вас нечто необыкновенное, что наверняка придётся вам по вкусу…

…На другое утро дети завтракали одни. Впрочем, завтрак был не менее интересным, чем в выходной день: утром Василий обнаружил, что Сашка-Немец уже куда-то исчез, и решил это выяснить. Он мгновенно растолкал Артема, и они оба ринулись во двор.

Но «Немца» там не оказалось. Артем повертел головой и, понурив голову, собрался было идти обратно, однако Василий удержал его за рукав:

– Тёмка, послушай…

Откуда-то издалека раздавались азартные выкрики. Ребята пошли туда, индейцами проползли сквозь густые кусты, осторожно, прячась за деревьями, выглянули…

Двое здоровенных парней-охранников пытались поймать Сашку-Немца, а тот уворачивался от них, то распластываясь по земле, то отскакивая в разные стороны, а то и просто прыжком взмывая вверх. При этом его движения, в отличие от резких выпадов охранников, были какими-то плавными, чуть смазанными. Но вдруг все изменилось: охранники кинулись с двух сторон, неожиданно один из них резко изменил направление своего броска, и отскочивший Сашка угодил ему прямо в руки. Охранник издал торжествующий возглас, тут же сменившийся воплем боли: Немец ловко извернулся и коротко, но сильно ткнул парня куда-то в правый бок. Мальчишка тут же выскользнул из ослабевших на мгновение рук и кувыркнулся в сторону.

– Да ты сдурел, пионер! – вскинулся ударенный, держась за бок. – А если б я тебя ударил?

Василий и Артем, раскрыв от изумления рты, смотрели на Сашку, который виновато понурился:

– Извини, Леха. На рефлексах сработал, – он подошел и положил ему руки на ушибленное место. – Дай помассирую. Пройдет. Меня учили…

– Да иди ты! – мотнул головой энкавэдэшник, но руки Немца не скинул.

В какой-то момент боль, видимо, усилилась, и парень скривился, но тут же расслабился и с удивлением посмотрел на Сашку:

– Ловко у тебя выходит, товарищ. И вправду отпустило.

– Цигун – китайская медицина, – заметил Белов.

– Научишь?

– Научу. Это долго, но научиться можно.

– А нас? – завопил Артем, выскакивая из-за дерева. – Нас с Васькой?!

Василий вышел следом. Подошел к Саше, долго смотрел ему прямо в глаза. Затем промолвил негромко:

– Цигун-мигун… Вот драться, как ты, – научишь?

Саша улыбнулся.

– Это – много проще. Побежали? – И как стоял, так и сорвался на бег, легко и непринужденно.

Василий и Артем несколько мгновений смотрели на бегущего названого брата, затем побежали следом…

Этот кросс они запомнили надолго. Три километра бегом, да еще в рваном темпе, с ускорениями, резкими сменами направления, и даже с перекатами. А потом была растяжка, какие-то непонятные, но очень сложные упражнения, отжимания на скорость и на счет, подтягивания на обеих руках и на одной, кувырки вперед и назад, падения…

Словом, на завтрак ребята вползали следом за Сашей, похожие на французов после Березины. Светлана, уже сидевшая за столом, изумленно смотрела на братьев, которые, морщась, охая и стеная, полезли было за стол, но были остановлены коротким и властным Сашиным «Куда?!!»

Василий с трудом поднял голову, повернулся к Александру всем телом:

– За стол… изверг!

Саша, который чувствовал себя хоть и лучше измотанных до крайности Василия и Артема, но не намного, покачал головой.

– Вот такие – потные и вонючие? – Он попробовал сплюнуть, но во рту пересохло. – В душ – марш!

Артем застонал, Василий мрачно посмотрел на своего мучителя и тяжело зашагал на кухню. Вскоре оттуда донесся дикий визг, какие-то шлепки и грохот ведра.

Это было выше Светланиных сил. Она выскочила из-за стола, стараясь не шуметь, прошмыгнула к кухне и с любопытством заглянула в щелку двери. И тут же, покраснев не хуже Красного, отскочила словно ошпаренная. В тазу стоял совершенно голый Артем, Василий, тоже раздетый, удерживал его, а Саша, обмотавший бедра полотенцем, поливал Сергеева из ведра. Артем даже не визжал, а пищал, пытаясь вырваться из цепких объятий Василия, но тот держал его крепко.

