Читать книгу Заоблачная звезда. Фарагундо - Борис Юрьевич Крестолюбов - Страница 2

Борис Крестолюбов.

Трагический роман-трилогия.

Книга первая.

Заоблачная звезда. Фарагундо.

Друзья! Предложенный Вашему вниманию трагический роман-трилогия, написан о тех временах, когда люди имели живое общение, не было гаджетов, все отношения были открытыми. Сюжетом первой книги явились жизненные события, происходящие с молодым парнем по имени Фарагундо. Его семья обитала в пригороде небольшого портового городка Сан-Луано. На страницах произведения Вы столкнетесь с непростой судьбой парня, состоящей из череды различных хронологических событий наполненных его чувствами, действиями и переживаниями, образом жизни и конечно любовью, но об этом читайте в книге! Все герои вымышлены и все совпадения случайны. В перспективе выдут еще две части «Грезы. Марина» и «Закат. Сольего».

Итак, вперед!

Заоблачная звезда. Фарагундо.

Все когда-то случается в первый раз. Мы рождаемся, подрастаем, взрослеем, меняемся с каждым десятилетием нашей жизни и в результате выходим на финишную прямую. Если ГОСПОДЬ дает нам полный жизненный путь от рождения до глубокой старости, то мы получаем полноценный опыт и приходим к определенным выводам. Жизнь – это река, в которой нам предстоит плыть в разных направлениях вдоль и поперек, от берега к берегу, по течению и против него и даже под водой. Но всегда наше пребывание в этой реке, так или иначе, связано с движением, которое выбирает наша внутренняя сущность. Вот так много лет назад мой приятель Фарагундо Черес встретил на своем жизненном пути одну особу по имени Марина Барос.

Местность, в которой проживал Фарагундо, была благодатна и щедра к своим обитателям. Пригород небольшого городка Сан-Луано расположился на берегу спокойного залива узкой и закругленной полоской, уходящей в водную стихию и напоминал по форме короткий морской кинжал, как бы наполовину воткнутый в жертву. Пригород так и назывался – кинжал моряка. Детство Фарагундо ничем не отличалось, от детства каких-либо других мальчишек, проживающих там. Все старшое мужское население занималось рыбной ловлей, и пацанам всегда была работа. Редко кто от нее отлынивал, потому как знали, что рыба, пойманная утром вечером не продастся. Все старались в торговых рядах первыми потрафить покупателю свежим уловом и особенно в этом поднаторели юные обитатели пригорода Сан-Луано. Иногда отцы или старшие братья брали своих младших членов семьи в море и те в свою очередь старались жадно осваивать морскую науку хождения под парусами на судне. Так же обязательным было и умение рыбной ловли. А потом мальчуганы вечерами сидя на берегу, оживленно делились или спорили о знаниях и навыках, полученных от своих старших родственников. Семья Фарагундо была не большая. Его отец Патер в четвертом поколении был потомственным рыбаком. Суровое лицо, отца напоминало о некой отрешённости от этого мира и всегда настораживало людей впервые с ним общающихся. Мать звали Ронзой. Она была очень трудолюбива и работала экономкой в доме важного сеньора и делового коммерсанта Аргана Батисты Сан-Хосе. Ей приходилось очень сильно дорожить своей работой. Даже когда она недомогала работа для нее стояла во главе всех земных действий и событий. В такие дни она, собиралась дольше обычного, молилась в своей комнате, прося БОГА, подать ей силы и уходила с верой в помощь ВСЕВЫШНЕГО на свою сокровенную службу. Старшая сестра Фарагундо Адель была очень музыкальна. Она ходила уже третий год в местный церковный хор. Настоятель храма очень был доволен ее звучным и сильным меццо-сопрано. Жизнь текла своим чередом, и Фарагундо рос и становился крепким, проворным и жилистым парнем. И все бы ни чего, но в день своего восемнадцатилетия с ним произошло событие, перевернувшее его спокойную и безмятежную жизнь…

Рано утром Фарагундо проснулся потянулся и глянул в окно. Первое, что ему попало на еще покрытые пеленой глаза загостившаяся ночная звезда. Она как будто заблудилась или потерялась на утреннем небе и безнадежно отстала от своих сородичей. Под ней повисло серое облако, в котором можно было разглядеть морщинистое лицо ветхой старухи.

– «Вот она, какая заоблачная звезда?» – слегка иронизируя, прошептал он и, переведя свой взгляд с яркой звезды на облако, тут же добавил:

– «Ну, поздравь меня бабуля с днем Ангела!»

Со стороны двери послышались шаги и Фарагундо несколько недовольно повернул туда голову. Кто-то поднимался по старой и скрипучей лестнице. Дверь тихонько отварилась, и в комнату вошли мама и сестра. Они подошли к кровати. Адель присела на край, а мать, немного взволнованная наклонилась и ласково провела ладонью по голове сына. Немного улыбнувшись, она произнесла:

– «С днем Ангела Фарагундо!»

Сестра в след добавила:

– «Храни тебя ГОСПОДЬ! Аллилуйя!»

Тут брат заметил, что на руках сестры лежит аккуратный сверток из белой папиросной бумаги. Через мгновение, она протянула ему подарок и тихо сказала:

– «Братик, вот то самое, что тебе в дальнейшем как мужчине обязательно пригодится в жизни!»

Он окончательно проснулся и протянул правую руку. Пакет был плотно свернут, и сразу было сложно его открыть. Но уже через минуту Фарагундо держал в руках новенькую опасную бритву. Раскрыв ее, он увидел, как сверкает на утреннем солнце новое, недавно откованное лезвие с острозаточенной ровной режущей кромкой.

– «Спасибо, спасибо!» – выпалил он, с восхищением разглядывая изделие настоящего мастера.

