Читать книгу Чрез лихолетие эпохи… Письма 1922–1936 годов - Борис Пастернак - Страница 26
Чрез лихолетие эпохи… Письма 1922–1936 годов
Письмо 20
Цветаева – Пастернаку
Провода
Оглавление– Борису Пастернаку. —
«И – мимо! Вы поздно поймете…»
Б.П.
1
Вереницею певчих свай,
Подпирающих Эмпиреи,
Посылаю тебе свой пай
Праха дольнего.
– По аллее
Вздохов – проволокой к столбу
Телеграфное: «лю – ю – блю…
Умоляю…» (печатный бланк
Не вместит! Проводами проще!
Это – сваи, на них Атлант
Опустил скаковую площадь
Небожителей…
Вдоль свай
Телеграфное: про – о – щай…
– Слышишь? Это последний срыв
Глотки сорванной: про – о – стите…
Это – снасти над морем нив,
Атлантический путь тихий:
Выше, выше – и сли – лись
В Ариаднино: ве – ер – нись,
Обернись!.. Даровых больниц
Заунывное: не́ выйду!
Это – про́водами стальных
Проводо́в – голоса Аида
Удаляющиеся… Даль
Заклинающее: жа – аль…
Пожалейте! (В сем хоре – сей
Различаешь?) В предсмертном крике
Упирающихся страстей —
Дуновение Эвридики:
Через на́сыпи и́ рвы́
Эвридикино: у – у – вы,
Не у —
17 марта 1923
2
Чтоб высказать тебе… да нет, в ряды
И в рифмы сдавленные… Сердце – шире!
Боюсь, что мало для такой беды
Всего Расина и всего Шекспира.
«…Все плакали, и если кровь болит…
Все плакали, и если в розах – змеи…»
Но был один – у Федры – Ипполит!
Плач Ариадны – об одном Тезее!
– Терзание! Ни берегов, ни вех!
Да, ибо утверждаю, в счете сбившись,
Что я в тебе утрачиваю всех
Когда-либо и где-либо небывших!
Какие чаянья, когда насквозь
Тобой пропитанный – весь воздух свыкся?
Раз Наксосом мне – собственная кость!
Раз собственная кровь под кожей – Стиксом!
Тщета! во мне она! везде! закрыв
Глаза: без дна она! без дня! И дата
Лжет календарная…
Как ты – Разрыв,
Не Ариадна я и не…
– Утрата!
О по каким морям и городам
Тебя искать? (незримого – незрячей!)
Я про́воды вверяю провода́м,
И в телеграфный столб упершись – плачу.
18 марта 1923 г.
3
(Возможности)
Все перебрав – и все отбросив,
(В особенности – семафор!)
Дичайшей из разноголосиц
Школ, оттепелей… (целый хор
На помощь!) Рукава как стяги
Выбрасывая…
– Без стыда! —
Гудят моей высокой тяги
Лирические провода.
Столб телеграфный! Можно ль кратче
Избрать? Доколе небо есть —
Дружб непреложный передатчик,
Уст осязаемая весть…
Знай! что доколе свод небесный,
Доколе зори к рубежу —
Столь явственно и повсеместно
И длительно тебя вяжу.
Чрез лихолетие эпохи,
Лжей насыпи – из снасти в снасть —
Мои неизданные вздохи,
Моя неистовая страсть…
Вне телеграмм (простых и срочных
Штампованностей постоянств!)
Весною стоков водосточных
И проволокою пространств.
19 марта 1923 г.
4
Самовластная слобода!
Телеграфные провода!
Вожделений моих выспренных,
Крик – из чрева и на́ ветр!
Это сердце мое, искрою
Магнетической – рвет метр.
– «Метр и меру?» Но чет – вертое
Измерение мстит! – Мчись
Над метри́ческими́ мертвыми —
Лжесвидетельствами – свист!
Тсс… А ежели вдруг (всюду же
Провода и столбы!) лоб
Заломивши поймешь: трудные
Словеса сии – лишь вопль
Соловьиный, с пути сбившийся
– Без любимого мир пуст! —
В Лиру рук твоих влю – бившийся,
И в Леилу твоих уст!
20 марта 1923 г.