– Ну, холодно же, – услышала Светлана задыхающийся голос Артема.

– Сейчас разотрем – жарко станет, – это Саша. – Давай, Вася, отпускай карася!

Теперь Артем взвыл в голос, снова загремело ведро, лязгнул по полу таз с водой. Девочка поняла, что сейчас ребята выйдут, и поспешила в столовую на веранде. К тому времени, когда мокрые, красные, но довольные ребята стали усаживаться за стол, Светлана уже чинно ела гречневую кашу с молоком.

И тут Саша снова удивил всех. Посмотрев на скромное угощение, он обратился к подавальщице:

– Нам еще шесть бутербродов с салом.

Подавальщица растерялась:

– А сала нет…

– А что есть?

– Ветчина, только товарищ Сталин…

Но Саша, не дослушав, оборвал ее:

– Давайте с ветчиной! – И добавил не очень понятно: – Калории надо восполнять.

Ребята устали настолько, что почти не хотели есть. Однако под строгим взглядом Немца съели все до крошки. А вот Светлана с удивлением смотрела на своего нового брата, который быстро, словно и не жуя, как удав, проглотил все, что ему было положено, выпил большую чашку сладкого чая, откинулся назад на спинку стула и обвел стол глазами. И девочка была готова поклясться, что сейчас Саша ищет взглядом папиросы и спички. Вот точно такой вид был у отца, когда тот не находил своей трубки на привычном месте…

Она слезла со стула, подошла к Саше и тронула его за руку:

– Саша, а ты – куришь? – И, приподнявшись на носочки, шепнула ему в самое ухо: – Хочешь, я тебе папиных папирос принесу?

Мальчик посмотрел на нее каким-то странным взглядом, и Светлана решила, что он ей не верит, а потому тем же шепотом добавила:

– Правда-правда, принесу. Вот честное слово, я знаю, где они лежат…

Но Саша вдруг приобнял ее, посмотрел ей прямо в глаза и очень серьезно произнес:

– Спасибо, Светик. Большое спасибо, но я не курю… – И, видя, что девочка ему не верит, поправился: – Больше не курю. Это вредно.

В то утро в Центральном универмаге Мосторга было людно. Кроме обычных покупателей, которых летом всегда было больше, чем зимой, сегодня, в первый день шестидневки, в магазин прибыло пополнение. Под лозунгом «Учиться торговать по-социалистически!» в ЦУМ пришли двести человек с путевками от комсомольских организаций. Новичков развели по отделам, но пока от них не было никакого проку, если не считать «проком» создание дополнительной толчеи и суеты…

ЦУМ Мосторга был одним из немногих советских магазинов, в котором использовались кассовые аппараты. Громоздкие, красного дерева, отделанные медью, никелем и настоящим серебром, звенящие и стрекочущие машины «NATIONAL» доверялись только самым опытным сотрудникам. Старшим кассирам.

Старший кассир отдела промтоваров Вера Степановна Беляева с самого утра была не в духе. Мало того что она сама с трудом умещала свои телеса в будочке кассы, так теперь рядом с ней еще трется кудрявая, словно овца, «эта девица»! Тоже мне комсомолка! Девятнадцать лет, а выглядит, словно мальчишка-подросток! И это особенно нервировало Веру Степановну: Саша – ее Саша! – пропал, и уже третий день от него ни слуху ни духу! А ведь обещал… Только позвонил в магазин, попросил передать, что все – нормалек и пропал… Вера Степановна смахнула непроизвольную слезинку: мальчик запал ей в сердце. Такой маленький, а уже строгий, серьезный… А вдруг с ним что-то случилось? Мало ли что там на ЗиСе могло произойти? Тем более продавцы шептались, что там кто-то то ли стрелял, то ли взрывал… А Саша – ЕЕ САША!!! – был там. Вдруг… Нет, не может быть! Но все-таки вдруг…

– Товарищ Беляева, а вот когда вы сумму пробиваете, вы сами складываете? – робкий девчоночий голосок отвлек Веру Степановну от тягостных раздумий.

– Нет. Я ж тебе объясняла, – начала Вера Степановна раздраженно, но вдруг подумала, что девчушка ни в чем не виновата, и уже более мягко принялась еще раз объяснять новенькой устройство кассового аппарата.