Прошло около получаса и за столом собрались мать, Адель и Фарагундо. Отец в ночь ушел на шхуне в открытое море, и ждать его в такое раннее время было бессмысленно. Фарагундо во всем пытался подражать отцу и поэтому очень старался походить на него. Праздничный завтрак длился недолго, ведь Фарагундо надо было бежать на пирс и встречать отца. Не сложная на первый взгляд разгрузка улова требовала на самом деле много усилий и сноровки. Даже каменотес, вкладывая свою грубую физическую силу, старается придать нужную форму и размер камню.

Улицы пригорода уже ожили и стали наполнятся людским потоком сопровождаемым различным гамом и шумом. Фарагундо знал, что ровно через пятнадцать минут на пирсе он будет принимать толстый канат, сброшенный отцом с правого борта судна для фиксации пришвартованной шхуны. Он уже поворачивал на улицу, спускающуюся к пирсу, как вдруг перед ним возникла старуха вся в черном одеянии с очень морщинистым лицом. Преградив ему дорогу, она протянула на встречу руку с открытой поднятой ладонью: как будто хотела остановить его движение волшебной невидимой силой. Ее растопыренные крючковатые пальцы напомнили когтистую лапу сапсана, атакующего свою добычу.

Чуть не сбив старушку и еле остановившись перед растопыренной пятерней он, не переводя дыхания, коротко выпалил:

– «Что Вам?»

– «Ты уже опоздал во многом мой мальчик и потерял половину себя!» – прохрипела старческим слабеющим голосом старуха.

Тут же Фарагундо попятился назад: всмотревшись в морщинистое лицо, он увидел утренний образ облака точь-в-точь похожий на лицо это пожилой женщины.

– «Изиде, сатана!» – прокричал он, все еще не выровняв свое дыхание и пятясь назад.

– «Не ходи на следующей неделе ни в один из дней к своему приятелю, у которого одна нога короче другой» – и тут же добавила:

– «Через него к тебе придет скорая смерть!»

Фарагундо одернуло.

– «Что?» – переспросил он и немного подал вперед голову.

Какое-то время они смотрели друг на друга и молчали. На перекрестке, где замешкался Фарагундо в разные от него стороны проходили люди и в этом замкнутом пространстве пересекавшихся улиц создавали иллюзию размешиваемого сахарного песка в стакане чая.

– «Я все сказала!» – прервала молчание старуха, и медленно обойдя парня начала свое движение на подъем в сторону пригорода.

Фарагундо молча, проводил ее взглядом. Вспомнив о цели своего начального движения, он повернулся в сторону залива и, ускоряясь, побежал к восьмому пирсу.

Время приближалось к обеду, но шхуны не было видно. К нему подошел соседский парень Андрэ и с усмешкой спросил:

– «Что случилось? Где твой отец, в это время Вы уже заканчиваете продавать рыбу и уже в голове тратите выручку!»

Фарагундо молчал и вглядывался в горизонт. Он ничего не слышал. Мысли его троились. То отец возникал в его сознании, то старуха давила его своей пятерней, то возникал образ приятеля с короткой ногой, с соседней улицы которого звали Юнта. Не дождавшись ответа, Андрэ махнул рукой и резко подался в сторону пригорода.

– «Что за бред! Где мой отец?» – сам себе в полголоса произнес Фарагундо.

Его мысли поплыли дальше. На горизонте появлялись корабли, но вглядываясь в их контур, он понимал, что это не шхуна отца, так как они имели три мачты, а шхуна отца, имела две мачты и больше походила на большую яхту.

На сердце становилось не спокойно. Прошло еще полчаса. Вот на горизонте в очередном судне он разглядел две мачты. Сердце радостно забилось. Шхуна подходила к пирсу, и Фарагундо узнав ее, успокоился. На капитанском мостике он увидел силуэт отца, и при виде своего родителя радость прилила в сердце нашего героя. Но шхуна по-прежнему не замедляла ход, заходя на пирс для швартовки, и Фарагундо размашисто замахал руками. Он знал, что его отец старый морской волк и владеет всеми правилами управления шхуной в любой ситуации. Но, несмотря на это, он не выдержал:

– «Паруса, убавляй паруса!» – закричал, что есть сил паренек.

Из его гортани вырвался надрывный и сдавленный хрип от опять нахлынувшего волнения. Шхуна подходила быстро и рассмотреть отца и что там происходит, было невозможно. Еще миг и правый борт шхуны с треском обтерся о соседний седьмой пирс. Продолжая движение по касательной и постепенно замедляя ход, она остановилась между седьмым и восьмым пирсами.

Обычно канат вылетал с борта сразу, так как отец четко владел искусством мореплавания и знал о своевременных и быстрых действиях при швартовке. В этом случае подхваченные швартовы мальцом Фарагундо мгновенно заплетались восьмеркой на кнехте.

Борт шхуны был выше пирса примерно на семь футов, поэтому опять Фарагундо не мог разглядеть отца. Он по-прежнему ожидал сброшенного каната на швартовку и подачу трапа с борта. Напряжение было максимальным и нервы не выдержали:

– «Отец, ты где? Что с тобой?» – зашелся криком Фарагундо.

И не дожидаясь ответа, он отбежал назад насколько шагов развернулся и выдохнув как будто собирался проглотить в раз бутылку рома, со всей силы в три прыжка подлетел к концу пирса и, оттолкнувшись, подпрыгнул и зацепился за верх борта. Подтянувшись и закинув ногу, он перевалился внутрь шхуны упав на палубу. Времени разлеживаться не было и он, вскочив побежал к мостику по слегка покачиваемой поверхности палубы.

