Читать книгу Нюрнберг. На веки вечные - Братья Швальнеры - Страница 6

Информация к размышлению (Рудольф Гесс). 10 мая 1941 года в 17 часов 45 минут, Рудольф Гесс, правая рука фюрера и «наци № 2», одетый в форму капитана люфтваффе, сел в кабину истребителя Ме- 110 и поднялся в воздух. Сначала его полёт проходил над Северным морем, потом он вошёл в воздушное пространство Великобритании. Появление в небе над островами одинокого немецкого истребителя стало для британцев полнейшей неожиданностью, и на его перехват были подняты три английские машины. Однако они элементарно не нашли немецкого пилота в воздухе, так как поднялась облачность, а опытный Рудольф Гесс занял эшелон на чрезвычайно низкой высоте. У немецкого лётчика была и ещё одна причина лететь на столь низкой высоте – он искал поместье герцога Гамильтона Дангавел- хаус, где имелась небольшая взлётно- посадочная полоса. Когда же наступила ночь, Гесс понял, что найти полосу ему уже не удастся. Ранее он никогда не прыгал с парашютом, но другого выхода не было. Этот эксперимент чуть не стоил лётчику жизни – он просто не мог открыть кабину истребителя.

Тогда Гесс решил перевернуть самолёт кверху брюхом и попытаться просто вывалиться из кабины. Но и это удалось далеко не сразу – колпак по- прежнему не открывался. В конце концов лётчику всё- таки удалось открыть кабину и на высоте две тысячи метров покинуть самолёт. Сама машина тут же ушла в глубокий штопор.Как впоследствии вспоминал английский фермер Дэвид Маклин, в 23 часа 12 минут он услышал взрыв и выбежал из дома. Невдалеке догорал самолёт, а на поле он увидел человека в форме германского офицера. Незнакомец представился капитаном Альфредом Хорном и на хорошем английском языке спросил, не здесь ли поместье герцога Гамильтона. Фермер ответил, что оно находится на расстоянии 12 миль, а сам тут же позвонил в ближайшее отделение ПВО. Оттуда быстро приехали военные и без особых усилий задержали немецкого лётчика.

Никакого сопротивления он не оказывал. «Хорна» отправили в ближайший полицейский участок и заперли в одиночной камере. На следующее утро Рудольф Гесс потребовал встречи с герцогом Гамильтоном, сообщив, что у него есть сведения чрезвычайной важности. Настоятельное желание встречи именно с герцогом было связано с тем, что они были лично знакомы ещё до войны и встречались на Олимпиаде 1936 года. 11 мая Гамильтон приехал в участок, и лишь ему странный лётчик признался, что он Рудольф Гесс. После этого герцог специально встретился с премьер- министром Великобритании Уинстоном Черчиллем и сообщил, что к ним прибыл третий человек в рейхе. Они проговорили до глубокой ночи, однако премьер решил от встречи с Гессом уклониться. Он лишь распорядился держать немецкого генерала в полной изоляции, но обращаться с ним хорошо, так как столь высокопоставленного узника Британия ещё не знала. Кстати, тогда же премьер распорядился, чтобы Рудольф Гесс оставался в плену вплоть до конца войны, и тот стал последним узником Тауэра.

Материалы его допросов были, разумеется, засекречены. Оставалось только вникать в логику и мышление этого человека, чтобы понять цель его вылета…

Он родился в Египте в 1894 году. Отец его был крупным торговцем. Когда мальчику было 14 лет, семья переехала в Германию и жила довольно хорошо, пока проклятая война не внесла в ее жизнь свои коррективы…Юному Гессу не терпелось броситься в бой. Он проявил себя как артиллерист и пехотинец, в декабре 1918 года демобилизовался летчиком военно- воздушных сил, удостоившись военной награды – Железного креста 2- го класса. Впоследствии, как видим, именно этот его талант летчика сыграет с ним в жизни столь злую шутку.

Война подкосила материальное благополучие семьи Гесс. Бизнес, так бережно хранимый отцом семейства, конфисковали, и он оказался не в состоянии материально поддерживать детей. Ветеранам войны предлагали бесплатно получить образование, и 25- летний Рудольф Гесс поступил в Мюнхенский университет на экономиста, где познакомился с будущим соратником Германом Герингом.

В декабре 1927 года, после 7- летних отношений, Рудольф Гесс взял в жены Ильзу Прёль. Немец испытывал нежные чувства, сочинял для нее стихи. Однако в переписке с подругой Ильза писала: «Что касается супружеских обязанностей, я иногда чувствую себя ученицей монастырской школы». Единственный сын, Вольф Рюдигер Гесс, родился спустя 10 лет брака, 18 ноября 1937 года. Его крестным отцом стал лидер Третьего рейха. Ильза была единственной женщиной Гесса, но современники подозревали мужчину в нетрадиционной сексуальной ориентации. Друзья Гитлера подшучивали над интимными отношениями двух немцев, дали Рудольфу прозвище «фрейлейн Гесс» из- за его влюбленного взгляда.