– …Вот, а когда ты последнюю сумму набила, вот на эту широкую клавишу нажимаешь и вот эту ручку кру…

– Тетя Вера, здрасьте!

Вера Степановна, не веря, подняла глаза…

– Сашенька! Мальчик мой дорогой!

Покупатели, стоявшие в очереди с чеками на оцинкованные корыта и артельные самовары, дорогущие радиоприемники и копеечные прихватки, в изумлении взирали на дородную кассиршу, вихрем вылетевшую со своего места и схватившую в объятья невысокого худощавого мальчугана с красным галстуком.

– Ну как же ты так?! Ведь обещал дать знать! А я… я уж извелась совсем!! Ведь на ЗиСе, говорят, стреляли! – От счастья Вера Степановна уже не соображала, что говорит. – А я… И ведь дяди твоего совсем не знаю! Как же ты?! И я, квашня глупая… Кушать хочешь?!!

Сашка терпеливо сносил все эти объятия, поцелуи и тормошения. За почти семьдесят лет долгой и насыщенной жизни он точно выяснил и накрепко запомнил: с женщиной спорить бесполезно, как с телевизором. А потому надо просто дождаться, когда градус встречи понизится, и тогда уже можно отвечать или спрашивать…

Наконец Вера Степановна стала успокаиваться, и Саша рискнул подать голос. Он вкратце, не называя ни имен, ни фамилий, объяснил Беляевой, что встретил на заводе старого друга погибшего отца, который взял его в свою семью.

– Вот, тетя Вера, это – мои названые братья и сестра, – Саша показал на Василия, Артема и Светлану, скромно стоявших сзади.

Он представил ей Светлану, а мальчики назвались сами. Вера Степановна начала было расспрашивать ребят об их семье, но тут же опомнилась и вспугнутой курицей метнулась в свою будочку.

– Вы, ребятки, пока походите тут, или вот, – она протянула им деньги, – мороженого покушайте. А в обед я с вами поговорю, договорились? У главного входа меня ждите, Саша, помнишь, где в прошлый раз… – И она тут же затараторила уже покупателю: – Так, самовар, коньки норвежские…

– Тетя Вера, разрешите, я домой зайду? – Саша снова оказался прямо перед ней, ловко проскользнув между взрослыми.

– Господи, да конечно! – Вера Степановна протянула ему два ключа на веревочке. – Большой – от комнаты, маленький – от входной двери, запомнил?

Мальчик кивнул, но она уже не видела этого, занятая очередью страждущих. Саша подошел к остальным:

– Вот, – он продемонстрировал им ключи. – Сейчас, съездим, кое-что возьмем, и – за костюмами.

– А я так мороженого хотела… – тихо и грустно сказала Светлана. – И твоя тетя нам на мороженое дала…

Василий высказался в том смысле, что все девчонки – дуры, но Александр резко оборвал его:

– Красный, оскорблять того, кто слабее – трусость. И подлость… – Он повернулся к Светлане. – Ты не переживай: на обратной дороге мороженое купим.

И они отправились на Маросейку, в большую комнату Веры Степановны.

На улицах было людно, но Саша легко лавировал в человеческом потоке – для него, жившего в Москве двадцать первого века, улицы казались полупустыми. Ребята торопились за ним, а сзади бухал сапогами Паукер[45] – бывший телохранитель Сталина, которого только вчера отставили от должности, как человека Ягоды. Но из состава своей охраны Иосиф Виссарионович его не вывел, а Власик, не знавший о подоплеке отстранения личного телохранителя вождя, поручил Карлу Викторовичу заботу о детях. Вообще-то Паукеру было не привыкать нянчиться с «хозяйскими сопляками», как он про себя называл Василия, Артема и Светлану. Появление Саши он принял без восторга, но и без особой неприязни. «Новую игрушку себе завел Хозяин, – размышлял он, следуя за детьми. – Ну и пусть его: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало…»

– Дядя Карл, вы тут во дворе побудьте, – он и не заметил, как к нему подошел «Васька», – а мы пока с Немцем… ну, с Сашей, в квартиру поднимемся.

