Читать книгу Смыслы и образы. Часть 3 - Борис Вараксин - Страница 9

Михаил Ларионов. «Еврейская Венера». 1912 г.

Михаил Ларионов. «Кацапская Венера». 1912 г.

Святое дело провокации продолжил Михаил Ларионов, несомненно, прекрасно понявший замысел Эдуарда Мане.

Вряд ли кто будет спорить, что его красавицы – суть продолжение восхитительного ряда Венер и Олимпий. В чем разница? Наверно, прежде всего – в зрителях.

У венецианских Венер это были герцоги, князья или, на худой конец, бароны. Картины эти – для шикарных интерьеров, просторных залов со сверкающими полами и тысячами свечей в фантастических люстрах. Высокое искусство для высшего общества.

Картина Мане для тех, кто просвещен и успешен, но к высшему свету не принадлежит. Она демократична и откровенна, вульгарна и вызывающа, а ее автор готов высказываться как угодно и о ком угодно. Художник не потакает вкусам своих заказчиков (у него их попросту нет), а делает то, что ему кажется правильным и необходимым. И он совершенно не против провокации, эпатажа, вызова общественной морали и нравственности. Для своего времени «Олимпия» была чересчур откровенной картиной именно по своему подтексту. Но скандальная слава лишь поспособствовала её популярности.

Тем не менее, картина Мане была всё же рассчитана на подготовленного зрителя, разбирающегося в тонкостях живописного искусства. Михаил Ларионов сделал последний, решительный шаг – адресовал своё произведение народу вообще, упростив живопись до предела. Фактически, это лубок, но исполненный на высоком художественном уровне.

Чтобы по достоинству оценить работы московского живописца, нужно обладать недюжинным чувством юмора. Ведь его Венеры – это, фактически, полное отрицание всей той живописи, что столетиями тешила взор изысканной публики. Конечно же, Ларионов подсмеивается над зрителем, над его приверженностью ко всему искусственному, неживому. Его Венеры – это вызов общественному мнению, причём в куда большей степени, нежели у Мане. Но при всей приземлённости своего искусства Ларионов безукоризненно точен в характеристике своих героинь. Они у него ровно такие, какие и в жизни – неуклюжие и смешные, наивные и себе на уме. А объединяет их то, что обе они – одновременно и простонародны, и провокативны до крайности.

Начнём с того, что своих «Венер» Ларионов усадил с точностью до наоборот по отношению к всемирно известным прекрасным дамам. То есть если кому-то захочется углядеть какую-то связь между венецианскими красавицами и этими представительницами прекрасного пола – пожалуйста, но только без претензий к автору.

Что же касается обстановки… Она, что называется, в соответствующем стиле: сплошной наив из розочек, подушечек, свечечек, полосатых диванчиков и прочей ерунды. Тут же традиционные портреты родственников. Мещанство, одним словом. Ну, а то, что художник вручил своей даме фиговый листок для целомудренного прикрытия самого сокровенного (согласно книге Бытия) – что ж, лишний повод улыбнуться. Кстати, листок этот больше напоминает лопух.

«Кацапская Венера» – дама с другим характером: не столь простодушным, как у «Еврейской Венеры». И обстановка вокруг неё соответствующая: ковры, коты… Тоже мещанство, но более жлобское, что ли.

Резюмируя, можно сказать: Ларионов не народ поднимает до высокого искусства, а искусство опускает до уровня простого человека – неискушенного, простодушного и безграмотного. И не боится этого делать. Наивному человеку – наивное искусство, но в высокохудожественном исполнении. Такое вот поветрие случилось в русской живописи начала ХХ века. И если кто-то думает, что оно было и прошло, то это совсем не так. В начале ХХ века всё только начиналось.