Читать книгу Сердце болит…. - Борис Степанов - Страница 10

…Написал о ней в первой своей «Сердце болит…» и оставил во второй: «Не коснулась та большая беда нашей семьи». Это правда. Если считать нас троих – папу, маму и меня. Даже одного папу – сиротку, в 12 лет батрака… Только к 30-му он вырвался из деревни, завод построил: рабочий, ударник… Забылась как дурной сон – коллективизация…

А старшая сестра его – моя тётка Нюра – умнейшая, мудрейшая из всех родичей по папиной линии, глубоко верующая православная христианка, мать шестерых деток – не вспоминала, не рассказывала даже близким о тех 30-х. Проклятых…

Был ещё жив-здоров дядя Митя. Меня из Сталинграда, маленького ещё, до школы каждое лето пароходом отправляли к ним погостить… Дядя Митя на паре лошадей подлетал прямо к трапу, подхватывал меня, и мы мчались в сказочное село Лебяжье!

Фурсов Дмитрий Александрович, (1893–1947).

Астрахань, 1914

Это было до войны, конечно. Другое совсем время… Только жарко было так же…

…Что мальчишке городскому главное? Конечно, кони! И речка холодная Иловля, в которой мы купали коней! И двор, огороженный не забором – плетнём красивым, да такой огромный – для 40 ульев пчелиных, злюк кусачих. И лодочка-плоскодонка для одного человека. И вода такой чистоты и глубины, что видно всё живое! Не аквариум-тюрьма! Здесь мир и свобода!.. Теперь понимаю. Какие же мы – слепые!

Корова – красавица. Телята – большой бычок и тёлочка… Птичий базар везде, цыплята с «мамой-клушкой», как остров живой… Разноцветные курицы с «мужем»-петухом», красным хулиганом… На речке весь день до вечера гуси-утки… Как не улетают? И ульи, ульи до самого конца во дворе, вдоль всего берега…

Со всеми сразу «знакомился»… Даже поймал одну… Орал! А тетя Нюра взяла арбузную корку, приложила «к дырке», и я… больше никогда их не ловил. Смотрел… Как они похожи на людей, когда работают!

И ещё коней поил и купал… с дядей Митей. Сестра Нина – всегда рядом. Даже «удочку» длинную держала… учила. Кошка мне любила «помогать» с уловом справиться.

…Плакал, когда домой отправляли.

У дяди Мити почти свои лошади. Сразу две. Но колхозные – рабочие. И ещё – он настоящий казак. Дома старая фотография есть, но не на стене: нельзя! Он там совсем молодой и с саблей настоящей! И сейчас маленький ростом, почти как я. Но богатырь (я пробовал!). Подошел к повозке, взял мешок зерна под мышку, повернулся – взял второй и пошел по лесенке подниматься с ними. Высыпал на хранение куда-то… И не устал! Поехал за другими, наверное, мешками… Меня не взял, далеко куда-то.

Так хорошо у них, так здорово! Видели бы наши пацаны с Нижнего посёлка, как я живу теперь. Учусь! Помогаю всем, если не мешаю…

Отрубил лопатой палец на ноге. Хотел вызвать «скорую», но не успел: тетя Нюра принесла банку железную, консервную с керосином. Зажала «обрубок» на место и держала, пока он не прирос хорошенько. Я не плакал: не больно совсем. А все девчонки стояли вокруг и хвалили меня – героя!

Как это забыть? Я и сейчас остановиться не могу… Всё вспоминаю… Это был колхоз, кусочек его, один двор, одна семья – большая, правда. Тогда везде, наверное, были большие семьи…

…Дома ещё слышал, что есть теперь в деревне такие люди – «кулаки». Плохие. Богатые!

Мой дядя Митя был такой. Только хороший. У него дома была огромная печка, русская… Мы – дети – любили на ней играть, прятались… И в ней хлеб пекли, каждый день обязательно. Огромные круглые калачи! Берёт дядя Митя (всегда сам!), прижимает к груди калач и ножом, похожим на его саблю с фотографии, отрезает каждому по ломтю: нас много за столом: семья! Понял, что это такое.

