Читать книгу Расеянство - Братья Швальнеры - Страница 9

Моисей Самуилович сошел с вагона поезда на Казанском вокзале. «Надо же, – подумал он, – отсюда улетал на самолете, а сюда вернулся на поезде…» Хотя и вернулся-то временно, проездом на перекладных, можно сказать. Но и эта минутная встреча с родным городом принесла ему немало удовольствия – погода стояла солнечная, теплая. Он заметил, что, хоть и нечасто доводилось ему уезжать из столицы за свою юную жизнь, а всякий раз, когда это случалось, погода словно бы не хотела расставаться с ним – рыдала, изливалась дождем на вымощенные брусчаткой улицы Белокаменной. Стоило же ему приехать – как солнце и пение птиц словно бы возвещали: природа этого удивительного города радуется возвращению блудного сына и просит остаться. Желательно навсегда. Так бывает иногда – срастаешься с каким-нибудь местом и кажутся тебе эти нелепые совпадения закономерностью, и вот уж на твоих глаз те же слезы, что и в глубоких лужах любимого твоего места. А уж если это еще и родина, то вообще держись…

При виде солнечной погоды расхотелось ехать на метро – и он решил прогуляться по родному центру до Старого Арбата, где была их комната в коммуналке, которую отцу дали еще в далеком 1970-ом, когда он был простым студентом Института холодильных установок, а после остался в том же Институте аспирантом, а после так в нем и служил до 1990 года, когда, волею обстоятельств, как и многие граждане страны, вынужден был заняться коммерцией. Не особенно успешен он был, но минимальным комфортом обеспечила еще Советская власть – тем и призывал старый Самуил Ааронович сына своего принять профессию торговца, доставшуюся от отца. «Пусть средний, но стабильный заработок. Да и потом евреи всегда были торговцами». Но где там увещевать молодежь! И старый Самуил также не преуспел в этом.

Пока Мойша шел по родным и знакомым улицам, среди которых прошло детство, то и думать о той мерзости, которая заставила его до срока вернуться на родину, как-то не хотелось – дела казались не такими уж и плохими, а назад тянули только тяжелые мысли о Кате, которую он полюбил… или, вернее, к которой так привык за непродолжительное время пребывания в Озерске. Хотя Москву он обоснованно считал городом чудес – здесь, в отличие от всей другой страны, могло случиться самое непредсказуемое и удивительное. И, судя по реакции Москвы на его приезд, оно и обещало случиться…

Дома долго мучали расспросами – а он все не решался на них ответить. Только молчал и улыбался во весь рот. Мать кормила кошерной едой, отец сетовал на жизнь. В общем, все было как обычно, как будто и не покидал он отчего дома. И если вчера еще сетования отца так сильно раздражали молодого и прогрессивного врача и спешил он столицу покинуть просто, чтобы уехать куда-нибудь, то сегодня, казалось, цены им нет – слушал бы и слушал. И неважно при этом, о чем конкретно он говорит…

–…И шо это за профессия у тебя такая? Зачем туда идти-то? Разве за спиртом… Вот у меня приятель был в университете, тоже все грезил пьянкой нахаляву в медицине. Догрезился – из института выгнали, поступил в медицинский на третий курс. Четыре года убил, стал работать. Спустя неделю влез на какой-то там склад, а там знаешь, эти органы… в колбах… Ну он одну открыл, попробовал оттуда – а там формалин… Он и блевать, и хезать сразу… Так так рассердился, что все остальные колбы перебил сей же час. Ну его на второй день уволили и больше никогда никуда не взяли… Хе-хе…

–Ну, знаешь, дураков везде хватает…

–Самуил, Мойша, – ругалась мать, – хватит вам о работе. Вы ешьте лучше…

После ужина Мойша решился рассказать обо всем родителям. Мать стала причитать и ахать, а отец сидел невозмутимо как танк.

–Ну и шо? – только и спросил он.

–Ты, что, считаешь все происходящее там нормальным?

–А ты шо, считаешь все происходящее в стране нормальным? Она давно уже с ума сошла, еще в 1990-ом, когда Рельсын к власти пришел. Тут все с ног на голову. А, если быть до конца точным, то еще с 17-го года, с большевиков. И что ж теперь? Те, которые много об этом думали и внимание на все обращали, пропадали – кто в сталинском ГУЛАГе, кто потом в психушках для диссидентов, кто в тюрьмах или на дне колодцев в наше время. Хочешь пополнить их ряды?

–Знаешь, был такой ученый, Земмельвайс. Так он первый установил еще в середине 19 века, что роженицы в больницах погибают от сепсиса по причине того, что доктора руки не моют.

–И шо? Памятник ему поставили?

–Поставили. Правда спустя много лет после смерти. А при жизни не признали, не обращали, как ты говоришь внимания вперед, а после, в точном соответствии с твоим описанием, в психушке сгноили.

–Так. И тебе теперь, насколько я понимаю, срочно занадобился памятник?

–Папа, не язви, пожалуйста.

–Ну тебе же лавры этого твоего… Земмельвайса покоя не дают!

