Читать книгу ИГЛЫ – ИГРЫ - Борис Сенега - Страница 2

Григорий Горин. «Формула любви».

1.

Пышнохвостые, золотые рыбки не спешно плыли по своим делам. Бутылочно-зеленая, слоистая вода, увеличивала их в размерах, словно линза телескопа, и от того они казались Пьеру, древними монстрами.

Когда-то давно, он наблюдал сих тварей в лондонском анатомическом театре при

Королевской Академии Наук. В те давние годы, доктор Мосли, облачённый подобно масону в чёрный, кожаный фартук, ловко препарировал Меченосца, показывая студентам измазанные кровью, крупные внутренности. Пучеглазый самец беспомощно трепыхался под скальпелем. Широко раскрывая рот, силился глотнуть воздуха. При каждом судорожном движении, его перистые щитки – заслонки по бокам головы, приоткрывались, и Пьер видел склизкие, красновато- серые жабры несчастного существа. Жабры отмирали, съеживаясь без воды с каждой секундой всё больше.

Кровь, разлитая по мрамору стола, текла из желобов в чашу, поставленную суетливым ассистентом неподалеку от грузного русского господина, пожелавшего посещать лекции профессора. Пьер морщился и вздрагивал, при каждом касании скальпеля. Со стороны могло показаться, что это его холёное, белое тело кромсают на куски и выпускают по капле кровь.

«Тогда я, верно, чувствовал себя рыбой. Полудохлой зловонной, жалкой рыбой. А теперь?

Кто я таков теперь»? – подумал он.

Икряная, оранжевая рыбина приблизила к Пьеру шершавую морду свою и слегка куснула в губы. Граф Безухов вздрогнул, но не открыл глаз.

Рыбина отпрянула и, чиркнув по лицу плавником, подалась прочь.

«Кто их выпустил? Они все мёртвые…»

Внезапно ему на ум пришло, что рыба не может быть мёртвой.

«У рыб души нет.… Про человека приличествует говорить, что он мёртв. Рыба дохнет. Чаще всего, на поварне, или, как в университете, под скальпелем. Без надежды на Воскресение. А человек? Человек, восстанет из гроба в час суда, и будет держать ответ, перед Господом. Каждый? И князь Василий тоже поднимется по зову труб Иерихонских? Зачем? Он чудовище алчно пьющее кровь. Мою кровь. Я всё вижу, чувствую. И всё понимаю, но воспротивится, нет сил, ибо я рыба. Потрошённая, скользкая рыба, не имеющая души. Рыба, фаршированная золотом. На Саксонском фарфоре лежат куски меня. И все жадно едят плоть мою при свечах.

Тысячу раз прав был Болконский, не для чего было бывать у Куракиных. Попал в омут. В капкан. Душно мне здесь, ей богу муторно, и дна не видно. Да, есть ли оно это дно? Будь всё трижды проклято! Чего ради, я приехал в Россию? Опиваться вином и бравировать силой? Отец позвал. Глупости. Отцу не было до меня прежде никакого дела. Граф Кирилл Владимирович, замазал блуд свой золотом. Над смеялся над всеми ими, отдав титул бастарду. Хотел натянуть нос князю Василию. Князь Василий, поди, ж ты, ужом вывернулся, дочь свою под меня подложил. А я, пустил слюни. Как же, Diana Marble. Нешто в Европе девок мало было? Или у этой ветрогонки – поперек?

В обеих столицах шепчутся уже: «Ах, бедный, маленький Пьер… Вы видали диковину, медведя с рогами? Графиня Безухова, „выкинула“ намедни, а от кого не известно. Очень может быть, что от брата своего Анатоля. Не зря, отец хлопочет по гвардии. В деревни услал сына. Женить стервеца собирается. Пьер то, по все дни в кабинете сидит трактат сочиняет…. Ах, mijauree, какова?»

2

Сколь уж денег роздано, только бы, слухи пресечь. И всё зря, клокочет болото

проклятущее. Зависть людская хуже ржи въедливой. Всё истребит, подчистую дай, срок. Стреляться разве с обалдуем этим? Или может и впрямь службы сыскать? В дипломаты податься. Интриги Европейские распутывать?