Эвридика – Орфею:
Для тех, отженивших последние клочья
Покрова (ни уст, ни ланит!..)
– О, не превышение ли полномочий,
Орфей, твоя оступь в Аид?
Для тех, отрешивших последние звенья
Земного… На ложе из лож
Сложившим великую ложь лицезренья,
Внутрь зрящим – свидание нож.
Уплочено же – всеми розами крови
За этот просторный покрой
Бессмертья…
До самых летейских верховий
Любивший – мне нужен покой
Беспамятности… Ибо в призрачном доме
Сем – призрак ты́, сущий, а явь —
Я, мертвая… Что же скажу тебе, кроме:
– Ты это забудь и оставь!
Ведь не растревожишь же! Не повлекуся!
Ни рук ведь! Ни уст, чтоб припасть
Устами! – С бессмертья змеиным укусом
Кончается женская страсть.
Уплочено же – вспомяни мои крики! —
За этот последний простор.
Не надо Орфею сходить к Эвридике
И братьям тревожить сестер.
23 марта 1923 г.
Не чернокнижница! В белой книге
Далей денных – навострила взгляд!
Где бы ты ни был – тебя настигну,
Выстрадаю – и верну назад.
Ибо с гордыни своей, как с кедра,
Мир озираю: плывут суда,
Зарева рыщут… Морские недра
Выворочу – и верну со дна!
Перестрадай же меня! Я всюду:
Зори и руды я, хлеб и вздох,
Есмь я и буду я, и добуду
Губы – как душу добудет Бог:
Через дыхание – в час твой хриплый,
Через архангельского суда
Изгороди! – Все уста о шипья
Выкровяню – и верну с одра!
Сдайся! Ведь это совсем не сказка!
– Сдайся! – Стрела, описавши круг…
– Сдайся! – Еще ни один не спасся
От настигающего без рук:
Через дыхание… (Перси взмыли,
Веки не видят, вкруг уст – слюда…)
Как прозорливица – Са́муи́ла
Выморочу – и вернусь одна:
Ибо другая с тобой, и в судный
День не тягаются…
Вьюсь и длюсь,
Есмь я и буду я, и добуду
Душу – как губы добудет уст —
Упокоительница…
25 марта 1923 г.
Час, когда вверху цари
И дары друг к другу едут.
(Час, когда иду с горы:)
Горы начинают ведать.
Умыслы сгрудились в круг,
Судьбы сдвинулись: не выдать!
(Час, когда не вижу рук.)
Души начинают видеть.
25 марта 1923
В час, когда мой милый брат
Миновал последний вяз
(Взмахов, выстроенных в ряд)
Были слёзы – больше глаз.
В час, когда мой милый друг
Огибал последний мыс
(Вздохов мысленных: вернись!),
Были взмахи – больше рук.
Точно руки – вслед – от плеч,
Точно губы вслед – заклясть.
Звуки растеряла речь,
Пальцы растеряла пясть.
В час, когда мой милый гость…
– Господи, взгляни на нас! —
Были слёзы больше глаз
Человеческих и звёзд
Атлантических…
26 марта 1923 г.
Терпеливо, как щебень бьют,
Терпеливо, как смерти ждут,
Терпеливо, как вести зреют,
Терпеливо, как месть лелеют —
Буду ждать тебя (пальцы в жгут —
Так Монархини ждет наложник)
Терпеливо, как рифмы ждут,
Терпеливо, как руки гложут.
Буду ждать тебя (в землю – взгляд,
Зубы – в губы! столбняк! булыжник!)
Терпеливо, как негу длят,
Терпеливо, как бисер нижут.
Скрип полозьев, ответный скрип
Двери: рокот ветров таёжных.
Высочайший пришел рескрипт:
– Смена царства и въезд вельможе.
И домой:
В неземной —
Да мой.
27 марта 1923 г.
Весна наводит сон. Уснем.
Хоть врозь, а всё ж сдается: все
Разрозненности сводит сон.
Авось увидимся во сне.
Всевидящий, он знает, чью
Ладонь – и в чью, кого – и с кем.
Кому печаль мою вручу,
Кому печаль мою повем
Предвечную (дитя, отца
Не знающее и конца
Не чающее!) О, печаль
Плачущих – без плеча!
