Читать книгу Владимир Красное Солнышко - Борис Васильев - Страница 4

1

В двух поприщах от Великого Новгорода новгородского князя на распашной четырехвесельной ладье встретил посадник Радьша. Уже в летах, как и положено быть посаднику, но еще сохранивший живость и ироническую усмешку в глазах.

– Буди здрав, великий князь!

– Не великий еще. Не спеши.

– Смоленский князь Преслав первым поздравил тебя, а ему виднее.

– Первым поздравил я, – вдруг вылез Ладимир. – Еще в детстве, когда…

– Первым поздравил меня мой дядька Добрыня Никитич. И сказал, что на Руси за власть платят кровью. А я не хочу крови. Не хочу. Так что лучше расскажи, как меня в твоем вольном городе встретят.

– Перебирайся на мою ладью, великий князь. Тут все тебе и поведаю.

Неожиданно в их добродушную беседу вмешался Яромир.

– Великая княгиня Ольга повелела мне, воеводе Яромиру, доставить великого князя Владимира в Господин Великий Новгород. А он – за твоей спиной, посадник. Стало быть, повеление великой княгини еще не исполнено. Оно будет исполнено только тогда, когда я доставлю великого князя в Новгород и когда буйные новгородцы признают его власть, – непреклонно сказал он.

– Великая княгиня закончила свои дни… – со скорбным вздохом начал было посадник.

– Знаю, – брови Яромира сурово сошлись на переносице. – Княгиня закончила свои светлые дни, но не отменила своего повеления.

– Это справедливо, воевода Яромир. Повеление великой княгини должно быть исполнено.

– Тогда, посадник, насада станет впереди. Ты, посадник Радьша, можешь пересесть на насаду, гребцы тоже, а ладью привяжем к корме.

– Все слышали? – спросил посадник своих гребцов. – Исполнять повеления воеводы великой княгини Ольги без промедления.

Гребцы перебрались на насаду, лодку привязали к корме, и по команде Яромира гребцы подняли весла.

Здесь не ожидалось никаких нападений, и потому Владимир вместе с посадником сидел на верхней палубе. Впрочем, рядом находился Добрыня, всегда готовый прикрыть нового новгородского князя.

– Твой отец, великий князь Святослав тоже начинал свой путь к великокняжескому престолу в нашем городе, – неожиданно вспомнил посадник.

Он явно нащупывал тропу к будущему разговору. Это Владимир понял.

– Разве с тобой не говорил великий воевода Свенельд, посадник?

– Воевода оставил для тебя золото.

– Оно поможет мне в твоем городе?

– Нет. Это золото проложит тебе дорогу к стольному граду Киеву.

«Лукавит, – подумал Владимир. – Зачем? Что он хочет получить от меня?» И спросил:

– А как меня встретят в Господине Великом Новгороде, посадник?

– Так, как в Новгороде исстари всех киевских князей встречают. Ну, заорут, конечно, что никакой князь им не нужен, что сами со всем миром управятся, – добродушно ответил Радьша. – Ну, подерутся, конечно. А так все ладно. Когда драться начнут, ты, князь, свое слово скажи. У тебя найдется такое, чтоб звучно отозвалось?

– Найдется, – улыбнулся Владимир. – У моих богатырей давно уж кулаки чешутся.

– Ну и славно.

– А коли до смерти прибьют?

– Значит, сам виноват. Противника, княжич, нужно по силам выбирать.

И так сказал, что Владимир сразу все понял.

– Об этом и говорил с тобой, посадник Радьша, великий воевода Свенельд?

– Поговорили по душам. Ты уйдешь за рубеж, как только новоявленные удельные князья зашевелятся в жалованных им гнездах.

– Они пограбят Господин Великий Новгород, посадник Радьша.

– Пограбят, но – в меру. Уберут моих людей, но меня вряд ли тронут. Я лицо выборное, за меня не только новгородцы вступятся. Уйдут и начнут целиться друг в друга. А тут ты вернешься с варяжской дружиной.

– Варяжской?

– А зачем нам усобица?

– Вот и прольется кровь, – вздохнул Владимир. – Много прольется крови, посадник.

– Много, – согласился Радьша. – Твой дядька Добрыня Никитич правду тебе сказал. Власть без крови не добудешь, великий князь.