– Не положено… – протянул Карл Викторович, но затем сделал вид, что смилостивился. – Ладно уж, непоседы: шуруйте сами. А я вот тут, в тенечке посижу…

Он вовсе не стремился топать вверх по лестнице, да потом еще и стоять где-то в прихожей, словно забытый чемодан. Но Василий расцвел и помчался сообщать остальным о том, какой дядя Карл хороший и как он все понимает…

Паукер уселся на старую дощатую скамейку, достал портсигар и чиркнул зажигалкой. Сегодня вечером он возьмет у Генриха парочку шелковых чулок, французскую помаду и отнесет их Зиночке из аппарата Бухарина. И это будет правильно: что-то в последнее время она стала посматривать на сторону…

Задумавшись, он чуть было не прозевал, когда из подъезда вышли ребята. Они не галдели, как обычно, а наоборот – шли серьезные, лишь изредка перешептываясь о чем-то. Круглоголовый крепыш Артем тащил какой-то потертый фибровый чемодан, а Василий и новенький шли по бокам. Правда, на руке у этого… как его?.. Белова, висела Светлана… Паукер присмотрелся. Ого! Смотрит-то как на него, как! Вот и первая влюбленность. Нужно будет как-нибудь аккуратно разведать: а что Хозяин думает по этому поводу? И надо к этому сопляку приглядеться самому. Может, удастся наладить контакт? Такого будет легко уболтать, подмять под себя…

– Ребята, вам не тяжело? – спросил Паукер с доброй улыбкой. – Может, помочь?

– Не надо, дядя Карл, – мотнул лобастой головой Артем. – Справимся…

Паукер кивнул, но ему не понравилось выражение лица новенького, который скользнул по нему глазами и как-то странно напрягся. Что это он? И взгляд у него… сталинский. Странный мальчик.

К ЦУМу они подошли, когда до обеденного перерыва оставался еще почти час. Саша, который уже перехватил чемодан у Артема, огляделся:

– Ну, что, ребята? В ЦУМ, или здесь походим?

Ответить ему ни Василий, ни Артем не успел, когда Светлана, державшая его за свободную руку, вцепилась еще крепче, потянула, поворачивая к себе:

– Са-а-аш, а мороженое? – Глаза ее увлажнились, и она приготовилась всхлипнуть. – Ты же обещал…

– Светка, ты чего? – Белов сознательно освободил свою «младшую» половину, которая и взяла на себя общение со сверстниками. – Раз обещал – сейчас купим. Айда!..

Но оказалось, что купить мороженое в Москве тысяча девятьсот тридцать четвертого года образца – задача нетривиальная. И не из легких! Честно отстояв длиннющий хвост очереди, они оказались у синей тележки мороженщика, но продавец уже закрыл крышкой пустую бадью.

– Все ребята… – пояснил он. – Кончилось…

– Новое привезете когда? – поинтересовался Саша.

– Чего? – хмыкнул мороженщик. – Ты это чего, пионер? Много будешь знать…

– Того! – оборвал его Белов, задействовав свою «старшую» половину. – Когда следующую порцию вывезете в зал? Через пять минут, десять? Когда? Или мне у вашего начальства поинтересоваться?

Продавец поймал холодный «взрослый» взгляд мальчишки, и ехидный ответ застрял у него в горле. Глаза у мальчишки были такими… такими… Вот веяло от них прямо-таки арктическим холодом. И читалось в этих глазах что-то страшное, жуткое, ужасное. Куда страшнее обычного приговора вороватому продавцу. Мороженщик вдруг понял, что этот малец – да какой, к черту, малец?! – этот покупатель действительно пойдет жаловаться директору универмага, напишет заявление в профком и не успокоится, пока не добьется своего. И это – в лучшем случае. Про то, что будет в худшем, думать не хотелось. Совсем…

– Не раньше, чем после обеда, – выдавил он из себя. – С третьего «холода»[46] привезут…

Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла какой-то жалкой и неубедительной. Впрочем, страшный мальчик не обратил на это никакого внимания. Он задумался на секунду, а потом спросил:

– Где здесь еще мороженое купить можно? Быстро, пару мест.