Хотя, куда мне со свиным то рылом? Хорош дипломат, с женой совладать не может. Сиди уж Ерёма дома, точи свои веретёна. Что на балах ёрзать, что в присутствие таскаться. Всё те же лица, кругом и рядом. К тому же, в министерстве говорят, потолки низкие, я им рогами все люстры расколочу. Нет, определённо пришибу Анатоля, как есть «угроблю всмятку». Какая тут к праху дуэль! Размажу, как клопа по паркету и вся недолга».

Пахнущая йодом, вода вокруг Безухова вдруг за пузырилась, закипая, но тепла он нисколько не ощутил. Скорее, напротив, от пенящихся, изумрудных столбов, выраставших повсюду, и так же, быстро лопавшихся с глухим, ватным звуком: «БООМ»! тянуло потусторонним холодом. Потревоженные обитатели моря, почувствовав опасность, кинулись врассыпную.

Пьер подобно ленивому киту не придумал ничего лучше, как опустится на глубину. Мрак, увешанный, водорослями Ламинарии и омертвевшими кораллами, кинулся, за ним следом. В фосфорном свете воды Пьер углядел на песчаном дне, блеснувший кругляшек, совсем маленький, с ноготок ребёнка.

«Вот сейчас, я коснусь её, – с надеждой подумал Безухов, вытягивая громадную конечность – плавник, по направлению к монете. (Ему казалось, что это именно давнишний, проигранный на пари, империал, лежит там припорошенный песком.) – Коснусь и спасусь. Не может быть, чтобы я не спасся. Ведь я, никому не делал зла. Желать, желал, но не сделал. И я, их всех люблю, и всех прощаю. И жену, и Долохова, и Анатоля. При мысли о людях рвавших, на части судьбу его, в разгорячённом мозгу Пьера, отчетливо, словно из кусочков цветной смальты сложилась картина:

Moscou, la ville sainte, объятая с четырёх сторон медно – жёлтым пламенем плыла в дыму и копоти на встречу грядущему. Пьер увидал себя идущим на пролом сквозь толпы жителей, потеряно метавшихся в жарком аду.

Отчаявшиеся получить ключи от города «лягушатники» под водительством Мюрата

ворвались, наконец, на пожарище и оказались между молотом и наковальней. Жажда наживы гнала французов по углям не покорённой святыни, в самое сердце пепелища. Но страх погибнуть от рук, раздавленных горем и унижением москвичей выталкивал из города прочь, как пробку из бутылки. В Москве наблюдался тот самый невообразимый хаос и безвластие, который позже и по другому поводу учёные нарекут Броуновским движением. Раздвигая толпу плечом, Пьер направлялся, на Поварскую, и оттуда на Арбат, к храму Николы Явленного, где в воображении своём замыслил он «дело».

Широкий с зазубринами кинжал в зелёных ножнах ждал своего часа под обтрёпанным сюртуком его.

Граф Безухов шёл убивать Наполеона. Ему представлялось, что со смертью Императора закончится всё. И этот чудовищный пламень, пожирающий величественный город, и война его породившая, угаснут сами собой. Он шёл, с намерением поставить кровавую точку в трагедии, написанной Вышними, силами для подмостков театра с именем: Россия.

Одно только угнетало его. Он двигался скованно, как человек до конца не осознавший последствий и тягот предстоящего. Пьер не знал точно, как будет убивать Бонапарта. Не думал, что может погибнуть сам. Он просто шёл покончить со ВСЁМ ЭТИМ, и в тайне надеясь, что ЭТОГО, не случится. Вернее, случится, но как-то само собой, без его физического участия, но при нравственном посредстве.

«Я трус. Жалкое ничтожество». – Подумал, отстранено Пьер Безухов, коснувшись,

заветного предмета.

Песок, возмущённый касанием, мутной взвесью стал, подниматься, к верху открыв, постепенно, Пьеру вместо вожделенной монеты печальное лицо князя Андрея. В глубинном пространстве лицо Болконского существовало само по себе. В не тела, которого здесь в пучине морской не было вовсе.

Лицо князя открыло глаза и усмехнулось. Оно всегда делалось открытым и добродушным при виде этого увальня в смешных, круглых очках, помещавшихся на толстой физиономии.

– Ах, мой друг, здравствуйте. Давно же мы с вами…

Пьер нисколько не удивился, услышав голос друга в своём мозгу. Напротив, удивление показалось ему не уместным, даже бестактным в подобных условиях.

3

– Душевно рад встрече Ваше Сиятельство. Однако же, вот где довелось свидеться.