– Я еще не великий князь.

– Тебе это предрек слепой кудесник в селище Гнездово под Смоленском.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю.

– Но мы одни были в пещере.

– Слухами русская земля дышит.

Владимир вздохнул, сказал с горечью:

– Не по плечам ноша.

– Богатыри помогут. Покойная великая княгиня Ольга всех богатырей под тебя собрала.

– Бабки у меня больше нет, посадник. И матушка моя пропала.

– Знаю, князь Владимир.

Помолчали. Потом Владимир, еще раз горько вздохнув, произнес:

– Ну, веди в княжеский дворец.

– Туда нас и везут.

Княжеский дворец располагался за городской чертой, почему новгородцы и не обращали на него никакого внимания. Кормчий знал к нему протоку, и тяжелая торговая насада вскоре там и ошвартовалась. И все быстро, чтобы не привлекать внимания, сошли на берег. В том числе и воины Яромира.

– Разве ты не возвращаешься в Киев? – Владимир был очень удивлен.

– Повеление великой княгини не может быть отменено, новгородский князь.

Эта новость обрадовала юного новгородского князя. Он сразу понял, что опытная, проверенная в боях дружина расчетливого и решительного Яромира поможет ему справиться с неукротимым свободолюбием новгородцев.

– Я выеду в Новгород через два дня. Ты со своей дружиной останешься здесь.

– Я знаю, когда мне появиться, князь.

Передохнув, все обдумав и обговорив с Ладимиром, новый новгородский князь все же долго не мог собраться с духом. На это как раз и ушло целых два дня.

– Корзно великокняжеское накинуть не забудь, – посоветовал Ладимир.

– Зачем? Я не великий князь.

– Будешь. Если накинешь.

Лишь на третьи сутки Владимир вместе с Ладимиром выехал в Новгород, оставив Яромира с дружиной на Княжьем Дворе.

Он сразу ожидал яростного отпора, драки – но новгородцы пока никого не тронули, хотя на вечевой площади их было предостаточно.

– А говорили – «новгородцы», – проворчал Добрыня. – Тут и не подерешься…

В княжеском дворце Владимир по совету Ладимира все же надел парадный княжеский наряд, украшенный присланным из Византии золоченым оружием. Он очень волновался, в голове было пусто, и о чем говорить со своенравным новгородским народом, он не знал. Но был уверен: сказать какие-то слова просто необходимо…

– Говори от сердца, – посоветовал Ладимир.

Так он и не придумал ничего путного. А тут прибыли тиуны посадника с герольдом и трубачом. Ждать больше было уже невозможно, площадь бурлила, гомонила, ругалась, а кое-где уже и дралась для разминки и поднятия настроения. И новый новгородский князь вышел к посланцам и покорно поплелся в торжественной процессии, понимая, что он проиграл свой первый день.

Ревела труба, кричал герольд:

– Дорогу князю Владимиру Новгородскому! Дорогу князю Владимиру Новгородскому!..

Пропустили. Даже на помост перед палатой, в которой заседали реальные правители Господина Великого Новгорода, «Золотые пояса», подняться помогли. Правда, Владимир не видел, кто именно. То ли новгородцы, то ли богатыри, то ли Ладимир, то ли тиуны посадника.

Вновь взревела труба. Смолк гомон на площади. Потом герольд прокричал:

– Посадник Господина Великого Новгорода представляет вам, новгородцы, князя Владимира!

И тут началось…

– Не желаем его! – вразнобой заорала площадь. – Незаконный он! Незаконный!.. Сирота безродный, сирота!.. Вон ублюдка!..

И почему-то сразу же вспыхнула драка. Кто кого бил, Владимир не понимал. Все били друг друга.

– Пошли богатырей, – сказал ему посадник.

– Ступай, дядька, – повелел Владимир Добрыне, стоявшему за его левым плечом.

– Ну что, ребята, разомнемся малость для порядка? – спросил Добрыня.

И первым стал неторопливо спускаться с помоста. За ним шли Поток, Будислав и Путята. Четырьмя волнорезами они разделили столпившихся у помоста новгородских ротозеев и вышли на простор вечевой площади, на которой непонятно кто, кого и за что именно бил.