Отец стоял на коленях перед штурвалом. Левым плечом и головой он упирался в него. Правой рукой он держался за одну из рукояток-лентяек штурвала. Фарагундо увидев отца в таком состоянии замедлился в движении, но полностью не остановился и наконец, приблизился к нему.

– «Отец, скажи, скажи, что с тобой? Папа, что случилось?» – полушепотом от растерянности и испуга выдавил он из себя.

Подхватив отца под подмышки сзади, он с особой осторожностью потянул его от штурвала и положил на бок на палубную часть мостика. Отец тяжело дышал. Глаза его были полуоткрыты, а точнее левый глаз. Правый подергивало судорогой, и он, то отрывался, то закрывался. Фарагундо приподнял голову отца и аккуратно подложил под нее свое колено. Губы отца слиплись, как слипаются от длительной жажды. С усилием он разомкнул их и еле слышно прошептал:

– «Меня укусила змея, когда вытас….» – сухой кашель оборвал фразу.

Сын не выдержал и крикнул:

– «Я, сейчас!» – и мягко положив голову отца, бросился в трюм.

– «Вода и что-нибудь под голову!» – пронеслось в его сознании.

Схватив старое полотенце и стеклянную флягу с водой в кожаной оплетке, что висела на стене, он выскочил на палубу и приблизился к отцу. Подложив полотенце под голову, и повернув отца на спину, он поднес флягу ко рту и стал лить воду ему на губы маленькой струйкой. Вместо того, чтобы пить, Патер немного приподнял руку, указывая на корму судна. С трудом разомкнув губы, и одновременно брызгая стекавшей на его рот водой, произнес:

– «Там змея!»

Голова его резко опустилась на бок, он закрыл глаза. Из груди на тяжелом выдохе вылетел один и следом за ним второй хрип. Он зашелся кашлем, открыл покрасневшие глаза и, вглядываясь в сына, как бы хотел что-то сказать. В одну секунду кашель перешел в выдох без конца и края…

Патер обмяк. Рот его неестественно приоткрылся. Глаза остались полуоткрытыми и как бы смотрящими сквозь лицо Фарагундо.

– «Папа, очнись! Папа ты что! Разве так можно! Па-па-а-а-а!» – разлетелось со шхуны во все стороны. Он прижал безжизненную голову отца к себе. На лицо Фарагундо сошла обида, перемешанная с только что родившемся горем и от безысходности он захрипел раненым в горло зверем.

На все крики и звуки со шхуны обратил внимание люд находившейся вблизи. Народ начал собираться и толпиться у борта. Из толпы понеслись вопросы от разных людей:

– «Что случилось? Эй, там помочь? Сбросьте трап и швартовы!»

Через некоторое время на борт заскочили несколько человек и приблизились к трагическому месту. Кто-то попытался осмотреть Патера, но Фарагундо держал его голову не отпуская. В его отрешенном от всего мира взгляде было только одно – не человеческое горе, которое приходит к нам в такие тяжелые минуты жизни!

Шхуну пришвартовали, сбросили трап и послали за доктором Корьезой, который был один на весь небольшой пригород Сан-Луано.

Прошло, какое-то время. Люди, принявшие участие в последствиях трагедии с Патером, смогли положить его на спину, на палубу и накрыть старым полотенцем. Фарагундо, отвел в сторону какой-то парень постарше лет двадцати пяти и, приняв его голову на свое плечо, успокаивал, как только мог.

Минутой позже на пирс ворвался Корьеза. Он вкладывал все силы в педали своего велосипеда. Его легкий плащ, развивался в обе стороны от него как крылья птеродактиля. Уронив велосипед перед самым трапом, он вбежал на судно и, раскрыв свою дорожную медицинскую сумку, стал осматривать тело погибшего. В это время один из зевак настойчиво попытался расспросить Фарагундо о случившемся. Сначала парень захлебывался слезами, но потом проронил:

– «Отец, показал на корму и что-то сказал про змею!»

Тут же его осенило, и он громко выстрелил сквозь слезы, смотря и указывая на корму:

– «Змея, змея его там ужалила, проклятая змея!»

Корьеза услышав эти слова, не теряя времени, переключился на поиск ранки от возможного укуса змеи и внимательно осмотрел тело Патера. На внутренней стороне запястья левой руки он обнаружил небольшое красное пятно, в середине которого виднелась две маленькие темно-бурые точки. Сомнений не было, и он произнес:

– «Вот он, укус морской змеи!»

Все события происходили одновременно. Настойчивый зевака осторожно спустился на корму шхуны и увидел, что Патер сетью пытался вытащить улов пойманной рыбы, но по какой-то причине не смог. Сеть он вытащил только частично. На кормовой палубе валялось лишь несколько крупных скумбрий и еще, какая-то мелкая рыба, при этом сеть не была до конца вытравлена на корму судна. Он подошел ближе к потертому борту кормы и стал вглядываться в сеть, на треть, свисающую со шхуны и на треть, уходящую в воду. Он смотрел на дальний край сети, что был в воде и ни чего там кроме нескольких застрявших в ячейках рыб не увидел.

Вдруг боковым зрением он заметил, какое-то движение слева и, повернув голову, расширил глаза от страха и удивления, перемешанного с неожиданностью. Так и есть! В метре от него извивалась полосатая морская змея Дюбуа – гроза рыбаков и всей морской твари.

Секунда, и он отшатнулся назад с завидной скоростью фехтовальщика высокого класса уклоняющегося от шпаги противника. Змея сделала выпад, но не достала его лица, потому как ее постигла та же учесть нескольких рыб застрявших в узких ячейках сети. Еще мгновение и он был на верхней палубе.

– «Видели? Нет, вы видели! Она хотела меня ужалить, как и его!» – выпалил он, сморщив от переизбытка чувств свой узкий лоб, указывая пальцем на покойного.