И впрямь их отношения были очень крепкими. В 1919 году Гесс оказался на встрече общества Туле – опять эта мистическая контора! – где обсуждалось превосходство арийской расы. Националистические и антисемитские идеи, звучавшие в стенах общества, определили вектор жизни будущего руководителя гитлеровской Германии. А с предводителем этого государства Рудольф познакомился 19 мая 1920 года на собрании Национал- социалистической немецкой рабочей партии (НСДАП). По воспоминаниям супруги Гесса, после судьбоносной встречи молодой человек сказал: «Если кто и освободит нас от Версаля, то это будет этот человек». Рудольф Гесс и Гитлер сразу нашли общий язык: оба презирали общество за поражение в Первой мировой войне, оба ненавидели строй, в котором жили – Веймарскую республику. Мужчины сразу сблизились, а Рудольф и вовсе ни на шаг не отходил от будущего создателя Третьего рейха. Позже, в ноябре 1923 года, руководствуясь высшими чувствами в отношении Адольфа, Гесс предпринял попытку захватить власть. Операция получила название «Пивной путч». В итоге оба оказались в Ландсбергской тюрьме. Там и родилась книга «Моя борьба» («Mein Kampf»), написанная ими, по сути, в соавторстве.

В январе 1925 года немцы оказались на свободе, и Гесс после неоднократных просьб Гитлера, поступил к нему на службу секретарем. Рудольф оказался незаменим: сопровождал фюрера в поездках, успокаивал перед выступлениями, составлял расписание встреч, заботился о рационе и режиме сна. Попасть на встречу к Гитлеру было невозможно без согласования с верным помощником. Во многом благодаря Гессу в 1933 году фюрер пришел к власти и сразу назначил его своим первым заместителем. В 1939 году это место занял Герман Геринг.

Перу Гесса принадлежат печально знаменитые Нюрнбергские расовые законы 1935 года – «Закон о гражданине Рейха» и «Закон об охране германской крови и германской чести». Именно на их основании с 1933 по 1945 годы жизни и благосостояния лишились миллионы евреев на оккупированных территориях!..

Идеи Гитлера о завоевании территорий крепли день ото дня, и нацисты начали подготовку ко Второй мировой войне. Фюрер видел в Великобритании надежного союзника, а потому предложил заключить соглашение: Германия должна занять место господствующей европейской державы, а Великобритания – вернуть немецкие колонии. Решение принято не было, и тогда Гесс задумал «Миссию мира». Но для этого нужно было переступить через запрет Гитлера не покидать страну до конца военных действий.

10 мая 1941 года Рудольф Гесс тайно вылетел в Шотландию. Через помощников он передал Гитлеру письмо, начинающееся словами: «Мой Фюрер, если Вы получили это письмо, я нахожусь в Англии». Когда Гитлер получил записки приближенного, впал в ярость – поступок Гесса мог поставить под удар налаженные с союзниками связи. Бывшего секретаря фюрера объявили сумасшедшим, который якобы бежал из страны и разбился при перелете. Имя Рудольфа, его фото, портреты, бюсты «стерли» с «лица» Германии, а самого немца назвали предателем. «Воскрес» он только здесь, в Нюрнберге, осенью 1945 года, где, наряду с Герингом и прочими, оказался на скамье подсудимых…

Даллес не верил в «Миссию мира». «Полная чушь, – думал американец. – В разгар боевых действий одно из высших должностных лиц вдруг решает протянуть руку помощи Британии для совместной борьбы с Советами. И это – в то время, когда Британию бомбят денно и нощно, когда она уже обозначила свою позицию в войне, а перевес в ней – на стороне гитлеровцев, то есть формально они не имеют никаких посылов для участия в переговорном процессе! Нет, Гессом двигало нечто другое…»

Но что? Ответ на вопрос принес телефонный разговор Даллеса с Яном Флемингом, который поспешил откликнуться на просьбу друга на второй день после получения телеграммы.

