Читать книгу Годы жизни. В гуще двадцатого века - Борис Сударов - Страница 9

* * *

Как-то по радио я услышал о наборе ребят, окончивших семь классов, в специальную артиллерийскую школу. Посоветовавшись с папой, я решил поступать в эту школу.

Из Буланова в Чкалов ходили грузовые машины, водители которых за определенную плату брали пассажиров. И вот жарким июльским днем мы стояли с папой на остановке. Не без волнения, как я позже понял, папа провожал меня в дорогу.

В узелке у меня было немного хлеба и чекушка водки, чтобы при надобности задобрить водителя. Горячительные напитки тогда высоко ценились. В свободной продаже их не было. Уж не знаю, как эта чекушка оказалась у папы.

До Чкалова было довольно далеко. Мы выехали в полдень, а в город въезжали поздним вечером, было уже темно. Пассажиры постепенно отпочковывались, где кому удобно было.

– А тебе, парень, куда надо? – спросил меня шофер, когда кроме меня в кузове никого не осталось.

Я назвал адрес женщины, который дала мне хозяйка дома в Буланове.

– О, это где-то на другом конце города, – сказал шофер. – Поедем-ка, друг, ко мне. Переночуешь, а утром уж пойдешь к своим знакомым.

Другого выхода у меня не было. Искать ночью в темноте, в незнакомом городе нужную мне улицу я не рискнул. И принял предложение водителя.

Жена шофера, полная, грудастая женщина сочувственно отнеслась к нежданному позднему гостю, пригласила к столу. Вкус поданной ею на огромной сковороде картошки, жареной на сале, я еще долго потом ощущал во рту. Такого сочувствия со стороны незнакомых мне людей в трудные военные годы сейчас не припомню.

Утром я сразу направился по указанному в объявлении адресу, где располагалась приемная комиссия спецшколы. Зачисление в это полувоенное учебное заведение прошло быстро, без осложнений. Осмотрела меня врач, симпатичная женщина, потом по математике что-то спросили; попросили сформулировать теорему Архимеда «на погруженное в жидкость тело»…

Сказали, что школа будет располагаться в селе Илек, на берегу Урала, отъезд туда ориентировочно назначен на начало августа, точнее мне заранее будет сообщено.

Делать мне в Чкалове больше нечего было, и я решил возвращаться. Выйдя на шоссе, стал голосовать. Попутная машина подобрала меня лишь во второй половине дня, и в Буланово я приехал на следующий день рано утром. Все еще спали. Не спалось только папе.

Я заметил его издалека, подходя к дому. Он сидел на скамейке и курил махорку, которой его изредка угощал хозяин. Подойдя ближе, я увидел в его глазах слезы: он тревожился за меня, две ночи не спал и вот сейчас расслабился.

Заканчивался июль, а из Чкалова никаких вестей не приходило.

В начале августа из Новотроицка приехала Ева. Она решила всех нас забрать к себе. Правление колхоза и особенно хозяева дома, которые нас приютили, были этим очень довольны. Для проезда до Чкалова нам любезно предоставили транспорт в одну лошадиную силу.

И вот погожим августовским днем, погрузив на телегу свои нехитрые пожитки, мы отправились в путь. Молодая лошадка безропотно тянула нагруженную телегу. Во второй половине дня мы остановились на обочине дороги, чтобы перекусить и дать отдохнуть коню. Мама оставалась сидеть на возу.

Вдруг лошадь, испугавшись проезжавшей машины, понеслась по дороге. Мы с папой бросились за ней. Она остановилась только тогда, когда телега перевернулась, и вещи вместе с мамой полетели на землю.

– Ничего, ничего, все хорошо, – поспешила нас успокоить мама, когда мы подбежали к ней.

Поздним вечером, неподалеку в степи, мы остановились на ночевку. Папа стреножил коня и пустил его пастись. Перекусив чем бог послал, мы расположились у телеги на еще не остывшей после дневной жары земле и вскоре уснули.

Проснулись, чуть стало светать. Папа первым делом глянул, где лошадь. Вблизи ее не оказалось. Углубились в степь, но и там ее не обнаружили. Мы все всполошились, наконец, в сером утреннем сумраке, километрах в двух от нашей стоянки, мы с папой увидели нашего коня. Видимо, папа неумело его стреножил и он, освободившись от пут, пошел бродить по степи, с аппетитом пощипывая сочную зеленую травку.

Часа в два мы въезжали в Чкалов. Остановились на постоялом дворе, который колхоз специально содержал для нужд своих людей, по разным делам приезжавших в город.

Я сразу пошел выяснять, когда школа выезжает к месту своего пребывания. Оказалось, отъезд назначен на завтра.

Сейчас пишу эти строки и невольно думаю: как много в жизни может значить Его величество случай. Случайно я услышал по радио о наборе в спецшколу, теперь вот, случайно оказавшись в Чкалове, узнал, что завтра школа выезжает в Илек. Не будь этих двух случайностей, совсем по-иному могла сложиться моя жизнь. Лучше или хуже, но не так, как она сложилась.

На следующий день, не без слез, я прощался с родителями.

– Глупенький, что ты плачешь? – улыбаясь, сказала Ева.

– Да, тебе хорошо. А мне теперь, когда еще доведется увидеть папу с мамой? – ответил я, вытирая глаза ладонью.

Детское сердце чувствительно, его не обманешь. Через полгода папы не стало. Он скончался в Чкаловской больнице в апреле 1943 года. Ева о том не сообщила мне, не хотела травмировать детскую душу. Написала только, что папа в больнице, чтобы я больше не писал письма на его имя, так как их ей не будут отдавать. Я догадывался о случившемся, но еще на что-то надеялся.