Народ загудел. Уже никто не обращал внимания ни на погибшего, ни на его сына убитого горем. Кто-то крикнул из толпы:

– «Давайте ее вместе с сетью сбросим в воду?»

– «Нет, сеть на пирсе это, какому-то судну обуза, если зацепится!» – начали неистово спорить другие.

Спор быстро перешел в монотонный гул подобного гулу пчелиного роя. Доктор попросил снести тело покойного на пирс и уложить его у края первой улицы уходящей в пригород. Так и сделали. По процедуре труп должны осматривать в присутствии жандармов в морге. Доктору Корьезе предстояло проделать это еще раз.

Блюстителей порядка известили еще час назад, но они не торопились, так как обед у них был особым временем суток. И именно с него у них начинался день и все остальное!

Со змеей решили очень просто. Взяли длинную палку и на конец зацепили самозатягивающеюся веревочную петлю. Когда змею удалось захватить петлей, то после некоторых усилий ее вытянули из сетей, и хотели было разрубить на палубе, но она выскользнула из петли и, упав в воду, была такова.

Подъехавшие жандармы осмотрели шхуну. Они не торопясь погрузили в свою повозку, запряженную двумя лошадьми труп, и вместе с доктором уехали в морг. В толпе зевак был уже известный нам сосед Фарагундо Андрэ. Он повел его домой по улицам, которые были безразличны восемнадцатилетнему парню, получившему в свой День рождения самый прискорбный подарок, который только может быть!

Вдруг случайная мысль скользнула в его голове:

– «Люди воцерковленные, а тем более христиане по своему вероисповеданию знают, что БОГ может попустить человеку разные события. Так, например, иногда полезно и поболеть или потерять кого-то из близких родственников для вразумления или становления на путь истинный, то есть принести БОГУ истинное покаяние!»

Именно эти мысли, и не какие другие настойчиво пробежали еще раз в его голове. Это были слова священника из последней проповеди в прошлое воскресенье.

Подходя к дому Фарагундо, Андрэ приостановился. Он немного наклонил голову и тихо сказал:

– «Прости меня, что утром я так неудачно пошутил на счет твоего отца, улова и выручки!»

Фарагундо не поднимая головы, покивал и, повернувшись, подошел к калитке своего дома. Из окон дома шел тихий многоголосный и беспрерывный женский плач. Он прошел в дом и увидел мать с сестрой уронивших свои головы на руки и двух соседок тетю Алиду и свою крестную Ферсину, которые безутешно рыдали, сидя за круглым столом. Он бросился к матери и сестре и обнял их. Крупные слезы катились из его глаз по щекам и прятались в волосах матери и Адель.

– «Как же мы теперь без на-а-шего до-ро-гово па-а-а-апочки!» – рыдала, всхлипывая Адель и еще сильнее заливалась слезами.

Женский плач в доме усилился.

Вечером этого дня пошел дождь, сначала маленький, а потом небо сделалось едино свинцовое и хлесткие косые струи, сверкая от фонарного света, бесконечным потоком вонзились в булыжные мостовые пригорода. Вода течениями различной силы понеслась вниз к пирсу. Видимость снизилась футов до сорока. Так дождь пролил всю ночь.

Из присутствующих в доме под утро заснула только Адель. Сон ее был короток. Проснувшись, она опять заплакала, ровно, так же, как и все присутствующие.

Фарагундо вспомнил о том, что накануне он просился выйти в море с отцом в качестве помощника, на что отец, потрепав своей грубой и мозолистой ладонью его взлохмаченную голову, строго глядя на него, сказал:

– «Сын, приходит то время, когда ты становишься мужчиной….» – он на миг замолчал и смягченно добавил:

– «Но это будет завтра! А пока поспи, еще успеешь! Завтра вернусь, продадим улов и отпразднуем твой День рождения! А вот со следующей недели пойдешь со мной как полноценный член команды – матросом!»

На третий день после гибели Патера прошли его похороны на маленьком пригородном кладбище. Священник прочитал последние молитвы, и небольшая группа людей медленно вышла за пределы погоста. У надгробной плиты остались три человека. Они еще какое-то время стояли, потом повернулись в сторону пригорода, и пошли, периодически останавливаясь, и опять продолжали свой путь – путь в неизвестность!

На четвертый день после смерти отца Фарагундо решил отправиться к шхуне. Он теперь был единственным и полноценным владельцем шхуны под названием «Удача». Проходя то место, где ему встретилась старуха, он очень сильно смутился, ведь боль о потере отца висела над всеми чувствами и мыслями. Парень неожиданно одернул сам себя:

– «Она сказала – «что я, куда-то, опоздал и потерял половину себя?!»

– «…половину себя?!…Это же она мне сказала про отца!» – удивленно для самого себя подытожил Фарагундо и зажмурил от безысходности глаза.

– «Кто она такая? Что это было? Ведьма? Проведение? Ангел? Лукавый? Что?!» – стуком вагонных колес пронеслась цепочка перечисленных самому себе вопросов.

Он не заметил, как вышел на пирс и приблизился к месту швартовки «Удачи». Рыбаки вечером того же дня, когда погиб Патер, перед самым дождем подтянули парусник на место стоянки к пирсу за номером восемь и закрепили его должным образом.

Взойдя на судно, Фарагундо завалился в трюм и лицом вниз небрежно рухнул на койку. Теперь все его мысли были прикованы к предсказанию морщинистой гнездарки.

– «Что она еще сказала?» – не останавливалось в его голове.

– «Кажется, она сказала, что бы я ни ходил к…..» – смутился он в своих догадках, но тут же продолжил:

– «….разноногому Юнте и при чем целую неделю!…Точнее она сказала: каждый день недели» – наконец припомнил он.