И драчуны стали падать один за другим как подкошенные. Такого Новгород еще не видывал. Богатыри били не задумываясь, не готовясь и как-то неспешно, что ли. Троих убили насмерть, четверых сбросили в Волхов, двое из них утопли. И площадь замерла.

– Ну и бьют!.. – ахнул Ладимир.

– Останови, князь, – сказал посадник. – Они полгорода перебьют.

– Не отзывай! – крикнул Ладимир. – Пусть колотят, чтоб знали нас тут!..

Отозвать своих богатырей Владимир не успел. Площадь внезапно взревела каким-то иным ревом, яростным и негодующим. Откуда-то вдруг появились мечи, копья, дреколье. Из толпы неожиданно выдвинулись рослые молодые мужчины, широкие, развернутые плечи которых наглядно доказывали их умение не только сражаться, но и навязывать противнику свою манеру сражения в этом городе.

– Отзови стражу, князь Владимир! – громко крикнул посадник. – Немедля отзови стражу!..

– Добрыня! – что есть силы заорал новый новгородский князь. – Уводи богатырей! Уводи!..

– Уводи, Добрыня!.. – кричал и Ладимир.

Добрыня не успел отдать приказ, и его бы смяли на вечевой площади, но…

Раздался согласный топот копыт, и на площадь, давя тех ротозеев, которые не успевали уступить дорогу, карьером вылетела добрая сотня конников Яромира. Промчавшись по периметру вечевой площади, конники Яромира развернулись перед палатой «Золотых поясов». Середина площади быстро стала пустеть, и первыми с нее исчезли рослые молодцы с развернутыми плечами профессиональных воинов.

На площади стало непривычно тихо. Казалось, буйные новгородцы и дышат-то через раз.

И все замерло.

– Что молчишь? – шепнул Ладимир.

– Говори, князь, – твердо сказал посадник.

– Да, незаконный я сын, – тихо и не очень уверенно начал новый новгородский князь, но замершая площадь слышала каждое его слово. – Но я – законный внук. Законный внук великой киевской княгини Ольги. Великий воевода Свенельд сказал мне, что оставила она этот свет, нет ее больше. Нет моей бабки, королевы русов. И матушки моей больше нет. Пропала моя матушка. Вот теперь я и вправду сирота.

Он замолчал. Молчала и площадь.

– Мой отец, великий киевский князь Святослав разделил Киевское Великое княжение на уделы. Старшему сыну, Ярополку, отдал Киев, Олегу – Овруч. И сам отказался от Великого Киевского княжения, заявив, что построит собственное княжество в Болгарии. Как по-вашему, что сделают братья в первую очередь? Первым делом они объединятся, чтобы совместными силами уничтожить ме-ня. И вас. Вас, вольные жители Господина Великого Новгорода.

Он опять замолчал, ожидая, что новгородцы отзовутся возмущенными криками. Однако площадь упорно помалкивала, предпочитая слушать.

– Говори, княжич… – шепнул Ладимир.

– Новгороду своими силами от них не отбиться. А взяв город, победители отдадут его на разграбление. И я, рассудив, решил временно укрыться за рубежом. Там найму бывалых варягов и вернусь с ними, чтобы утихомирить моих чересчур воинственных братьев.

– А зачем тебе уезжать, князь? – крикнули из толпы. – Варягов и здесь нанять можно.

– Чтобы они грабили вас или других мирных славян? Нет, новгородцы, я найму не просто варягов. Я найму воинов, которых там достаточно. И положу им плату не только за помощь, но и за то, чтобы никого из славян не трогали. А освободив наш с вами вольный город, поведу их на братьев. Разгромлю Ярополка и Олега в боях, возьму Киев и заставлю всех признать меня великим киевским князем!

Площадь глухо зароптала. По ропоту невозможно было понять, согласна она с новым новгородским князем или нет. И Владимир выкрикнул:

– За помощь, оказанную мне, я пожалую Новгороду охрану и порядок, одарю новыми свободами, золотом и правом вольной торговли!

– Хвала князю Владимиру! – громко, на всю площадь выкрикнул Ладимир. – Хвала и слава!

– Князю Владимиру хвала и слава! – поддержал его Добрыня.

И площадь не очень дружно, но подхватила:

– Хвала и слава!..

– А сейчас пир! – громко объявил посадник. – Гуляй, народ новгородский!..

Площадь взревела восторженными воплями. Это была именно та разрядка, которую все ждали.