О том, что памятью с перста
Спадет, и камешком с моста…
О том, что заняты места,
О том, что наняты сердца
Служить – безвыездно – навек,
И жить – пожизненно – без нег!
О заживо – чуть встав! чем свет —
В архив, в Элизиум калек!
О том, что тише ты и я
Травы, руды, беды, воды…
О том, что выстрочит швея:
Рабы – рабы – рабы – рабы.
5 апреля 1923 г.
С другими – в розовые груды
Грудей… В гадательные дроби
Недель…
А я тебе пребуду
Сокровищницею подобий.
По случаю – в песках, на щебнях
Подобранных, – в ветрах, на шпалах
Подслушанных… Вдоль всех бесхлебных
Застав, где молодость шаталась.
Шаль, узнаешь ее? Простудой
Запахнутую, жарче ада
Распахнутую…
Знай, что чудо
Недр – под полой, живое чадо:
Песнь! С этим первенцем, что пуще
Всех первенцев и всех Рахилей…
– Недр достовернейшую гущу
Я мнимостями пересилю!
11 апреля 1923 г.
Ариадна
1
Оставленной быть – это втравленной быть
В грудь – синяя татуировка матросов!
Оставленной быть – это явленной быть
Семи океанам… Не валом ли быть
Девятым, что с палубы сносит?
Уступленной быть – это купленной быть
Задорого: ночи и ночи и ночи
Умоисступленья! О, в трубы трубить —
Уступленной быть! – Это длиться и слыть
Как губы и трубы пророчеств.
2
(Антифон:)
– О всеми голосами раковин
Ты пел ей…
– Травкой каждою.
– Она томилась лаской Вакховой.
– Летейских маков жаждала…
(Но как бы те моря ни солоны —
Тот мчался.
– Стены падали…)
– И кудри вырывала полными
Горстями…
– В пену падали…
21 апреля 1923 г.
Несколько слов:
1
Ты обо мне не думай никогда!
(На – вязчива!)
Ты обо мне подумай: провода:
Даль – длящие…
Ты на меня не жалуйся, что жаль…
Всех слаще, мол…
Лишь об одном, пожалуйста: педаль:
Боль – длящая.
2
(Диалог:)
Ла́ – до́нь в ладо́нь:
– За – чем рожден?
– Не – жаль: изволь:
Длить – даль – и боль.
3
Проводами продленная даль…
Даль и боль, это та же ладонь
Отрывающаяся – доколь?
Даль и боль, это та же юдоль…
23 апреля 1923 г.
Сестра
Мало ада и мало рая:
За тебя уже умирают.
Вслед за братом, увы, в костер —
Разве принято? – Не сестер
Это место, а страсти рдяной!
Разве принято под курганом —
С братом?..
– «Был мой и есть! Пусть сгнил!»
– Это местничество могил!!!
11 мая 1923 г.
Сивилла – младенцу:
К груди моей,
Младенец, льни:
Рождение – паденье в дни.
С заоблачных, отвесных скал,
Младенец мой, —
Как низко пал!
Ты духом был, ты прахом стал.
Плачь, маленький, о них и нас:
Рождение – паденье в час!
Плачь, маленький, и впредь, и вновь:
Рождение – паденье в кровь,
И в прах,
И в час…
Где зарева его чудес?
Плачь, маленький: рожденье в вес.
Где залежи его щедрот?
Плачь, маленький: рожденье в счет,
И в кровь,
И в пот…
(намеренно обрываю)
17 мая 1923 г.
Диалог Гамлета с совестью
– На дне она, где ил
И водоросли… Спать в них
Ушла, – но сна и там нет!
– Но я ее любил,
Как сорок тысяч братьев
Любить не могут!
– Гамлет!
На дне она, где ил:
Ил! – И последний венчик
Всплыл на приречных бревнах…
– Но я ее любил
Как сорок тысяч…
– Меньше,
Всё ж, чем один любовник.
На дне она, где ил.
– Но я ее —
(недоуменно:)
– любил??
5 июня 1923 г.
Расщелина
Чем окончился этот случай,
Не узнать ни любви, ни дружбе.