–Да не в них дело, а в том, что у кого-то должна оказаться голова на плечах!

–Ни у кого! – в сердцах ударил кулаком по столу отец. – Ни у кого и никогда в этой стране не будет головы на плечах. Свою единственную светлую голову они отрубили еще в 1918-ом. Все на этом. Никого там больше не было и уже не будет. Не надейся, что после смерти тебя вспомнят и твои заслуги признают…

–Но ведь Земмельвайс…

–То в Европе. У них все другое – ментальность, история, образ жизни, отношение к людям, все, понимаешь?! Здесь уже давно забыли о человеке и человечности, об отношениях к социуму, о взаимоуважении. А ты на какую-то историческую память надеешься! Хи! Нашел, о чем говорить – да они эту память ногами в грязь втаптывают постоянно. Они историю перекраивают в угоду собственной власти, в угоду временщикам, чуть ли не два раза в год, и в этой стране он задумал осуществить интеллектуальную революцию! Не тут-то было, Мойша… Послушай, шо скажет тебе старый еврей. Бери ты эту свою Катю и, если хотите жить более или менее нормально, приезжайте сюда. Тут мы, как-нибудь поможем, проживем, одним словом. Нигде за пределами этого города в этой стране жизни нет и быть не может! А уж если надумал жить хорошо – то прямиком в Европу. И чем скорее, тем быстрее, а то гляди, как они все туда ринутся через пару годков, как уже было в 1920-ом.

Мойша с ужасом и отчаянием смотрел на отца. В юноше вновь взыграли детские амбиции – ему казалось, что отец попросту не хочет поддержать его, разделить его взглядов. А старый Самуил, не встретив понимания во взгляде собственного сына, махнул рукой и изрек:

–Да, делай ты что хочешь…

Наутро они снова встретились на общей кухне.

–Ты это, сынок, – издалека начал Самуил. – Я тут подумал. Ты напиши все это на бумаге и отнеси в приемную Генерального прокурора. Что толку в словах? Слова, как говорится, к делу не пришьешь, а на бумажку у нас всегда, сам знаешь, какая реакция. Как говорится, без бумажки ты букашка…

Мойша с радостью воспринял совет отца – и уже к вечеру бумага с подробным описанием озерского синдрома Земмельвайса была в приемной Генерального прокурора. Ответ не заставил себя долго ждать – следующим утром раздался звонок на телефон молодого врача. Заместитель Генерального прокурора страны приглашал его к себе лично.

Мойша явился на прием к генералу юстиции чуть свет – в половине девятого он уже переступал порог его кабинета.

–Однако, – протянул седовласый генерал, – никак не ожидал, что Вы приедете так рано! Что ж, проходите, присаживайтесь!

–Дело не терпит отлагательств, Яков Николаич…

–Да я уж вижу, прочитал! С интересом прочитал, – прокурор встал из-за стола и начал расхаживать по кабинету взад-вперед, заложив руки за спину. – Самое прелюбопытное и мерзкое в этой ситуации – это то, что наш коллега и подчиненный сквозь пальцы посмотрел на Ваш сигнал и не обратил внимания на ужасающую вещь, которая происходила у него под носом! Ну остальные я понимаю, люди слабые, как говорится, а он-то как мог?! Ему-то как в голову пришло ответить Вам отказом да еще пугать уголовной ответственностью?!

Мойша улыбнулся:

–На этот вопрос я Вам не отвечу.

–Вопрос риторический, разумеется.

–Позвольте тогда мне спросить?

–Конечно.

–Какие меры теперь будут приняты по этому моему обращению?

–Скажу Вам одно – комплексные. Мы решили направить в Озерск комиссию со значительной силовой поддержкой, состоящую из должностных лиц прокуратуры, Роспотребнадзора, Министерства здравоохранения ну и… Счетной палаты.

–А они-то там зачем? – удивился молодой доктор.

–А чтобы проверить, сколько было украдено из казны за все это время и на сколько она же пополнилась за счет доходов, добытых преступным путем. Скажу Вам также, что по итогам проверки еще до ее начала уже принято решение о возбуждении уголовного дела. Да причем не одного… Слушайте, я откровенно поражаюсь, почему никому до Вас в голову не пришло сигнализировать нам о случившемся. Это же беззаконие от начала до конца, причем опасное для жизни и здоровья неограниченного круга лиц! Куда остальные-то смотрели?

–Наверное, в двери дома досуга…

–Борделя… Ну да… Логично. Что ж, смею Вас заверить, что комиссия отправится в Озерск уже завтра. От лица Президента и прокуратуры благодарю Вас за сигнал. Вы с честью выполнили свой гражданский долг и, вернее всего, будете вознаграждены достойно своему поступку! – прокурор пожал визитеру руку и отпустил его.

Мойша летел домой на крыльях. По дороге он решил позвонить и рассказать о своем поступке Кате:

–…Так и сказал. Что будет возбуждено не одно уголовное дело. А меня, наверное, даже наградят.

–Ох, – тяжело вздохнула она.

–Что ты? Что не так? Разве не этого ты хотела?