– Ух, пронесло… – выдохнул Ладимир.

Через два дня после того знатного пира Владимир со своими богатырями и верным Ладимиром выехал за рубеж. На туманном рассвете, тихо и незаметно. И очень многие в Новгороде думали, что он просто сбежал…

Яромир отказался идти с ним за рубежи земель Великого Новгорода. Отошел со своей дружиной в порубежные леса, где и приготовился ждать возвращения князя Владимира.

2

А за полгода до этого побоища на вечевой площади Господина Великого Новгорода старший сын Свенельда Мстислав Свенельдыч, убийца великого князя Игоря, прозванный за это жестокое деяние Лютом Свенельдычем, отец Малуши и Добрыни, выехал на охоту в древлянские леса.

Мстиша считал себя самым счастливым человеком на земле. С благословения отца, великого воеводы Свенельда, и с согласия древлянского князя Мала он взял в жены приемную дочь Мала красавицу гречанку Отраду. Мстислав Свенельдыч жил с нею в ладу и любви, и она в любви и ладу родила ему нежную Малушу и богатыря Добрыню.

Киевские сторонники князя Игоря не только прозвали Мстислава Свенельдыча Лютом, но и дважды пытались убить Отраду. Свенельд предлагал спрятать Отраду у великой княгини Ольги, но Отрада сказала, что она не оставит мужа, а вот детей на всякий случай следует переправить в Киев. С помощью торков, отвлекших внимание от северных путей, Свенельду кое-как удалось перевезти внучку и внука под опеку великой княгини.

Шли годы, Отрада и Мстиша Свенельдыч жили спокойно и счастливо в неприступном замке князя Мала под надежной охраной его дружинников.

Счастье расслабляет, о чем не раз говорил им великий воевода Свенельд. Говорил, объяснял, предупреждал, приводил примеры из собственной жизни. Особенно Мстише, потому что именно его рука оборвала жизнь последнего Рюриковича.

И это ведь Мстише, а не Отраде, захотелось глухаря в чесночной подливе с маринованным черносливом. Отрада сказала, чтобы Мстиша взял охрану, он, конечно же, пообещал, но никакой охраны брать не собирался. Леса были князя Мала, здесь никто, кроме него, не имел права охотиться. А Мстислав Свенельдыч знал токовище глухарей, и время было подходящим, поэтому он выехал один, прицепив меч к поясу скорее по воинской привычке, чем по необходимости.

Подъезжая к сухим болотам, где любили токовать глухари, он услышал голоса. Понял, что охотники, и перехватил их на небольшой поляне.

Охотников было десятка два. Конечно, следовало сначала посмотреть на них, а уж потом выезжать на поляну, но Лют был отчаянным воином, к тому же чувствовал себя в этих лесах хозяином, а потому и окликнул со всей строгостью:

– Чьи вы люди и откуда будете?

– А сам-то кто таков, чтобы спрашивать? – нагло поинтересовался какой-то парень.

– Я зять древлянского князя Мала, в лесах которого вы охотитесь.

– Лют Свенельдыч? – спросили из-за куста.

Оттуда выехал молодой человек в одежде простого дружинника, но в нарядной шапочке с пером.

– Да, Мстислав Свенельдыч…

– Убийца великого князя Игоря?

– Я…

Мстише не дали договорить. Раздался общий рев, из которого вырвался возглас:

– Смерть убийце великого князя!

Мстиша выхватил меч. И вовремя: на него уже бросились двое. Он легко отбил их удары, ударил сам, свалив одного из нападавших, развернулся ко второму, и тут на него навалились впятером. Он сумел поразить еще троих, но из его рук выбили меч. Мстиша поднял коня на дыбы, свалил им еще одного челядина, однако силы были слишком не равны. Его ударили мечом в спину, сбросили с коня и…

И все было кончено.

Свенельд ни словом не обмолвился Владимиру о подлом убийстве его деда. С убийцами он должен был расправиться сам.

И он – расправился.

3

Совместные силы Ярополка и Олега ударили по Господину Великому Новгороду. Новгородцы не сопротивлялись, объединенные силы княжичей вошли в Новгород, немного пограбили, заменили выборную власть своими людьми и ушли восвояси. Владимира там не оказалось, поход был затеян впустую.