– Видишь ли, Гесс действительно прилетел, чтобы заключить своего рода мир. Но этот мир исходил не от Гитлера. Это должен был быть мир за его спиной. Гитлер к тому моменту очень плотно сошелся со Сталиным в вопросах раздела Европы…

– Ну да, это и не понравилось окружению фюрера, которые предпочитали в союзниках видеть англичан…

– Чушь собачья, и ты это знаешь, – отрезал Флеминг. – Не понравилась им не дружба их босса со Сталиным, которому все они порядочно пятки лизали последние 10 лет. Как раз наоборот. Сталин перед войной в России устроил колоссальную по масштабам борьбу за власть. Почти всех конкурентов прикончил, но все равно проигрывал, покуда жив был его оппонент Троцкий, высланный им в Мексику и позже убитый. Предотвратить падение его рейтинга могла война… Они тогда с Гитлером здорово сдружились, и Сталин, осведомленный о захватнических планах своего приятеля, решил использовать начавшуюся агрессию в целях укрепления своих позиций. Войну надо было начать, но быстро развернуться – на допросах Гесс говорил нам именно это. Так гласила первая редакция плана «Барбаросса»!

– Ну и ну! – присвистнул Даллес. – Получается, Сталин должен был – как на договорном матче по боксу – условно «победить» Гитлера и сразу стать на Родине притчей во языцех?

– Точно. Но в процессе подготовки к нападению на Союз аппетиты Гитлера выросли. Он решил повоевать по- настоящему… Гесс понял, что в СССР Германия завязнет, и ринулся в оппонирующий лагерь в поисках спасения если не для всей Германии, то хотя бы для самого себя. Но просчитался…

– Очень интересно, – задумался Даллес. – Скажи, а как Гесс и Геринг, которые наверняка знали о таком решении Сталина и Гитлера, могут быть связаны с восточноевропейскими интересами этих двоих? Конкретно, с Польшей и Прибалтикой?

– А к чему это? – не понял вопроса Флеминг.

– Видишь ли, мне кажется, Сталин ведет планомерную игру по устранению Гесса, Геринга, Розенберга и Франка из процесса. Насчет Геринга понятно – все- таки второй человек в рейхе, его надо устранить во что бы то ни стало просто в целях справедливости. Относительно Гесса ты мне сейчас раскрыл глаза. Но причем тут Розенберг и Франк, которые всю войну только и занимались, что Восточной Европой?

– А по- моему, связь прямая, – отчеканил англичанин. – Со стороны, сам понимаешь, виднее. Рассуди логически: Гесс и Геринг знают не просто о внешнеполитических интересах Сталина и его сговоре с Гитлером касаемо Польши. Они знают еще и то, как этот сговор готовился. Какие малоприятные обстоятельства его сопровождали, о чем те кулуарно трепались и какие гнусности планировали. Розенберг и Франк знают, как именно эти гнусности претворялись в жизнь…

– А почему тогда, к примеру, не Риббентроп? Он – министр иностранных дел. Он об этом не знает?

– Риббентроп, конечно, знает. Но, при всех своих тайных познаниях, он располагает сведениями только о надводной части айсберга. Он претворял внешнеполитические решения в жизнь, но как эти решения готовились и исполнялись, он понятия не имеет – должность не такова. Его показания сами по себе, в отрыве от показаний этих людей, располагающих более четкими и детальными сведениями, ничего не значат. Ну скажет он о существовании тайных соглашений – а кто скажет о том, как именно они исполнялись? Только те, кто, стоя за спиной фюрера, принимал решение об их подписании и те, кто, в бытность свою высшими должностными лицами рейха в Восточной Европе, их реализовывал. И следил за тем, как реализует их вторая сторона… Ты ведь отлично знаешь, что о разделе Восточной Европы у Сталина с Гитлером были договоренности задолго до войны…

Конечно, Даллес знал о секретных протоколах к советско- германскому пакту 1939 года о ненападении, согласно которым в случае начала войны (о которой Гитлер предупредил Сталина) Советскому Союзу, в обмен на невмешательство в ее ход, будут предоставлены щедрые отступные в лице части Польши и всей Прибалтики. Но в канун процесса союзники договорились, что пакт этот освещаться не будет. Соответственно, вопрос секретных протоколов был вроде как закрыт. «Вроде как» – потому что в официальном коммюнике на тему пакта советская сторона ничего не говорила об их существовании, хотя по разведывательным каналам их существование давно уже было доказано. В то же время они были частью пакта, и освещать их, наплевав на договоренности с СССР, никто из союзников не решился бы. Чтобы убедить комитет обвинителей сделать это, Даллесу следовало доказать, что СССР активно пытается сорвать процесс. Ему, может, это и не надо было, вот только действия Москвы, все активнее пытающейся избежать публичной огласки действий нацистов, настораживали и подсознательно толкали к этому – хотя прямых и четких доказательств у него пока не было. Что ж, неплохо было уже то, что Флеминг примерно сориентировал его на места их поиска.