–Да я уж и сама не знаю, родной, чего я хотела. И хотела ли вообще. Неизвестно, чем все это кончится.

–Чем бы ни кончилось, – решительно ответил Мойша, – а кончится. Давно пора было положить этому безобразию предел. И я сделал то, что должен был сделать на моем месте любой сознательный гражданин!..

–Приезжай скорее. Я очень скучаю. Мне страшно без тебя.

–Вылетаю завтра же!

Чтобы поскорее вернуться к любимой, Мойша решил лететь самолетом. Со слезами на глазах провожала его мать, с укоризной – отец. До последнего старик не верил в мудрость и целесообразность поступка своего сына. Но теперь уж сожалеть было поздно – чему быть, того не миновать. Крепко обнявшись, проводил он сына в накопитель аэропорта. По старой традиции, с утра за окном шел дождь…

В Озерске у самого входа в обветшалый и заплеванный аэропорт Мойшу встречал мэр города. Молодой врач был крайне удивлен таким почестям.

–Прошу, – мэр стоял в плаще и шляпе, мокрый от дождя, и держал демонстративно открытой дверь собственного автомобиля.

–Николай Иваныч? Вы?

–А чему ты, собственно, удивляешься? О твоем визите к Генеральному прокурору прокурору местному, а значит, и мне стало известно в ту же минуту. Ты совершил, можно сказать, героический поступок, а страна должна знать своих героев. И на руках носить. Садись, промокнешь.

Мойша прыгнул в автомобиль с улыбкой на лице и чувством легкой подозрительности в душе.

–Через центр, – скомандовал мэр водителю.

–Вообще-то я живу…

–Я знаю, где ты живешь. Ты же, должно быть, на мое место метишь, коль так ретиво взялся бороться за благополучие народонаселения. Вот и должен осмотреть городские достопримечательности…

–Я нет, что Вы! Я не поэтому…

–Ну и дурак, что нет. «Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом». Поехали через центр, покажу кое-чего.

Они ехали через центр, машина плюхалась в лужи на дорогах, и на душе у Мойши становилось все гаже и гаже. Предсказание отца начинало сбываться, причем в какой-то извращенной форме.

–Смотри, вот бывший дом досуга. Видишь, опечатали уже. Боремся, так сказать, с рассадником разврата и похоти.

–А работницы где же?

–Вся местная полиция во главе с Саяпиным брошена на поиски персонала. Как найдем – привлечем по административке. По уголовке теперь не положено, извини.

–А как же Настя?

–Какая Настя?

–Ну, главным специалистом… кхм… здесь была?

–Ты, должно быть, про свою пациентку Настю Шишкину говоришь? Так она всю жизнь в городском суде работает. И сейчас там, должно быть!.. Я тебе специально это хотел показать. В этой части ты победил. Дом досуга закрыт, казна, конечно, лишится определенного источника, причем очень неплохого… Ну что ж, ничего, жили же до него как-то. Да и потом ты знаешь, в нашей стране много лет уж как нет ничего постоянного. Сегодня закрыли – завтра открыли, по большому счету ничего не изменится.

–А «Приозерный»?

–А, колхоз-то? Ну понимаешь, дорогой, времена такие, сельхозпредприятия дохнут одно за другим. Тут уж я ничем помочь не могу. Мы временно – на сезон – приостановили его деятельность, а эти алкаши все кругом разграбили. Кто ж теперь в этом виноваты, что они такие скоты, сами срубили сук, на котором много лет сидели? Сами и виноваты.

–А закрытые школы?

–Ну это как посмотреть. Лето на дворе, душенька. Школы вообще все закрыты. Я не знаю, кому в голову пришло, что мы летом можем закрывать образовательные учреждения. Ты свое-то детство вспомни, ты летом учился?

Мойша злился.

–Значит, решили так обойти?

–А ты как думал? Мы тут по 30 лет работаем, ничего не понимаем, а ты один такой умный – бац! – как снег на голову, и все сразу по стойке смирно встали?! Нет уж, в нашей системе, да будет тебе известно как будущему мэру, рука руку моет. А теперь давай начистоту, как коллега с коллегой, так сказать… Ты решил здесь порядок навести путем закрытия публичного дома. Ну закрыли мы его. И дальше что? Порядок будет? Может, только в твоей епархии – болеть меньше станут. А во всем остальном порядка как не было так и не будет. Никогда причем. Как была твоя Настя шлюхой простой, так ею и останется, так и будет со всем городом спать да триппер разносить! Не место красит человека! Она хоть где может работать и быть проституткой! Как пили они до смерти боярышник свой, так и пить будут! Как умирали черт знает от чего и все равно лезли на те же грабли – так и будут! Пойми – тут одним сторонним вмешательством или мытьем рук с хлорной известью не поможешь. Тут мозги с известью мыть надо. Только не нужно это никому, потому что со стадом с немытыми мозгами – равно, как и руками, и прочими органами – управляться проще. И в какой-то момент не я, а те кто значительно повыше меня, решили так. А я и мои затея – всего лишь продукт их высочайшей директивы!