Мороженщик сглотнул:

– А-а-а-а… Вот, в «Метрополе» может быть… В «Национале» – тоже…

Он собирался продолжить список всех известных ему московских ресторанов, но мальчик с удивительными глазами коротко бросил «Спасибо» и, круто развернувшись, отправился к выходу. Продавец холодного лакомства проводил его взглядом, убедился, что тот ушел, и вытер внезапно вспотевший лоб. «Эка… – подумал он. – Эка… Вот же ведь…»

Стоя в десятке шагов в стороне, Паукер следил за ребятами. «Пошли куда-то… И уверенно так пошли, хотя… Нет, вон Васька что-то доказывает новому. Жарко так объясняет: руками размахивает, покраснел весь… Ах, тохас[47]! Народу много – не слышно, что говорит…»

Карл Викторович начал проталкиваться ближе, но когда ему удалось растолкать людей, Сталин-младший уже кончил кричать и теперь отвечал новенький. Белов. Он говорил негромко, но как-то очень уверенно…

– И я папе скажу-у-у! – донесся до него уверенный и бодрый возглас Светланы. – Пойдем, Саша!

Компания сталинских детей и воспитанников двинулась в сторону выхода, а на улице уверенно и целенаправленно зашагала в сторону «Метрополя». Правда, то, что они движутся в сторону ресторана, Паукер понял не сразу. Он хорошо знал и помнил отношение Хозяина к ресторанам, кафе, барам и всему тому, что товарищ Сталин именовал пренебрежительно «шалманы, малины и прочие бордели». Детей воспитывали в строгости, и они даже помыслить не могли о том, чтобы пойти в ресторан, да еще и одни, без взрослых…

Однако новенький, Белов, уверенно подвел всю компанию к дверям «Метрополя». Швейцар было преградил им дорогу и даже попытался взять новичка за плечо, но тот каким-то текучим, плавным движением вывернулся и холодно поинтересовался:

– Мороженое есть?

Швейцар, все еще не понимая, прикрикнул на «сопляка»:

– Какое тебе еще мороженое! Вот я тебе сейчас ухи-то оборову! Ищь…

И вот тут мальчик повел себя совершенно не по-детски. Он сделал какое-то резкое, почти незаметное движение, и швейцар вдруг побледнел, вжался в стену и замер, разинув рот и бессмысленно хлопая глазами. А Белов так же холодно продолжил:

– Если ты сейчас же не извинишься и не откроешь нам двери, я скажу вон тому милому дядечке, – короткий жест в сторону Паукера, – и дальше ты будешь на Лубянке объяснять: кто тебя подучил презирать честных советских посетителей, и откуда у тебя замашки фельдфебеля лейб-гвардии Трахтибидохского полка? И кто тебе, контре недобитой, помог на это место устроиться? И еще про товарища Кирова спросят: не был ли ты знаком с теми подлецами, которые помогли покушение организовать?

Он говорил это спокойно, но так, будто вколачивал каждое слово, как гвоздь в гробовую доску. Белов не на столько хорошо знал историю, чтобы помнить, когда именно было в 1934-м покушение на Кирова и, соответственно, понятия не имел о том, что Сергей Миронович Киров еще жив. От чего швейцару, наверное, стало еще страшнее. С каждым словом страж дверей «Метрополя» бледнел все больше и больше и все сильнее и сильнее вжимался в стену, словно бы стремился стать барельефом…

– Ну?! – поинтересовался Белов.

Швейцар наконец отмер, склонился в подобострастном поклоне, пролепетал: «Извиняюсь, граждане», и широко распахнул перед ребятами двери.

Новенький задержался в дверях, спросил что-то шепотом у Светланы, а потом повернулся к Паукеру и спросил доброжелательно:

– Товарищ Паукер, вы пойдете с нами мороженое есть? Или, если хотите, можем вас чем-нибудь другим угостить.

При этих словах мальчик опять улыбнулся, но и от этой улыбки Карл Викторович почувствовал себя как-то неуютно. Поэтому он только кивнул и прошел в ресторан вслед за ребятами.

В зале ресторана новенький вел себя как-то совсем по-взрослому. Легко подозвал официанта, сам выбрал столик, за который они сядут, уверенно сделал заказ. Для Паукера Белов заказал к мороженому десертного вина, для своих сотрапезников – две бутылки ситро, а себе – кофе. Правда, узнав, что есть возможность получить гляссе, Саша изменил свой заказ и предложил ребятам попробовать кофе с мороженым.