Владимир же тем временем искал варягов, и его глашатаи во главе с Ладимиром надрывали глотки на всех городских площадях. Изнывавшие от безденежья и безделья воины-профессионалы спешили на зов глашатаев со всех сторон.

Их встречал Добрыня со своими друзьями. Предлагал положить на землю мечи и ножи, а потом распределял варягов, исходя из силы и роста.

Дальше все зависело от самого варяга. Против него выходил кто-либо из богатырей и без разговоров сразу же бил кулаком. Если варяг после удара вскакивал и тут же бросался в бой, его брали в дружину. Если уклонялся от схватки, безжалостно исключали из числа наемников.

Годных записывал Ладимир. И всех претендентов при этом запоминал:

– Этот уже сватался, Добрыня Никитич.

Выгоняли с улюлюканьем.

Это длилось не один день и не одну неделю. Владимир не торопился, желающих служить под его командой было предостаточно, а введенный Добрыней принцип отбора позволял определять самых упорных и самых умелых.

Отобранных проверяли не только кулаками. Пройдя кулачное испытание, они проходили затем и испытание в поединках с богатырями на учебном оружии. И только после этого учебного боя зачислялись в дружину по рекомендации хотя бы одного из приятелей Добрыни или его самого.

Так отсеивались нестойкие. И оставались только те, кто и вправду не боялся ни боли, ни крови.

Владимир вернулся из-за рубежа вскоре после ухода братьев-княжичей и вернулся с двумя тысячами закаленных в боях варягов. Разместил он их не в городе, а в трех поприщах от него, чтобы не возникало никаких осложнений ни с новгородцами, ни с новгородской властью. Повелел командиру варягов ничего не предпринимать без его указаний, оставив с ними для контроля Ладимира. А сам приехал в Новгород и первым делом выгнал всех новых посадников, тиунов, тысяцких и прочих, которых насадили братья-княжичи.

– На братьев изготовился? – спросил возвращенный в главное кресло посадник Радьша.

– Зачем? – искренне удивился Владимир. – Они друг дружку и без моей помощи сожрут.

Радьша помолчал, подумал, а потом спросил:

– А где Яромир с дружиной великой княгини?

– Ждет, пока я нагуляюсь вдосталь.

Владимир хорошо продумал, как ему следует поступать. Весь свой путь от Господина Великого Новгорода до Киевского великокняжеского престола продумал.

Посадник это понял. И усмехнулся:

– А может, ты и прав, князь Владимир. Гуляй звонко, чтоб до братьев донеслось.

– Да уж донесется. Только о варягах не забывай.

– Кормить буду, а в Новгород не пущу.

– И пошли за Ладимиром.

– Все исполню, князь.

После появления Ладимира новгородский князь вообще перестал чем-либо заниматься. Бражничал с Ладимиром и богатырями, развлекался охотой, а больше всего любил неожиданно нагрянуть со всей своей богатырской ватагой к какому-нибудь боярину. И начинались недельные пиры, скачки на лошадях из боярских конюшен да охоты на девиц. И кто какую поймал, та ему до утра и доставалась.

Посадник очень гневался из-за этих богатырских забав, посылал гонцов с требованием немедленно прекратить разбой. Не стесняясь, прилюдно ругал новгородского князя, а тот в ответ только хохотал:

– Мои богатыри здоровое поголовье челяди увеличивают. Нет бы отблагодарить за это знатным пиром, а они только жалуются.

Посадник для посторонних ушей ругал новгородского князя Владимира, и новгородский князь Владимир громко поддерживал эту легенду для тех же ушей. Однако шумное показное недовольство разгульной жизнью князя Владимира и его богатырей не мешало посаднику внимательно следить за претендентами на Киевский великокняжеский престол. И однажды он огорошил Владимира сообщением:

– Ярополк к моим ближним соседям надумал свататься, князь Владимир.

– К Рогволоду?

– Да. К единственной дочери его Рогнеде. Вот бы где ему нос натянуть.

– А вот это очень даже правильно, – сказал Ладимир. – Так надо, князь.

– Думаешь? – Владимир усмехнулся.

– Уверен.

– Натянем.

– Как? – насторожился посадник.

– А вот как… – начал было Ладимир.