Искать их надо было в отношениях Германии и СССР, зародившихся перед войной. Поняв их суть, можно было понять, чего так боятся Советы, что именно из пакта 1939 года может сильно скомпрометировать их международный облик?

Например, то, что Германии в деле порабощения Восточной Европы без помощи Советов было не обойтись, и помощь эта вероломно была предоставлена – целых 2 года Москва не вмешивалась в войну, почивая на лаврах аннексии обещанных ей Балтии, Бессарабии и Северной Буковины. То, что война началась 1 сентября 1939 года – на следующий день после того, как Верховный Совет СССР ратифицировал договор между Москвой и Берлином. И то, что Сталину в деле борьбы за власть война эта была бы на руку, не реши Гитлер изменить свои планы. Это все, конечно, не красило Москву, но и поводов так сильно переживать, что те факты, об умолчании которых она договорилась с Лондоном и Вашингтоном, вдруг всплывут, у нее не было. Значит, речь шла о чем- то более серьезном… Как знать, может допрос этой четверки что- то бы прояснил, но сейчас так обнаруживать себя и интересы противной стороны было бы опасно, да и гарантий, что они захотят откровенничать после тех номеров, что вытворяла с ними завербованная Москвой охрана тюрьмы Дворца правосудия, не было никаких. Разведчику оставалось ждать, хотя больше всего в жизни он ненавидел две вещи – ждать и догонять.

Правда, ждать оставалось недолго. Утром следующего дня доктор Келли сделал официальное письменное заключение о невменяемости подсудимого Круппа. На обеде он произнес в компании своих приятелей – прокуроров – следующее:

– Помимо Круппа и тех, о ком мы говорили накануне, среди подсудимых есть люди, чья ненормальность написана у них на лбу и не может вызвать ни у кого сомнений и нареканий.

– Кто, например? – уточнил сварливый и придирчивый Шоукросс.

– Штрейхер.

– Штрейхер?! – понятно, что такое высказывание Келли, словно бы предупреждающее его оппонентов и прощупывающее почву реакции, не могло остаться не отвеченным со стороны своенравного и упрямого британца. – С ним- то что не так? Ладно, Крупп, глубокий старик, который уже не помнит собственного имени и имени собственных детей, но Штрейхер – идеолог антисемитизма…

– Ну и что? – спокойно парировал Келли. – А какая связь между его личностью и тем, за что он в рейхе отвечал? Согласитесь, если бы на всех важнейших постах в этом государстве были бы сплошь нормальные люди, мы бы с вами здесь сегодня не сидели…

– И все же?

– Пожалуйста. Он сумасшедший просто потому, что патологически ненавидит евреев. Он считает их виновными во всех бедах человечества со дня основания мира, чем- то, воля ваша, потусторонним. Плюс ко всему его патогенное либидо – среди его товарищей и подчиненных не было ни одного, с чьей женой он бы не переспал и после не демонстрировал бы фотографии соитий на каждом углу. Его странное и разрушительное увлечение порнографией… Ни один нормальный человек не может сто процентов времени говорить о двух вещах – будь то евреи или секс.

– А как же его склонность к роскоши и воровству? – не унимался Шоукросс. – Ведь он в свое время все посты в рейхе потерял именно из- за того, что стал обогащаться за счет подвергавшихся ограблению и уничтожению евреев. Шизофреник не мог бы проявить такие чудеса рассудительности.

– Почему? – Келли был спокоен, как удав, что раздражало его собеседников. – Очень даже мог. Не забывайте, что, как мы уже ранее говорили, шизофрения есть расщепление личности. Одна делает что- то хорошее, другая – плохое. Одна личность Штрейхера пускала слюни на баб и декларировала уничтожение евреев. Другая обеспечивала его большую семью, что сделать иначе, как воровством простой редактор газеты элементарно не мог. Да и кто из них не был замечен тогда в мародерстве? В то же время, как вы сами могли убедиться из материалов следствия, поступки, которые они совершали, не отличались вменяемостью…

Информация к размышлению (Юлиус Штрейхер). Юлиус Штрейхер родился 12 февраля 1885 года в Флейнхаузене близ Аугсбурга, Бавария. Он был девятым ребёнком в семье Фридриха Штрейхера, учителя римско- католической начальной школы. Перед войной поступил добровольцем в Германскую армию, проработав перед этим некоторое время учителем в начальной школе. Однако после года службы он был уволен из армии за недисциплинированность с запрещением в дальнейшем служить в вооружённых силах. Уже тогда командование заметило начавшееся его разложение.