Официант умчался, даже не попытавшись выяснить, есть ли у мальчишки деньги на такой заказ, но Паукер успокоил себя тем, что сотрудник советского общепита видел вместе с детьми его, взрослого, который может заплатить. «А вот кстати: у мальчишки есть деньги на такое пиршество или нет? – размышлял Паукер. – Наверное, есть: больно уж он уверенно себя держит. Хотя от этих сопляков всего можно ожидать…»

Долго ждать не пришлось: не прошло и трех минут, как тот же официант расставил перед детьми стеклянные вазочки с мороженым, принес стаканы с кофе-гляссе и открыл ситро. Паукеру, сидевшему за соседним столом, он же подал графин с дорогим десертным мускатом, поставил мадерную рюмку и такую же вазочку с мороженым. Карл Викторович отведал, сделал глоток вина. Хорошо! Молодец, щенок! Знает, что да как. Впрочем, чему удивляться? Говорят, он – из Германии, и родители – из аристократов, которые примкнули к коммунистам. Наверное, научили, как есть и как пить… Интересно, а как он станет оправдываться перед Хозяином за свои кабацкие приключения? Надо бы предупредить мальца, чтобы не говорил Хозяину о посещении «Метрополя». Вот, заодно и дружбу завязать попробуем…

Чем дальше, тем больше он убеждался: этот мальчик должен быть на его стороне. Обязательно. Потому что характер у него точно такой же, как у Хозяина. Один в один. Такой человека стопчет, как кабан – травку. Когда вырастет, разумеется. Вот за что Хозяин его к себе приблизил, вот за что он его взял… Да неужели?!! Не может такого быть: он же – блондин! А, с другой стороны, почему «не может»? Мало ли что там у Хозяина под Царицыным было. Мог и с немкой… того. Вот и получился такой вот Сашенька Белов. А на самом деле – Сталин… Хотя – нет. Этому – всего четырнадцать, значит, должно было это случиться не раньше двадцатого – двадцать первого… И что? Кто-нибудь может точно сказать, что Хозяин в двадцать первом с какой-нибудь интернационалисткой-коммунисткой ни-ни-ни?! Ась?! То-то… Так что будем с Сашенькой дружить, будем ему помогать, подсказывать, угождать… И все у нас получится!..

– Ой, Саша, спасибо! Я так наелась! – Светлана ухватила Белова липкой ладошкой за пальцы и потянула к себе. – Вот ты – настоящий брат, не то что некоторые!

И она показала Василию язык.

Светлана слопала аж три порции мороженого, Василий и Артем ограничились двумя, а Саша и вовсе съел только одну, да и ту толком не доел. Нет, нельзя сказать, что мороженое в «Метрополе» ему не понравилось, но оно было уж очень не таким, к какому он привык в детстве. Хотя то и было советское – вкусное и натуральное. Это же мороженое было приторно-сладким и очень жирным. Кофе тоже оказался непривычным: сильный аромат странно сочетался с какой-то непонятной кислинкой и странным, неприятным привкусом…

– Скажите, пожалуйста, – Саша тронул за руку официанта, который убирал вазочки со стола. – А какой это сорт кофе?

– «Наша марка», первый сорт, – ответил официант, ничуть не удивившийся вопросом. Посетители иной раз и не такое спрашивали.

– Вы не поняли, – снова спросил Белов. – Я имел в виду сорт кофе. Арабика, робуста, либерика?

– Ну, я же сказал – «Наша марка», – терпеливо пояснил официант. – Хороший кофе, и цикория всего четверть.

На такое объяснение Сашка только хмыкнул. В голове его вдруг всплыло: «Свежесть бывает первая, она же – последняя…» М-да, в СССР кофейное дерево не растет, вот и получайте, товарищи, что есть. Еще спасибо скажите, что это цикория – двадцать пять процентов, а не кофе…

Он положил на стол две бумажки по три рубля, предварительно незаметно извлеченные из чемодана. Официант смахнул деньги и умчался за сдачей. «А вот интересно, – задумался Белов. – Тут “на чай” принято оставлять, или как?» Но его размышления были прерваны возвращением официанта, который принес сдачу до копеечки, высыпал ее на стол и удалился, явно не ожидая продолжения. «Нет – так нет!» – решил Саша и встал из-за стола:

– Ну, что – в ЦУМ? За обмундированием?