Вспоминая дальше, в его сознании всплыли слова о скорой смерти, которую в случае визита к калеке Юнте предрекла старая женщина. Пробыв еще какое-то время на шхуне, и обойдя ее всю по палубе, он поднялся на мостик и подошел к штурвалу. Робко взяв, лентяйки руками он обернулся на корму и представил как отец, вытягивающий сети столкнулся со змей нос к носу и получил смертельный укус в лодыжку левой руки. Как он, понимающий всю серьезность происходящего, не теряя времени, поднял все имеющиеся паруса и, взойдя на мостик, направил свою «Удачу» к берегу. Надеждой на единственный шанс спасения, был укол сыворотки у доктора, к которому надо было срочно добраться! Как он уже слабеющий всем телом героически боролся с плотной и сильно сопротивляющейся водной стихией, направляя шхуну обходным маневром через соседний пирс до своего причального места!

Фарагундо понял, что отец не мог спуститься на палубу и убавить парусов хотя бы на одной мачте для прямого подхода на малом ходу к своему пирсу! И последнее что встало в его глазах: та поза, в которой парень застал своего отца у штурвала!

В этот момент вспомнились слова отца:

– «Настоящий морской волк бьется до конца и капитан покидает мостик только в двух случаях – последним или когда мертв!»

С головы до ног Фарагундо опять обожгло болью утраты. Он сошел со шхуны, закинул трап и, не оборачиваясь, пошел домой. А куда ему еще было идти? Ведь там находились две родные, любимые и облаченные, как и он в горе – мать и сестра!

Несчастье случилось в пятницу одиннадцатого августа. Шел четвертый день, после гибели отца, а точнее понедельник.

Фарагундо брел ровным и мерным шагом. Все улицы пригорода Сан-Луано вели вверх, и подняться не уставшим или хотя бы без не большой одышки было не возможно. К дому можно было пройти разными улицами. Он шел просто и неосознанно по направлению к своему жилищу. Порой улицы были настолько узки, что из окон домов стоящих противоположно друг другу можно было перекинуть десяти футовою веревку и вторым концом с петлей зацепить ручку ставней окна напротив.

Фарагундо не заметил, как оказался на переулке где жил убогий Юнта. Хромым он был от рождения – таким родился но, не смотря на физический дефект, он был уважаемым пареньком за свой интеллект и смекалку. Побить или обмануть его было сложно. Он изворачивался как уж и заговаривал своего обидчика на раз-два, всегда выворачивая ситуацию в свою пользу.

Проходя возле его дома, Фарагундо услышал надрывную мелодию со второго этажа дома Юнты. Необычные звуки, какого-то неизвестного музыкального инструмента, рассекая воздух, неслись в разные стороны. Скрипка, с которой он был не знаком, заворожила не только его, но и всю ближайшую округу. Сначала музыка слышалась на уровне подсознания. Но подходя к концу дома надрывные звуки, заставили его остановиться и обернуться на балкон.

Его глаза увидели стоящую полу боком к нему стройную и высокую молодую женщину. На вид ей было лет двадцать пять, как ему показалось. Она динамично из стороны в сторону манипулировала смычком. В пригороде не было серьезных музыкантов, лишь несколько человек умели немного играть на гитарах и мандолинах и по субботам собирались на пирсе под навесом, который был сделан по приказу мэра города для небольших празднеств.

Ее черные как смоль волосы были уложены в аккуратный пучок и подколоты длинной заколкой. Черное длинное платье с высоким и ажурным воротником подчеркивало и без того ее очень высокий рост. Когда она вела смычком в какую-нибудь сторону и туда же подавалась головой, то казалось, что вот-вот потеряет равновесие и упадет. В некоторые моменты ее движения были очень прерывисты, и скрипка издавала непривычные короткие звуки, напоминающие скрип не смазанных петель двери.

Такого Фарагундо в своей жизни еще не слышал. На противоположной стороне улицы столпилось несколько прохожих, которые с удовольствием слушали музыкальную пьесу, виртуозно исполняемую неизвестной скрипачкой. Неожиданно он поймал себя на мысли:

– «Кто она такая? И почему она в доме Юнты?»

Вдруг входная дверь в дом отворилась, и на улицу пятясь спиной и прихрамывая, вышел упомянутый интеллектуал. В руке у него была большая пустая плетеная корзина для продуктов. Повернувшись, он увидел своего приятеля и, не выпуская пустой корзины, развел руки в стороны.

– «Фарагундо, дружище, прими мои соболезнования! Патер, был настоящим отцом и заботился о вас, пожалуй, лучше всех отцов в мире!» – выпалил он и в два хромых шага оказался перед Фарагундо.

По-прежнему не расставаясь с корзиной, он тут же его обнял.

– «Спасибо, Юнта, ты всегда уважал моего отца, я это знаю!» – продолжая обоюдные дружеские объятия, выдавил из себя Фарагундо вместе с комом, подкатившим к горлу.

Так они простояли с полминуты. Юнта по-дружески похлопывал свободной рукой плечо Фарагундо, как бы давая понять, что жизнь не остановилась. Медленно отшатнувшись назад, Юнта спросил:

– «Ты сейчас не прогуляешься со мной на рынок за продуктами?» – и тут же добавил:

– «Ко мне вчера вечером издалека на несколько дней в гости приехала кузина. Она работает в музыкальном колледже, преподает скрипку. Сейчас в колледже летние каникулы вот она и приехала навестить тетку да меня. А мать ушла в город к подруге за сахарным муссом и одному мне корзину не донести, а ты можешь помочь! Да, и заодно когда вернемся с рынка, я тебя с ней познакомлю!»

– «Пойдем…» – повинуясь и не поднимая глаз, одним словом отрезал Фарагундо. И повернувшись, они средним шагом пошли на рыночную площадь.

