Читать книгу Анархия в мечте. Публикации 1917–1919 годов и статья Леонида Геллера «Анархизм, модернизм, авангард, революция. О братьях Гординых» - Братья Гордины - Страница 5

Идём, храним молчание.

О чём же будем разговаривать? Мы жаждем одного – страны счастья, свободы и любви.

Издали виднеется облако пыли. А может, это чёрная грозовая туча, которая так и несётся по земле.

Она приближается.

Мы отличаем людей.

Все они в рваном платье, в худой обуви. Лица исхудалые. Смотреть страшно. Некоторые избиты, искалечены. И какая смесь одежд. Какая рваная пестрота.

Они подходят ближе. Слышим: будто говорят. Какая смесь языков и наречий.

Как всё это странно.

– Что это такое? – спрашиваем мы все трое разом, спрашиваем у себя, друг у друга, и ответа не получаем.

Они подходят ближе.

Облако пыли впереди них, а сзади – будто бы красные следы.

Неужто это кровь, которая сочится из их незаживших ран, из их искалеченных ног?!

Их собственная кровь чертит ими же пройденный путь.

Они подходят ещё ближе.

Я всматриваюсь в это странное зрелище.

Предо мной будто один человек.

Но какой он странный и какой он страшный.

Он жалок и грозен.

Он – нищий и он – величественный.

Он – маленький и он – такой великий.

Кто предо мною? – силюсь припомнить. – Я его где-то встречал, где-то видал.

Да, это Агасфер.

Вечный странник предо мною. Вот его горящие глаза, в них горит факел жажды неутолённого искания, в них и презрение, в них и вечное прощение, в них – и безбрежная, нездешняя любовь ко всему живущему и страждущему, в них – и великое достоинство и гениальное высокомерие, в них – и самоунижение и бездонное самоуничтожение.

Да, это он.

Вот его всклокоченные волосы, которые омывали и буйные грозные ливни, и тихая вечерняя роса, которые осыпали и лепестки цветущих деревьев, и снега дикой, бушующей, крутящейся, как колесо рока, лютозимней вьюги и метелицы, и пепел разрушенных городов, сёл, храмов и храмин.

Да, это он.

Нет, это не он. Тут вообще не один, а какое-то множество, какое-то многообразие и лиц, и черт, и языков.

Пристально всматриваюсь. Все трое мы стоим перед этим таинственным зрелищем, которое всё ближе и ближе подходит к нам.

Будто бы один, будто бы многие. Не рассмотришь, не разглядишь, ни отличишь.

– Кто вы? – спросил я, когда они подошли уж очень близко.

Мой вопрос их, видимо, смутил. Они остановились. Заметили нас. Слегка испугались. Затем, видя, что перед ними я, рабочий и женщина, пришли в себя и ответили.

Тут я заметил, что передо мной, в сущности, стоит один человек, но как в костюме, так и в чертах лица он носит частицы богатого разнообразия разных стран и народов.

– Кто я? кто я? – он переспрашивал и тихо ответил:

– Угнетённая нация.

– Почему за вами такой след?

– Потому что меня всюду бьют, избивают, громят, калечат, увечат, и кровь наших ран пишет безжалостному миру летопись наших странствий и страданий.

– Где тебя бьют, избивают?

– Везде и повсюду. Меня всюду преследуют. Пытают. Вырывают у меня язык, отрезывают уши, выкалывают глаза.

– Где, в каких странах?

– Везде, где только есть государство, держава, там меня гонят, мучат, преследуют законом и беззаконно, сверхзаконно. Преследуют во всех странах Европы, Азии и Америки.

– А кто ты такой будешь?

– Ведь я сказал: угнетённая нация.

– А что сие означает?

– Сие означает – нация угнетённая, преследуемая, истекающая кровью от своих насильников, наций-разбойников, которые грабят, обирают её, и в конце концов доводят до вырождения или убивают насильственно.

– Да какая же ты нация?

– Да я же сказал: угнетённая. Нация, у которой нет своей территории, своей награбленной, разбоем и войнами взятой страны. И меня терзают, отнимают у меня моих детей, моих сыновей и дочерей, мои богатства, мою культуру, моё человеческое достоинство народы-хищники, насильники, территориалисты, народы державные.

– А какой же нацией ты будешь?

– Всякой, но только угнетённой. Я и армянин, и индус, и латыш, и литовец, и белорус, и еврей, и цыган и чёрный негр, я – угнетённая нация.

– Откуда идёшь?

– Я не иду, а бегу, я спасся от погрома, от разгрома, меня хотят там уничтожить, переварить в большом-большом котле великодержавия, так что и помину не останется, а кости мои перемолоть, и унаваживать ими их культурные поля и нивы… Я спасся бегством.

– Куда бежишь?

– Куда глаза смотрят.

– Всё же куда?

– Ищу другой страны, другого края, ищу убежища, где можно будет голову преклонить, где можно будет жить, не боясь вечно вечной смерти; ищу страны, где люди живут без держав, без мечей, без штыков, без войн, без бойнь, ищу страны счастья!

– А почему ты идёшь в противоположную сторону? Почему ты направляешь свои стопы на запад? Ведь страна счастья лежит на восток.

– А куда вы идёте? – спрашивает он нас.

– Мы идём в страну счастья, свободы и любви!

– И я туда иду.

– А почему ты идёшь в противоположную сторону, почему не идёшь вместе с нами?

Угнетённая нация останавливается в недоумении, нерешительности.

– Почему ты не идёшь с нами, а в противоположную сторону? Ведь мы ищем одного: счастья, свободы и братства!

– Да я с горя, с мук сбился с пути, потерял настоящее направление.

– Идём вместе.

– Идём.

Он повернулся и пошёл вместе с нами.

Как странно, путь стал ещё легче, дорога под ногами как бы свёртывалась, укорачивалась, и пространство стало терять своё протяжение!