– Да, да такова жизнь. Вернее, то состояние, которое здесь именуется жизнью. Впрочем, вы я вижу молодцом мсье Пьер. Какой великолепный хвост и плавники, загляденье.

– О чём это вы князь?

– Не важно mon here, главное вы теперь на всегда избавлены от ваших идиотских les bons principes.

– Вы хотите сказать! – Пьер в ужасе выпучил глаза, пытаясь под всплыть на поверхность. – Но позвольте князь…

– А, хули толку, Петруша? – горестно усмехнулся Болконский. – Что есть, то есть. Вам еще» «подфартило», как здесь выражаются. Вы, полюбуйтесь, на кого я стал, похож. Полный отстой.

Князь Андрей, несколько раз, крутнулся вокруг своей оси, давая Безухову рассмотреть себя подробно.

– А, как же прошлое, – с дрожью в голосе осведомился Пьер?

– Через как, любезный граф. – Ответствовал Болконский. – Здесь есть только настоящее, и то, не для всех.

Пьер, сделал, несколько кругов вокруг лица друга, стараясь, успокоиться. На языке его вертелось миллион вопросов, но каким-то «шестым» чувством, он понимал, что князь Андрей не удовлетворит его любопытства. Не потому, что не захочет, он просто не в силах. это сделать, так как, не знает всего. И всё же, один вопрос, самый главный, как ему казалось, Пьер не мог не задать князю.

– Скажите князь, а видение. Я полагаю, что видел нечто?

– Фрагментарное Озарение. – Равнодушно сообщил Болконский. – Здесь такое случается, почти с каждым. Артефакт. Галлюциногенное обострение в период адаптации. Со мной тоже, признаться, происходит нечто подобное, но, всё реже и реже, слава Творцу. Привык, знаете. И потом…

Князь Андрей умолк, размышляя о чём-то своём.

Пьер, из деликатности не решаясь тревожить друга, осваивался в новом для себя качестве. Крутил, пируэты и увлечённо пускал пузыри, с лёгкостью открывая жаберные клапаны. Но вскоре, голос Болконского вернул его, к прежним мыслям.

– Друг мой, вы и вправду хотите знать, что случилось с нами ТАМ? – Князь Андрей,

энергично выпустил пару пузырей в сторону поверхности.

– Если это не затруднит вас. – Сконфуженно ответил Пьер.

До него, наконец, начинало доходить, что любые воспоминания о прошлом, а уж тем более предположения о будущем, на которые здесь неизвестно кем наложено строжайшее табу, причиняют Болконскому мучительные страдания. Но знать, ему до дрожи в плавниках хотелось знать, чем завершилась вся эта канитель.

– Извольте, только право, лучше было бы, всё оставить, как есть.

Князь, нахмурил, брови припоминая минувшее, и начал свой рассказ:

– К не частью для Наполеона, и к счастью для вас, затея, с убийством, благополучно провалилась. Виной тому, ваша не решительность, лень, и как это ни странно, ваше мягкосердечие.

– Ну конечно, припоминаю пожар, девочка. – Встрял Безухов.

– Не прерывайте меня, прошу вас. Всё и без того…

– Простите. Я умолкаю.

Лицо князя, плавно переместилось в скопление световых бликов и, он продолжил:

– Не только это. В тот день, Император, въехал в Москву на четыре часа раньше,

предполагаемого, вами срока. Из Драгомиловского предместья, по Арбату, прямехонько в Кремль. Вы, разумеется, всего этого знать не могли, так, что до некоторой степени это вас извиняет. Сама судьба была против вас. Главное же то, что вы колебались, вас снедали эмоции, сомнения. Вы, были не готовы свершить задуманное. Прежде всего, потому, что позволили чувствам взять вверх над разумом. Смерть вообще, и смерть Наполеона в частности, представлялась вам игрой, неким театральным действом если угодно. Где вы герой из плоти и крови, закалываете злодея понарошку. Занавес закроется. Потом взметнётся снова. Вы вместе с персонажами этой дикой пьесы, выйдите на поклон, а на утро проснётесь знаменитым. Вам хотелось прослыть убийцей Наполеона больше, нежели умертвить его. А девочка – это лишь предлог, внешний признак, и ничего более.

4.

Нет, мой друг, смерть, – это двери в иные миры, и открывать их для других, куда страшнее, чем для себя самого. Чтобы держать ключи от смерти в руках своих бестрепетно, надобно обладать железной волей, ясным, холодным, умом, и совсем, слышите ли вы меня? – Совсем не иметь сердца. То есть, Свершить Пиррову победу над собой. А победа, как женщина, по большей части глупа, ветрена и капризна. По достижении, оную, следует, крепко держать в узде.