…Всю Великую войну мы не виделись. Фурсовы – тетя Нюра, дядя Митя, мои сёстры двоюродные Клава, Нина и Раиса трудились на плантациях колхозных, в поле. Младший – Колька – дома – нянька, в июне 41-го, в самые первые дни войны, Бог дал ещё малышку… Ларисой назвали.

Не был солдатом дядя Митя и как бы не воевал, как все тогда: ополченец! Но и ему сразу повестку… Война! Бегом в Камышин, в военкомат… Тётя Нюра провожать казака, а сама «на сносях», как говорится. Едут, торопятся. На полдороги балка известная – Балберы – крутые склоны, дух захватывает…

Скатились, а тёте Нюре совсем плохо! Кто поможет? Бог помог… «Опросталалась я уже!» – кричит. Дядя Митя к родничку, водички ключевой… Всё сами сделали. Рады! И малышка будто смеётся… А время гонит… повестка грозная! Выпрягает коня и верхом до военкомата. Всё рассказал, поверили, но дали три часа всего. Отпустили.

Всё успел. Отвёз… а самого немедля (он же «нестроевой») в ополчение!

Будут окопы, рвы противотанковые, фронт совсем рядом. Они летают над головой, бомбят, расстреливают. Дважды «ловил» осколки… Госпиталь – и обратно, в строй…

…Теперь далеко эта война. 1947-й. Но снова госпиталь. Не осколки мучают… беда не меньшая – онкология. Откуда? Сколько ни лечат, ни просят Господа Фурсовы дать хоть один-другой денёк жизни… Сам так и говорил людям, не плакал, не жаловался: «Мне бы сделать ещё несколько шагов… малышей на ноги поставить». А ведь у ополченца боевого ещё и младшенький самый – Васятка народился в 45-м. Как награда ко дню Победы! Но… проводили казака из госпиталя ветеранов войны домой… Помирать.

…Беда новая! Не зря в народе говорят – «пришла одна – отворяй ворота!» Теперь обрушились на семью налоги непосильные, а на дворе-то уже ни живности прежней, ни дохода никакого от пчёл-кормилиц… Как жить? Где хочешь, а бери: яйца, масло, молоко, мясо… Налог не ждёт!

Вот он где проснулся «зверь» из 30-х годов. Кто поверит? Нынешние «крестьяне» – другой совсем народ. Да и колхозов нет – «рабству конец».

Не смогла выдержать такого удара судьбы мудрая тетя Нюра, как нападение врагов – те налоги! Хоть свои, родные, кругом…

Правление проголосовало: за долги – дом, усадьбу… Всё «с молотка» пошло.

Только сегодня мне рассказывает единственная из семьи, младшенькая из 41-го – Лариска.

«Расчёт полный получила мать – 600 р. на всё про всё». И разрешение «туманное»: можно построить себе жильё на те рубли, но за забором своего дома. На пустыре. Хоть близко к воде. (Иловля родная – ещё не колхозная!)

Что это было? И сад за рекой, их чудо-сад, гибнет. Злые люди однажды ночью вырубили все до одного деревца! Плоскодонку притопили, чтобы не пользовалась семья «колхозными» карасями.

* * *

Да, не коснулась нашей семьи большая беда. Только метастазы той опухоли живут в нас. Вот она – коллективная собственность! Почти коммунизм… якобы.

Скажут, говорят некоторые – частный случай! Всего одна семья погибла… И нет свидетелей! Конечно, если не считать внуков и правнуков. И своих, и «соседских». Равнодушных.

* * *

…Улетели лебеди. Заросло озеро… Там когда-то был колхоз… как война… Гражданская.

…На месте сиротской хибарки, за забором своего дома, полынь горькая просыпается по весне и сохнет. Как упрёк нам всем…