По дороге Юнта не умолкал и пытался заводить разговоры на разные темы, но всегда сталкивался с молчанием со стороны своего приятеля. Фарагундо же быстрее желал закончить моцион на рынок и вернуться к своим домашним.

Через четверть часа они вошли в торговые ряды. На входе пахло рыбой. Быстро взяв свежей и еще подпрыгивающей скумбрии, они прошли в начало фруктовых и овощных рядов. Там они провели некоторое время, закупая все необходимое к обеденному столу. Следом они перешли в винный ряд и взяли там большую двух литровую бутыль крепленого вермута. Последними были ряды с выпечкой и молочными продуктами: Юнте обязательно надо было купить козий сыр и хлеб.

После такого похода корзина набрала приличный вес – фунтов под тридцать! Фарагундо взял корзину и немного напрягаясь, понес ее, периодически меняя руки и слушая пустые разговоры Юнты.

– «О, время, как мы тебя не ценим! Сколько в пустую тебя потрачено людьми!» – с видом всезнающего старца продолжал Юнта. И они шли, один хромая и неуемно говоря, другой переваливаясь от тяжести корзины из стороны в сторону, когда менял уставшую руку.

У двери дома Фарагундо поставил корзину и сказал:

– «Вам еды хватит на все летние каникулы!»

Юнта схватил за руку Фарагундо, и с собачьей преданностью глядя ему в глаза, произнес:

– «Пошли она очень интересный и загадочный человек! Она волшебница! Пошли, на пять минут?» – и он потянул его в дом, одновременно толкая спиной дверь.

Фарагундо тяжело выдохнул и, подняв прилично надоевшую корзину, направился в дом.

– «Мы пришли!» – восторженно крикнул Юнта.

– «Моя дорогая кузина! Спустись к нам!» – победоносно завершил он.

По винтовой лестнице поддерживая руками с обеих сторон свое черное длинное платье, медленно спустилась очень стройная молодая женщина и статно с легким покачиванием головы подошла к парням. Ростом она была выше Фарагундо почти на пол головы, хотя он сам был выше шести футов. Кожа ее лица была белой и шелковистой – в местах, где жили наши друзья, девушек и женщин с такими физиологическими данными не было.

На слегка вытянутом лице незнакомки он увидел глаза, разрез которых был немного поднят к верху в височных областях и придавал ей что-то восточное, а цвет зрачков глаз был настолько особенным, что даже цвет самых черных маслин в сравнении мог показаться жалким подобием светло серого цвета. Подчеркивалось же это все необычайно длинными ресницами.

– «Здрав-ствуй-те!» – низким и в тоже время бархатным голосом медленно и по слогам произнесла незнакомка.

Она слегка покачивала головой на каждом слоге произносимого слова. Поприветствовав, она направила свой роскошный взгляд прямо в глаза Фарагундо.

– «Марина Барос!» – добавила она, продолжая смотреть в глаза растерянного парня.

Преимущество ее роста было необычным для Фарагундо. Смотреть снизу в верх в глаза женщины и при чем так близко было для него необычно. В его сознании перевернулись некие песочные часы, и какой-то внутренний отсчет нового времени, запустившись, ударил в правую височную долю головы.

Не сильный локтевой толчок от Юнты быстро привел сухопарого парня из замешательства в себя.

– «Здрасте!» – быстро подрезав слово, произнес Фарагундо.

– «А как вас зовут?» – слегка потянув, загадочно продолжила Марина.

– «Фарагундо!» – громко и четко выпалил парень, как будто скомандовал батарее – «Огонь!»

Она еле заметно наклонила голову вправо, на ее полных губах чуть застыла улыбка. Отведя взгляд немного в сторону, она тихо спросила:

– «Я видела, как вы слушали скрипку, когда я играла на балконе! Вам нравится такой инструмент и такая музыка?»

Фарагундо кивнул головой и сказал:

– «Я такого ни когда не слышал, очень красиво. У нас есть несколько гитаристов, и они же играют на мандолинах!»

– «И ни кто не играет на скрипке?» – очень удивленно произнесла она.

В диалог вмешался Юнта:

– «Я на кухню, если хотите, пошлите со мной!»

В этот момент в сознание Фарагундо влетела мысль о недавно случившемся горе, и боль утраты опять захлестнула его изнутри. Лицо тут же изменилось. И он, опустив голову, сцедил сквозь зубы:

– «Мне надо идти, простите!».

Резко развернувшись через пару секунд, он уже очутился на улице. Ноги сами побежали по мощеной брусчатке. В голове все перемешалось, и полетели отдельные картинки последних дней его жизни. Отец, мать, сестра, крестная, соседский парень Андрэ и все персонажи, которые за эти дни видели его глаза. Как будто бесконечная колода карт одна за другой выскакивали на некий стол и тут же бились другой картой.

Он не заметил, как заскочил домой. Мать сидела на стуле и перебирала вещи отца. Увидев Фарагундо, она двумя руками прижала к губам свитер отца и беззвучно заплакала. Подбежав к матери, он упал перед ней на колени и обняв ее, тоже не сдержался. Слезы с его глаз катились по щекам и сбегали на плечо матери.

Вскоре немного успокоившись и следом успокоив свою измученную мать, он ушел к себе в комнату. По дороге он слышал, как плачет его сестра, которая сидела на кухне и всхлипывала то тихо, то громко. Вечерело и он, упав на кровать, закрыл глаза.

– «ГОСПОДИ, дай нам силы пережить все это!» – с усердием внутри себя произнес он.

Пролетали минуты и, вместе сними разные мысли. Горечь потери отца давила на сознание.