С каждым днем отвечаешь глуше,
С каждым днем пропадаешь глубже.
Так, ничем уже не волнуем,
Ни единой струной не зыблясь —
Как в расщелину ледяную,
В грудь, что та́к о тебя расшиблась!
Из сокровищницы подобий
Вот тебе – наугад – гаданье:
Ты во мне как в хрустальном гробе
Спишь, – во мне как в глубокой ране
Спишь, – тесна ледяная прорезь!
Льды к своим мертвецам ревнивы:
Перстень – панцырь – печать – и пояс:
Без возврата и без отзы́ва…
Зря Елену клянете, вдовы!
Не Елениной красной Трои
Дым! – Расщелины ледниковой
Синь, на дне опочиешь коей…
Сочетавшись с тобой, как Этна
С Эмпедоклом… Усни, сновидец!
А домашним скажи, что тщетно:
Грудь своих мертвецов не выдаст.
17 июня 1923 г.
Занавес
Водопадами занавеса как пеной
– Хвоей – пламенем прошумя.
Нету тайны у занавеса – от сцены:
(Сцена – ты, занавес – я).
Сновиденными зарослями (в высоком
Зале – оторопь разлилась)
Я скрываю героя в борьбе с Роком,
Место действия – и – час.
Водопадными радугами, обвалом
Лавра (вверился же! знал!)
Я тебя загораживаю от зала,
(Завораживаю – зал!)
Тайна занавеса! Сновиденным лесом
Сонных сна́добий, трав, зерн…
(За уже содрогающейся завесой
Ход трагедии – как шторм.)
Из последнего шелка тебя, о недра,
Загораживаю. – Взрыв! —
Над ужа́—ленною́ Федрой
Взвился занавес, как гриф.
На́те! Рвите! Глядите! Течет, не так ли?
Загота́вливайте́ чан!
Я державную рану отдам до капли!
(Зритель бел, занавес рдян).
И тогда, благодетельным покрывалом
Долу, знаменем прошумя.
Нету тайны у занавеса – от зала.
(Зала – жизнь, занавес – я).
23 июня 1923 г.
Письмо
Строительница струн – приструню
И эту. Обожди
Отчаиваться! (В сем июне
Ты́ плачешь, ты – дожди!)
И если гром у нас – на крышах,
Дождь – в доме, ливень – сплошь —
Так это ты письмо мне пишешь,
Которого не шлешь.
Ты́ дробью голосов ручьёвых
Мозг бороздишь, как стих.
(Вместительнейший из почтовых
Ящиков – не вместит!)
Ты́, лбом обозревая дали,
Вдруг по хлебам – как цеп
Серебряный… (Прервать нельзя ли?
Дитя! Загубишь хлеб!)
(Не окончено)
Сахара
Красавцы, не ездите!
Песками глуша,
Пропавшего без вести
Не скажет душа.
Напрасные поиски,
Красавцы, не лгу!
Пропавший покоится
В надёжном гробу.
Стихами, как странами
Чудес и огня,
Стихами – как странами
Он въехал в меня:
Сухую, песчаную,
Без дна и без дня.
Стихами – как странами
Он канул в меня.
Внимайте без зависти
Сей повести душ.
В глазные оазисы —
Песчаная сушь…
Адамова яблока
Взывающий вздрог…
– Взяла его на́глухо,
Как страсть и как Бог.
Без имени – канувший!
Не сыщете – взят.
Пустыни беспамятны, —
В них тысячи спят!
Стиханье до кипени
Вскипающих волн…
Песками засыпанный,
Сахара – твой холм.
3 июля 1923 г.
Брат
Раскалена как смоль:
Дважды не вынести!
Брат, но с какой-то столь
Странною примесью
Смуты… (Откуда звук
Ветки откромсанной?)
Брат, заходящий вдруг —
Сто́лькими солнцами!
Брат без других сестер:
На́-прочь присвоенный!
По гробовой костер —
Брат, но с условием:
Вместе и в рай и в ад!
Раной – как розаном
Соупиваться! (Брат,
Адом дарованный!)
Брат! Оглянись в века:
Не было крепче той
Спайки! Шумит река…
Снова прошепчется
Где-то, меж звезд и скал,
– Настежь, без третьего! —
Что́ по ночам шептал
Цезарь – Лукреции.
