Читать книгу Воспоминания и реплики - Борис Тарасов - Страница 4

Я родился в городе Искитиме Новосибирской области 10 февраля 1942 года. С 1953 по 1957 год обучался по классу баяна в Искитимской детской музыкальной школе (преподаватель Пчелинцев Евгений Александрович). С 1957 по 1961 год – учащийся Барнаульского музыкального училища (преподаватель Волховицкий Дмитрий Николаевич).

Из школьной жизни отмечу такое музыкальное «событие». Один юноша заканчивал через год общеобразовательную школу, и поскольку он был довольно продвинутым исполнителем на баяне, решено было ускорить его выпуск (на год раньше). И вот летом, перед поступлением в училище, он попросил меня попеть с ним номера по сольфеджио. Занимались с ним недели две, причем он почему-то постоянно просил меня повторить несколько раз тот или иной номер. Не знаю, как это повлияло на него, но я от этих повторов невольно стал запоминать музыку с названиями нот, то есть внутренне сольфеджируя. Например, разучиваю я «Вечное движение» Н. Паганини, и само собой запоминается – до-ре-до-си-до-ре-ми-доре-до-си-ля-соль-ля-си-до-ре-ми-фа-ми и т. д., при этом скорость сольфеджирования может быть сколь угодно быстрой, поскольку оно протекает мысленно. Точно так же запоминается и сопровождение.

Между прочим, этот способ абсолютно снимает проблему запоминания текста во время исполнения на сцене, поскольку сольфеджирование как бы ведет тебя за руку и ошибки памяти просто исключены[2]. Думаю, что эта связь между написанным и звучащим определила тот факт, что во время учебы в училище я был признан лучшим чтецом с листа на баяне.

Второе музыкальное «событие» заключалось в следующем. Как-то однажды (на втором курсе училища) я купил на рынке в магазине уцененных товаров пластинку с записью Второй симфонии Брамса. Оркестром Ленгосфилармонии дирижировал Курт Зандерлинг. Пришел домой, послушал всю симфонию и, естественно, ничего не понял. И тут я задумался. Брамс – гений? Безусловно, гений. А если я ничего не понимаю в его музыке, следовательно, я не музыкант. И тут передо мной встал поистине гамлетовский вопрос – быть или не быть? В отчаянии, без всякой надежды, я начал переслушивать симфонию раз, другой, и тут что-то начало проявляться, как в ванночке с проявителем фотоснимков – сначала темные места, затем те, что посветлее, и так далее, до тех пор, пока не «проработалась» вся картина в целом. Я испытывал наслаждение от слушания уже знакомой музыки и довел ее знание до такого уровня, что смог спеть всю симфонию (естественно, сольфеджируя) наизусть по мелодическим голосам. Сейчас я на такое уже не способен. Главный вывод тогда гласил: оказывается, теперь мне будет доступна для понимания (иначе говоря – любви) любая классическая музыка. Единственное условие для этого – ее надо просто слушать.

Однако пора возвращаться к событийной стороне изложения. Итак, Барнаульское музыкальное училище я окончил в 1961 году. На госэкзамен по специальности сам себе подыскал программу: Экспромт As-dur Ф. Шуберта, Вальс D-dur А. Глазунова, русская народная песня «То не ветер ветку клонит» в обработке А. Суркова, Чакона Баха – Бузони (переложение Гвоздева) и финал Концерта для баяна с оркестром Н. Речменского. По распределению я должен был преподавать в музыкальной школе в городе Камень-на-Оби, но Пётр Павлович Спирин (директор училища) позже аннулировал это распределение и оставил меня в училище в качестве преподавателя, тем более что я сообщил, что поступать буду на заочное отделение. Дело в том, что у меня не было приличного инструмента, чтобы учиться на очном отделении, а училище выделило мне вполне сносный тульский баян.

И вот я уже собираюсь ехать в Москву, поскольку Пётр Павлович настаивал на этом в отношении лучших выпускников, как вдруг возникла проблема. Дело в том, что по закону дипломы распределившихся на работу выпускников должны были лежать в сейфе руководителя учебного заведения. Это для того, чтобы новоиспеченный педагог не вздумал куда-нибудь удрать. И только через три года можно было отпускать его хоть на все четыре стороны, выдав диплом. Естественно, мне понадобился диплом для поступления, а тут случилось так, что мой педагог по специальности Дмитрий Николаевич Волховицкий был в августе и.о. директора, и вот он-то и встал у меня на пути. «Не поедешь в Москву, а поедешь в Новосибирск», – сказал он. Я: «Нет, в Москву…» Он: «А я говорю, что поедешь в Новосибирск». В общем, так мы стояли и препирались до тех пор, пока Дмитрий Николаевич вдруг не побелел и, вытащив диплом из сейфа, со злостью бросил мне под ноги. Я спокойно взял диплом и вышел.

Думаю, что я коснулся здесь не только собственной проблемы, но и проблемы многих других по сей день, возможно, не в такой драматической форме. Особенно это касается тех абитуриентов, которые направляются в Москву или Петербург, минуя вузы в своих городах. Легко представить реакцию Дмитрия Николаевича, если бы я не поступил в Гнесинский институт.