В 1919 году Штрейхер создал отделение в Нюрнберге антисемитской организации, Социалистической партии Германии (СПГ). В 1921 году, когда Гитлер уехал из Мюнхена в Берлин налаживать контакты с лидерами нацистских организаций севера Германии, ряд членов НСДАП, включая её основателя Антона Дрекслера, обвинили Гитлера в диктаторстве и пытались установить контакты с СПГ. Гитлер срочно вернулся в Баварию и потребовал прекратить заигрывания с группой Штрейхера. Это вызвало серьёзный кризис в партии, однако Гитлер смог утвердить себя в качестве лидера. Вскоре Штрейхер смог найти с лидером национал- социалистов общий язык и 8 октября 1922 года влился вместе с членами СПГ в ряды НСДАП. Когда он услышал о Пивном путче, то, не желая оставаться в стороне, присоединился к Гитлеру и шёл рядом с ним в первых рядах. Некоторые свидетели утверждают, что когда толпе марширующих преградили дорогу полицейские, именно Штрейхер первым произвёл выстрел. Сам он впоследствии говорил, что именно благодаря участию в путче фюрер всегда его поддерживал в дальнейшем. «Возможно, найдутся один или два человека, которым не нравится форма носа Штрейхера. Но в тот день, когда он лежал рядом со мной на мостовой Фельдхернхалле, я поклялся, что не брошу его, пока он не бросит меня», – говорил про него впоследствии Гитлер.

С 16 апреля 1923 года он начал выпускать собственную газету «Дер Штюрмер», которая вскоре получила репутацию самого радикального антисемитского издания Германии. Он печатал рассказы о ритуальных убийствах евреями «арийских» детей, а также обвинял евреев в таких вещах, как взрыв дирижабля «Гинденбург» в 1937 году. В газете было очень много карикатур, порой откровенно порнографических, а также жалоб на евреев, мешающих жить «арийцам»: пациент психиатрической больницы жаловался, что его туда незаслуженно упекли евреи, покупатель писал, что ему не принесли рубашку из магазина, принадлежащего еврею, и так далее в каждом номере. В своих статьях Штрейхер использовал самые откровенные образы. Он придавал антисемитизму научный оттенок, доказывая, что «арийка», чья кровь испорчена евреем, уже никогда не сможет родить полноценных «арийских» детей. Признать невменяемым этого идеолога антисемитизма значило дать ему уйти от ответственности. Не убивал? Да, но своими речами и поступками он создавал идеологию расового уничтожения евреев, что простить, в понимании Даллеса, было нельзя…

Когда в 1925 году Штрейхер был назначен гауляйтером Нюрнберга, он все ещё преподавал в школе, и его ученики обязаны были приветствовать его возгласом «Хайль Гитлер!». В 1928 году его уволили из школы за пропаганду антисемитских идей, но это не помешало его дальнейшей нацистской карьере: в 1929 году он стал гауляйтером объединённой Франконии и был избран в баварский парламент от нацистов, а в 1933 году и в Рейхстаг. В 1934 году он получил звание группенфюрера СС.

На посту гауляйтера Штрейхер имел дурную репутацию, любил разгуливать по Нюрнбергу с хлыстом, мог делать в пределах своего гау практически всё, что хотел. Однажды он лично избил заключённых Нюрнбергской тюрьмы, сказав после этого сотрудникам своего аппарата: «Мне это было просто необходимо, теперь мне значительно полегчало». Помимо этого, Штрейхер имел огромное количество любовниц и постоянно шантажировал их мужей, любил с гордостью рассказывать о своих любовных похождениях и был известен своим увлечением порнографией.

Отношение к Штрейхеру в партии было неоднозначным: Герман Геринг, Рудольф Гесс, Роберт Лей и Ялмар Шахт открыто заявляли, что он своими непристойными статьями и моральным обликом (Штрейхер активно занимался скупкой конфискованного еврейского имущества) наносит движению гораздо больше вреда, чем пользы. О его корыстолюбии в партии ходили легенды. В 1938 году Йозеф Геббельс неоднократно запрещал его публичные выступления. С другой стороны, Гитлер практически всегда его поддерживал, говоря: «Я не считаю, что задача политического руководителя состоит в том, чтобы попытаться улучшить человеческий материал, лежащий готовым в его руках».

В 1937 году Штрейхер вступил в серьёзную конфронтацию с Герингом, назвав в одном из номеров «Дер Штюрмер» его единственную дочь «плодом искусственного оплодотворения». Этот выпад в адрес Геринга был связан с тем, что он хотел видеть Эрхарда Мильха, которого Штрейхер считал евреем, своим заместителем и скорректировал ему биографию. В ответ Геринг добился от Гитлера финансовой проверки деятельности Штрейхера, результатом которой стало удаление его со всех партийных постов в 1940 году. После этого он прямо политикой не занимался, сосредоточившись на редактировании «Дер Штюрмер». Газета продолжала издаваться до 1945 года. В последние недели войны де- факто стал вновь исполнять обязанности гауляйтера Франконии. 23 мая 1945 года он был арестован американцами.