12bis июля 1923 г.
Клинок
Между нами – клинок двуострый
Присягнувши – и в мыслях класть…
Но бывают – страстные сестры!
Но бывает – братская страсть!
Но бывает такая примесь
Прерий в ветре и бездны в губ
Дуновении… Меч, храни нас
От бессмертных душ наших двух!
Меч, терзай нас и меч, пронзай нас,
Меч, казни нас, но, меч, знай,
Что бывает такая крайность
Правды, крыши такой край…
Двусторонний клинок рознит?
Он же – сводит! Прорвав плащ,
Так своди же нас, страж грозный,
Рана в рану и хрящ в хрящ!
(Слушай! если звезда, срываясь…
Не по воле дитя с ладьи
В море падает… Острова есть,
Острова для любой любви…)
Двусторонний клинок, синим
Ливший, красным пойдет… Меч
Двусторонний – в себя вдвинем!
Это будет – лучшее лечь!
Это будет – братская рана!
Так, под звездами, и ни в чем
Не повинные… Точно два мы
Брата, спаянные мечом!
18 августа 1923 г.
Марина Цветаева
Дружочек, устала. Остальные дошлю. Итак, адр<ес> мой (стихов, м.б., не потеряете?) Прага Praha Smichov, Švedska ul., č. 1373 (не пугайтесь №, здесь все такие длинные). Из стихов посылала только те, что непосредственно к Вам, в упор. Иначе пришлось бы переписыв<ать> всю книгу!
Последние три стиха – для очистки совести – чтобы завтра сызнова начать:
Магдалина
Меж нами – десять заповедей:
Жар десяти костров.
Родная кровь отшатывает:
Ты мне – чужая кровь.
Во времена евангельские
Была б одной из тех…
(Чужая кровь – желаннейшая
И чу́ждейшая из всех!)
К тебе б со всеми немощами
Влеклась, стлалась – светла
Масть! – очесами демонскими
Таясь, лила б масла́ —
И на ноги бы, и под ноги бы,
И вовсе бы так, в пески…
Страсть, по купцам распроданная,
Расплёванная, – теки!
Пеною уст, и накипями
Очес, и по́том – всех
Нег… В волоса заматываю
Ноги твои, как в мех:
Некою тканью под ноги
Стелюсь… Не тот ли (– та! —)
Твари с кудрями огненными
Молвивший: встань, сестра!
26 авг<уста> 1923 г.
Побег
Под занавесом дождя
От глаз равнодушных кроясь,
– О завтра мое! – тебя
Выглядываю – как поезд
Выглядывает бомбист
С еще-сотрясеньем взрыва
В ушах… (Не одних убийств
Бежим, зарываясь в гриву
Дождя!)
– Не расправы страх,
Не… – Но облака! но звоны!
То Завтра на всех парах
Проносится вдоль перрона
Пропавшего… Бог! Благой!
Бог! И в дымовую опушь —
Как о́б стену… (Под ногой
Подножка – или ни ног уж,
Ни рук?) Верстовая снасть
Столба… Фонари из бреда…
– О, нет, не любовь, не страсть,
Ты – поезд, которым еду
В Бессмертье…
Прага, 14 октября 1923 г.
Брожу – не дом же плотничать,
Расположась на росстани!
Так, вопреки полотнищам
Пространств, треклятым простыням
Разлук, с минутным баловнем
Крадясь ночными тайнами,
Тебя под всеми ржавыми
Фонарными кронштейнами —
Краем плаща… За стойками —
Краем стекла… (Хоть краешком
Стекла!) Мертвец настойчивый,
В очах – зачем качаешься?
По набережным – клятв озноб,
По за́городам – рифм обвал.
Сжимают ли – «я б жарче сгреб»,
Внимают ли – «я б чище внял».
Всё ты один: во всех местах,
Во всех мастях, на всех мостах.
Так неживые дети мстят:
Разбейся, льстят, развейся, льстят.
…Такая власть над сбивчивым
Числом – у лиры любящей,
Что на тебя, небывший мой,
Оглядываюсь – в будущее!
16 октября 1923 г.