Сильная напряженность и усталость сделали свое дело, и он заснул. Ему снилось спокойное море и пустынные улицы города. Как будто его сознание отсекло все лишнее и всю суету последних дней.

Проснулся Фарагундо от скрипа двери, сестра зашла к нему в комнату. Заплаканные глаза выдавали в ней плохо чувствующего себя человека.

– «Фарагундо как мы будем жить дальше?» – подойдя к брату, негромко сказала Адель. Взглянув на нее, и еле сдерживаясь от слез, он выдавил:

– «Будем…» – и добавил, прижимая сестру к себе:

– «Еще как будем!»

На завтрак собрались все домашние и кое-кто из соседей. Все молча ели наскоро приготовленный омлет с помидорами. Фарагундо первым закончил трапезу и, встав из-за стола, перекрестившись с поклоном, спокойно сказал:

– «Я на шхуну!»

Выскочив на улицу, он побежал по брусчатке. Все присутствующие, выйдя на балкон, проводили его долгим и вкрадчивым взглядом.

– «Теперь он совсем большой и взрослый, и на его плечи ложится содержание семьи. Фарагундо справиться!» – сказал его мать Ронза.

Все, дружно покивали головами и как бы дали понять, что они с ней согласны.

С моря дул небольшой бриз и шхуну немного покачивало. Фарагундо мысленно составил план осмотра своего корабля. Пострадать мог не только правый борт судна, когда обессиленный отец пытался мягко по касательной пришвартоваться через полукруговой маневр, чтобы избежать больших повреждений. Но и возможно были скрытые повреждения корпуса шхуны ниже ватерлинии. Поэтому судно надо было осмотреть и ощупать, следовательно, Фарагундо ждало погружение под воду.

Прибыв на место и раздевшись до кюлотов, он аккуратно сполз в воду и начал ощупывать подводную часть судна. К счастью пройдя весь правый борт, повреждения не обнаружились. Он уже почти вылез из воды, как вдруг чей-то низкий и бархатный женский голос сошел откуда-то сверху:

– «Добрый день отважному исследователю морских глубин!»

Подняв голову его глаза, столкнулись с ярким солнечным светом и на секунду, он увидел силуэт некой высокой особы. Моргнув глазами и отклоняя в сторону голову, он немного сменил ракурс обзора. Наконец Фарагундо разглядел свою вчерашнюю знакомую Марину.

Она стояла на верхней части пирса все так же одетая в длинное платье, но уже другого цвета. На руках ее были короткие легкие перчатки, а над головой был небольшой розовый зонтик, который она изящно опирала на свое слегка приоткрытое и приподнятое плечо. Фарагундо робко кивнул ей головой, и немного стесняясь своего полуголого вида, подтянулся и вылез на половую доску пирса.

Быстро надев широкие штаны, он поднял балахон, и немного прикрывая им свой загорелый и вытянутый торс, подойдя к ней, спросил:

– «Марина? Что вы здесь делаете?»

– «Кузен посоветовал осмотреть местные достопримечательности, и я направилась сюда!»

– «Здесь есть что-то лучше пирса?» – добавила она, слегка покачивая головой в своей манере.

В тот момент Фарагундо уже натянул балахон, непроизвольно пригладив всю свою копну вьющихся густых, мокрых волос и стал похож на котенка, попавшего под дождь. Она улыбнулась и сделала к нему шаг. Протянув руку и слегка взъерошив перчаткой его мокрую гриву, женщина убедительно добавила:

– «Вот так лучше!»

Парень немного смутился и неожиданно для самого себя предложил:

– «Вы шхуну будете смотреть?».

Она загадочно и немного кокетливо улыбнулась и с ее губ слетело:

– «С удовольствием!»

Сказанное ей слово сопроводилось томным взглядом черных глаз из-под лобья. Он протянул ей руку, робко приняв ее тонкие пальцы, сокрытые под материей перчаток и подвел к месту сброса трапа.

– «Сейчас!» – немногословно объяснил Фарагундо, сподобившись к действию.

Рванув к шхуне резким разгоном, он подпрыгнул и атаковал семифутовую высоту. Ухватившись за верх борта, с ловкостью барса подтянувшись и вскарабкавшись, парень перевалился внутрь судна на палубу.

– «Бойся, в сторону!» – скомандовал он.

Марина сделала пару шагов в сторону, и в это время с борта скатился выталкиваемый Фарагундо трап, который слегка вибрируя, хлопнул о пол пирса. Соскочив тем же ловким и эластичным барсом к концу трапа, Фарагундо опять протянул руку и принял в свою ладонь уже знакомые на ощупь пальцы в изящных и тонких перчатках.

– «Я веду вас, а вы идете за мной и ни чего не боитесь. Смотреть надо только на меня и ни куда большее. Понятно?» – убеждая, произнес Фарагундо и тут же добавил:

– «Трап будет покачивать, поэтому шагать нужно, когда трап идет в низ»

Первые три шага были просты, потом Марина нарушила шаговый ритм из-за длины платья и трап неритмично качнуло:

– «Стоим!» – громко и убедительно потребовал Фарагундо. В этот момент она уронила в воду свой шикарный зонтик. Лицо Марины выразило естественный страх и она, схватила его руку уже свободной от аксессуара рукой и, застыв, подчинилась.

Так как трап был наклонен в сторону пирса, и Марина шла второй на подъем, у нее уже не было преимущества в росте. Фарагундо смотрел в ее восточные глаза и видел в них и растерянность. В этой женщине уже не было того шарма с которым она разговаривала с ним вчера и сегодня до подъема по трапу.

– «Ты не бросишь меня?» – неожиданно по-простому прошептала она.

– «Идемте, как я сказал!» – с не большим давлением ответил Фарагундо. Марина посмотрела ему в глаза.