– Пошли свадебное посольство к Рогволоду, – перебил Владимир. – Мол, новгородский князь Владимир желал бы взять вашу дочь в жены законные.

– Откажут, княжич. Горды больно.

– А мне и надо, чтобы они отказали. Твое дело – послать со щедрыми подарками.

– Тебе мало двух врагов в земле Киевской? Хочешь еще одного получить рядом с землей Новгородской?

Владимир улыбнулся:

– Бабка моя великая княгиня Ольга нас с Ладимиром арифметике учила. Хорошая арифметика: умножь, а потом раздели.

– Хорошая арифметика, – прикинув, согласился посадник Радьша и послал к Рогволоду представительного боярина с герольдом и почетной стражей.

Боярин вскоре возвратился – с герольдом, почетной стражей и всеми подарками.

– На словах велено передать, что девица Рогнеда, дочь полоцкого князя Рогволода, за прижитого на стороне сына рабыни не выйдет замуж даже под страхом смерти.

– Ну, ты, княжич, этого и добивался?

– Этого, посадник, этого, – заулыбался Ладимир.

– Рогнеда нанесла мне личное оскорбление, посадник, – сурово сказал Владимир. – Столь тяжкое оскорбление снимается только еще большим оскорблением всей семьи князя Рогволода. Готовь дружины к походу.

– Может, не будем трогать силу Великого Новгорода? – осторожно спросил посадник. – Может, пошлем Яромира или нанятых тобою варягов?

– Я сказал!..

Прикрикнул по-отцовски – и вышел по-отцовски.

Владимир расчетливо прятал Яромира с дружиной, когда-то защищавшей покойную великую княгиню Ольгу. О дружине этой давным-давно позабыли в Киеве, что впоследствии могло сыграть роль, которую трудно будет переоценить.

Посадник это понимал, а потому и не стал спорить. Через три дня обе новгородские дружины выступили на Полоцк под стягом новгородского князя Владимира.

Полоцк не имел серьезных укреплений, поскольку его владыка не предполагал нападений ни с какой стороны. Невысокий земляной вал со старыми деревянными башнями был преодолен с ходу. Оставив новгородцам город для грабежа, Владимир ударил по детинцу, ворвался в него и пошел прямо на княжеский дворец. Тоже деревянный и тоже скверно укрепленный.

За ним шла его личная охрана, за левым плечом – Ладимир. И богатыри, вмиг изрубившие всех, при ком было оружие. Владимир отчетливо представлял себе примитивный план дворца Рогволода. Прямо наверняка располагалась тронная палата. И именно там должна была находиться его обидчица.

Дверь оказалась закрытой на засов. Владимир навалился на нее, сзади поднажал кто-то из его богатырей, двери рухнули, и новгородский князь вошел в залу. Два стражника одновременно бросились навстречу, мешая друг другу. Владимир легко уклонился от меча, следовавшие за ним богатыри тут же повязали последних защитников полоцкого князя, и князь новгородский увидел перед собою статную и очень юную девушку с коротким мечом, который она держала перед собой двумя руками. Гнев, страх и ярость смешались в ее взгляде, невероятной радугой отражаясь в широко распахнутых глазах, а яркий румянец, вспыхнувший на щеках, делал ее наивно-отчаянной и прекрасной в этом отчаянии.

– Рогнеда?

Девушка молча бросилась на него. Владимир отпрянул, развернул ее и крепко прижал к себе.

– Хороша, – сказал он. – Чудо как хороша. Жаль, что придется тебя обидеть.

Из рук девушки выпал меч, глухо ударился о шкуры, которые устилали пол залы. И тотчас же с княжеского места поднялся ее отец, князь Рогволод:

– Ты будешь драться со мной!

– Привязать князя и княгиню к их креслам! – приказал Владимир.

Он действовал совсем как его отец, когда-то изнасиловавший Малушу на глазах челяди. Таков был обычай раннего Средневековья. Этим противнику наносилось тяжелейшее и несмываемое оскорбление.

Ладимир сказал осторожно:

– Не надо бы, великий князь…

– Надо! – по-отцовски рявкнул Владимир, заваливая девушку на покрытый шкурами пол.