Шоукросс уже открыл рот, чтобы что- то возразить насчет вменяемости этого субъекта, но на сей раз на помощь Келли пришел Вышинский.

– Господин доктор прав. Посмотрите на них – и сами поймете, что нормальными их назвать нельзя. Последнее слово остается за медициной, но глаза есть и у нас самих… Советский Союз как ни одно из государств пострадал от их действий и жаждет правосудия не меньше, а то и больше, чем союзники, но ни в одной стране мира не принято судить сумасшедших, разве нет?!

После такого разговора у Даллеса не осталось сомнений в том, что Вышинский и Келли делают общее дело. Он вернулся в гостиницу и хотел уже позвонить в комендатуру, начальнику полицейского управления, чтобы поручить тому провести тайный обыск у Келли – он был убежден в том, что отыскать следы его взаимодействия с Советами удастся втайне от него, – но входящий звонок из Вашингтона его опередил. Зверь неумолимо бежал на ловца.

– Аллен, это Донован!

– Рад вас слышать, Билл. Как ваши дела?

– Не так интенсивно, как у вас, но кое- какие подвижки есть…

– Я весь – внимание.

– Мы изучили биографию Келли по вашей просьбе… – Да, Даллес сразу проинформировал свое руководство о зародившихся у него подозрениях, и попросил – без особой надежды на результат – покопаться в его прошлом, где, он знал по опыту, кроется 90% всех тайн человека. – И нашли там интересную связь. Протеже мистера Келли – известный у нас психиатр Альфред Коржибски. Так вот он в Первую мировую жил в России и сотрудничал с их разведкой. А еще раньше в разведку пришел из царской тайной полиции, так называемой «охранки».

– И что?

– Вы забыли о содержании папки Гейдриха, что он нашел еще до войны? Сталин ведь тоже был ее агентом…

Вот оно!

– Думаете, там они и сошлись?

– У вас есть иная информация? Или Келли стал вести себя по- другому?

– Еще хуже стал себя вести. Вот думаю провести у него обыск…

– Думаю, это правильное решение. А ответить на ваш вопрос поможет наш человек оттуда. Он сегодня же вылетает в Берн, будет ждать вас там. Отправляйтесь туда и подискутируйте с ним относительно Сталина и его прошлого. А с прошлым Келли все уже понятно. Думаю, что после получения результатов обыска – в зависимости от их содержания – мы сделаем так, чтобы Сенат отозвал его. Вы же отправляйтесь в Швейцарию, прогуляйтесь, проветритесь. Думаю, поездка пойдет на пользу и вам, и делу…

28 сентября 1945 года, Берн, Швейцария

«Нашим человеком оттуда» дикий Билл называл Александра Орлова. Нет, настоящая его фамилия была Никольский, Лев Никольский. Биография этого человека заслуживала внимания…

Информация к размышлению (Александр Орлов). Обычная, на первый взгляд, жизнь советского человека. Родился в еврейской семье в 1895 году. В 1926 году, отслужив в РККА и успев поработать в трибунале под руководством первого прокурора республики Крыленко, перешёл на работу в ИНО ОГПУ. В последующие годы выезжал в длительные и краткосрочные командировки во Францию, Германию, США, Италию, Австрию, Чехословакию, Швейцарию, Великобританию, Эстонию, Швецию, Данию.

В 1932 году Орлов был командирован в Соединенные Штаты (под прикрытием представителя «Льноэкспорта») для налаживания отношений со своими родственниками из Бобруйска и получения подлинного американского паспорта, который позволял свободно путешествовать по Европе. Позднее, по данным Бориса Володарского, функционеры ИНО НКВД Орлов, Эйтингон и Серебрянский изучали возможности создания разведывательных сетей в США, используя для этого своих еврейских родственников. «Лев Леонидович Николаев» отплыл из Бремена и прибыл в США 22 сентября 1932 года на борту лайнера «Европа». После того, как Орлов был идентифицирован американским управлением военно- морской разведки как шпион, ему удалось с помощью другого советского нелегала, Абрама Айнхорна, получить паспорт на имя Уильяма Голдина и 30 ноября 1932 года он отбыл обратно в Бремен, в Веймарскую Германию. Однако, с тех пор отношение Орлова- Никольского к США стало особенным…

В октябре 1935 года по возвращении в СССР был назначен заместителем начальника транспортного отдела (ТО) ГУГБ НКВД. В декабре 1935 года ему было присвоено звание майора госбезопасности.