Через мгновенье, она передвинула ногу, потом вторую и так они пошли до самого верха.

Проворность и ловкость, с которой Фарагундо всегда один забегал по трапу, теперь обратились в вялотекущий финишный совместный проход как бы двух престарелых эквилибристов.

Как всегда нашлись ротозеи, которые в силу своего безделья смотрели и ожидали смачного падения беззащитной женщины или еще лучше их обоих.

Фарагундо аккуратно спустился на палубу, не выпуская рук Марины, которая вынуждена была немного, наклонится вперед.

– «Отпустите!» – уже мягче сказал парень. Она подчинилась и в этот момент сильные руки Фарагундо подхватили ее за талию и в одно движение потащили вниз на палубу. Как только она оказалась в месте назначения он, стесняясь, сделал шаг назад.

– «Все! Не надо больше бояться!» – с облегчением произнес Фарагундо и смущенно добавил;

– «Вы молодец!»

Марина перевела дыхание, и на ее щеках проступил заметный румянец.

– «Ах, зонтик?» – спохватилась она.

Фарагундо, молча, скинул с себя балахон, подскочил к борту и перемахнул на внешнюю сторону шхуны. Он слегка ударился о борт коленями. Через секунду он солдатиком ушел под воду. Зонтик намок и скрылся под толщей воды. Нащупав его под водой, он вынырнул. Сложив его прямо в воде, он засунул его за пояс сзади и с акробатической ловкостью вылез сначала на пирс, а потом влетел по трапу на палубу шхуны, оставляя за собой мокрые следы.

– «Он просохнет через полчаса» – сказал немного подуставший парень, раскрывая зонт и подвешивая его на бизань.

– «Мерси Фарагундо!» – улыбнувшись, спокойно ответила Марина.

– «Что?» – удивленно переспросил он.

Ни чего, не отвечая, она закрыла глаза. Взявшись своими тонкими руками за один из канатов. Она повернулась к морю и глубоко вздохнула всей грудью. Фарагундо подошел и встал рядом.

– «А ты мог бы прокатить меня по морю?» – неожиданно продолжила она.

Почему то сразу вспомнились слова покойного отца:

– «Моряк или рыбак должен знать одно главное правило и неукоснительно его выполнять – женщина на корабле к беде!»

Но какая-то внутренняя сила толкала его исполнить ее просьбу. На секунду пришли в голову мысли о незначительной поломанной стенке борта.

Он ответил:

– «Далеко пойдем?»

– «Увези меня далеко-далеко туда, где нет печали! И ни кто, ни когда, ни кого не обижает! Где есть все нужное для жизни….» – она замолчала и уронила свой взгляд на воду перед бортом.

– «Это есть Царствие Небесное, которое нам обещал ГОСПОДЬ!» – ответил Фарагундо и немного подождав, спросил:

– «Почему Вы загрустили?»

– «Да так, не стоит об этом!» – оборвала она.

Фарагундо резко свистнул и через миг к шхуне подбежал юный паренек лет тринадцати. Получив указание отдать швартовы, он незамедлительно выполнил задание. К этому времени Фарагундо выбрал трап и уже освободившийся канат. Подняв половину парусов и развернув их в нужном направлении, он проскочил на мостик за штурвал и дал лева руля. Шхуна пошла, слегка покачиваясь вниз и вверх. Выйдя из бухты, Фарагундо, который теперь уже стал капитаном шхуны, направил ее вдоль берега. Марина стояла у борта и любовалась красотами скалистого берега, до которого было ни много ни мало тысяча футов.

Прогулка продлилась пару часов. Новоиспеченный капитан уверенно прошел весь водный маршрут, который пожелала гостья, и благополучно вернулся на своей «Удаче» к пирсу номер восемь. Пришвартовавшись, они, используя предыдущий опыт обращения с трапом, сошли на берег.

Их обоих видел каждый десятый житель пригорода: ведь десятая часть всегда находилась на пирсе. Завязавшийся между ними диалог на шхуне продолжился по дороге до дома Юнты. Фарагундо рассказал Марине о последнем скорбном событии его жизни. Она выразила ему свое сочувствие и успокаивающе провела рукой по его плечу. Марина больше спрашивала сама, чем давала возможность Фарагундо задавать вопросы о себе. Они поднялись по улице выложенной булыжником к дому Юнты, и она сказала:

– «Как я проголодалась, а ты не зайдешь к нам?»

– «У нас сегодня утка с овощами и кексы с сыром!» – довольно произнесла Марина.

– «Нет, я… нет, меня… я пойду!» – запутался Фарагундо, и толком не попрощавшись, быстро двинулся в сторону своего дома.

Марина, немного прищурив свои красивые глаза, посмотрела ему в след. Она в своей жизни ни когда не встречала такого смелого и в тоже время такого неуверенного парня.

Дома у Фарагундо опять собрались люди. Стол был накрыт свежими блюдами, приготовленными утром матерью и сестрой. Фарагундо проголодался. Он поприветствовал всех и сел за стол. У молодого здорового парня был прекрасный аппетит, и еда положенная ему в тарелку исчезала у него во рту с приличной скоростью. Насытившись, он поблагодарил мать с сестрой и пересел на небольшой диван. Гости тоже стали расходиться.

Семья Черес осталась в своем порядевшем составе. Адель начала сносить посуду для помывки, а мать подсела к сыну и спросила:

– «Ты был на шхуне? Как она?»

– «Да она почти в порядке и пригодна для плавания! Я ее проверил на ходу у побережья! Небольшой ремонт я ей сделаю на следующей неделе».

– «То есть можно выходить в море?» – уточнила мать.

– «Да можно наладить ловлю скумбрии» – без замедления ответил он.

Мать обняла сына и сказала:

– «Кормилец ты наш!»