До конца жизни Рогнеда ненавидела его за великий позор, который она приняла тогда от него. Владимир неспешно и по-своему даже очень нежно насиловал ее на глазах родителей, в душе, впрочем, глубоко сожалея, что ему приходится поступать именно так. Но этого требовал варяжский кодекс чести, нарушить который он не мог. И всю жизнь Владимир любил ее больше, чем всех своих жен и многочисленных любовниц. И Рогнеда всю жизнь любила только его. Сквозь ненависть и отчаяние, сквозь прилюдный позор и душевные муки. Он был и остался первым и единственным мужчиной в ее жизни.

Наконец кончилось это позорище, Владимир сказал, еще не встав на ноги:

– Ладимир, прикажи гридням заколоть всю семью. Кроме Рогнеды. Ее отправить в мой новгородский дворец.

– И Рогдая! – выкрикнула Рогнеда, оттолкнув Владимира. – Не смейте трогать моего брата!

– Никто его и не тронет, – сказал Добрыня, подхватив пятилетнего малыша. – Ого, кусается! Я из него доброго богатыря выпестую…

И вышел с мальчонкой на руках.

4

Добрыня Никитич уехал сразу же, не стал участвовать ни в грабежах, ни в насилиях. Увез Рогдая, передал мальчонку знакомой вдове, недавно потерявшей мужа, и только проделав это, нагнал Владимира.

– Не по-божески ты поступил, племянничек. Ох, не по-божески…

– Зато с удовольствием, – угрюмо проворчал новгородский князь.

Он тоже почему-то был недоволен собой. Недовольство это занозой сидело в сердце, он не мог разобраться, откуда оно возникло, и предчувствовал, что нескоро от него избавится.

– А душу собственную заплевал, – негромко сказал Ладимир.

Владимир вздохнул, но промолчал.

– Коли молчишь, значит, и сам понимаешь, сколь заплевал.

– А ты… Ты помолчи.

– Значит, понял. И то хорошо.

Разгромив Рогволода, князь Владимир отозвал дружины в Новгород и опять, с еще большим размахом вернулся к разгульной жизни. Вновь с гиканьем и свистом помчались его богатыри с вооруженной челядью по ближним и дальним боярским усадьбам. Вновь началась беспробудная гульба с пирами, песнями, плясками и непременным улучшением породы челяди путем азартной охоты на девиц.

Напрасно жаловались бояре посаднику и Совету «Золотых поясов» Господина Великого Новгорода. Напрасно гневался посадник, напрасно слал гонцов к Владимиру, умоляя заняться делом и перестать разорять бояр. Богатырская дружина со своим не знающим устали вождем продолжала весело гулять по всей Новгородчине.

– Бражничаете, бояр вконец разоряете, девок портите, страх наводите и пьете больше всех мер! Нельзя же так, князь, нельзя! – пытался вразумить посадник Владимира.

– Веселие Руси есть пити, – смеялся в ответ новгородский князь.

Посадник Радьша на это лишь картинно разводил руками. Уговоры не действовали, бояре жаловались, а княжеская ватага гуляла, как хотела.

Только однажды, на восточной границе Новгородской земли, в бедной усадьбе, в которой даже господский дом был крыт ржаной соломой, веселая и беспутная богатырская ватага была неожиданно и остановлена, и весьма озадачена.

Перемахнув по отработанной привычке, на конях через ивовый плетень, богатыри во главе с князем Владимиром карьером пронеслись по грядкам напрямик к тщательно выскобленному старому крыльцу и…

И разом притормозили коней, нещадно разрывая им губы уздечками. Неслись с громким гиканьем – и вдруг все замолчали.

А замолчали потому, что на крыльцо вышел детина ростом повыше полутора сажен. Зевнул, огляделся, почесался с удовольствием. И неспешно сложил на груди две ручищи, столь выпукло перевитые мускулами, что, казалось, будто их выточили из старого доброго дуба.

– Ну? – густым басом спросил детина.

В ответ – молчание.

– Спросил ведь?

– Ты с князем разговариваешь! – выкрикнул Добрыня.

Детина поклонился, не уточнив даже, с каким именно князем. И снова пророкотал:

– Ну?..

– А вот мы сейчас высечем тебя, дубина стоеросовая, за непочтение…

Говорил по-прежнему один Добрыня. Остальные молчали, оглушенные могучим басом.