В 1936- 1937 году Орлов выполнял разведывательные задачи на территории Испании, охваченной Гражданской войной. Сталинская паранойя уже тогда бросила на него тень подозрения в сотрудничестве с франкистами, хотя со своими задачами разведчик- Орлов справлялся просто безукоризненно. Там он познакомился с Хемингуэем, и знакомство это стало столь знаковым для писателя, что он вывел его под фамилией Варлов в своем легендарном романе «По ком звонит колокол!»…

Осенью 1936 года начались масштабные репрессии в политическом и военном руководстве СССР (Большой террор). Репрессии коснулись и руководства НКВД, в том числе высшего. Были сняты с постов и физически уничтожены многие из тех, кто считался основателями ВЧК: Глеб Бокий, Яков Петерс, Иосиф Уншлихт, Фёдор Эйхманс и другие.

В июле 1937 года до Орлова дошли слухи, что его родственник и покровитель Зиновий Кацнельсон был снят со всех постов (к тому времени он был зам. начальника ГУЛАГа и начальником Дмитлага) и арестован. Позднее, в июле 1937 года, Орлов встречался в Париже с резидентом Теодором Малли, который только что получил приказ на возвращение в СССР. Малли поделился с Орловым своими опасениями, поскольку слышал об аналогичных случаях с другими офицерами НКВД, которые были отозваны, а по возвращении в Союз исчезли.

В июле 1938 года Орлов получил приказ прибыть 14 июля на советское судно «Свирь» в Антверпене для встречи со С. М. Шпигельгласом, временным и. о. руководителя Иностранного отдела НКВД (внешней разведки). Однако на встречу Орлов не явился. Вместо этого он похитил 90,8 тыс. долларов из оперативных средств НКВД (из личного сейфа в советском консульстве на Авенида дель Тибидабо в Барселоне) и вместе с женой (также сотрудницей резидентуры) и дочерью 13 июля 1938 года тайно отбыл во Францию, откуда пароходом «Монклэр» из Шербура 21 июля прибыл в Монреаль (Канада), а затем перебрался в США.

В Канаду, а затем в США Орлов прибыл по советскому дипломатическому паспорту. Советские паспорта были у жены и дочери Орлова. Из Канады Орлов отправил письма главе НКВД Н. И. Ежову и Иосифу Сталину, в которых предупредил, что выдаст советских агентов во многих странах, если его семью или родственников, оставшихся в СССР, будут преследовать. Вскоре после прибытия в Нью- Йорк 13 августа 1938 года Орлов отправил письмо Л. Д. Троцкому, в котором предупреждал его о возможном покушении. Позднее выяснилось, что Троцкий посчитал письмо Орлова мистификацией, спланированной НКВД.

В США Никольский окончательно стал Орловым, получил паспорт, писал статьи и консультировал УСС по вопросам сталинизма и русизма. Все- таки, он был лично знаком со Сталиным, и потому мог пролить свет на «скелеты в шкафу» самого одиозного европейского лидера тех времен. Использовать его «по полной программе» американцы все же не решались – Бог знает, на что Сталин был бы способен в гневе, даже в отношении союзников, да и сам Орлов побаивался рассказывать все, что знает, памятуя о судьбе недавно зарубленного в Койоакане Троцкого, – но для кое- каких консультаций все же привлекали. Сейчас был именно такой случай: помочь прояснить дело со Сталиным и охранкой мог только Орлов – никого из ближайшего окружения «отца народов» у УСС на крючке не было. Ехать для переговоров в Нюрнберг он отказался – хоть зона оккупации и была американской, но советских шпиков там могло быть предостаточно, – а вот на визит за счет УСС в нейтральную Швейцарию согласился охотно. Даллесу и самому было так проще – никто из посторонних не мог тут их увидеть, а в Берне почти всю войну находилась его резидентура, так что тут он чувствовал себя почти как дома.

Разговор между ними состоялся в кафе недалеко от городской ратуши. Конечно, шпионы могли присутствовать и тут – чего стоит хотя бы появление Даллеса, – но здесь всюду витал пьянящий воздух свободы, который позволял не бояться ничего и вести самые секретные переговоры прямо под открытым небом.

– О том, что Сталин был агентом охранки, знали многие, – отвечал Орлов- Никольский на вопросы своего визави. – До поры он очень боялся придания этому факту огласки – пока были живы его враги из разряда имеющих реальную силу.

– Кого вы имеете в виду?