Признайтесь, нечто подобное с вами случалось раньше, до двенадцатого года? Как пример: узнав, что отец ваш при смерти вы не слишком огорчились, ибо ждали, что старый граф позовет вас, дабы даровать вам, не любовь свою, нет, Вам, на подобные экзерсисы la plante. Метрическую запись с признанием отцовства. Заверенную, рукою Государя. Единственная востребованная вами цель. Вы жаждали внимания в Свете, денег. Участь un batard, терзала ваше самолюбие, как львица терзает, тушу быка на охоте. Признайте. Не лгите себе. Вы именно с этими чаяниями и надеждами возвратились в Россию.

Кстати, о женщинах. Говорил я вам Пьер: «Ежели хотите свершить, что-либо путное в жизни, нипочём, ни за что, не женитесь». Вы не вняли совету. А между тем, жена ваша, впрочем, Бог ей судья…

Кровосмесителю и прелюбодею Анатолю Куракину, полковой лекарь, по живому, ржавой пилой отнял, ногу в день Бородинской битвы. Боже, как он кричал, у меня от его воплей, уши закладывало. Вся боль, которую он причинил вам, да и другим некоторым, сторицей к нему возвратилась. Уймите злобу вашу. Вы отомщены самим Провидением.

– А Наташа?! – Не утерпел Пьер Безухов. Ему, хотелось, узнать у князя Андрея, не судит ли тот его за любовь к Наташе? Украденную им, как ему казалось, у мёртвого там, в недосягаемом прошлом?!

Но, князь оставил это восклицание без ответа, видимо сочтя его не уместным.

– Я умирал, мучительно. – Продолжал Болконский – Картечь попала в живот. Осколки, кое-как вынули. Однако, утроба начала гнить. Но боль физическая ничто, в сравнении с муками душевными испытанными мной в последние минуты существования. В эти мгновения, я ощутил, что должен поверить в Бога, которого презирал до сих пор. Поверить и принять всё как есть. Осознав, вдруг, что жизнь прожита впустую, а нечто важное прошло мимо. И всё же, как видите, и здесь мы опоздали.

Бонапарт, расплатился по счетам, не многим веселее нашего. Теперь лежит, подобно мумии в гробнице Собора Инвалидов. Ни тебе тлена, ни тебе вони, одни только почести запоздалые. Хоть сейчас готов мутить воду в Европе. Только душу вдохните и в строй.

– Он святой?! – Изумился Пьер Безухов.

– Ни в коей мере, мсье Пьер – Насмешливо взглянул на друга Болконский. Всё много проще и страшней…

Наполеон пал жертвой своего величия. Он сделался идолом, затоптанным в пыль стадом лизоблюдов, мародеров и варваров. Разжиревшая челядь, устав маяться в четырех стенах от безделья и глупости, в обмен на Английское золото и призрак свободы по наущению еврейских казнокрадов накормила Узурпатора мышьяком. Император мешал всем. Он, превратился в ночной кошмар для победившей коалиции. Совет Монархов, напуганный дерзким возвышением некогда безвестного капитана, решил, что лучше, для всех, чтобы его не было совсем. Эпоха великих потрясений закончилась бытовухой с примесью вульгарной уголовщины.

– Все они, и из грязи поднятые, и на тронах сидящие в конечном итоге предают. -Глубокомысленно изрёк Пьер, взмахнув плавниками. – Потому, что в душе всё одно, навсегда остаются рабами. Нет – свободным нужно родится, тут кровь решает всё дело, и никак иначе. В остальном, признаю князь, кругом ваша, правда. Прошлое ровно, как, то болото, которое лучше не колыхать.

– Согласен любезный друг. – Бодро ответил князь. – Только я подзабыл, в чём суть хохмы?

– Сдаётся мне, шторм надвигается! – воскликнул Пьер Безухов. – Ныряем глубже, и я расскажу, вам этот анекдот!

_____________

ПРИМЕЧАНИЕ: Диана Мраморная* Жеманница. ** *** Москва священный город. **** Мой милый.

***** Хорошие принципы. Плевать. ****** Между нами. ******* Извините. ******** Бастард. ********

(Франц.) Севастополь 1997 год