Возражений не последовало, и вся компания бодро потопала на выход.

Сашу Паукер догнал у самых дверей и доверительно шепнул ему в самое ухо:

– Не надо рассказывать товарищу Сталину, что вы были в ресторане. Он этого не любит…

Белов мгновенно остановился, обернулся и некоторое время изучал Паукера внимательным, чуть насмешливым взглядом. Затем произнес:

– Благодарю вас, товарищ Паукер, но я не думаю, что соврать моему приемному отцу – хорошая идея.

И с этими словами он отправился догонять ушедших вперед ребят, оставив Карла Викторовича размышлять над тем, какие же отношения действительно связывают этих двоих людей – Хозяина и «удивительного мальчика»?..

К главному входу в ЦУМ они подошли почти одновременно с тем, как Вера Степановна вышла им навстречу. Она снова кинулась обнимать Сашу, потом потащила ребят за собой в магазин, воркуя, что вот сейчас она их покормит, а потом уж они ей расскажут, где это ее Саша два дня пропадал? Паукер пошел было за ними, но его внутрь магазина не пустили, а на его стук и требование открыть, невнятный голос буркнул из-за двери, что магазин закрыт на обед и что приходить надо «опосля». И лишь после того, как Карл Викторович добрых пять минут колотил сапогом в закрытую дверь, к нему вышел милиционер. Увидев сунутое в нос удостоверение, он тут же пропустил Паукера внутрь и выслушал его сбивчивые объяснения, но помочь ничем не смог. Он не имел ни малейшего понятия о том, куда прошли дети и что это были вообще за дети. Его просто в тот момент не было у дверей.

Карл Викторович был готов схватиться за голову: мало того что этот безобразный Власик оттеснил его от Хозяина, так еще и он сам, вместо того чтобы доказать свою полезность и незаменимость, умудрился потерять сталинских отпрысков! От бессилия он наорал на ни в чем не повинного дежурного милиционера, пообещал ему все кары небесные и уже собирался звонить на Лубянку, просить помощи, когда вдруг откуда-то сбоку раздался голос:

– Дядя Карл! Дядя Карл! – Паукер завертел головой, но откуда его зовут, понять не мог. А голос раздавался где-то поблизости. – Дядя Карл! Ну голову же поверни!

Наконец, Карл Викторович сообразил. Внизу, куда вела маленькая, узкая лесенка, открылась дверь, и оттуда его звал Василий:

– Дядя Карл! Ступай скорее сюда!

Паукер быстро спустился, мельком отметив, что Василий переоделся в какой-то новый, военизированный костюм из отменной диагонали. Он незамедлительно отвесил комплимент сыну Хозяина:

– Ну, ты, Васенька, прямо – командарм! Семен Михайлович, Климент Ефремович и ты! – и с этими словами он, согнувшись, нырнул в складское помещение ЦУМа.

Тут было царство вещей. Стеллажи с отрезами, стеллажи с костюмами, стеллажи с обувью, какие-то тюки, мешки, громоздящиеся под потолок коробки, короба, ящики… Паукер покачал головой и в восхищении цокнул языком. Вот это – да! А он-то, он… вымаливал, выклянчивал, угрожал, требовал, чтобы привезли из-за границы французское, немецкое, английское… Дурак! Вот с кем надо было дружбу заводить: с работниками Мосторга! Впрочем, еще не все потеряно… И он поспешил вперед, туда, где раздавались возмущенные взвизгивания Светланы.

Ему открылась удивительная картина: посредине узенького закутка стояла крупная женщина, что называется – «в теле». В руках она без малейшего усилия держала штуку темно-зеленого шевиота. От штуки материи тянулся хвост, которым была по талии обмотана Светлана, а рядом суетился маленький сухонький старенький еврейчик, присюсюкивавший набитым булавками ртом: «Вот, а теперь, барышня, сейчас повернемся… от именно… Здесь барышне удобно? А здесь?» При этом он закалывал ткань булавками, то тут, то там подхватывая складки.

– Это что же тут такое? – начал было Паукер, но осекся, сообразив: здесь творится таинство одевания.