– Троцкого, Бухарина, Тухачевского…

– К слову о последнем. Ведь именно он, кажется, первый вслух пригрозил Сталину обнародованием этих фактов…

– Да. Получив их подтверждение от Гейдриха и его заместителя Шелленберга во время одной из своих командировок в Германию по обмену опытом, коих у него было предостаточно. Так случилось, что в Европе было много русских белоэмигрантов, которые, убывая из России после революции, прихватили с собой архивы некоторых организаций, включая царскую тайную полицию. Таким образом доказательства сотрудничества Сталина с нею попали в руки к вездесущему шпиону Гейдриху.

– Гейдрих делал ставку на Тухачевского как на будущего главу государства? – искренне удивился Даллес. – Они хотели воевать со Сталиным? Зачем они ему это сообщили?

– Нет. Мне кажется, они как раз выполняли заказ Сталина и хотели скомпрометировать Тухачевского в глазах сталинского окружения. Тот уже всерьез воспринимал его как опасного врага, хотел его уничтожить. Но для суда нужен формальный повод. Чтобы подкинуть его Тухачевскому, следовало внушить ему осознание собственной силы. Что, как не компромат на Сталина, лучше годилось для этого? Тем самым подвигнуть его на высказывания и планы, которые быстро стали достоянием гласности и послужили поводом к его аресту и расстрелу…

«Сталин решил скомпрометировать Тухачевского руками Гитлера… – задумался Даллес. – Как прав был Флеминг! Их отношения и впрямь очень близкие, и, стань они достоянием гласности, неизвестно, как это отразится на облике главного союзника, в том числе и у него дома…»

– Я верно понимаю, – подытожил Аллен Уэлш, – что Сталин до революции был провокатором и, единожды попавшись на удочку, стал время от времени продавать и подставлять своих товарищей?

– Именно.

– А как же быть с его многочисленными арестами и ссылками? Почему охранка не спасла его от них?

Бывший русский шпион улыбнулся:

– Вы же разведчик! Неужели не понимаете, что такое маскировка, и к чему может привести ее отсутствие?

– Не знаете ничего о его друзьях из числа сотрудников охранного отделения?

– Слышал несколько фамилий. Джунгаров, Железняков, Малиновский, Еремени, Коржибский…

– Коржибский?! – подскочил Даллес.

– Вроде да…

– Очень любопытно. А что вы можете сказать относительно взаимоотношений Сталина и Гитлера?

– Очень близкие. Постоянные комплименты в адреса друг друга, постоянные заискивания, заигрывания. Знаете, у очевидцев складывалось впечатление, что они давно знакомы и симпатизируют друг другу, едва ли не на интимном уровне – помните ту знаменитую карикатуру в «Таймс», где они были изображены в образе брачующейся четы? А ведь это было прямо перед войной! Подобно любовникам, отношения свои они скрывали, но местами все было очень уж явно…

– Что именно? – Даллес почувствовал, что собеседник явно уклоняется от некоторых ответов, побаиваясь героя беседы. Надо было проявить решимость! – Вы сказали, что они давно знакомы?

– Я оговорился, видимо…

– И все же?

Орлов оглянулся и выпалил:

– Они были знакомы с 1913 года!

Даллеса эта новость буквально обескуражила.

– В ту пору Гитлер в Вене был простым художником, а Сталин «скрывался» от охранки в эмиграции вместе с Троцким. Так вот последний рассказывал, что именно там и тогда они познакомились и сблизились едва ли не как влюбленные друг в друга люди. Так и было – до 1941 года они не расставались, я имею в виду вербально и мысленно. Шагали в ногу, и только возросшие аппетиты Гитлера похоронили их отношения. Если бы не они, то эти двое уже бы весь мир пополам разделили – так что, наверное, нет худа без добра…

Орлов еще говорил, характеризуя отношения Гитлера и Сталина, но Даллес уже не слушал его, погрузившись в свои мысли. Сказанное им не просто пролило свет на Келли и его исследования, но и многое объяснило в позиции Сталина относительно Нюрнбергского процесса. Ведь подсудимые могли много знать об отношениях, которым, вопреки утверждениям Москвы, было не 2- 3 года, а больше 30 лет!

Однако, открытия этого дня на этом не закончились. Вернувшись в гостиницу, Даллес связался с Нюрнбергской комендатурой, которая сообщила, что при обыске у Келли не обнаружено ничего подозрительного, кроме… сорока ампул цианистого калия. О находке он сразу же доложил Доновану. Тот был резок и категоричен:

– Ясное дело, надо отзывать. Однако, зачем ему цианид? Цианид всегда был элементом шпионов – чтобы, в случае опасности, уйти из жизни и от преследования…

– Или дать уйти другим… – задумался Даллес.

– Кому, например?

– Тому, кто много знает и кого не удалось запугать злым охранникам и иезуитским психиатрам!