Детина с ленцой спустился с крыльца. Развалисто, враскачку подошел к Добрыне, огладил коня:

– Добрый конь… – И, внезапно присев, подсунул плечо под круп, выпрямился, и конь вместе с Добрыней с грохотом завалились на землю. Не ожидавший такого Добрыня не успел вынуть ногу из стремени, потому и лежал теперь в совершенной беспомощности.

– Вот, – кратко заметил незнакомец и неторопливо вернулся на крыльцо.

Князь Владимир молчал то ли в растерянности от столь быстрой расправы над родным дядей, то ли от удивления.

– Повели, князь… – негромко начал было Ладимир, но что именно повелеть, не сказал. И все вокруг молчали, озабоченно поглядывая на детинушку.

– С печи слезать не люблю, – почему-то вдруг решил пояснить незнакомый богатырь.

– Может, еда у тебя какая есть? – неожиданно спросил Владимир.

– Сказал ведь, что с печи слезать не люблю, – ответствовал богатырь. – Давайте так. Пока этот под конем валяется, я со всеми вами берусь побороться. Кроме тебя, князь. Зашибу еще ненароком.

– Мы не драться с тобою приехали, – неуверенно возразил новгородский князь.

– Кто победит, тот и решать будет. Как хотите, пешими или на конях? Решайте, мне всё едино.

– Покажите невежде этому, кто победит, – сказал Владимир. – Только пешими, он конных переворачивать навострился.

Богатыри покорно спешились и пошли на невежду. Тот опять косолапо и неторопливо спустился с крыльца, сбросил крапивяное рядно, что было на плечах, потер кулачищи.

– И-эх!.. – выкрикнул Будислав, во главе семерки богатырей бросаясь на неизвестного косолапого детину, который так не любил слезать с печи.

Более быстротечной схватки князь Владимир доселе не видывал. Единственный человек, которого они встретили в этом глухом поместье, как-то очень уж сноровисто и быстро уложил всех Владимировых друзей детства на землю, друг на друга. А потом сам уселся сверху.

– Вот, – рассудительно сказал он, ничуть и не запыхавшись.

– Отпусти моих сочашников, – попросил князь. – Ведь задушишь.

– Это – чтобы не мешали, – кратко пояснил детина. – Поговорим, князь, и отпущу.

– Скажи сперва, кто такой будешь и откуда. Зачем сюда пришел и где бояре с этого поместья?

– Бояре разбежались, узнав, что ты идешь со своими сочашниками. Я – из Мурома, а имя такое, что ты и не выговоришь. Так что лучше Муромцем зови. Или Ильей, как бояре мои звали. Так проще.

– Говори, какое дело у тебя ко мне, Муромец. И слезь с моих друзей.

– Уместно ли будет великому киевскому князю заниматься им? – предостерег Ладимир.

– Помолчи, Ладимир. Пусть скажет.

– Степняки одолели края наши, князь, – будто не услышав Ладимира, сказал Муромец. – Селища жгут, скотинку угоняют, народец в рабство берут. И мы одни не отобьемся, и вы одни не сладите. Подумал я и с печи слез. Заставу степнякам ставить надобно, князь. У тебя богатыри, у меня силушка, так что богатырскую заставу есть из кого собрать. И оборонить народ русский и племена, его власть признавшие. Дай оружие и коней, и постоим мы.

– Ты сперва с моих богатырей слезь.

– Как с печи, – согласился Муромец.

Слез и впрямь как с печи. Неторопливо.

По одному разобрал богатырей, на которых сидел. Поднял коня и Добрыню, поставил их на ноги. Конь, правда, тут же рухнул, но Добрыня на ногах удержался.

– Зачем коня загубил? – упрекнул Добрыня.

– Князь нового даст, когда мы с тобой в степную заставу пойдем.

– Какую еще заставу?

– Богатырскую, – подсказал Ладимир.

– Вот. Главным ты будешь, мне так лучше. Я с печи в детстве грохнулся головой вниз.

– Это как князь скажет.

– Так и скажет, – усмехнулся Владимир. – Силушки Муромцу не занимать, а вот голова в той заставе нужна твоя, дядька.

– И что там делать, в этой заставе?

– В заставе этой Русь беречь, дядька мой Добрыня Никитич. Степняки землю русскую на куски рвут без пощады. Станьте, братья, грудью, а пировать вместе будем!..

– Славно сказано!.. – отметил Ладимир.