Еврейчик тем временем закончил суетиться и, полоснув ножницами, куда-то исчез, чирикнув напоследок: «Таки пять минут – и барышня будет довольна». Где-то застрекотала швейная машинка, а крупная женщина подошла к Светлане и пригладила ладонью ее растрепанные волосы:

– Вот, Светочка, а ты огорчалась: «Юбочки нет!» Сейчас Израиль Моисеевич тебе такую юбочку сделает – все артистки от зависти поумирают.

Паукер с удивлением смотрел на Светлану, прямо-таки светившуюся от этих слов, а тетка все продолжала гладить ее по голове, приговаривая: «Сиротинушка ты моя». От этих слов Карл Викторович слегка обалдел, а потом рванулся к женщине, и на губах его уже горел серной кислотой вопрос: «Ты как это, тварь, смеешь товарища Сталина в покойники записывать?! А, может, знаешь что?!» Но не добежал – он налетел словно на стену на этого странного новенького. Тот стоял спокойно и, кажется, даже расслабленно, но было совершенно ясно: мимо этого мальчика пройти нельзя. Разве что на танке прорваться. Да и то – не факт, что получится…

– Товарищ Паукер, вы что-то решили сказать Вере Степановне? – спросил Белов негромко. – Так вы учтите: если у ребенка нет матери, то его уже все сиротой назовут. Успокойтесь и без лишних эмоций объясните тете Вере, кто такие Вася, Тема и Света. И в какой семье я теперь живу. Без лишних подробностей, идет?

Паукер ошалело кивнул. От таких речей мальчишки у него даже дыхание перехватило. А Саша между тем продолжал:

– Можете свое удостоверение показать, только не сразу. Ну, – он ободряюще улыбнулся, и Карл Викторович готов был поклясться: мальчишка сдерживается, чтобы покровительственно не похлопать его по плечу, – вы же – умница: сами сообразите, как это подать максимально аккуратно. Я на вас надеюсь.

С этими словами он снова улыбнулся улыбкой взрослого человека, после чего звонко выкрикнув: «Красный, я сейчас!», устремился куда-то за стеллажи. Вприпрыжку… Паукер проводил его глазами, потом перевел дух, вытер внезапно вспотевший лоб и отправился объясняться с «тетей Верой».

Гренадерского роста толстуха сперва не понимала, о чем говорит ей Карл Викторович. Слово «Сталин» ассоциировалось у нее с чем угодно, но только не с этими симпатичными ребятишками, которых привел собой ее Сашенька. А название «НКВД» хотя и не вгоняло ее в ступор, все же заставляло нервно поеживаться. Но постепенно, с большим трудом Паукеру все же удалось объяснить Вере Степановне, ГДЕ теперь живет ее «племянник» и КТО стал его приемным отцом.

Женщина испуганно махнула рукой, потом прикрыла ею рот.

– Ой! Это что же?.. Это сам Иосиф Виссарионович – другом Сашенькиного отца был?..

Паукер кивнул с видом все знающего человека. Но тут же был погребен под лавиной вопросов, который обрушила на него Вера Степановна. Где товарищ Стали познакомился с родителями Сашеньки? А кто были его родители? А что с ними случилось? А как Сашенька попал к товарищу Сталину? А почему товарищ Сталин не вспоминал о мальчике раньше? А откуда деточки товарища Сталина знают Сашеньку?.. Ой! Это я глупость спрашиваю…

С последним утверждением Паукер был согласен на все сто процентов, правда, он считал, что это относится ко всем заданным вопросам. Но Вера Степановна совершенно не обращала внимания на отсутствие ответов и все продолжала и продолжала сыпать вопросами. Потом вдруг запнулась на полуслове, совершенно по-деревенски взвыла: «О-ой, кровиночка ты моя-а-а-а!», и бросилась за стеллажи. Оттуда немедленно раздались громогласные всхлипывания и причитания. Белов отвечал что-то неразборчивое, но явно успокаивающее, а потом вдруг раздался громкий голосок Светланы:

– Тетя Вера, да что вы такое говорите? Да мы папу попросим – и вы с нами жить будете! Правда, Красный?!

Паукер хмыкнул: да, вполне возможно, что эта дамочка окажется в штате обслуги. Ну, так и еще лучше: уж с ней-то он дружеские отношения легко наладит, а через нее – с этим странным, удивительным, непонятным Беловым, который зачем-то понадобился Хозяину…